Сон выдр

Джейк

Сейчас 15:00, через час мне на работу. Сидя на солнышке во внутреннем дворике, я читаю «Тяжесть снега»[6]. Воздух прохладный и сухой, пахнет осенью. Медленный темп повествования успокаивает, а сюжет захватывает. Отличное сочетание.

Мама подходит к двери патио с беспроводным телефоном в руке. Одними губами говорит: «Марианна». Я отрицательно качаю головой. Она закусывает губу и отворачивается, несомненно, готовясь придумать какое-нибудь оправдание, которому моя бывшая все равно не поверит.

Я не прикасался к сотовому с тех пор, как вышел из реабилитационного центра. Понятно, почему Марианне пришлось звонить Лине. От этого мне еще меньше хочется включать телефон. Я изо всех сил пытаюсь совладать с эмоциями, поэтому у меня нет сил иметь дело еще и с Марианной. Как истинная эгоистка она должна это понимать.

Мне было почти двадцать, когда я встретил ее. Она привлекла мое внимание на VIP-вечеринке в Монреале, уже не помню какой. Симпатия оказалась взаимной. Мы проболтали всю ночь и трахались весь следующий день. Скажем так, начало вышло ярким.

Мы любили друг друга, она и я, но кажется, с тех пор минула вечность, потому что ту жизнь я пытаюсь стереть из памяти, хочу оставить далеко позади. Марианна возвращает меня ко всему, что я ненавидел. Всему, чем я больше не хочу становиться. Проблема не в ней, а в том, кем я тогда был. Она заслуживает нормальных объяснений, только я в последнее время скуп на слова.

Я порвал с ней сразу после смерти брата, хотя думал об этом уже несколько недель. Авария придала мне смелости прекратить наши отношения. Нет, «смелость» — неправильное слово. Скорее, в тот момент мне было наплевать на то, что она скажет. Мне было наплевать на всех, в том числе и на нее.

Я воспользовался тем, что попал в реабилитационный центр, чтобы навсегда с ней расстаться. Надеялся, что, когда я уйду, она забудет меня, как и все остальные. Эгоистичное желание и, прежде всего, очень наивное, учитывая тот факт, что помимо меня, Марианна также обожала моего брата. Шансы на то, что она забудет о нас обоих, были невелики. Они с Матом очень дружили. Он считал, у нее отличное чувство юмора, она думала, что брат намного веселее меня. И оба были правы.

Марианне не нравились люди, принимающие наркотики. Против травки она не возражала, но остальное ее беспокоило: она думала, что зависимость слишком сильно влияет на нашу жизнь, и не зря. С другой стороны, когда Мат был жив, его беззаботность делала наши пороки более привлекательными в глазах Марианны. Она считала его крутым, восхищалась им. Оглядываясь назад, я понимаю, что Марианна видела в нем старшего брата. Вот почему у меня нет желания с ней общаться, выслушивать ее сожаления, ее боль. Мне и своей достаточно.

Надо поговорить об этом с Кристин, но боюсь, она попросит меня поступить правильно — Кристин всегда просит меня поступать правильно. Хотя нет: она спрашивает меня, какой образ действий, на мой взгляд, был бы верным, а затем позволяет мне самому прийти к выводу. До этого я еще не добрался. Предпочитаю думать, что Марианне не стоит тратить время на парня, который тащит ее вниз. Она обязательно поймет, что ей лучше без меня, и тогда наконец уйдет. Я пытаюсь убедить себя, что делаю это ради ее же блага. В конце концов, из меня сейчас явно не лучший помощник, чтобы преодолеть горе после смерти Мата.

Мама выходит из дома и садится рядом со мной на один из стульев.

— Что ты ей сказала? — спрашиваю я.

— Что ты спишь.

— Она тебе поверила?

— Ни на секунду, — подмигивает она.

Смотрю в ее голубые глаза, такие же, как у меня и моего брата. За видимым весельем скрывается боль. Моя мать — ходячая крепость, она забаррикадировалась в своей скорби. Ни единой трещины, ни единого окна. Она все держит в себе. Знаю, так мама пытается меня защитить. Я просто надеюсь, что это ее не сломает.

— Не хочу лезть не в свое дело, Джейк, но…

— Давай, говори.

— Думаю, тебе следует с ней поговорить.

