Укротить сердце

Глава 21

Чарли

― Кажется, я пьяна, ― вздыхает Руби. Широко раскрытые глаза сияют от восторга на ее милом личике, пока она неуверенно покачивается на своих босых ногах.

Переступив порог своей спальни, я усмехаюсь и притягиваю ее к себе.

― Малышка, мне тоже кажется, что ты пьяна. ― Возбужденная и хихикающая, ― она самая милая малышка, которую я когда-либо видел.

― Что мы сейчас делаем? ― спрашивает она.

― Восход солнца, помнишь?

Спустя три шота, два пива и несколько кругов по танцполу, мы уехали из «Неонового Гризли» и вернулись ко мне.

― Но это занятие не на несколько часов. ― Она встает на цыпочки, проводит рукой по моей груди, прикусывает горло. Моя решимость ослабевает, и член набухает в джинсах.

Я привез ее к себе, потому что не хотел, чтобы пьяная она оставалась одна. Я сделал это не для того, чтобы перепихнуться.

― Что мы будем делать до тех пор? ― вздыхает она. От нее волнами исходит тепло.

Я обхватываю ее лицо ладонями и хмурюсь.

― Ты немного выпила. Если ты не хорошо себя чувствуешь…

Она хлопает длинными ресницами и мелодично хихикает, отчего мое возбуждение усиливается.

― Может, я и выпила, но я очень, очень хорошо себя чувствую.

― Ты уверена? ― еле сдерживаясь спрашиваю я. ― Я не хочу, чтобы ты делала то, к чему не готова.

― Ковбой, перестань болтать и поцелуй меня, ― говорит она прежде, чем прижаться ко мне губами.

Каждая унция крови в моем мозгу, каждый протест стекают в мой член.

Я отстраняюсь.

― Этот сарафан нужно снять.

Она притворно надувает губы, ее глаза, ресницы, подведенные дымчатыми тенями, трепещут.

― Тебе не нравятся мои сарафаны?

― Я люблю их, малышка. ― Я ухмыляюсь. Мне нравится эта сторона Руби. Игривая, кокетливая, милая. Каждая новая сторона, с которой она открывается, делает ее все лучше и лучше. ― Я просто больше люблю, когда они на моем полу.

― Ковбой, устанавливающий правила. ― На ее губах играет улыбка. Она двигает бедрами, приподнимая подол, чтобы показать кремовую кожу. Фиолетовые трусики.

Мой член напрягается от заигрывания, звучащего в ее голосе. Вся сила воли, которая удерживала меня, улетучивается в окно. Я не хочу ждать. Я прижимаю ее спиной к стене и хватаю за задницу.

― Черт, малышка, ― рычу я, зарываясь лицом в ее шею и стаскивая с нее трусики.

Ее спина выгибается, а грудь натягивает лиф платья в форме сердца. Она стонет и рвет мою рубашку, проводя своими маленькими ручками по моему телу. Жадная. Мне это чертовски нравится.

Я прижимаюсь бедром к ее сладкой киске. Она трется о него, пропитывая мои джинсы, и я, блядь, теряю контроль.

С рычанием я стягиваю переднюю часть ее тонкого платья, обнажая грудь и розовые соски. Обхватив обеими руками ее талию, я низко наклоняюсь, всасывая кремово-белую выпуклость ее груди, позволяя языку дразнить ее соски, превращая их в твердые пики.

Из уст Руби вырывается исступленный крик. Она вздрагивает и откидывает голову назад, ее ресницы трепещут, губы приоткрыты.

Внутренняя сторона ее бедер блестит от возбуждения. Я провожу ладонью по влажной коже, а затем погружаю в нее пальцы. Дразню. Играю.

Она издает слабый стон, ее ногти впиваются в мое плечо.

― Чарли…

Она тугая, мокрая, горячая.

Моя.

Ни у кого не будет шанса с этой девушкой. Никогда. Увидев ее сегодня вечером с другим мужчиной, я едва не погубил себя. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не убить парня, потому что, если меня посадят, я не только не смогу управлять своим ранчо, но и не смогу трахать Руби. А это будет чертовски обидно.

С этой мыслью я скольжу руками вверх по ее телу, стягивая сарафан и оставляя ее обнаженной.

Я сжимаю ее упругую попку и приподнимаю ее. Она обхватывает меня ногами за талию, а я присваиваю ее рот, поглощая каждый поцелуй, каждую унцию воздуха, которым она меня благословляет.

Я хочу больше ее.

Мне нужно попробовать ее на вкус.

Потому что, черт возьми, у этой девушки мой любимый вкус.

Поставив ее на ноги, я наклоняюсь.

― Стой, ― приказываю я.

― Да, ― вздыхает она.

― Хорошая девочка.

