Тебе желаю счастья

Глава 4

В кухне, как обычно, пахло свежей выпечкой. Все-таки жить над пекарней — испытание не из легких, особенно когда стараешься следить за собственным питанием, исключая вредные продукты.

Несколько раз открыл и закрыл холодильник, так и не позарившись на сырые овощи и фрукты. Заприметил на плите кастрюльку и с робкой надеждой заглянул внутрь. Мелькнула шальная мысль — откуда в моем доме кастрюля, но я вовремя вспомнил, что нахожусь в бабушкиной квартире, а та всегда была известным кулинаром в их семье.

От вида свежего красного борща желудок свело в предвкушении. Я и не помню, когда ел его в последний раз. Наверное, у бабушки в деревне, когда заезжал в гости в прошлом году. Стало стыдно, что так давно не проведывал любимую родственницу.

С Анжелой домашней едой мы не питались. Моя девушка в основном заказывала какие-то миксы правильных блюд от супер-популярной инстаграм-дивы, пропагандирующей здоровый образ жизни, но при этом не брезгующей силиконом, гиалуроном и наращиванием волос, ресниц и бог знает чего еще. Я питался доставкой из ближайшего ресторана. Анжела строго следит за собственным пищевым режимом, содержанием в продуктах БЖУ, количеством потребленных в сутки килокалорий, и уже второй год подряд пытается и меня вовлечь в эту эпопею. Обычно на завтрак у меня был черный кофе. Обед проходил в кафешке на первом этаже бизнес-центра, где мы арендовали помещения под офис, а после работы я заезжал за своей девушкой в спорт-комплекс, где она наблюдала (строго следила) уже за моими тренировками, затем мы ужинали в фуд-баре какой-то архи-полезной и мега сбалансированной едой из пластиковых контейнеров, после чего ехали домой.

Я даже не могу припомнить, чтобы на плите в моей старой квартире хотя бы раз что-то готовилось. И в принципе меня все устраивало. Я не считаю, что девушка обязана проводить за готовкой и уборкой все свое время. В конце концов, мы живем в век технологий и гендерного равенства.

Ну почти.

Только вот, с отъездом Анжелики, я как-то резко расслабился и забросил как изматывающие двухчасовые занятия, так и надоевшее меню спортивного центра. Вместо вечерних тренировок я возобновил утренние пробежки и, честно признаться, они приносили куда большее удовольствие.

Пряный аромат через нос бил в самый мозг, отключая любые чувства, кроме голода. Позабыв обо всем, что еще минуту назад меня волновало и безмерно огорчало, достал глубокую тарелку и наполнил ее до краев дымящимся наваристым борщом.

Спустя минуту на столе уже красовалась и невесть откуда взявшаяся в моем холодильнике сметана, а еще хлеб — запрещенка по всем правилам Анжелики Кукушкиной. Я и не думал, что настолько соскучился по обыкновенной пище.

С первой ложкой горячего ужина в голове вспыхнула крамольная мысль — а все не так уж и плохо! Если Стрекоза будет каждый день мне готовить, я готов к совместному проживанию на одной территории.

Но практически мгновенно потушил эту мысль, ни к чему допускать подобное даже в голове! В кухню вошла Феврония. Она предусмотрительно натянула на свой маленький топ широкую футболку, однако, и она не прикрывала ее притягивающий плавными линиями животик с лукаво поблескивающей розовой каплей в пупке.

— Привет, Стас! — улыбнулась она, не замечая, как я поморщился на фривольное сокращение собственного имени, но ароматная еда в моей тарелке заставила проглотить недовольство, — Приятного аппетита. Как знала, что голодный придешь. Как борщ? Не пересолила?

— Отличный, спасибо.

— Ты ешь, ешь, — отмахнулась она, нагло усаживаясь с ногами на подоконник. — Не обращай на меня внимание, я тихонько посижу тут, подожду, пока ты поужинаешь, а потом надо бы поговорить.

Я согласно кивнул, а Стрекоза уткнулась в телефон. Не обращать на нее внимание было сложно. Каждым своим плавным движением, едва заметной мимикой на чистом выразительном лице, неслышным дыханием, улавливаемым неспешно поднимающейся грудью, и сумасшедшим ягодным ароматом Рони будоражила мою нервную систему, заставляя неотрывно наблюдать за девушкой, как диковинным существом из самых тайных уголков нашей планеты.

