Чарли
― Кажется, я пьяна, ― вздыхает Руби. Широко раскрытые глаза сияют от восторга на ее милом личике, пока она неуверенно покачивается на своих босых ногах.
Переступив порог своей спальни, я усмехаюсь и притягиваю ее к себе.
― Малышка, мне тоже кажется, что ты пьяна. ― Возбужденная и хихикающая, ― она самая милая малышка, которую я когда-либо видел.
― Что мы сейчас делаем? ― спрашивает она.
― Восход солнца, помнишь?
Спустя три шота, два пива и несколько кругов по танцполу, мы уехали из «Неонового Гризли» и вернулись ко мне.
― Но это занятие не на несколько часов. ― Она встает на цыпочки, проводит рукой по моей груди, прикусывает горло. Моя решимость ослабевает, и член набухает в джинсах.
Я привез ее к себе, потому что не хотел, чтобы пьяная она оставалась одна. Я сделал это не для того, чтобы перепихнуться.
― Что мы будем делать до тех пор? ― вздыхает она. От нее волнами исходит тепло.
Я обхватываю ее лицо ладонями и хмурюсь.
― Ты немного выпила. Если ты не хорошо себя чувствуешь…
Она хлопает длинными ресницами и мелодично хихикает, отчего мое возбуждение усиливается.
― Может, я и выпила, но я очень, очень хорошо себя чувствую.
― Ты уверена? ― еле сдерживаясь спрашиваю я. ― Я не хочу, чтобы ты делала то, к чему не готова.
― Ковбой, перестань болтать и поцелуй меня, ― говорит она прежде, чем прижаться ко мне губами.
Каждая унция крови в моем мозгу, каждый протест стекают в мой член.
Я отстраняюсь.
― Этот сарафан нужно снять.
Она притворно надувает губы, ее глаза, ресницы, подведенные дымчатыми тенями, трепещут.
― Тебе не нравятся мои сарафаны?
― Я люблю их, малышка. ― Я ухмыляюсь. Мне нравится эта сторона Руби. Игривая, кокетливая, милая. Каждая новая сторона, с которой она открывается, делает ее все лучше и лучше. ― Я просто больше люблю, когда они на моем полу.
― Ковбой, устанавливающий правила. ― На ее губах играет улыбка. Она двигает бедрами, приподнимая подол, чтобы показать кремовую кожу. Фиолетовые трусики.
Мой член напрягается от заигрывания, звучащего в ее голосе. Вся сила воли, которая удерживала меня, улетучивается в окно. Я не хочу ждать. Я прижимаю ее спиной к стене и хватаю за задницу.
― Черт, малышка, ― рычу я, зарываясь лицом в ее шею и стаскивая с нее трусики.
Ее спина выгибается, а грудь натягивает лиф платья в форме сердца. Она стонет и рвет мою рубашку, проводя своими маленькими ручками по моему телу. Жадная. Мне это чертовски нравится.
Я прижимаюсь бедром к ее сладкой киске. Она трется о него, пропитывая мои джинсы, и я, блядь, теряю контроль.
С рычанием я стягиваю переднюю часть ее тонкого платья, обнажая грудь и розовые соски. Обхватив обеими руками ее талию, я низко наклоняюсь, всасывая кремово-белую выпуклость ее груди, позволяя языку дразнить ее соски, превращая их в твердые пики.
Из уст Руби вырывается исступленный крик. Она вздрагивает и откидывает голову назад, ее ресницы трепещут, губы приоткрыты.
Внутренняя сторона ее бедер блестит от возбуждения. Я провожу ладонью по влажной коже, а затем погружаю в нее пальцы. Дразню. Играю.
Она издает слабый стон, ее ногти впиваются в мое плечо.
― Чарли…
Она тугая, мокрая, горячая.
Моя.
Ни у кого не будет шанса с этой девушкой. Никогда. Увидев ее сегодня вечером с другим мужчиной, я едва не погубил себя. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не убить парня, потому что, если меня посадят, я не только не смогу управлять своим ранчо, но и не смогу трахать Руби. А это будет чертовски обидно.