Я вздыхаю и вытаскиваю пачку сигарет, закуриваю. Мама даже не морщится. Она единственная, кто не уходит, когда я курю, хотя сама никогда не прикасалась к табаку. Делаю несколько затяжек, успокаиваю руки, замедляю сердцебиение.

— Я не знаю, как с ней быть…

— Она дружила с Матье. Должно быть, ей сейчас тоже больно. Ты мог бы начать с этого.

— Прямо сейчас я чувствую, что расклеюсь от одного разговора с ней.

— Тогда подожди. Только не слишком долго. Она не заслуживает того, чтобы ее избегали.

Я киваю, докуриваю сигарету и встаю. Скоро начнется моя смена в пиццерии. Я переодеваюсь и прощаюсь с Андре и Линой, прежде чем пойти в ресторан.

Мою гору посуды, но разговор все крутится у меня в голове. В итоге я так вымотан, будто три часа сдавал экзамен. Собираюсь сесть снаружи за один из столиков, выкурить еще сигарету. Эмили присоединяется ко мне. Она выглядит взволнованной: за весь вечер я практически не проронил ни слова.

— Ты как? — спрашивает она.

— Более-менее.

— Да уж… вижу. Поболтать не хочешь?

— На прошлой неделе мы говорили о Джастине… Что ж, теперь моя очередь жаловаться на проблемы с бывшей. Ее зовут Марианна…

— Да, я знаю. Читала статьи о вас, — робко признается она, прежде чем добавить: — И как у вас все было?

Неудивительно, что Эмили уже знает, кто такая Марианна: моя бывшая, что называется, «создатель контента» или, как их чаще именуют, инфлюенсер. Странная пара для такого парня, как я, у которого, несмотря на свою известность, только один личный профиль на «Фейсбуке» с примерно пятьюдесятью друзьями.

Марианна любит популярность. Она вовремя попала в мир «Ютуба» и «Инстаграма». Марианна принадлежит к той категории людей, чья слава не основана ни на чем конкретном. Знаю, звучит довольно пренебрежительно. Я не хочу сказать, будто Марианна не заслуживает, чтобы о ней знали: она целеустремленная и харизматичная, вдобавок усердно работает. Заняла завидное место в условиях жесткой конкуренции. Я совершенно не умаляю ее успеха, но не понимаю восторга людей по поводу тех, кто просто раскручивает свою жизнь в социальных сетях.

Как по мне, у Марианны всегда было две личности. Публичная, которая документирует каждый шаг в своем аккаунте в «Инстаграме», с притворным энтузиазмом рассказывает о продуктах, которые получила, или мероприятиях, куда ее пригласили, которая стремится заинтересовать как можно больше подписчиков. И частная — та, чья зрелость и способность слушать зацепили меня, когда мы вдвоем валялись в моей роскошной гостиной, смотрели старые черно-белые фильмы, обсуждали фотографию — не селфи, а само искусство — и слушали пластинки, лежа в нашем уютном коконе, пока на улице шел снег.

Все бы хорошо, как говорится, но этот диссонанс привел к спорам. Марианна хотела, чтобы я стал частью ее виртуального мира, особенно когда наши отношения переросли в более серьезные. Что касается меня, я не желал вываливать свою личную жизнь на обозрение тысячам ее подписчиков. Поэтому не позволил Марианне выложить наши фотографии, что, как теперь понимаю, ее напрягло. Я хотел, чтобы мы оставались осторожными, сохраняли наши прекрасные моменты только для себя, а не выставляли их напоказ незнакомцам. Она же мечтала раскручивать нашу пару на своем ютуб-канале. Нет, спасибо, такое не для меня.

Тем не менее какое-то время нам было хорошо вместе. Она казалась яркой целеустремленной девушкой, ради которой мне захотелось выйти из зоны комфорта. Еще Марианна умела меня рассмешить. Мне нравился ее сарказм, который так разительно отличался от созданной ею инстаграмной картинки. Только чем больше проходило времени, тем сильнее меня беспокоила ее двойная жизнь. Мне не нравилось, что она так резко менялась, когда заходила в социальные сети. Даже стал задумываться, а не притворяется ли Марианна и со мной тоже. Она продолжала твердить мне, что это просто работа, что не стоит делать из мухи слона, но меня все равно терзали сомнения. Я бы предпочел девушку, которая всегда остается самой собой, вне зависимости от контекста. Немного лицемерно звучит из уст актера. По сути, я не знал, как сказать Марианне, что больше не уверен, люблю ли человека, которым она стала.

