Укротить сердце

Глава 26

Чарли

После долгого дня, проведенного за покупкой мешков с кормом и в ожидании, пока в городе починят седло, я возвращаюсь на ранчо. По радио играет старая песня в стиле кантри, пока я веду свой старый грузовик по извилистым проселочным дорогам. Я бросаю взгляд на ковбойскую шляпу из оленьей кожи с голубой лентой, повязанной вокруг тульи, лежащую на пассажирском сиденье. Подарок для Руби. Этой девушке нужна чертова шляпа. Хотя мне нравятся веснушки, которые появляются на ее переносице, когда она немного загорает, я не хочу, чтобы она обгорела.

Я проверяю время и жму на газ. Уже больше, чем мне хотелось бы, ближе к шести часам. Я надеялся закончить кое-какие дела на ранчо, но сейчас все, чего я хочу, ― это заключить Руби в свои объятия.

С тех пор как мы ездили к ручью на прошлой неделе, она стала неотъемлемой частью моей повседневной жизни.

По утрам она вместе со мной пьет кофе на кухне. Мы говорим о планах на день, затем проводим время с лошадьми. После этого мы расходимся по своим делам. А вечером мы встречаемся снова.

Я не знаю, о чем я думал, предлагая научить ее ездить верхом. Глядя на ее широко раскрытые от удивления глаза и слушая ее заливистый смех рядом с лошадьми, у меня в горле постоянно стоит комок. Верховая езда вызывает улыбку на ее лице, и я готов из кожи вон лезть, чтобы она там оставалась всегда.

Или, может быть, я эгоистично хочу удержать ее на ранчо.

Даже если мне страшно видеть ее верхом на лошади.

Но это то, что нужно ей, а если быть честным, то это то, что нужно мне. После Мэгги, у меня уходят все силы на то, чтобы смотреть, как женщина садится на лошадь.

Но с Руби я не вижу Мэгги. Потому что Руби ― это не Мэгги.

Она та самая, которую я и не надеялся встретить. И я понимаю, что она ― лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Мне нравится ее прекрасная душа. Ее великолепное лицо. Ее тихие сексуальные вздохи, от которых у меня встает каждый раз, когда я слышу этот звук. Ее широко раскрытые глаза. Я хочу подарить ей каждый гребаный восход солнца в небе.

Черт, я бы отвез ее в Калифорнию, если бы она попросила.

Господи. Неужели я так далеко зашел?

Да. С Руби ответ всегда ― да.

Притормозив на светофоре, я проверяю свой телефон. Словно на автопилоте, мои пальцы нажимают на нашу страницу в Инстаграме. Чаще всего я ловлю себя на том, что прокручиваю ленту, когда ее нет рядом. Потому что, черт возьми, я скучаю по ней.

Наше фото, которое она сделала, набрала уже три тысячи лайков. Комментарии разные.

Вы все сделали это на 100 процентов.

Вы двое прекрасны вместе.

Где здесь горы?

Как мне найти ковбоя?

Но к черту комментарии и к черту социальные сети. Единственное, на чем я сосредоточен, ― это улыбающееся лицо Руби. За последнюю неделю я смотрел на него, наверное, раз пятьдесят.

На фото она выглядит просто великолепно ― сияющая, как солнце, волосы развеваются на ветру, прильнувшая ко мне, как будто ей там самое место.

И, черт возьми, я выгляжу как счастливый человек.

Эта мысль ― как удар в грудь, переворачивающий все, что я знал. Но я больше не могу это игнорировать.

Это больше, чем просто хороший секс.

Господи, я дал ей прозвище.

Она ― мой подсолнух, создающий хаос с тех пор, как появилась в моей жизни. Хаос, без которого я больше не могу обойтись.

Я проношусь на зеленый сигнал светофора, поворачиваю налево, чтобы выехать на дорогу, ведущую к ранчо.

Невозможно отрицать. Она свела меня с ума одним поцелуем. Каждый день она озаряет мою жизнь улыбкой. Чертовой улыбкой. Как ей это удается, я не знаю. Знаю только, что хочу, чтобы она была рядом со мной. Потому что, когда я заканчиваю с работой на ранчо, все, о чем я могу думать, ― это вернуться к ней.

