Укротить сердце

Глава 13

Чарли

― Ты опоздал. — Дэвис хмурится на Уайетта, когда тот опускается в кресло перед кострищем.

Я отпиваю пиво.

― Приятно, что ты присоединился к нам.

Уайетт ухмыляется Стиду.

― Принес тебе конфет, старик, ― говорит он и вываливает на колени Стида тонну батончиков «Херши».

Лучший способ отвлечь Стида от сигарет ― угостить его конфетами.

― Сними напряжение, парень. ― Стид протягивает Уайетту пиво.

Мы с Фордом обмениваемся взглядами. Это как раз в духе Уайетта ― прийти поздно, включить обаяние и тут же получить прощение.

Когда Уайетт устраивается, он оглядывает всех нас.

― Вляпался сегодня в кое-что.

― Что именно? ― спрашивает Форд.

― Розыгрыш века, ― говорит он.

Дэвис вздыхает.

Я потягиваю пиво и наблюдаю за танцем огня в костре.

― Расскажи нам сейчас.

Мы собрались на лужайке перед бревенчатым домиком Стида на семейный сбор ― ежемесячную встречу с человеком, который стал для всех нас приемным отцом. Сейчас, после ужина из стейка «Тибон»¹⁹ и печеного картофеля, мы сидим вокруг костра. В этом году нет ограничений на разведение огня, и мы пользуемся любой возможностью.

Уайетт потирает руки.

― Приготовил несколько воздушных шариков, наполненных молоком. Поместил этих малышей в амбар Вулфингтонов. Они и не поймут, что произошло.

Все, кроме Дэвиса, начинают смеяться.

Дэвис с серьезным выражением лица качает головой.

― Однажды… это зайдет слишком далеко, Уай.

Я бросаю взгляд на Дэвиса. У него такое же суровое выражение лица, как и в тот раз, когда он застукал нас с Уайаттом, когда мы в детстве тайком ходили за пивом к реке. Мы были слишком молоды, безрассудны, и он фактически пригрозил содрать с нас шкуры.

― Дэвис прав, ― говорит Стид. ― Их папаша сидит в тюрьме за то, что застрелил кого-то из-за ссоры. Яблоко от яблони недалеко падает. Я бы не стал связываться с тем, что ты не можешь контролировать.

― Заканчивай с этим, ― приказывает Дэвис Уайетту. ― Прямо сейчас.

Их взгляды сталкиваются.

― Ладно, черт с тобой, ― говорит Уайетт.

Несмотря на его ворчание в знак согласия, я сомневаюсь, что Уайетт подчинится. Мой младший брат показывает большой средний палец любому, кто говорит ему, что делать, особенно Дэвису.

Позади нас раздается грохот закрывающейся двери. Фэллон врывается к нам, заставляя Уайетта выпрямиться в кресле.

Кивнув Стиду, она говорит:

― Я ухожу, папочка. У меня смена.

Стид берет дочь за руку, удерживая ее рядом с собой. Смотрит на всех нас.

― Девочка слишком много работает. ― В голосе старика слышится чувство вины. Потому, что из-за болезни Стида именно Фэллон пришлось взять на себя основную нагрузку в магазине в свободное от родео время.

Фэллон закидывает сумку на плечо и пожимает плечами.

― Кто-то должен это делать.

Форд закидывает сапог себе на колено.

― Дакота не может помочь?

Фэллон фыркает.

― Нет. Моя старшая сестра сейчас слишком занята, чтобы даже думать о возвращении домой. ― Она наклоняется, чтобы поцеловать Стида в щеку. ― Люблю тебя, папочка.

Она хлопает Уайетта по затылку, проходя мимо, и направляется к грузовикам на подъездной дорожке.

Форд поднимает брови.

― Она в бешенстве.

Уайетт засовывает руки под мышки.

― Не смотри на меня.

Стид вздыхает.

― Мы не сказали Дакоте о раке.

Дэвис вздрагивает.

― Господи, Стид.

Стид протягивает узловатую руку.

― Я не хочу ее волновать. И я не хочу, чтобы она возвращалась домой. Она наконец-то открыла свою пекарню. Не хочу больше вмешиваться в ее жизнь. У нас у всех много забот.