Ее взгляд, обращенный в спальню, заставляет меня опуститься на колени так быстро, что у меня перехватывает дыхание.

Я раздвигаю ее ноги, а затем, обхватив руками ее талию, прижимаю ее спиной к стене. Я вылизываю внутреннюю сторону ее бедер, влажные следы возбуждения, как влюбленный щенок. Потому что это правда, я чертовски голоден.

Я раздвигаю ее ноги еще шире, впиваясь губами в ее сладкую киску так глубоко, словно рай может оказаться по ту сторону.

Руби прижимается к стене, ее тело вибрирует, бедра дрожат, глаза зажмурены в экстазе. Ее киска прижимается к моему рту, и я издаю какой-то сдавленный звук.

Господи, она на вкус как клубника. Как это, блядь, возможно? Еще раз подтверждая мои подозрения, что она в буквальном смысле ангел.

Отстранившись, я провожу пальцем по ее влажным складочкам, и она вдыхает. Я прижимаюсь губами к ее клитору и посасываю.

Она задыхается.

― Чарли… Я не могу… Я…

Я рычу, наслаждаясь ощущением того, как она дергает меня за волосы. Я продолжаю ласкать ее клитор, сильно прижимаюсь к нему губами и вращаю языком. Любой способ поглотить эту скользкую, сексуальную киску, любой способ доставить удовольствие моей девочке ― вот моя цель в жизни. Я беру ее попку в руки и рывком двигаю к себе, насаживая ее на мой язык.

― О боже. Да. Да. ― Нижняя часть тела Руби вздрагивает, ее бедра неконтролируемо дрожат, а затем она кричит. Оргазм накатывает на нее, как волна, и я чувствую, как набухает и наливается ее плоть.

С тихим стоном ее глаза мутнеют, и она обмякает, сползая по стене из-за подкосившихся коленей.

Я встаю и притягиваю ее к себе. Прижимав ее к груди, я замираю.

― Господи. ― Я невесело смеюсь и кладу руку ей на грудь. ― У тебя так сердце колотится. ― Это кажется неестественным, слишком быстрым.

Ее голова запрокидывается, и она встречается со мной глазами. Она прерывисто вздыхает, ее глаза на мгновение становятся грустными.

― Из-за тебя, Чарли. ― Она кладет свою руку поверх моей и прижимает ее к своему сердцу. ― Видишь, что ты делаешь со мной?

― Что я делаю с тобой? ― рычу я. ― Малышка, ты заставила меня встать на колени, черт возьми, только чтобы попробовать тебя.

Она улыбается.

Я целую ее, ее язык глубоко проникает в мой рот. Когда я отстраняюсь, ее лицо пылает. Она покачивается в моих объятиях, и я обхватываю ее за талию, чтобы она не упала.

― Черт, малышка, ты в порядке? ― выдавливаю я, переводя дух.

Но я еще не закончил с ней.

Она смотрит на меня и улыбается. Затем она произносит самое прекрасное слово в английском языке.

― Еще.

Я поднимаю ее на руки, она легкая как перышко, и кладу ее на край кровати.

― Черт, ― ругаюсь я, роясь в ящике тумбочки. Мои яйца тяжелее свинца. ― У меня закончились презервативы.

― Я чиста. И принимаю противозачаточные. Я почти ни с кем не была, кроме тебя, ― шепчет она. Ее глаза встречаются с моими, на ее лице нет ни тени сомнения. ― Я доверяю тебе, Чарли.

Доверие.

От этого слова у меня в груди вспыхивает пламя, член вздымается.

Трахать Руби без защиты. Заботиться о ней. Давать ей то, что она хочет.

Господи, у меня нет ни единого шанса.

Я быстро забираюсь на кровать, одобрительно рыча, и прижимаю ее к себе.

― Я тоже чист.

― Ты мне нужен, Чарли, ― стонет она. Ее тело выгибается навстречу мне, прижимая ко мне эту сладкую грудь. ― Сегодня ночью трахни меня быстро.

― Ты уверена? ― спрашиваю я, глядя ей в глаза.

Я всегда делал это медленно, как она просила. Но с ее разрешения мне не терпится оседлать эту идеальную киску жестко и быстро.

― Чертовски уверена.

Я сбрасываю штаны. Прижимаю ее тело к кровати.

От грубого проникновения она задыхается.

― Блядь, ― стону я, погружаясь в ее скользкую киску. Она такая мокрая, что принимает меня без сопротивления. ― Я заставлю тебя дрожать, малышка. Раздвинь ножки.

Она делает это, и я вхожу глубже.

― Господи, ― рычу я сквозь стиснутые зубы. ― Ты ― просто совершенство, малышка.

