Чарли
Даже укрывшись в «Дерьмовом ящике» со стопкой счетов, я не могу отвлечься от мыслей об одном человеке, мучивших меня всю последнюю неделю.
Руби.
Я хочу ее. Так чертовски сильно.
И это меня бесит.
Эта девушка как луч солнца, заставивший меня ожить. Ее смех, ее сладкие поцелуи, черт возьми, даже ее восхитительный поток любопытных вопросов. Если она не дарит их мне, я не хочу, чтобы они достались кому-то еще.
С тех пор как мы провели вместе ночь, когда я поступил как мудак и выгнал ее, я думал о ней больше раз, чем могу сосчитать. А это значит, что я старался держаться от нее подальше. Настоящая, блядь, пытка. Но это разумный поступок.
Мы оба здесь для того, чтобы делать свою работу.
Я должен сосредоточиться на ранчо, а не на девушке, пробегающей мимо моего домика каждое чертово утро.
Ерзая в кресле, я игнорирую громкий смех братьев, которые толпятся в «Дерьмовом ящике». Стиснув зубы, я просматриваю платежные ведомости и заказы поставщикам. Только это чертовски бессмысленно. Все мои мысли заняты ей.
Мой взгляд падает на белую ленточку Руби, повязанную вокруг моего запястья. Я хотел вернуть ее ей, но что-то во мне знает, что она моя.
В ту ночь с Руби все было правильно.
В ту единственную ночь.
Но больше нет.
Хотя я знаю, что одного раза недостаточно.
Я чертовски сильно хочу ее. Эта дерзкая грудь. Эта тонкая талия. Ее длинные волосы цвета розового золота. Но я жажду не только секса. Я жажду ее. Я скучаю по разговорам с ней. Разговор, который мы вели у меня дома, был как глоток успокоения для души. Проснувшись на следующее утро, я понял, что все еще хочу ее. Я хотел видеть это наполненное солнцем существо на своих простынях. Я хотел второй раунд, хотел трахать ее, пока мы оба не обмякнем и не будем тяжело дышать, а потом принести ей кофе в постель.
Черт возьми, она хотела этого так же сильно, как и я.
От этой мысли мой член дернулся в штанах. Моей целью в ту ночь было сделать так, чтобы это был самый лучший секс в ее жизни. Почувствовать, как она расслабляется рядом со мной, и отправить в коттедж с воспоминаниями о моем члене.
Господи, кого я обманываю? Это я запал.
Она не выходит у меня из головы.
Ни на одну гребаную секунду.
Я отрываю взгляд от письменного стола и смотрю в окно. Остатки самообладания улетучиваются, когда я ищу взглядом Руби, сарафан, золотистые волосы.
Я ворчу. Чертова несправедливость, вот что это такое.
Потому что теперь я должен ходить по этому чертову ранчо, притворяясь, что не видел ее голой. Как будто я не пробовал ее идеальную киску, не видел ее совершенное тело, распростертое на моей кровати только для меня.
Потому что Руби именно такая и есть.
Идеальный гребаный ангел.
Как я вообще смогу держаться от нее подальше, одному Богу известно.
― Чарли, ты слушаешь? ― ровный голос Дэвиса отрывает меня от моих мыслей.
― Что? ― Я отрываю взгляд от окна, изо всех сил стараясь не подать виду, что ищу Руби. Мои братья смотрят на меня с разной степенью удивления на лицах.
― Я сказал, что запустил систему безопасности, ― говорит Дэвис.
Я хмыкаю.
― Хорошо.
Уайетт смотрит на меня с подозрением.
― Что это?
― Где?
Он тыкает в меня пальцем.
― На твоем уродливом лице.
Форд шевелит бровями.
― Уай, я думаю, это чертова улыбка.
Дэвис приостанавливает работу новых мониторов безопасности, чтобы понаблюдать за нападением на меня.
― Думаю, вы правы, ― говорит он, слегка раздраженный тем, что мы прервали его демонстрацию. Его взгляд падает на ленту, повязанную вокруг моего запястья, но он держит рот на замке.
В отличие от Уайетта.
На лице моего брата появляется ухмылка.
― Будь я проклят. Ты перепихнулся.