― Кстати… ― Форд смотрит в мою сторону. ― Не хочешь рассказать нам о визите «DVL Equities» на прошлой неделе?

Все три брата смотрят на меня.

За то время, пока я водил группу на однодневную конную прогулку в Йеллоустоун и снаряжал лошадей, я впервые оказался в одном месте с братьями.

Я наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени.

― Валиант прислал своих парней. Они предложили купить ранчо, и я сказал им, чтобы они шли в жопу. Они ушли.

Уайетт недоверчиво поднимает бровь.

― Так просто?

― Не-а. ― Я провожу рукой по лицу. ― Я так не думаю. Они угрожали. Говорили, что лошади могут заболеть. Может случиться пожар. Всякое такое дерьмо.

Дэвис и Форд ругаются в унисон.

― Я навел справки у своего знакомого, ― говорит Стид. — «DVL Equities» играет грязно. Воскрешение — еще один город в их списке на уничтожение.

Я скрежещу зубами.

― Я не продам ранчо, Стид.

― Тебе не нужно, чтобы они снова появлялись у тебя дома, парень.

Задумчивый голос Уайетта разрывает тишину.

― А что, если мы все-таки продадим его?

Мне нужно время, чтобы осознать всю тяжесть того, что только что предложил мой младший брат. Форд и Дэвис хмурятся, но я понимаю, что пытается сделать Уайетт.

Он дает мне выход. Дает его всем нам.

У меня в груди все сжимается от этой мысли.

Что, если я продам?

На прошлой неделе я был так уверен в своем ответе. Продать? Ни за что, черт возьми. Это наше ранчо. Это моя жизнь. Мы подведем город, если продадим. Торговый центр, казино или, того хуже, Уолмарт²⁰, поглощающий суровый горный склон Монтаны, вызывает у меня тошноту.

Но что, если мои братья захотят уйти? Что, если это лето пойдет насмарку, и мы будем вынуждены продать? Мы уже в минусе, и без успешного сезона вряд ли доживем до следующего года.

Мне не нравится, когда меня загоняют в угол. Я втянул всех в эту историю, и это моя обязанность ― вытащить нас.

Никогда еще я не чувствовал себя таким чертовски беспомощным и взбешенным.

― Чарли? ― обращается ко мне Форд своим мягким южным говором. ― О чем ты думаешь?

Я смотрю в огонь, крепче сжимая бутылку пива.

― Пока не уверен.

― Если все идет наперекосяк, ищи другой путь, ― говорит Стид, на его лице появляется мудрая ухмылка. ― Ты найдешь решение, сынок.

― Надеюсь на это.

У Форда загорается мобильный телефон, и он показывает мне экран. Первый пост в нашем аккаунте в Инстаграме ― фотография въездного знака на воротах ― Ранчо «Беглец» на фоне яркого неба цвета индиго. Подпись гласит ― Добро пожаловать на ранчо «Беглец».

Текущее количество подписчиков: 150.

В голове всплывает образ Руби в начале этой недели. Она объездила все ранчо, беседуя с нашими сотрудниками и наемными работниками. Я застал ее в лобби-баре за ноутбуком, где она увлеченно щелкала мышью, ее красивое лицо было сосредоточенным и целеустремленным.

Она настроена решительно, и я это ценю. Там, на хребте, я поверил ей, когда она сказала, что спасет ранчо. Но сейчас, когда я сижу здесь со своими братьями и Стидом Макгроу, я уже не так уверен.

― Это спасет нас, Чарли? ― Форд смотрит на меня с сомнением.

Я закрываю глаза, не в настроении выслушивать критику старшего брата.

― Черт, если бы я знал.

Я знаю только то, что если мы не сможем выплатить кредит, то станем банкротами. Наша маленькая община останется без работы.

Эта мысль пронзает мне сердце. Я испытываю больше стресса, чем могу вынести.

Я допиваю остатки пива. Зря. Жидкость тяжело оседает в моем животе.

― Я ухожу. Увидимся в другой раз.

― Увидимся, бро. ― Уайетт кивает мне, его глаза спрашивают, все ли со мной в порядке.

― Наслаждайся костром. Последняя прохладная ночь перед наступлением жары. ― Я хлопаю его по плечу, когда прохожу мимо, и направляюсь к своему грузовику.