И чем ближе мы становимся друг к другу, тем чаще я задумываюсь, не обманывал ли я себя все это время. Все лето я позволял страху управлять собой. Страх заботиться о ком-то еще, потерять кого-то еще…

Начать все сначала.

Хочу ли я этого?

Да. Хочу, черт возьми.

Подъезжая к въезду на ранчо, я сбрасываю газ. Грузовик Форда стоит на берегу ручья у дороги. В русле ручья я вижу своего старшего брата, который вытаскивает сгнившие столбы забора. Проехав поворот, я останавливаюсь и выпрыгиваю. Форд бурчит приветствие, его лицо скрыто под бейсболкой.

Без разговоров я беру в руки молоток. Несмотря на изнурительный труд и Форда, проклинающего солнце, мы убираем столбы всего за двадцать минут.

Я вытираю лоб.

― Разве не Уайетт должен был этим заняться?

Кивок.

― Уайетт пропал. Не видел его весь день. У меня кулаки чешутся дать ему по зубам. Или по голове. Я еще не решил. ― Он дергает подбородком в сторону ручья. ― Какой-то идиот завалил русло ручья пивными банками, так что это следующий пункт в моем списке.

― Ты звонил ему? ― спрашиваю я, уже вытащив телефон и набирая номер Уайетта.

― Дважды.

Он звонит и звонит, и наконец переключается на голосовую почту.

― Он может быть вне зоны доступа, ― говорю я. Периодическое отсутствие сотовой связи ― типичное явление на ранчо. Если он вне зоны доступа, то связаться с ним не получится, пока он не подъедет поближе.

― Я поеду на ранчо, ― говорю я Форду, пытаясь избавиться от беспокойства. ― Посмотрим, там ли он.

Всю короткую дорогу до коттеджа мои мысли были заняты Уайеттом. Мне это не нравится. Он, конечно, любит валять дурака, но это не похоже на него ― уклоняться от своих обязанностей. Когда мы были детьми, он всегда вставал с солнцем, чтобы помочь мне с лошадьми и по хозяйству.

Когда я въезжаю на гравийную дорожку своего дома, я вижу, как Руби возвращается из лоджа. Подол ее сарафана развевается, когда она направляется к своему коттеджу с пакетом яблок в руке.

Как только я вижу ее, все мысли о ранчо, о Уайетте мгновенно улетучиваются.

Я припарковываю грузовик, хватаю ее шляпу, выпрыгиваю из машины и встречаюсь с ней между своим домом и ее коттеджем.

Она сияет и подбегает ко мне.

― Привет, ковбой, ― растягивая слова, произносит она, поднимая пакет с яблоками в знак приветствия. ― Шеф-повар дал мне немного лишних яблок с конкурса выпечки. ― Она наклоняется ко мне, ее голубые глаза сверкают. ― Я все еще думаю, что тебе нужен сад.

Я усмехаюсь и качаю головой. Она практически королева моего ранчо.

Черт. Мне это нравится. Чертовски сильно.

Эта мысль пронзает меня как пуля.

Ее место здесь.

Ее место со мной.

Опустив пакет с яблоками, Руби кивает на шляпу, зажатую в моей руке, ее алые губы приоткрываются.

― Что это?

― Нашел тебе кое-что в городе. ― Я надеваю шляпу ей на голову и сдерживаю улыбку. В ней она выглядит как маленькая дерзкая ковбойша. ― Если собираешься научиться ездить верхом, то и одеваться надо соответствующе.

Она вздыхает.

― О, Чарли, ― говорит она, прижимая руку к сердцу, и на ее милом личике вспыхивает радость. Она смотрит вверх, затем ее взгляд встречается с моим. В ее глазах блестят слезы. ― Спасибо. Мне она так нравится. ― Благодарность в ее голосе пронзает мне сердце, как стрела.

Поправляя шляпу, она шутливо прицеливается в меня, сложив пальцы пистолетом, а затем кружится. Подол ее сарафана поднимается, и что-то твердое застревает у меня в горле.