Всхлипывая, она раздвигает ноги и выгибает спину, ее пальцы впиваются в простыни. Невинная улыбка медленно расплывается по ее лицу.

― Мне нравится. Мне нравится, Чарли.

Я уничтожен.

Абсолютно уничтожен.

― Быстрее, ― шепчет она, двигаясь навстречу как какое-то волшебное существо, прекрасное и безрассудное. ― Быстрее.

― Ты уверена?

― Да, да.

На этот раз я вколачиваюсь безжалостно, тараня бедрами, вгоняя член в ее гладкое, горячее лоно. Жесткие толчки, от которых ее тело напрягается. От того, как она втягивает меня в себя, как пульсирует вокруг меня и удерживает меня там, я теряю рассудок.

Мне нужно войти глубже.

Она задыхается, ее маленькое тело дрожит подо мной.

― О… О… ― выдыхает она, ее дыхание становится прерывистым.

― Черт, ты уничтожаешь меня, Руби, ― хриплю я, вбиваясь глубже, чем когда-либо, мои яйца чертовски тяжелые, а пик все ближе.

Я никогда не отпущу ее. Никогда раньше не испытывал ничего подобного. Она маленькая, теплая и совершенная, лишает меня контроля так легко, что я даже не могу сопротивляться. То, как она подходит мне, Господи, я совершенно повержен.

Кровь стучит у меня в висках, я прижимаюсь губами к ее губам и двигаюсь жестко. Быстро. Наши сердца гулко бьются.

― Блядь, малышка, я сейчас кончу, ― бормочу я ей в основание шеи. Пружины кровати дико скрипят. Наши тела соединяются с неистовой яростью. Каждый толчок моего тела приподнимает ее крошечную фигурку на несколько дюймов вверх по матрасу.

― Чарли, ― выдыхает Руби, впиваясь ногтями в мою спину. Ее взгляд затуманивается, на лбу выступают капельки пота. Затем она вздрагивает, яростно выгибаясь, когда оргазм обрушивается на нее. Ее мелодичный голос звучит как напев.

― Боже мой. Боже мой, Чарли… Чарли… да…

Я срываюсь.

Последним толчком я с силой вгоняю в нее свой член. Ее стенки сжимаются вокруг меня, удерживая меня, и в ту секунду, когда я чувствую тонкую руку Руби на своей спине, чувствую, как она обмякает подо мной, это доводит меня до предела. Я кончаю быстро, как пистолет, с ревом освобождаясь.

Задыхаясь, я падаю на нее сверху, зарываясь лицом в ее шею, вдыхая клубничный аромат ее кожи.

― Ты, черт возьми, уничтожила меня, малышка.

Тишина.

Мое тело замирает. Черт. Если я был слишком груб с ней, я никогда себе этого не прощу. Целуя ее голое плечо, я приподнимаюсь.

Руби лежит, глаза закрыты, губы раздвинуты. Волосы рассыпались золотым покрывалом.

― Руби, ты в порядке? ― Я хриплю, но ее тело так и лежит на кровати, не шевелясь.

Паника пронзает мою грудь, как нож.

― Малышка, тебе нужно открыть глаза, ― грубо приказываю я, притягивая ее к себе и обхватывая ее голову ладонями.

Она не реагирует.

Я не могу думать. Не могу дышать.

Мир вокруг меня качается и расплывается, но прежде чем я успеваю сойти с ума, с ее губ срывается стон. Когда ее голубые глаза распахиваются, у меня в груди все сжимается от облегчения.

― Привет, ― шепчет она.

Приподнимая пальцем ее подбородок, я заставляю ее посмотреть на меня, проверяя ее глаза. Они затуманены и наполнены тревогой.

― Ты потеряла сознание. ― Это утверждение, а не вопрос, потому что именно это и произошло.

― У меня закружилась голова, ― признается она, ее голос дрожит. ― Я слишком много выпила. Я не должна была.

Чувство вины захлестывает меня с головой. Мне следовало быть внимательнее.

― Иди сюда, малышка, ― шепчу я, прижимая ее крошечную фигурку к своей груди.

Переключаясь между паникой и беспокойством, я слезаю с кровати и снова укладываю на нее Руби, аккуратно опуская ее в подушки.

― Мне нужна секунда. ― Она слабо улыбается и потирает грудь. Мой желудок вздрагивает от ее призрачно-белой бледности. ― Ты меня вымотал.

― Оставайся здесь. ― Нежно поцеловав ее висок, я ухожу, чтобы взять полотенце из ванной.

― Ты не должен этого делать, ― говорит Руби, когда я возвращаюсь и вытираю ее.

Я бросаю полотенце в корзину для белья и сажусь рядом с ней.

― Да, должен. ― Я не свожу глаз с ее лица. ― Ты меня до смерти напугала.

