Укротить сердце

Глава 23

Руби

Июль ворвался в Воскрешение праздничным фейерверком над Главной улицей. Монтгомери устраивают на ранчо барбекю в честь четвертого июля, и там нет свободных мест.

Благодаря мне.

Ранчо «Беглец» набрало пять тысяч подписчиков в Инстаграме. Выложенное мной видео, где Уайетт без рубашки скачет на дикой лошади, стало вирусным. Знаменитый наездник на быках по имени Джед Джонс заглянул сюда, чтобы сфотографироваться. Ранчо забронировано до конца сезона группой из тридцати инфлюенсеров, которую собрала Молли. С аккаунта Lassomamav76 больше не поступало никаких комментариев, поэтому я не стала рассказывать об этом Чарли. Ему не нужен дополнительный стресс в жизни.

Но это не значит, что я оставлю все как есть. Может быть, она ― просто оскорбленная гостья. Может, у нее есть какие-то претензии. Но какого черта эта женщина тратит свое время на то, чтобы доставлять неприятности этим ковбоям? И Чарли, и Дэвис связались с ней через социальные сети, предлагая ей бесплатное проживание и шанс загладить свою вину, но их сообщения остались без ответа.

Это тайна, которую я хочу разгадать, что-то, что кажется мне важным, но я не знаю почему.

Я вообще много чего не знаю.

Например, что я делаю с Чарли.

Итог наших отношений очевиден. Прощание в конце лета. Последний поцелуй перед отъездом в Калифорнию. Неважно, хочу ли я большего. Неважно, что каждый день, который я провожу на ранчо, посвящен ему и только ему. Каждая мысль, каждый поцелуй ― это он.

Рай.

Последние две недели мы с Чарли использовали восход солнца как предлог для того, чтобы я оставалась. Мы ведем бесконечные разговоры до поздней ночи, а затем засыпаем рядом. Что касается восхода, то мы до сих пор его не видели.

Мы слишком заняты в постели.

Сексом, хорошим сексом.

Слишком хорошим сексом, на самом деле.

От потребности Чарли во мне мое сердце то замирает, то учащенно бьется.

Я никогда не чувствовала себя такой живой.

Проглотив таблетки и захватив пару садовых перчаток и телефон, я выхожу из коттеджа на крыльцо.

Из-за Чарли, изматывающего меня в постели, и работы я плохо заботилась о растениях. Я опускаюсь на колени рядом с огромным мешком грунта. Пришло время пересадить эти прекрасные цветы, которые принес мне Чарли. Они уже переросли свои горшки и нуждаются в обновлении.

Моя рука погружается в мягкую почву. Знакомое шелковистое ощущение успокаивает, как объятия Чарли. Я не могу не следить за солнцем на небе. Чем ниже оно опускается, тем сильнее бьется мое сердце в предвкушении встречи с ним.

Громкий звук моего телефона заставляет меня улыбнуться.

Я прислоняю его к горшку и принимаю звонок по FaceTime от Макса.

― Привет! ― радостно приветствую я.

Голубые глаза Макса прищуриваются.

― У тебя хорошее настроение.

― У меня всегда хорошее настроение, ― говорю я своему хмурому брату. ― Я сажаю цветы. Подсолнухи. ― Я машу телефоном в сторону ярких растений и переставляю его. ― Чарли принес их мне.

― Очень мило с его стороны. ― В голосе моего брата звучит подозрение.

― Так и есть. ― Я зачерпываю темную землю и выкладываю ее в горшок. ― Ранчо ― это нечто особенное, Макс. Здесь очень красиво. Если ты не видел неба Монтаны, значит, ты не жил.

― Лучше, чем в городе?

― О, да, ― соглашаюсь я. ― Лучше, чем в городе.

Намного лучше.

― Эта ферма. Где она находится?

Я фыркаю.

― Ранчо. Хорошая попытка.

Услышав гул мотора, я бросаю взгляд на дорогу. Чарли поднимается на холм в своем грузовике.

Мое сердцебиение учащается, когда я смотрю, как Чарли едет по территории ранчо. Пыльная ковбойская шляпа отбрасывает тень на его волевой подбородок, кончики темно-каштановых волос завиваются на затылке. Одна мускулистая рука свисает из окна его грузовика. Лицо задумчивое или хмурое, он всегда выглядит так, будто что-то ищет на своем ранчо. Что именно, я не знаю.

Мы оставили свои секреты нераскрытыми.

― Это он? ― Голос Макса потрескивает. ― Ты смотришь на него?

Я отвожу взгляд от Чарли.

И показываю Максу язык.

― Если хочешь знать, то да.

― И какой он?

― О, ― вздыхаю я. Как я могу точно описать живую мечту, которой является Чарли Монтгомери? ― Он молчаливый. Ковбой. У него голубые глаза и темная борода, и он заставляет меня делать то, чего я никогда раньше не делала. И он… ― Я осекаюсь, яростный румянец заливает мои щеки, когда я понимаю, что сболтнула лишнее.

Макс ухмыляется.

― Звучит как ковбой. ― Он прищуривается, его улыбка исчезает. ― Он твой босс, верно?

― Да, ― медленно говорю я, не понимая, к чему он клонит.

― Он знает?

― Что знает?

― Руби.

― Почему ты вмешиваешься в мою личную жизнь?

― Личную жизнь? Ты влюбилась? ― В голосе брата слышится укор.

Я вздрагиваю. Макс может быть за тысячу миль отсюда, но он всегда будет моим слишком заботливым старшим братом, который в третьем классе выбил все дерьмо из Кайла Хока за то, что тот назвал меня Франкенхартом²⁴. И меньше всего мне нужно, чтобы Макс думал, что я влюбилась.