― Ну, ― говорит она, упираясь руками в бедра. ― Как я выгляжу?

Как будто ты моя.

― Идеально, ― хриплю я. ― Тебе идет ковбойский стиль.

Она слегка пожимает плечами и кокетливо улыбается. ― Ну, до встречи.

О, черт возьми, нет.

Я хватаю ее за запястье, прежде чем она успевает отвернуться.

― Эй, куда ты собралась?

Ее глаза расширяются с той потрясающей, искренней невинностью, к которой я привык.

― Возвращаюсь к работе. Я завалена работой, Чарли. Твоей страничке нужно больше постов. Не говоря уже о том, что я должна закончить календарь до конца…

Я целую ее, чтобы она замолчала. Больше никаких разговоров о ее отъезде. Я не могу с этим смириться.

Положив руки ей на талию, я ласкаю ее язык, прижимая ее крошечную фигурку к своей груди. Она обнимает мою шею и стонет мне в рот. Мой член ноет от желания. Наши сердца колотятся, пока я поглощаю эту женщину, которая доводит меня до безумия.

Прямо сейчас, прямо здесь, я хочу остаться в этом моменте.

С ней.

― Пойдем, ― говорю я ей, когда мы отстраняемся. Я запускаю руку в ее шелковистые локоны и обхватываю ее затылок. Вожделение держит меня за горло. ― Оставайся на ночь.

Она смеется, смотрит на меня как на сумасшедшего.

― Я уже оставалась.

― Оставайся на выходные.

Я не хочу, чтобы она уходила.

Она качает головой, глядя на меня из-под длинных ресниц.

― Чарли…

― Собери сумку, ― приказываю я. ― Не спорь со мной.

― Когда?

― Сейчас. ― Я переплетаю свои пальцы с ее, не давая ей отстраниться. ― Ужин. Виски.

На ее лице появляется удивление.

― Ты готовишь?

― Чертовски верно. ― Я ухмыляюсь. ― Не уверен, что получится, но я что-нибудь придумаю.

― Хорошо. ― Ее глаза сверкают в лучах заходящего солнца. ― Мне нужно отфотошопить несколько фотографий для августовских постов. Дай мне час.

Я обнимаю ее за талию.

― Двадцать минут.

Она хихикает, откидывая голову назад, и этот музыкальный звук пробуждает мой член.

― Быстро, подсолнух, ― рычу я, наклоняя голову, чтобы уткнуться носом в ее в шею. Я вдыхаю ее клубничный аромат. ― Я не могу выбросить тебя из головы. Я был без тебя меньше двадцати четырех часов, и я схожу с ума. Ты чертовски заводишь меня, Руби.

Я выложил все свои карты на стол, и мне нет до этого никакого дела.

Она упирается мне в грудь, чтобы оттолкнуть меня, ее ликующее лицо раскраснелось.

― Не волнуйся, ковбой. Ты мне тоже нравишься.

Мой взгляд падает на ее пухлые губы, и я просовываю палец под бретельку ее сарафана.

― Малышка, я уже считаю минуты.

Ее глаза становятся мечтательными, она снова целует меня, хватает пакет с яблоками, а затем высвобождается из моей хватки.

― Скоро увидимся.

С замиранием сердца я смотрю ей вслед, как она взбегает по ступенькам в свой коттедж и исчезает.

Затем наступает моя очередь. Я поднимаюсь по ступенькам крыльца к дому, мои мысли уже заняты сегодняшним вечером.

Моей девушкой.

― Вон, ― рычу я, как только слышу, как хлопает дверь.

Я бросаю взгляд на часы на стене. Все надежды на вечер наедине с Руби рухнули. Мне нужно переехать на чертову луну. Сжечь отпечатки пальцев, собрать грузовик и поселиться на склоне горы, далеко-далеко, вне пределов досягаемости. Потому что последнее, что мне нужно, это чтобы мои старшие братья-идиоты вмешивались в наши с Руби отношения.