Я игнорирую его. Любой дурак, который болтает о женщине, которая была в его постели, не заслуживает этого.
Но Уайетт не понимает намеков.
― Это Руби? ― предполагает он.
― Если ты хочешь знать… это была Фэллон. ― Я бросаю на него самодовольный взгляд и откидываюсь в кресле.
Его улыбка исчезает с лица.
― Засранец.
Дэвис щелкает пальцами, возвращая нас к теме.
― У нас уже двадцать постов. ― Он открывает на компьютере нашу страницу в Инстаграме. ― Пятьсот подписчиков.
Я смотрю на экран. Социальные сети ― это греческий язык для меня, но, если это работает, значит, работает.
Форд проводит рукой по своим лохматым темно-каштановым волосам.
― Неплохо.
Я пожимаю плечами. Мой взгляд снова сканирует окно в поисках знакомого сарафана.
― Что-то получается.
― Доброе утро, парни.
Мы все поднимаем глаза и видим Тину в дверном проеме.
― Привет, Тина, ― говорит Форд. ― Пришла за поцелуем?
Дэвис бросает на него взгляд.
― Прости за это недоразумение, и не подавай на нас в суд.
Тина хихикает.
― Поцелуй может подождать. А вот это ― нет. ― Она убирает свои шоколадные локоны с лица и смотрит в мою сторону. ― Чарли, нам звонят насчет группы на следующий год. Мы бронируем так далеко вперед?
Дэвис выпрямляется.
― На сколько?
― На две недели, ― говорит Тина, прислонившись к дверному проему. В ее глазах светится счастье. ― Все ранчо забронировано.
Комнату захлестывает волнение. Хотя у нас всегда бывают гости, мы никогда не бываем забронированы полностью. По правде говоря, мы управляем ранчо скорее, как хобби, чем как бизнесом.
Дэвис выдыхает и смотрит на меня.
― Это хорошо.
― Это здорово, ― соглашаюсь я.
Уайетт с воплем вскакивает с кресла.
― Да, блядь! ― Он смотрит на Колтона, который выскакивает из-за угла. ― Слышишь, парень! Сорок гостей уже забронировали места на следующий год.
― Круто! ― Колтон показывает два больших пальца вверх и ярко улыбается.
― Бронируй, Тина, ― приказывает Дэвис.
― Да, босс, ― говорит она и исчезает вместе с Колтоном.
― Черт, ― удивляюсь я, потирая челюсть. Это работает. Что бы Руби ни делала, она делает это правильно.
Во мне вспыхивает гордость. Эта девушка спасает наши задницы, причем в одиночку.
Я встаю из-за стола.
Форд поворачивается в своем кресле.
― Куда ты идешь?
― Искать Руби.
Я почти бегу до ее коттеджа. Сердце колотится в груди, я стучу костяшками пальцев по двери. Когда мне отвечает тишина, я приоткрываю дверь и вхожу внутрь.
― Руби?
Опять тишина.
Я осматриваюсь. На столе стоит ее ноутбук, рядом с ним лежит маленький блокнот. Но что привлекает и удерживает мое внимание, так это дневник на журнальном столике, открытый на линованной странице. Я вижу, что там написано:
Список дел Руби Блум (сделай это!):
1. Сделать татуировку.
2. Заняться сексом. Хорошим сексом.
3. Не спать всю ночь и встретить рассвет.
4. Увидеть калифорнийский закат.
5. Искупаться в Тихом океане.
6. Пойти на танцы.
7. Прокатиться на лошади.
Так вот что она делает? Путешествует по стране, чтобы исполнить свой список желаний? Я усмехаюсь, что-то теплое и твердое распирает мою грудь. Только она могла так поступить. Эта милая, дикая девушка, которая заставляет меня думать о ней больше, чем следовало бы.
Просмотрев список еще раз, я радуюсь, что из него вычеркнут хороший секс, но мое настроение портится, когда я смотрю на оставшуюся часть. Руби на лошади ― черт возьми, нет. А уж образ Руби, танцующей или любующейся калифорнийским закатом с кем-то, кроме меня, и вовсе выводит из себя.
Потом я ругаюсь, понимая, что веду себя как собственнический ублюдок.
