Глава 34


С трудом разлепляю глаза, морщась от противной мелодии будильника. Вы замечали, что любая музыка, даже самая приятная и ненавязчивая, становится ненавистной и раздражающей, если она будит вас по утрам? Вырывает из безмятежного забытья, окутывающего разум розовой дымкой, где нет ни тревог, ни забот, ни предателей.

Я о себе давно поняла одну истину. Я — не ранняя пташка.

Особенно зимой.

Замой я вообще не пташка. Я — сурок.

Мне бы спать до обеда, пока хотя бы какие-нибудь солнечные лучи не соизволят разогнать окружающий пустынный мрак, а не выползать на собачий холод, где можно довольствоваться лишь фальшиво приветливыми светодиодами. Ночи в Москве темными особо не назовешь, но искусственный свет фонарей и праздничной иллюминации меня, к сожалению, не бодрит, а бесконечно угнетает.

Хотя народу очень даже нравится окружающая предновогодняя мишура, сказочный антураж на центральных улицах, переливающиеся всеми цветами радуги пластиковые ели, надувные снеговики… Люди ждут чуда и готовят подарки для близких. Я же чуда не жду. И одаривать никого не собираюсь. Мне хочется забраться под одеяло и очнуться глубокой весной.

Ворчу и собираюсь на экзамен по единственному предмету, который вызывает у меня настоящий психоз. Сама дисциплина кошмарна в равной степени, как и ее преподаватель.

Впрочем, нас таких целый поток.

Философия.

И Ипполит Григорьевич.

Они и по отдельности невыносимы, а в убийственном тандеме друг с другом обещают все муки студенческого ада.

Вот вам философский вопрос.

Есть ли на всем белом свете более бесполезная и непонятная наука?

Философия — это любовь к мудрости, сообщил нам Пифагор. Пожалуй, на этом великому математику стоило остановиться.

Общая онтология. Онтология материального мира. Онтология идеального мира. Диалектика. Гносеология. Философская антропология. Социальная философия. Аксиология.

Господи!

Этими словами пытать можно!

Философия мировой скорби Шопенгауэра. Философия жизни Ницше. Теория отчуждения Маркса. Критическая теория познания Канта. Теория предустановленной гармонии Лейбница. Пантеизм Спинозы. Дуализм Декарта. Релятивизм. Гилозоизм. Эпифеноменализм. Экзистенциализм.

Даже просто перечисляя названия философских учений можно свернуть язык, что-то безвозвратно сломать в собственной голове или случайно вызвать Дьявола.

Но сам курс — лишь половина проблемы.

Его еще можно попытаться понять, вникнуть, разобраться, запомнить, выучить, списать на худой конец. А вот с Ипполитом Григорьевичем дела обстоят куда хуже.

Убежденный фанатик самого себя, он культивирует чувство собственного превосходства через пытки студентов философией.

Более того, у мужчины имеется собственная теория, хоть и официально не признанная в мировом научно-философском сообществе, но довольно популярная среди абсолютно любых преподавателей абсолютно любых вузов, абсолютно любых городов нашей необъятной родины.

И вот основные аксиомы в философии Ипполита Григорьевича.

Первое. Философия — основа всех наук. Это самая важная и жизненно необходимая дисциплина. Без знаний философии ты — никто!

Второе. На «отлично» философию не знает даже Ипполит Григорьевич. А женщина априори не способна ни распознать смысл, ни постигнуть тонкости этой великой науки в силу своего природного несовершенства и отсутствия адекватной логики.

Третье. Если Ипполит Григорьевич говорит, все молча слушают и кивают, ибо он, словно пророк, вещает истину.

В общем, еще ни один студент не сдал философию с легкостью. В институте давно существует поверье, что даже экватор не считается настоящим, если ты не сдал экзамен Ипполиту.

Затолкала в рюкзак конспекты, учебник, зачетку. Выскочила за дверь и юркнула в свою малышку. Меня слегка потряхивало. Я честно все учила. Загвоздка в том, что если Ипполит Григорьевич в своих личных убеждениях и ошибался на счет философских способностей женщин в целом, то на счет одной конкретной все же был прав. Я и философия несовместимы на клеточном уровне. Мой романтический мозг и богатая фантазия не в состоянии постигнуть мудрость великих умов, имевших в свое время слишком много свободного времени, чтобы глобально размышлять о каждой мелочи.

Вы никогда не задумывались, почему на свете так мало женщин-философов? А те, кто есть, в своих трудах рассуждали в основном о неравенстве полов, феминизме и роли женщины в целом.

А я вам отвечу.

Как там было у Ницше?

«Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку!»

Содержательно, не находите?

По мне, так у женщин всегда было слишком много забот и слишком мало свобод. Да и какая мать станет рассуждать о том, что первично — материя или сознание, если ее ребенок плачет от голода? И всю эту нудную науку философию, как нельзя лучше объясняет древний анекдот. «Плывут по реке двое, мужчина и женщина. Мужчина курит, а женщина гребёт. Вдруг мужчина говорит: «Хорошо тебе, бабе: греби себе да греби, а мне вот о жизни думать надо».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ну вы поняли, да?

Пожалуй, это все, что я вынесла из полугодового курса философии.

Я безумно нервничаю от того, что в голове вместо четких знаний склизкая каша из отрицающих друг друга понятий, формулировки которых даже читать сложно, не то что выуживать из памяти, кисель из немецких и греческих фамилий мужчин, имевших свое персональное мнение едва ли не каждому вопросу, и суть которых они, убивая время, расписали в толстых книгах, салат из десятка притч, как бы заключающих в себе мудрость целого мира и на десерт коктейль из множества цитат.

