Глава 14


Язык беспрепятственно ворвался в рот Стрекозы, явно опешившей от моего напора. Да я, черт возьми, и сам опешил. Никогда прежде не вел себя подобно дикарю. Не принуждал к поцелуям маленьких розовых девственниц даже в самых потаенных мыслях. Я в принципе слишком уважительно относился к особам женского пола, чтобы проявлять подобную настойчивость, граничащую в моем понимании едва ли не с насилием.

Никогда раньше мне не приходилось проигрывать собственному телу, тем более рядом с совершенно посторонней мне женщиной. Да что там женщиной, девчонкой! Анжелу я целовал нежно, аккуратно, бережно, боясь причинить невольно дискомфорт. Со Стрекозой же мне на части рвало планку.

Покорность и податливость невыносимой, дерзкой девчонки, так глупо и по-детски закидавшей меня грязью, словно нам обоим было по пять лет, и мы не поделили лопатку в песочнице, буквально взрывали сознание. Здравый смысл капитулировал под напором ошалевших чувств, оперативно выбросил белый флаг и покинул пункт управления моим телом, сдавая все пароли, и в голове воцарилась анархия первобытных инстинктов и сумасбродных желаний.

Я безжалостно сминал пухлые малиновые губы, чувствуя их невероятную мягкость, нежность и легкую влажность. Они и в самом деле источали едва заметный ягодный аромат, не давая никак насытиться их сладостью и горячностью. Словно обезумевший психопат кусал, лизал, всасывал, жадно глотая кроткие стоны-выдохи изо рта в рот, и не обращал никакого внимания на упершиеся в грудь маленькие кулачки. В момент слияния наших губ, даже если бы Феврония упиралась в мою грудь ногами, это не изменило бы ровным счетом ничего. Разве что еще больше взбудоражило голодную мужскую пошлую в своей природе фантазию.

От этого простого и в то же время необыкновенного взаимодействия двух тел вся скопившаяся внутри меня энергия неожиданно нашла выход, а если быть точнее, то попросту сменила вектор, трансформировавшись в чистый сексуальный эфир, мягким бальзамом окутывавший действительность, скрывая реальность за пеленой эйфории и наслаждения.

Кровь стремительно отхлынувшая от головы судорожно пульсировала в штанах, заставляя ощущать весьма отчетливую, но ничуть не отрезвляющую боль. Напротив, мучительная эрекция лишь способствовала моему безумию.

Я не могу достоверно сказать, насколько умело отвечала на поцелуй Стрекоза. Да и отвечала ли вообще? Просто в какой-то момент она, словно бездомная дикая кошка, недальновидно и безжалостно кусающая гладящую ее руку, точно также цапнула острыми зубами мою нижнюю губу, вынуждая прерваться.

Прерваться и отрезветь.

Отрезветь и вернуться в реальность.

Вернуться в реальность и осознать весь ужас случившегося.

Осознать весь ужас случившегося и почувствовать, как стыд и вина с головой накрывают грешного Станислава Калинина.

Мы оба продолжали сидеть на мокрой земле, грязные, ошеломленные, молчаливые. Глаза Стрекозы, как две черных дыры поглощали свет, а сами при этом не отражали ни единого блика. Пока мелкая морось, плавно опускающаяся с темного неба, сверкала волшебной пылью в желтом сиянии городских фонарей и медленно охлаждала наш пыл, разряжая в сгустившемся вокруг нас воздухе опасное напряжение, мы тяжело дышали, стараясь восполнить нехватку кислорода. Это ведь именно из-за отсутствия достаточного количества воздуха сейчас ощущается легкость в теле, головокружение и ощущение полета.

Точно из-за него.

И никак иначе.

Стрекоза больше не хохотала. Отнюдь. Она даже не улыбалась, а лишь нервно покусывала губы, будто стараясь зубами стереть с них следы моего поцелуя. Хотелось ее остановить, но удалось сдержать очередной порыв. Невольно засмотревшись, про себя отметил, что за пару мгновений девчонка как будто повзрослела и теперь уже вовсе не выглядела школьницей. А может, это просто ночные тени, отбрасываемые заострившимися, будто палаши в руках сарацинов, ветвями деревьев, таким образом ложились на милое личико, делая его выражение чересчур серьезным и умудренным.

— Когда я предлагала тебе избавиться от стресса, Станислав, то вовсе не это имела ввиду, — совершенно твердым голосом, в котором сквозили нотки обиды и оскорбленного достоинства, произнесла Феврония.

— Да, — кивнул глядящей куда-то в темноту кустов девчонке, — Я знаю… Прости…

И не найдя, что добавить, просто замолчал.

Неожиданно осознал, что не раскаиваюсь. Словно наконец свершилось то, чему всегда было суждено сбыться. Словно закрыл гештальт. Странное ощущение.

— Не делай так больше, иначе мне придется воспользоваться твоим же советом. Не думай, что я забыла твои уроки у кустов малины в палисаднике Марии Афанасьевны.

Я не совсем понял, о чем именно идет речь, но, судя по настрою Стрекозы, ничего хорошего данное предупреждение мне не сулит, поэтому снова лишь согласно кивнул в ответ.