Я выхожу из ее коттеджа, чувствуя себя мудаком за то, что вторгся в ее личную жизнь, и провожу рукой по волосам. Я начинаю нервничать. Мне не нравится, что я не знаю, где она.
По правде говоря, как бы сильно меня это не пугало, я не могу держаться от нее подальше.
Да и не хочу.
Поигрывая ленточкой, обмотанной вокруг запястья, я осматриваю ранчо в поисках голубых глаз и сарафана. Затем я отправляюсь на поиски.
Я знаю, где ее найти.
Она в конюшне.
Уже в пятый раз за неделю я застаю ее, когда она тайком выходит из своего коттеджа и пробирается по восточной тропе.
Руби стоит у среднего стойла, разговаривая мягким нежным тоном с молодым жеребенком породы Аппалуза. Она стоит на цыпочках, ее длинные волосы струятся по спине, и она так похожа на местную девушку, что я прикладываю руку к груди, чтобы унять боль в сердце. Платье, в которое она одета, кажется совершенно прозрачным. Я вижу каждый изгиб, каждый великолепный дюйм тела Руби Блум.
Проклятье.
Черт возьми.
Я скрещиваю руки на груди и прочищаю горло.
― Другой мужчина крадет твое сердце?
От моего голоса она вздрагивает, затем поворачивается. Ее лицо светлеет, как только она видит меня.
― А тебе что до этого, ковбой?
Ковбой. Мне это нравится.
Чертовски нравится.
Я смотрю на жеребенка, который снова утыкается носом в ее протянутую руку, и поднимаю бровь. Повезло, что это лошадь, а не человек.
Я не могу сдержать улыбку на своем лице.
― Я искал тебя. ― В ответ на ее вопросительно поднятую бровь я продолжаю. ― На следующий год нас забронировала группа из сорока человек. Ранчо заполняется. У меня появилось несколько подписчиков.
Радость светится в ее глазах.
― Хорошо. Мои связи помогли. Я так рада, Чарли. Дальше будет только лучше. Вот увидишь.
Ее искреннее желание помочь нам, ее добрые слова просто потрясают меня. Я никогда не встречал никого, похожего на Руби. Кого-то настолько… настолько хорошего.
Она просто золотая.
Потеряв контроль, я пересекаю разделяющее нас пространство.
― Сколько у тебя там? ― спрашиваю я, беря ее за руку. Провожу большим пальцем по нежной коже на внутренней стороне ее запястья.
Она пристально смотрит на меня.
― Сколько чего?
― Сердечек. ― Она отдергивает запястье, но я наклоняюсь к ней и встречаюсь взглядом с ее великолепными голубыми глазами. ― Потому что в тебе, дорогая, больше жизни, чем в поле ― цветов.
Она улыбается.
― Сладкие речи ни к чему не приведут, ковбой.
― Никаких сладких речей. Нам нужно обсудить кое-что важное.
― О? ― говорит она, изучая меня любопытными глазами.
― Ты держалась подальше, ― говорю я, прижимая ее спиной к дверям стойла и фиксируя ее на месте. Мой голос звучит хрипло, напряженно.
― Мы оба. ― Она встречает мой взгляд с удивительной стойкостью. ― Это работа. Вот и все.
Черт, я ненавижу, как сильно это ранит.
― Да, но…
Она кладет ладонь мне на грудь.
― Никаких «но», помнишь? Мы же договорились. ― Ее взгляд опускается вниз, длинные ресницы отбрасывают тени на щеки. ― Один раз. ― Она говорит это так легко, как будто только я чувствую, что меня пронзила молния от ее слов.
― Это чушь. ― Я говорю это прежде, чем успеваю остановиться.
Ее голубые глаза расширяются.
― Чарли…
― Мы еще вернемся к этому. ― Я провожу руками по ее плечам, по гладкой коже и прижимаю ее к себе. ― Сейчас мы поговорим о твоей политике открытых дверей.
Щеки Руби розовеют.
― Это же ранчо.
― Это Воскрешение. ― Проведя рукой по ее изящной челюсти, я поднимаю ее подбородок, чтобы увидеть ее глаза. ― Запирай дверь, слышишь? Это не обсуждается.