Странно, как порой складывается жизнь.

Безумие, сколько воспоминаний всколыхнул во мне вопрос Эмили. Словно рухнул барьер, и выплеснулось то, что он удерживал. Эмили терпеливо продолжает смотреть на меня. Я прочищаю горло.

— Мы хорошо ладили, но… были слишком разными.

— И почему это стало проблемой?

— В основном переживал только я, да еще и не мог собраться с духом поговорить с ней об этом. На самом деле, в нашей истории проблемный бывший — я. Воспользовался смертью брата, чтобы уйти от Марианны, даже не потрудившись объяснить ей причины. Отвратительно получилось.

— Должно быть, все немного сложнее…

— Нет. Это моя вина, я плохо с ней обошелся.

Она какое-то время молчит, а потом признается:

— Поразительно, как ты умудряешься во всем винить себя.

— Почему это тебя удивляет?

— Наверное, не так выразилась… Я заинтригована. Ты меня очень интригуешь.

Она сказала это совершенно нейтральным тоном, как если бы заметила, что на улице хорошая погода. Просто факт. Я ее интригую. В этом нет ничего плохого. И все же ее признание сражает меня, как удар бейсбольной битой в челюсть. Чувствую, как та безвольно повисает, как у меня открывается рот, как я жадно хватаю воздух. Я всегда интриговал людей, потому что имел доступ к закрытому, таинственному миру, куда им не попасть. Всем было любопытно добыть новую информацию, урвать хоть какие-то крохи из того замкнутого мира. Меня это глубоко раздражало.

Я знаю, Эмили не такая. Ей интересен я сам как человек. Именно это меня и беспокоит. По сути, я просто бывший актер с непонятным будущим, который борется с последствиями неверных решений. Если я ей и интересен, то только благодаря миражу, построенному на зыбком песке моей привлекательности и былой славы. Если Эмили немного копнет, то поймет, что под всем этим нет ничего прекрасного. И тогда она посмотрит на меня с тем же презрением, что и в самую первую нашу встречу.

— Не понимаю почему, — признаюсь я дрожащим голосом.

— Ну не знаю. Я такого, как ты, прежде не встречала.

— Это какого? — сухо интересуюсь я. — Я курю, не занимаюсь спортом, работаю мойщиком посуды, живу с родителями. Безумно увлекательная личность.

Она неловко опускает взгляд. Я вижу, что сделал ей больно. Хотел бы извиниться, но в то же время чувствую острую потребность оттолкнуть Эмили, прогнать ее. Пусть поймет, что я не тот хороший парень, которого она себе вообразила. Я токсичен. Сурреи сеют несчастье повсюду, куда бы ни пошли. Мы с Матье не смогли защитить себя, пока еще могли. Защитить тех, кто любил нас. Я усвоил урок. И предпочту уберечь Эмили от своего пагубного влияния.

— Прости, я не хотела… — бормочет она.

— Да брось, забудь…

— Я не понимаю, чего ты так обиделся.

Она выглядит расстроенной. У меня сердце переворачивается. Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но чувствую, как оно колотится в груди. Я точно животное, пойманное в ловушку.

— Еще бы, — резко говорю я. — Поняла бы, если б действительно меня знала.

Она смотрит так, будто я ее ударил. Встаю, достаю из кармана еще одну сигарету.

— Я домой.

— Джейк, послушай…

— Пока, Эмили.

Разворачиваюсь, иду прочь, но чувствую спиной ее взгляд. Практически слышу, как мысли вылетают из головы Эмили и разбиваются об меня. В моем собственном мозгу тоже царит хаос.

Кристин наверняка много чего скажет о моем внезапном бегстве, когда мы завтра с ней увидимся. Вероятно, прямо слово «бегство» не употребит, но все же. Наверное, в психологии есть название моему новому скотскому поведению. Уже вижу, как стану оправдываться: «Да это ради ее же блага». А Кристин ответит: «А что нужно ради твоего блага?»

Именно для себя я уже нарешал. Да столько, что до конца жизни хватит.