— Я съеду в ближайшее время, — заключила девчонка, ловко подскакивая с земли, бесполезно пытаясь отряхнуть впитавшуюся в ткань грязь, — Боюсь, в противном случае, просто разрушу твою жизнь, а мне бы этого не хотелось.

— Рони, прости, это… это просто случайность… такого больше не повторится… тебе не надо съезжать, я… я съеду сам, — торопливо принялся возражать, поднимаясь вслед за девчонкой.

Еще чего не хватало.

Вот же кретин. Запугал бедную малышку. Набросился на нее, будто маньяк. Сам не понимал, как скатился до подобных выходок. Словно перемкнуло. Конечно, после такого она захочет бежать прочь со всех ног.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Стас, у тебя и так хреналион проблем, не хочу становиться еще одной в этом списке.

— Раз не хочешь, значит, должна остаться. Вот как ты себе представляешь свой уход? Это бабушкина квартира. И она поселила в ней тебя. А теперь получается, что я просто оккупировал чужую территорию и выгнал бедную девочку на улицу?! Куда ты пойдешь? Три шага за порог и уже в следующее мгновение я буду плавиться на костре, дрова в который будет яростно подкидывать Ульяна Андреевна. Как будто ты не знаешь мою бабушку.

— Но, Стас…

— Ты правильно сказала, это у меня хреналион проблем, и они вовсе не должны становиться еще и твоими.

— В этом твоя главная ошибка, Стас, — с укором протянула Рони, — У тебя замечательная семья, а ты живешь, будто сирота. Не делишься с ними ни радостью, ни горестями. Я просто не понимаю, почему так? Почему ты готов довериться совершенно посторонним людям, которых знаешь от силы лет пять, но не тем, кого знаешь всю свою жизнь?

— Может, как раз потому, что знаю их всю жизнь, — устало выдохнул я.

Силы стремительно покидали тело, уступая место усталости и какой-то отрешенной апатии. И голоду. Казалось, я бы съел слона.

— Ты не справедлив. Они не сделали тебе ничего плохого. Даже твой отец.

— Что ты вообще знаешь о моем отце?! — рассердился я в ответ на ее нравоучения. — Кто ты такая, чтоб просто приезжать сюда и учить меня жизни?!

— Я просто желаю тебе счастья, Стас.

— С чего бы это?

— Возможно, ты не придал большого смысла совершенному тобою однажды поступку, но я помню. Никогда не забуду. И до конца своих дней буду благодарна.

Я прекрасно понял, что имеет в виду Феврония, но решил не поднимать данную тему.

— А ты не думала, что у нас могут быть слишком разные понятия о счастье!

— Разве это возможно? Мы, можно сказать, выросли в одной семье, Стас. И твои родители гораздо больше сделали для меня, чем мои собственные. Взять хотя бы все те письма, что они писали от их лица на протяжении многих лет.

— Как ты узнала? Они рассказали тебе?

— О нет! Ты что! Уверена, Жанна Аркадиевна и Игорь Сергеевич до сих пор бы их писали, — Стрекоза задумчиво улыбнулась, — Но я покончила с этим фарсом, отправив однажды ответ, где четко дала понять, что не нуждаюсь в подобного рода общении и прошу не писать мне больше ни единого слова.

— Кто тебе рассказал?

— Это не важно. Уверена, этот человек не желал мне зла.

— Он просто сволочь! И ему следовало бы набить морду.

Стрекоза лишь снисходительно усмехнулась и направилась в сторону автомобиля.

— Поехали домой, Стас. Холодно. Утро вечера мудренее.

Салон стремительно наполнялся теплом, проникающим мне под кожу и грязью, впитывавшуюся в кожу салона. Стараясь не думать о том, во что превращается любимое авто, я спокойно выруливал со стоянки бизнес-центра в сторону дома.

О том, чтобы ехать в магазин за продуктами теперь не было и речи. Я позвонил в любимый ресторан и заказал доставку, сделав выбор в том числе и за Стрекозу.

— Что за дела у тебя с моим отцом? — спустя пятнадцать минут молчаливой дороги, задал я мучивший меня вопрос и обернулся, чтобы внимательнее рассмотреть при этом лицо Февронии.

На нем не мелькнул ни страх, ни стыд, ни смущение. Словом, Стрекоза не отрицала, что у нее общие с Калининым Игорем Сергеевичем интересы и ничуть не страшилась в этом признаться.

Однако…

— Бизнес, — коротко пояснила девчонка, вынуждая меня вновь обернуться и скептически вновь окинуть ее взглядом, — Удивлен?

— Надеюсь, он не заключается в промышленном шпионаже, чтобы разрушив «ОКТА-Лаб», вынудить меня, прижав хвост, прибежать за помощью в «К-Глобал-Инвест»?

— Ох… — тяжело вздохнула Феврония, посмотрев на меня как-то сочувствующе и терпимо, — Станислав, ну почему ты о людях, которые тебя любят, думаешь всегда только плохое?

— На самом деле эта мысль даже не возникла бы в моей голове, если бы я случайно не услышал твой утренний телефонный разговор. Значит, вы говорили о своих делах?

— Нет, Стас, мы говорили о тебе.

Загрузка...