Влюбилась.

Я откидываюсь на пятки, заправляя прядь волос за уши.

― Нет… это…

Мой взгляд снова находит Чарли, его грузовик исчезает за холмом. Я не знаю, что между нами. Мы стираем границы, и мне это нравится. Я люблю проводить с ним все свои дни, каждое мгновение. Потому что когда я лежу в его постели, его сильные руки обнимают меня, и он целует мое тело, я не чувствую себя такой одинокой.

Я чувствую себя свободной.

Если я думала, что у меня есть хоть какая-то сила воли, когда дело касается мужчины в джинсах, сапогах и ковбойской шляпе, то я сильно ошибалась.

Зачеркните это.

Этого мужчины.

Мы зашли слишком далеко или пока все под контролем?

― Значит, он не знает о твоей СВТ. ― Заявление, а не вопрос.

Я возвращаю свое внимание к Максу.

― Я никому не говорила, ― признаюсь я.

― Рубс. Тебе не кажется, что кто-то должен знать? ― В голосе Макса слышится разочарование. ― Ты одна на ранчо в глуши. Вдруг что-то случится?

Осколки стекла впиваются мне в живот. Слова Макса заставляют меня вспомнить ночь после танцев в баре.

Мы оторвались по полной.

Слишком увлеклись.

Прежде чем я потеряла сознание на глазах у Чарли, я почувствовала приближение этого, прилив адреналина от моего оргазма, а затем мое сердце не справилось. Это была плохая комбинация ― секс, танцы, алкоголь ― и она дала соответствующий эффект.

Я не могу снова так рисковать. Не могу допустить, чтобы Чарли начал задавать вопросы.

С той ночи все происходит медленно и размеренно.

― Ничего не случится, ― говорю я, откидывая с глаз локон волос. — Я все еще на связи с доктором Ли. Я принимаю лекарства. Я в порядке, Макс.

― А он? Этот Чарли, твой ковбой, чувствует ли он то же самое, что и ты?

Я снова откидываюсь на пятки, позволяя садовым перчаткам соскользнуть с моих рук. Это не тот разговор, который я хочу вести с братом.

Воскрешение ― это мое спасение, но, очевидно, я не могу убежать достаточно далеко от его беспокойства.

― Даже если ты расскажешь ему, тебе будет больно. Ему будет больно. Вам обоим будет больно.

Я смотрю на экран, игнорируя боль в сердце.

― Между нами нет ничего серьезного. Кроме того, он не влюблен в меня. Я обещаю тебе, когда я уйду, он даже не будет скучать по мне.

― Руби. ― Макс вздыхает. Он поднимает глаза и машет рукой, будто звонит в колокольчик. Его улыбка грустная. ― Все, кто тебя знает, скучают по тебе.

Я сглатываю.

― Ты не можешь остаться там навсегда, ― напоминает он мне.

― Я и не собиралась.

Лгунья. Шепот в моей голове уличает меня, мое притворство, что я не представляла себя живущей в Воскрешении. Сад, дом, знакомство с соседями, цветочный магазин в центре города. Этот город ― как возрождение души, и я никогда не буду прежней. Ни в одном из городов, где я останавливалась по пути, у меня нет того беспокойного чувства, которое было в Индиане.

Здесь, с Чарли, я чувствую себя как дома.

Это безумие.

Может быть, это моя вина.

Может быть, я всю жизнь мечтаю о чем-то несбыточном. О позитивном настрое. Счастье. Благодарности. Даже перед угрозой смерти я предпочитаю быть идеалисткой, в то время как Макс и мой отец ― реалисты. Паникеры.

Страх не помогает, и чем дольше я нахожусь в Воскрешении, тем больше осознаю кое-что важное в глубине своего сердца.

Без страха ты обретаешь свободу. Бесстрашие. Никаких ограничений. Все сомнения, которые я носила в себе всю жизнь, я развеяла здесь в пыли, на этой дикой земле Монтаны. Я ухватилась за свою жизнь обеими руками.

Из-за Чарли.

И я не хочу от этого отказываться.

― Есть программа. ― Напряженный голос Макса заставляет меня замереть, и мое солнечное настроение рушится, как рассыпавшаяся стена. ― В Стэнфордском университете. СВТ. Она новая, но это может быть что-то хорошее, Рубс.

Я знаю все об исследованиях. Клинические испытания, в которых наблюдают, что сработает. Таблетки для поддержания ритма. Операции, чтобы прекратить обмороки. Больше мониторов, больше больниц и больше врачей. Нет, спасибо.

― Она начнется в следующем месяце.

― У меня есть еще два месяца, Макс.

― Может быть слишком поздно, Рубс.

Его слова ― как пощечина. Горячие слезы наполняют мои глаза.

Я слышу только одно ― не надо, Руби. Не надейся. Не смей. Не живи. Не люби.

Я встречаю взгляд Макса на экране и выдавливаю из себя сухой смешок.

― Слишком поздно, да? Для меня или для программы?

― Черт возьми, ― шипит Макс с выражением раскаяния на лице. ― Я не это имел в виду. ― Он тяжело вздыхает. ― Скажи мне. Каким был твой подсолнух сегодня?

Я вздыхаю и тянусь к телефону. Он пытается извиниться, сменить тему, но у меня нет на это сил.

― Я не хочу этого делать, Макс.

Внезапно я начинаю ненавидеть эту игру.

Я ненавижу свое сердце.

― Руби…

Дрожащими руками я завершаю звонок.

Может, Макс прав.

Может, я слишком глубоко увязла.

Я не должна была лгать Чарли.

Мне следует уехать.

По моему лицу скатывается слеза.

Может, это уже не имеет значения.

Может, я ― всего лишь терновый шип.