Форд и Дэвис вваливаются внутрь с самодовольными ухмылками на лицах, и осматривают кухню, в которой я устроил беспорядок.

― После работы сразу домой, да? ― Форд поднимает бровь.

Я сердито смотрю на него.

― У меня есть дела поважнее.

― Дела поважнее означают, что она придет или…

― Она придет на ужин, ― огрызаюсь я. ― Так что вы все должны убираться к чертовой матери.

Я ставлю на стойку единственную бутылку терпкого вина, которая есть в холодильнике. Хмурясь, я рывком открываю морозилку и изучаю ее содержимое.

― У нас еще остались стейки с прошлого месяца?

Дэвис скрещивает руки и опускается на табурет. Он выглядит как самодовольный ублюдок.

― Мы все еще говорим о девушке, которая хороша для летней интрижки?

Я замираю, с болью вспоминая свои слова, сказанные несколько недель назад.

Я чертов ублюдок. Если Руби узнает, что я так сказал…

Это причинит ей боль. И это разобьет мое чертово сердце.

Слова не укладываются в голове. Больше нет. Она больше, чем просто летнее увлечение. Она ― Руби. Она ― солнечный свет, освещающий самые темные уголки моей души, сияние, заполняющее трещины в моем сердце. Трещины, которые я пытался заполнить алкоголем, ранчо, молчанием и гневом. Такое ощущение, что у меня было похмелье десять долгих лет, и я только-только начинаю трезветь.

― Нет, ― признаю я. ― Она ― нечто большее.

Дэвис выглядит удивленным, и впервые в жизни на его лице нет этого выражения я-знаю-все.

― Затонул. Как чертов корабль. ― Форд улюлюкает, хлопая ладонью по столешнице.

Я смотрю на него, пытаясь нахмуриться, хотя все, что я хочу сделать, это ухмыльнуться, как жалкий сукин сын.

― Влюбился по уши, брат. Ты уже написал на сапоге ее имя? ― спрашивает Форд, открывая бутылку виски и разливая по рюмкам.

Влюбился по уши. Так всегда говорил наш отец. Когда находишь подходящую женщину, влюбляешься по уши, а потом пишешь ее имя на подошве ― знак, что она твоя.

Я ворчу.

― Нет.

― Ты сел на лошадь, Чарли. ― Дэвис пристально смотрит на меня. ― Чтобы порадовать ее.

― Я не знаю, что происходит между нами, ― говорю я, проглатывая виски, позволяя жгучей жидкости развязать язык. ― Все, что я знаю, это то, что она мне нравится. Чертовски сильно.

Дэвис проводит рукой по своим темным волосам, его лицо становится серьезным.

― Я не слышал, чтобы ты так говорил с тех пор, как… ну, с давних пор.

― Со времен Мэгги, ― говорит Форд. Он виновато пожимает плечами и обменивается взглядом с Дэвисом. ― Мы все так думаем.

Я вдыхаю слова Форда, имя Мэгги, а когда выдыхаю, мне уже не так больно.

― Улыбка тебе идет, брат. ― Дэвис прочищает горло. ― Продолжай в том же духе.

Я смотрю в окно на коттедж Руби.

― Я так и собираюсь.

Рация на бедре Дэвиса трещит, и прокуренный голос Сэма произносит:

― Эй, вы не видели Уайетта?

Дэвис подносит рацию ко рту.

― Нет. А что?

― Мы нашли Пепиту на хребте. Она сильно хромает. Никаких следов вашего брата.

Страх скручивает мой желудок. Внимание Форда переключается с бутылки виски на меня, его худощавая фигура напрягается.

Челюсть Дэвиса сжимается.

― Она в порядке?

― Мы отведем ее в конюшню, чтобы проверить. Думаю, она в порядке. Мы дадим вам знать. Конец связи.

― Спасибо, Сэм. Конец связи. ― Дэвис заканчивает разговор и ругается.

Моего уравновешенного брата трудно вывести из себя, отчего по моей спине бегут мурашки. Уайетт относится к своей лошади как к золоту. Он ни за что не позволил бы ей убежать травмированной и не пошел за ней.