И я, черт возьми, снова возбуждался.

И начинал злиться.

На себя.

На Февронию.

И даже на несчастный борщ, который неумолимо заканчивался в моей тарелке. И будь я один, непременно подлил бы еще, но теперь встать из-за стола не представлялось возможным. Мягкие спортивные штаны совершенно не способны скрыть мой голод, который не утолить даже целой кастрюлей отменного борща.

Я прикрыл глаза и стал медленно отсчитывать секунды, пытаясь утихомирить взбудораженный предательский орган, а потому совершенно не заметил, как Стрекоза соскользнула с подоконника и опасно приблизилась ко мне, выхватывая из-под носа опустевшую тарелку.

— Давай-ка я тебе добавку организую!

— Спасибо, — выдавил я, наблюдая, как проворно девчонка за мной ухаживает. Это было приятно, но я разозлился еще сильнее, потому что взгляд зацепился за две ямочки на ее пояснице, а член болезненно дернулся под натянувшейся тканью, требуя немедленно выпустить его наружу.

Спасло ситуацию лишь то, что у Рони зазвенел мобильник и она, спешно извинившись, выбежала куда-то на балкон, чтобы поговорить в уединении.

Говорила она долго. Я успокоился, доел и вымыл за собой посуду. Чувствуя адскую моральную усталость, прошел в комнату и буквально рухнул на кровать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Слушай, Стас, — раздался звонкий голос, и я почувствовал, как Стрекоза, словно кошка, нерешительно присела на противоположный край постели, — Я немножко не поняла, мы как спать-то будем? Здесь всего одна кровать, дивана нет, раскладушки нет, и даже ни одно кресло не раскладывается.

Черт!

— Блин, прости, Стрекоза, — устало выдохнул я, чувствуя за собой серьезный косяк. Я об этом даже не подумал. — Сейчас что-нибудь решим, честно. Можно я только пять минут полежу?

Наверное, я казался жалким и уставшим, потому что Рони вмиг насторожилась и пристально всмотрелась в мое лицо. Я не видел, а скорее чувствовал ее пытливый взгляд, выписывающий восьмерки.

— У тебя какие-то проблемы, Стас? Может, я могу чем-то помочь?

— Спасибо за ужин. Ты этим уже помогла, правда.

— На работе проблемы?

— Да, проблемы, — не стал отпираться и скрывать. Такой искренний интерес и участие импонировали, но грузить девочку своими заботами и неурядицами не было смыла, а плакаться в жилетку я не привык. В этом нет никакого конструктива, лишь расход энергии и трата времени впустую. — Разберемся.

— Если что, я могла бы помочь. Я не только борщи варить умею. Правда…

— Стрекоза, ты своими делами лучше займись. Какие у тебя там вступительные экзамены? Может, связи нужны, чтобы на бюджет пробиться? Ты сколько планируешь здесь жить?

— А тебе бабушка не говорила? — ответила вопросом на вопрос.

— Так, Рони, давай договоримся сразу, если я о чем-то спрашиваю, значит, хочу получить четкий ответ. Конкретный. Правдивый. А еще я терпеть не могу повторять свои вопросы.

Получилось намного резче, чем я планировал, но обусловлен данный тон был невыносимым раздражением из-за кучи проблем, разом свалившимся на мою голову от работы до личной жизни.

— Окей, — бодро согласилась девчонка, — С Ульяной Андреевной мы договорились, что жить я буду здесь все лето, а потом и на протяжении учебы. Твои связи, как и вступительные экзамены мне ни к чему, я уже зачислена на факультет, мне надо только отнести оригиналы документов и пройти чисто формальное собеседование. В ближайшее время я планировала продуктивно поработать, а для этого мне необходимо уединение и хороший интернет. Вообще, когда твоя бабушка настоятельно рекомендовала мне здесь поселиться, то не упоминала, что квартира уже занята тобой и Анжелой. Так что, я постараюсь накопить средств в ближайшее время и снять себе жилье. Ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю. У меня на самом деле уже есть работа, но возможно рассмотрю и дополнительное трудоустройство. Тебе, кстати, программист не нужен?