Ее сочные губы приоткрываются.
― Ладно.
― Хорошо. ― Я опускаю руки на ее талию, нуждаясь в откровенности. Она ждет от меня честности, и она ее получит. ― Я не буду лгать, Руби. Я заходил в твой коттедж, искал тебя. Я видел твой список.
В ее глазах вспыхивает страх.
― И?
― Очень длинный список дел.
― Ну что ж. Я планирую все выполнить.
― Может быть, я смогу помочь.
― Помочь мне? Как?
― Ты помогаешь нам, а я помогу тебе закончить этот список дел. ― Ее внимание переключается на жеребенка. ― Никаких лошадей, ― говорю я, стискивая зубы. Мысль о ней верхом на лошади сводит меня с ума. ― И никакого калифорнийского заката. Но все остальное я могу сделать.
Она вздергивает бровь.
― У тебя большие амбиции, ковбой. Разве у тебя нет ранчо, которым ты должен управлять?
Мысль приходит сама ― к черту ранчо.
Я провожу большим пальцем по ее полной нижней губе. Никаких больше попыток держать руки подальше от нее. Больше нет.
― Чего бы ты ни захотела этим летом, Руби, я дам тебе это.
Ее настороженный взгляд падает на ленточку, повязанную вокруг моего запястья.
― Только лето?
― Только лето. ― Мы расстанемся, когда закончится сезон.
― Ты уверен? ― Дразнящая улыбка играет на ее губах, но я замечаю грусть в голубых глазах. И, черт возьми, как же я хочу понять ее причину. ― Последнее, что я хочу сделать, это заставить тебя влюбиться в меня.
Я усмехаюсь, несмотря на то, что в груди все сжимается, ее слова отдаются у меня в голове.
― Этого никогда не случится, дорогая.
На ее лице появляется интерес.
― И почему же?
― Я не влюбляюсь.
Больше нет.
― Повезло мне, ― говорит она и откидывается на двери стойла, словно желая еще больше завести меня.
И, черт возьми, ей это удается. Как мотылек на пламя, я тянусь к ней.
Я не могу удержаться от того, чтобы не подхватить ее на руки и не прижать к себе. Руби проводит своими маленькими ручками по моей груди. С ее губ срывается тихий сексуальный вздох, и мой член дергается.
Я прижимаюсь к ее губам.
― Скажи «да». Скажи «да», и я помогу тебе с каждым чертовым пунктом в твоем списке.
Мне нужно услышать, как она это скажет. Я не могу смириться с тем, что она была всего один раз в моей постели.
― Да, ― шепчет она с придыханием. ― Да, Чарли. Ты. Я хочу тебя.
Слава богу.
― Лето, ― говорю я.
― Лето, ― соглашается она.
А потом она улыбается. Ее свет уничтожает все мрачные тени внутри меня.
Ее свет.
Обхватив ее лицо руками, я прижимаюсь к ее губам и вдыхаю. У нее вкус солнечного света и цветов. Я хочу глубоко вдыхать ее и не отпускать.
Эта девушка ― золото. Я не могу удержаться.
Руби стонет мне в рот, и я целую ее глубже. Сильнее. Я запускаю руки в ее шелковистые волосы, обнимаю ее за шею и не отпускаю. Прижимаюсь к ней губами.
Лето. Это продлится только лето.
Ее язык скользит по моему, но прежде чем я успеваю опустить руку вниз и раздвинуть ее стройные ноги, длинный бархатный нос жеребенка толкает ее в плечо, разрывая нашу связь.
Руби смеется, легко и мелодично, и этот нежный звук заставляет мой член окаменеть.
Я смотрю на жеребенка с кривой усмешкой.
― Большое спасибо.
― Он ревнует, ― говорит Руби, ее глаза полны желания.
― Я его не виню, ― говорю я ей, а потом снова притягиваю ее к себе и целую. Я прижимаю ее к себе, отчаянно нуждаясь в этой девушке, которая разрушает меня изнутри.
Ее сердцебиение сливается с моим там, где соединяются наши тела, и впервые за долгое время я чувствую солнечный свет в самых темных уголках своей души.