― Где, черт возьми, наш брат? ― спрашивает Форд, в его глазах светится беспокойство.

Эта фраза обрушивается на меня, как удар шара в боулинге, и заставляет вспомнить, как Уайетта сбросила лошадь, и он два дня был без сознания. Вся семья приехала в больницу. Наш брат пострадал. Это означало, что мы все не в порядке. Это также означало, что он мог рассчитывать на то, что мы будем рядом, присмотрим за ним.

Всегда.

Я вздрагиваю.

― Мне это не нравится. ― Я беру телефон и набираю номер Уайетта, но ответа нет.

― Собери всех. Начинайте его искать. ― Дэвис сползает с табурета, выражение его лица мрачное. ― Я приведу Кину, может, она сможет взять след.

Задняя дверь распахивается как раз в тот момент, когда я хватаю ключи.

― У вас есть пакет со льдом? ― Уайетт, прихрамывая, заходит на кухню. Он выглядит бледным и усталым. Кровь размазана по его виску. Он надвинул бейсболку низко на глаза, но я вижу зарождающийся синяк под глазом.

В комнате начинается сумасшедший дом.

Подойдя к нему, Дэвис сильно подталкивает Уайетта к стулу за кухонным столом.

― Садись.

Уайетт садится, морщась, как будто само движение причиняет боль, и мне хочется найти того, кто сделал это, и превратить его лицо в фарш.

― Кого, блядь, мне нужно убить? ― требует Форд, прохаживаясь за стулом Уайетта.

Дэвис снимает с Уайетта бейсболку и откидывает его голову назад, чтобы рассмотреть зрачки.

― Начинай говорить, Уай, ― предупреждаю я, сунув ему в одну руку пакет со льдом, а в другую ― стакан с виски.

Брат встречает мой взгляд.

― Я направлялся помочь Форду с ручьем, когда кто-то сбил меня на дороге. ― Он шипит, когда Дэвис откидывает назад его волосы, кровь из неглубокого пореза течет быстрее. ― Я упал с Пепиты и потерял сознание. Думаю, они пинали меня, пока я был в отключке, потому что у меня сильно болят ребра. Когда я очнулся, я притащил свою разбитую задницу сюда. Он выдыхает, пытаясь сохранить на лице дерзкую ухмылку, но по тому, как он сжимает челюсти, я понимаю, что ему больно.

Кровь стучит у меня в висках, когда я смотрю на своего младшего брата. Уайетт сидит здесь, истекая кровью, а я чувствую себя чертовски беспомощным.

Форд ругается и поворачивает ко мне голову.

― Вулфингтоны мертвы ― они, блядь, гребаные трупы.

Я киваю, ярость кипит в моих венах.

Уайетт может сколько угодно падать с лошадей. Ломать ребра, получать сотрясения мозга, но, если кто-то причинит вред моему младшему брату, моей семье, все ставки будут сделаны.

― Держите себя в руках, ― приказывает Дэвис. ― Мы ничего не решим, если вы все сорветесь с катушек.

― К черту это, Дэвис, и к черту тебя, ― огрызается Форд. Он кричит так громко, что дребезжат стаканы с виски. ― На этот раз они зашли слишком далеко.

― Согласен с Фордом. ― Я шагаю к двери, распахиваю ее и осматриваю ранчо. Снаружи огромные черные грозовые тучи скоро прольются дождем. ― Пойдем свернем несколько гребаных шей.

Если Вулфингтоны настолько глупы, что пришли на нашу территорию и напали на нашего брата, им лучше быть готовыми.

Дэвис поднимается, сверкая глазами, разозленный тем, что мы с ним не согласны и готовый стукнуть нас лбами друг о друга, но Уайетт машет рукой, заставляя всех нас замолчать.

― Я не думаю, что это были Вулфингтоны, ― говорит он, поморщившись. ― Это слишком для них. Они и с лассо не могли найти свои члены. ― Он смеется, а потом стонет, прижимая руку к ребрам.

Я резко оборачиваюсь, и мои сапоги скрипят по полу.

― Тогда кто это, блядь, был?