Она говорила, говорила, говорила… Нежный голосок ласкал слух, и я на самом деле пытался вникнуть в каждое ее слово, что-то ответить, на что-то даже возразить, но…

Проснулся я посреди ночи, чувствуя, как затекли мышцы от неудобной позы. Повернулся на бок и уткнулся лицом в шелковистую макушку. Мгновенно подскочив, испытал всепоглощающее чувство стыда — я уснул прямо во время нашего разговора с Февронией. Нормальный я человек, да? Палец о палец не ударил, чтобы разместить гостью и позаботиться об ее удобстве и комфорте.

Я даже место в шкафу не освободил, хотя и обещал.

Но греметь сейчас дверцами доисторического шифоньера, перекладывая собственные вещи, было верхом идиотизма. Да и Стрекоза не растерялась — вполне себе удобно разместилась на половине кровати. Даже нашла запасное одеяло.

Слегка поморщился, представляя, какой разнос она наверняка устроит мне утром, а потом вдруг удивленно подметил, что даже если Рони и разозлилась, виду не подала, будить меня не стала, заботливо укрыла покрывалом, поверх которого я и отключился.

Может, и не будет скандалить.

Я не стал раздеваться от греха подальше и вновь улегся в постель, нарочно приблизившись к Стрекозе. Меня манили ее волосы. Слишком отчетливыми были воспоминания их шелковой гладкости, податливой мягкости и нежного аромата, который и теперь забивался мне в ноздри, лишая сна.

Девчонка ровно сопела, лежа на животе ко мне спиной, а густые локоны разметались по подушке. Осмелев, я запустил в них пальцы и закрыл глаза от удовольствия.

Когда-то в далекой юности я мечтал, что вот также запущу пальцы в белокурые кудри Анжелики Кукушкиной, самой красивой девочки в школе. Они всегда притягивали взгляд золотым отливом в лучах солнца и идеальным плавным изгибом. Всегда причесаны, волосок к волоску, аккуратные, блестящие, кукольные.

Анжелика и сама была похожа на куколку. Точеная фигурка, голубые глаза, вздернутый носик. Я влюбился в нее с первого взгляда, когда в восьмом классе наш директор привел на урок физики новую ученицу. Я попал в плен ее прозрачных ясных глаз, потеряв в них самого себя.

И когда-то меня настигло некоторое разочарование, ведь ее волосы оказались на ощупь совершенно не такими, как я себе представлял. Жесткие. Тяжелые. Плотные. Но ведь это такая мелочь для влюбленного. Ведь мы любим кого-то не за какие-либо конкретные качества, а скорее даже вопреки неоправдавшимся ожиданиям.

А Анжелу я любил.

В смысле люблю.

Возможно, это прозвучит смешно, но Кукушкина моя первая и единственная женщина. Не то чтобы я никогда и никого, кроме нее не хотел, или не предоставлялось возможности испробовать чужое тело, просто вопрос верности для меня стоял всегда превыше всего.

Все можно пережить. Все можно простить. И долгое воздержание, и несносные особенности характера, и различие взглядов на многие аспекты жизни. Все. Но только не предательство. Не измену.

Я никогда не изменю любимой женщине.

Но и простить измену не смогу.

А то, что сейчас под одеялом мой член стоит, как часовой на Красной площади, так это временные трудности.

Вполне преодолимые.

И ничего не значимые.

Вот так, перебирая пальцами нежные локоны, которые даже лунный серебряный свет, струящийся из окна над изголовьем кровати, отражали матовым розовым блеском, я, блокировал всяческие эротические мысли, навязчиво возникающие в моей голове картинкой розовой головки члена, опутанного розовым шелком волос.

Я начинал ненавидеть этот цвет.

Цвет моей похоти.

Цвет неправильной, запретной жажды.

Цвет предательства.

Наверное, уже тогда я шестым чувством понимал, что тесное общение с Февронией способно разрушить до основания всю мою прежнюю, казалось бы незыблемую, жизнь, потому что слишком бурно реагировало на нее мое тело и мозг.

Но я упорно отрицал это, даже осознавая, что не в состоянии убрать подальше руки от головы Февронии.

Не девчонка — а чертов магнит!

Однако, незаметно для самого себя все же уснул.