Я никогда не сдам философию!

Парковка у университета забита автомобилями, и я еле втискиваюсь между двумя огромными внедорожниками. Черными, блестящими, такими чистыми, что хочется на них плюнуть.

Но я не стану портить карму в такой день.

Сегодня мне необходима удача и помощь Космоса, ибо на собственные способности рассчитывать приходится в последнюю очередь.

Пока иду к центральному входу замечаю на себе внимательные взгляды и перешептывания. Но я не напрягаюсь. Мне плевать на чужие сплетни. Толкаю тяжелую дверь и получаю сокрушительный удар, сбивающий меня с ног.

Тощий очкарик выпучил глаза, изумленно распахнув рот. Засуетился, нервно затараторил извинения, принимаясь поднимать меня с пола и отряхивать несуществующую пыль с плеч и лацканов классического жакета, приобретенного мною по столь важному случаю, как экзамен по философии.

Великодушно прощаю задохлика, по-прежнему боясь испортить карму.

У дверей аудитории толпится народ, судорожно листая конспекты, разъясняя друг другу непонятные вопросы, нервно дергая себя за волосы. Что ж, я органично вписываюсь в эту компанию.

После звонка, словно из-под земли у дверей в поточную аудиторию возникает Ипполит Григорьевич. Напомаженный, с уложенными назад редкими волосами, сдобренными порцией геля, в отглаженном сером костюме с претензией на бренд и белоснежной рубашке с хрустящим воротничком. Прям заправский лондонский денди.

Коварно улыбнувшись тонкими бледными губами, преподаватель распахивает двери и приглашает во внутрь всех до единого.

Наш доблестный философ проводит экзамен по трехступенчатой системе.

Всем экзаменующимся, и в частности тем, кто претендует на «удовлетворительно» достаточно успешно пройти тест на общее знание предмета. Сто вопросов, на которые необходимо ответить в течение часа.

Тем, кто считает, что достоин «хорошей» отметки, надо будет вытянуть один из тридцати шести билетов. Три вопроса. Двадцать минут подготовки. И устный ответ преподавателю.

Если кто-то из счастливчиков, сумевших пройти две первых ступени, замахнется на «отлично», Ипполит Григорьевич задаст несколько цитат, авторство которых нам предстоит определить без всякой подготовки.

Уж не знаю, будут ли среди нас те, кто рискнет взойти на третью ступень, но четверки однозначно нужны очень многим. Результат пойдет в диплом, да и стипендия студентам необходима.

Мы расселись в аудитории. Прохладной, темной, мрачной.

После щелчка выключателем загудели люминесцентные лампы под потолком, вынуждая нас щуриться.

Ипполит Григорьевич включил рабочий ноутбук, автоматически позади него мягким белым светом засиял экран проектора. Мужчина водрузил огромный пластиковый ящик на длинный стол рядом с трибуной и стал по одному подзывать студентов в соответствие с пофамильным списком в журнале.

Мы все покорно складывали телефоны в коробку, а сумки относили на самую заднюю парту. Преподаватель требовал нас закатывать рукава, отворачивать горловины свитеров, выворачивать карманы.

Что ж, вполне резонно. На факультете программистов современная техника всегда поражала своим количеством. Беспроводные наушники, супер-умные часы, минималистичные аудиоплееры с записанными в памяти ответами на билеты и прочие чудеса научно-технического прогресса, позволяющие списывать прямо под носом у преподавателей.

После проверки философ забирал зачетку и выдавал экземпляр теста, с собственноручно подписанными фамилиями студентов на каждой странице.

Параноик.

Затем он долго рассаживал нас по какой-то одному ему известной схеме экзаменационного фен-шуя.

И объявил начало.

Развернув вопросник, я едва не застонала вслух. Сто вопросов. Шестьдесят минут. Тридцать шесть секунд на один ответ. Ничтожно мало, чтобы вникнуть в суть и выудить из недр памяти верную информацию.

И если судить по остекленевшим глазам моих одногруппников, нас таких — целая аудитория.

Пожалуй, даже прохождение первой ступени экзамена нам покажется восхождением на Эверест.

Мне так точно.

Господи, я никогда не сдам философию!

Довольный собой Ипполит Григорьевич вальяжно прохаживался по рядам, бросая косые взгляды в работы студентов. Затем, видимо, удовлетворился витающим в воздухе всеобщим унынием и опустился на свое место, расположенное на возвышенности, словно театральные подмостки. Оттуда было достаточно легко следить за нами, упиваясь видом нахмуренных лбов, стиснутых на колпачках пишущих ручек зубов и безнадегой во взглядах.

Спустя пятнадцать минут я ответила лишь на пять вопросов.

Это крах!

Внезапно, проектор дважды моргнул, чем привлек внимание нескольких студентов. В том числе меня. Ипполит Григорьевич сосредоточенно что-то изучал в своем ноутбуке.

Я уже практически отвела взгляд, как вдруг заметила, как на огромном белом экране замигал курсор. Звенящую тишину взорвал оглушающе громкий звонок мобильного телефона, от резкого звука каждый из студентов дернулся и устремил взгляд на преподавателя. Тот уже собрался возмутиться, но оказалось, что звенит его собственный гаджет. Пока Ипполит Григорьевич пытался выключить назойливую трель (что у него никак не выходило), на экране позади него одна за другой стали появляться буквы, складывающиеся в слова.

«У хороших девочек руки должны дрожать от цветов, а не от нервов».

Загрузка...