Серебристый лунный свет пробивается сквозь сосны, вытянувшиеся вдоль двухполосной проселочной дороги, когда я еду обратно на ранчо. Прохладный ночной воздух уносит мои заботы, откладывая их на другой раз.

Уже поздно, ближе к одиннадцати, когда я подъезжаю к своему дому. Я притормаживаю из-за фигуры, переходящей дорогу.

В свете фар я вижу Руби. Она босиком, в белой майке и обрезанных синих джинсовых шортах, которые демонстрируют ее длинные ноги. На ее бедре висит сетчатый мешок для белья, который мы выдаем гостям.

Я хмурюсь.

Какого черта она здесь делает?

Ранчо безопасно, но все же. Я не хочу, чтобы она разгуливала одна так поздно ночью.

Я останавливаю свой грузовик рядом с Руби. В лунном свете она выглядит еще красивее.

― Работаешь в ночную смену?

Увидев меня, она подходит к окну со стороны водителя.

― Я не стирала с тех пор, как приехала сюда, ― говорит она, сверкая ослепительной улыбкой. Затем она смеется и отходит от окна. ― Так что, возможно, тебе стоит держаться на расстоянии.

Я усмехаюсь. Руби могла бы быть вся в коровьем дерьме, и я бы все равно посмотрел еще раз.

― Иди в дом и займись этим, ― говорю я ей. ― Я не хочу, чтобы ты гуляла здесь одна.

Она колеблется и смотрит на свое белье.

― Ты уверен? Я не хочу тебе мешать.

― Уверен, ― обещаю я.

Я паркую грузовик у дома и выпрыгиваю. Когда Руби подходит ко мне, я беру мешок с вещами. Она поднимается за мной на крыльцо и заходит в дом. Ее босые ноги шлепают по деревянному полу, и, включив свет, я понимаю, какой чертовски неудачный шаг я только что сделал.

У меня перехватывает дыхание. Она потрясающая. Лунный свет, резкий свет кухни, неоновый свет бара, цветущая Руби Блум. Она перевязала свои золотисто-розовые волосы белой ленточкой, и по какой-то причине это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

― Иди за мной, ― говорю я ей, прочищая горло. ― Это дальше по коридору.

Я показываю ей прачечную, где лежат стиральный порошок и сушка для белья, и поспешно выхожу оттуда. Ей не нужно, чтобы я стоял рядом, пока она сортирует свою одежду. И мне не нужно видеть ее нижнее белье.

Фиолетовые трусики.

Розовые в горошек.

Я провожу рукой по волосам, и мысль об этом сразу же доходит до моего члена.

Это была чертовски ужасная идея.

Я возвращаюсь на кухню и беру пиво из холодильника. Подумав, я беру еще одно и направляюсь в гостиную, расположенную рядом с кухней.

Я ставлю пиво на деревянный столик и опускаюсь на большой кожаный диван.

Когда Руби наконец возвращается, она садится напротив меня в одно из двух кожаных кресел. Ее стройная фигура наклоняется вперед, глубокий вырез ее майки опускается так низко, что видна полная, кремового цвета грудь. ― У меня вещей только на одну стирку. Это не займет много времени, так что ты можешь заниматься своими делами. Тебе не нужно нянчиться со мной.

― Без проблем. Я принес тебе пиво, если хочешь.

Она прикусывает нижнюю губу, на ее лице отражается нерешительность. Затем она берет бутылку и делает крошечный глоток.

― Спасибо.

― Ты не пьешь? ― спрашиваю я.

― Почти нет, ― признается она, заправляя прядь волос за ухо. Взгляд ее голубых глаз блуждает по комнате, изучая обстановку. На стенах висят обрамленные гравюры с изображением ковбоев на родео в разных позах. Деревенские ковры устилают полы из твердых пород дерева. Угольно-серые балки поднимают потолок до небес. Она долго смотрит на эффектный камин с каменной стеной и оленьими рогами над порталом. ― Мне нравится твой дом. Он уютный.

Я усмехаюсь.

― Ты так не скажешь, если собрать здесь всех моих братьев. Это больше похоже на сумасшедший дом.

Она хихикает, и у меня в груди все сжимается. Этот смех. Его достаточно, чтобы довести мой самоконтроль до предела.