― Я в порядке, Чарли, ― заверяет она меня. С небольшой улыбкой она сползает с края кровати, чтобы поднять свой сарафан. Ее движения медленные и неуверенные.

― Куда ты собралась? ― Я беру ее за руку. Мягкая. Теплая. Мое сердце сжимается.

― В мой коттедж.

― Не сегодня.

Покачав головой, она вздыхает, и мой взгляд задерживается на том, как она держится за каркас моей кровати, словно пытаясь не упасть.

― Чарли. Мы не будем этого делать.

― Да, сегодня вечером мы это сделаем. Восход солнца, помнишь?

Ее губы поджимаются. Привычный жест, который говорит мне, что она собирается спорить со мной.

Я разочарованно вздыхаю.

Мне это не нравится. Мне не нравится, что она уходит посреди ночи. И мне не нравится, что она так много выпила, что отключилась у меня на руках. Хуже того, мне не нравится, что я близок к тому, чтобы встать на колени и умолять ее остаться.

Она выглядит измученной и хрупкой, и я хочу, чтобы она поспала. Я хочу оставить ее здесь и знать, что она в безопасности и с ней все в порядке, и не волноваться за нее, черт возьми.

Я хочу заботиться о ней.

Я провожу большим пальцем по внутренней стороне ее запястья.

― Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

Ее глаза становятся мечтательными.

― Хорошо.

Я не даю ей шанса передумать.

Схватив ее за запястье, я притягиваю ее к себе и заключаю в объятия. С ее губ срывается тихий вздох. Я укладываю ее в кровать и забираюсь рядом с ней. Это кажется слишком интимным, что она останется на ночь, но мне плевать. Я хотел этого ― жаждал этого ― с тех пор, как она ушла в первый вечер, и каждую последующую ночь.

Считайте, что моя борьба окончена.

Считайте, что остаток лета ничего не решит. Эта женщина поработила меня, завладела моим членом, моей головой и моим сердцем. Нет никого лучше нее.

С легким вздохом Руби прижимается ко мне, положив голову между моей шеей и грудью. Я обнимаю ее обнаженное тело. Ее сердце колотится так, будто она дважды пробежала марафон.

― Подсолнух. ― Счастливый шепот вырывается из ее уст.

― О чем ты? ― спрашиваю я.

― Это был мой подсолнух сегодня. Ты.

― И мой тоже, ― признаюсь я. Из-за камня в горле мне трудно произнести еще что-нибудь.

Ее глаза находят мои.

― Правда?

― Правда. ― Я целую ее в висок. ― Руби?

― Хм.

― Какое у тебя второе имя?

― Джейн. Так звали мою мать.

― Что с ней случилось?

Она сонно вздыхает.

― Она умерла, когда я была ребенком. — Ее голос мягкий, немного невнятный.

― Как?

― Проблемы со здоровьем.

Я опускаю взгляд на ее бледное лицо. Она больше ничего не говорит, и мы лежим в тишине, пока я продолжаю гадать. Что это значит? Проблемы со здоровьем? Какие именно? Это гложет меня, и я не знаю почему.

Потому что она упрямая.

Потому что меня это чертовски беспокоит.

Я рисую круг на ее ладони.

― Почему ты здесь, Руби?

― Ранчо «Беглец», ковбой, ― вздыхает она. ― Тогда мы поговорим.

Она хороша, надо отдать ей должное.

Меня это бесит.

И пугает меня до чертиков.

Может быть, потому что я ловлю себя на мысли о том, что хочу рассказать ей о ранчо "Беглец". Может быть, потому что так я узнаю больше о Руби. Об этой милой, великолепной девушке, которая взрывает мое сердце, как атомная бомба.

А может, потому что впервые после Мэгги у меня осталась женщина. С Руби в моих объятиях я не чувствую себя таким опустошенным. Я не чувствую себя таким разбитым.

Я слишком глубоко увяз. Я тону, но мысль о том, чтобы схватиться за спасательный круг, не приходит в голову.

Сонный голос Руби нарушает тишину. Словно прочитав мои мысли, она говорит:

― Возможно, ты не был готов ко мне, Чарли Монтгомери, но я была готова к тебе.

От ее сладких слов у меня перехватывает горло.

Я прижимаю ее к себе.

― Спи, дорогая.

― Мы пропустим восход солнца, ― бормочет она. Я чувствую, как она зевает, и улыбаюсь.

― Я разбужу тебя, ― вру я. Я уже знаю, что следом за ней погружусь в беспокойный сон.

Ее дыхание замедляется, выравнивается. Я лежу рядом с ней, положив руку на ее гулко бьющееся сердце.

Суровая правда в том, что я не могу оставаться вдали от Руби.

Хуже того, я не хочу.