― Я закончила календарь на июнь. ― Поджав под себя ноги, она откидывается на спинку кресла. Ее короткие шорты задираются и обнажают изгиб упругой задницы.

Я беру свое пиво.

― Видел первый пост.

Ее рот кривится.

― Не впечатляет, я знаю. Пока что.

― Я надеюсь, что это сработает, Руби. Очень надеюсь, потому что сейчас ты ― наша последняя надежда.

Она обдумывает это.

― Я тоже на это надеюсь. Думаю, так и будет. Я отправила своему работодателю информацию о ранчо. Они занимаются организацией путешествий класса «люкс». Они сообщат своим партнерам. ― Она наклоняет голову. ― Я также написала нескольким звездам родео, с которыми знаком Уайетт. Кейд Эллиотт и Нэш Мейсон. Они обещали помочь.

Я киваю, впечатленный упорством Руби. Я понимаю, что недооценил ни ее, ни ее работу.

― Громкие имена.

― Ну, нам нужны большие пушки. ― Ее милое лицо смягчается, и она изучает меня. ― Я не позволю им тебя очернить, Чарли. Это твое ранчо, и мы его спасем.

Сейчас ее решительные слова ― тот свет, который мне нужен. Проведя рукой по бороде, я наклоняюсь к ней.

― Как ты это делаешь?

― Что делаю?

― Это. Всегда такая позитивная. Такая счастливая. ― Я вздыхаю, тяжесть последней недели навалилась на мои плечи. ― Ты так чертовски уверена, что все получится. Если бы у меня была хотя бы половина твоей уверенности, то, наверное, впервые в жизни появилась бы надежда.

По ее лицу пробегает тень.

― Я просто… стараюсь не думать о будущем. Я знаю, что это легче сказать, чем сделать, но я стараюсь жить настоящим. Я благодарна за каждый прожитый день, потому что никогда не знаешь, как долго это продлится. ― На короткую секунду ее глаза затуманиваются, затем она улыбается. ― Я думаю о своем подсолнухе.

― О чем?

― Подсолнух и терн. Это игра, в которую мы с братом играем с самого детства. «Подсолнух дня» ― это что-то радостное, что случилось за день. А «терн» ― это какое-то дерьмо. — Ее глаза загораются, она встает и пересаживается на столик напротив меня. Наши колени соприкасаются, это всего лишь легкое касание, но внутри у меня вспыхивают искры. ― Вот. Сделай это.

― Руби…

― Давай, ― уговаривает она. ― Попробуй. — Затем моя рука оказывается в ее ладони, и она кладет ее на свое теплое бедро… ― Расскажи мне о своем сегодняшнем подсолнухе.

Я хмыкаю.

― У меня его не было.

Она хмурится, ее носик морщится от этого движения, и будь я проклят, если она не выглядит мило.

― Чарли, всегда есть подсолнух.

― Не сегодня. ― И уже чертовски долгое время.

Руби садится ровнее, решив вытянуть из меня что-нибудь.

― Тогда твой терн?

Я хочу отказаться, оттолкнуть ее, зарычать, но, пока она смотрит на меня своими большими голубыми глазами, я проигрываю эту битву.

Что-то подсказывает мне, что с этой женщиной я всегда буду проигрывать.

― Не только видео угрожает ранчо, ― говорю я, и Руби приподнимает брови. ― На нас нацелились несколько крупных застройщиков. Та машина, которую ты видела на прошлой неделе, ― эти люди хотели купить ранчо. Я отказался, и они разозлились. Но… иногда я думаю, что мне следовало согласиться.

― Почему?

― Из-за моих братьев. ― Я опускаю взгляд на ее руку, прошлое накрывает волной воспоминаний. ― Иногда я думаю, что им было бы лучше в другом месте. Они все последовали за мной в Монтану. Бросили все, чтобы помочь мне. Форд играл в высшей лиге. Дэвис служил в армии.

Руби сжимает мою руку.

― Почему они последовали за тобой?

Я наклоняю к ней горлышко своего пива.

― Почему ты бежишь?

Она вызывающе вздергивает подбородок.

― Кто сказал, что я бегу?

― Я. Так почему?

― Почему это ранчо называется «Беглец»?

Отлично. Принято к сведению. Ее отказ сказать мне, почему она здесь, беспокоит меня больше, чем я готов признать. И все же. Это ее право.

Я выдыхаю.

― Это не то, на что подписались мои братья, и они застряли здесь из-за меня.

― Ты любишь это ранчо, ― говорит она.

― Люблю. Но своих братьев я люблю больше. Иногда то, что я с ними делаю… Если бы я продал ранчо, каждый мог бы вернуться к своей жизни.

Глаза Руби округляются от моего откровения.

― Ты им это говорил?

Мне требуется секунда, прежде чем я могу посмотреть на нее.

― Нет, ― мрачно отвечаю я. ― Я не хочу, чтобы они беспокоились обо мне. Они и так достаточно сделали.

Черт.

Я чувствую себя выпотрошенным. Впервые я вслух признаю, что чувствую себя чертовски виноватым. Эта девушка с широко раскрытыми глазами продолжает терзать мое сердце и разрушать все мои ожидания. Она слушает так, будто ей не все равно. Как будто она понимает.

― О, Чарли, ― вздыхает Руби. Она сжимает мою руку во второй раз, и я крепче обхватываю ее ладонь, чтобы она никуда не могла деться. ― Ты должен им сказать.

― Да. ― Я киваю ей. ― Когда-нибудь.

На мгновение единственным звуком в доме становится ритмичное вращение стиральной машины.

― А что насчет тебя? ― спрашиваю я, прочищая горло. ― Каким был твой подсолнух?

Она задумывается.

― Знаешь, что? То, что происходит сейчас. Этот вечер, ― решает она и одаривает меня ослепительной улыбкой. ― Мне нравится разговаривать с тобой, ковбой. Когда ты не кричишь.

Черт. Удар прямо в сердце.

Я не привык к такому. Когда рядом есть кто-то, с кем можно поговорить. После долгого дня, проведенного на ранчо, я обычно пью пиво, разбираюсь с бумагами и заваливаюсь спать. Я не провожу ночь в разговорах с красивой женщиной. Руби берет мою логику, здравый смысл, распорядок дня и разбивает их вдребезги.

― Я обещал, ― выдавливаю я из себя, наклоняясь вперед. ― Я не буду кричать, Руби. Только не на тебя. Никогда больше.

Прежде чем я успеваю остановиться, я провожу ладонью по ее руке и обхватываю ее тонкое запястье. Мои грубые пальцы касаются ее нежной кожи, нащупывая пульс, который бьется в этом месте, и между нами словно натягивается нить.

Руби издает тихий стон, и мой член подпрыгивает в штанах.

Мы слишком долго сидим, уставившись друг на друга, ее рука все еще в моей. Мои легкие горят. Я чувствую биение ее сердца, пульсирующего на кончиках моих пальцев.

Руби наблюдает за мной сквозь прикрытые веки.

― Чарли, ― шепчет она.

Мой взгляд падает на ее пухлые красные губы. Не в силах сдержаться, я заправляю прядь золотисто-розовых волос ей за ухо. Затем я провожу рукой по ее высокой скуле. Ее длинные ресницы удивленно трепещут. В этих красивых голубых глазах горит пламя желания. Вместо того чтобы отстраниться, Руби наклоняет голову, позволяя мне обхватить ее лицо ладонью.

К черту.

Я наклоняюсь, готовый прильнуть к ее губам, когда из коридора доносится сильный грохот.

Я напрягаюсь и замираю.

Руби отшатывается назад, ее щеки пылают розовым румянцем.

― Стирка. Мне нужно вытащить белье.

Очаровательно взволнованная, она вскакивает и быстро исчезает в коридоре. Покачивание ее бедер, изгиб ее задницы заставляют мое тело реагировать так, как я и не подозревал, что могу.

Черт.

Мышца пульсирует в моей челюсти. Я борюсь с собой, голова против сердца против члена.

Хотеть этого ― неправильно. Но я хочу.

Я хочу ее.

Я хочу быть внутри нее, целовать эти пухлые красные губы. Я хочу провести своей бородой по этой нежной розовой коже и расцарапать ее. Я хочу трахать ее до бесчувствия, и чтобы она, блядь, владела мной.

Затем я теряю всякий контроль над собой, я поднимаюсь с дивана и иду за ней по коридору.