С этой мыслью я скольжу руками вверх по ее телу, стягивая сарафан и оставляя ее обнаженной.
Я сжимаю ее упругую попку и приподнимаю ее. Она обхватывает меня ногами за талию, а я присваиваю ее рот, поглощая каждый поцелуй, каждую унцию воздуха, которым она меня благословляет.
Я хочу больше ее.
Мне нужно попробовать ее на вкус.
Потому что, черт возьми, у этой девушки мой любимый вкус.
Поставив ее на ноги, я наклоняюсь.
― Стой, ― приказываю я.
― Да, ― вздыхает она.
― Хорошая девочка.
Ее взгляд, обращенный в спальню, заставляет меня опуститься на колени так быстро, что у меня перехватывает дыхание.
Я раздвигаю ее ноги, а затем, обхватив руками ее талию, прижимаю ее спиной к стене. Я вылизываю внутреннюю сторону ее бедер, влажные следы возбуждения, как влюбленный щенок. Потому что это правда, я чертовски голоден.
Я раздвигаю ее ноги еще шире, впиваясь губами в ее сладкую киску так глубоко, словно рай может оказаться по ту сторону.
Руби прижимается к стене, ее тело вибрирует, бедра дрожат, глаза зажмурены в экстазе. Ее киска прижимается к моему рту, и я издаю какой-то сдавленный звук.
Господи, она на вкус как клубника. Как это, блядь, возможно? Еще раз подтверждая мои подозрения, что она в буквальном смысле ангел.
Отстранившись, я провожу пальцем по ее влажным складочкам, и она вдыхает. Я прижимаюсь губами к ее клитору и посасываю.
Она задыхается.
― Чарли… Я не могу… Я…
Я рычу, наслаждаясь ощущением того, как она дергает меня за волосы. Я продолжаю ласкать ее клитор, сильно прижимаюсь к нему губами и вращаю языком. Любой способ поглотить эту скользкую, сексуальную киску, любой способ доставить удовольствие моей девочке ― вот моя цель в жизни. Я беру ее попку в руки и рывком двигаю к себе, насаживая ее на мой язык.
― О боже. Да. Да. ― Нижняя часть тела Руби вздрагивает, ее бедра неконтролируемо дрожат, а затем она кричит. Оргазм накатывает на нее, как волна, и я чувствую, как набухает и наливается ее плоть.
С тихим стоном ее глаза мутнеют, и она обмякает, сползая по стене из-за подкосившихся коленей.
Я встаю и притягиваю ее к себе. Прижимав ее к груди, я замираю.
― Господи. ― Я невесело смеюсь и кладу руку ей на грудь. ― У тебя так сердце колотится. ― Это кажется неестественным, слишком быстрым.
Ее голова запрокидывается, и она встречается со мной глазами. Она прерывисто вздыхает, ее глаза на мгновение становятся грустными.
― Из-за тебя, Чарли. ― Она кладет свою руку поверх моей и прижимает ее к своему сердцу. ― Видишь, что ты делаешь со мной?
― Что я делаю с тобой? ― рычу я. ― Малышка, ты заставила меня встать на колени, черт возьми, только чтобы попробовать тебя.
Она улыбается.
Я целую ее, ее язык глубоко проникает в мой рот. Когда я отстраняюсь, ее лицо пылает. Она покачивается в моих объятиях, и я обхватываю ее за талию, чтобы она не упала.
― Черт, малышка, ты в порядке? ― выдавливаю я, переводя дух.
Но я еще не закончил с ней.
Она смотрит на меня и улыбается. Затем она произносит самое прекрасное слово в английском языке.
― Еще.
Я поднимаю ее на руки, она легкая как перышко, и кладу ее на край кровати.
― Черт, ― ругаюсь я, роясь в ящике тумбочки. Мои яйца тяжелее свинца. ― У меня закончились презервативы.
― Я чиста. И принимаю противозачаточные. Я почти ни с кем не была, кроме тебя, ― шепчет она. Ее глаза встречаются с моими, на ее лице нет ни тени сомнения. ― Я доверяю тебе, Чарли.
Доверие.
От этого слова у меня в груди вспыхивает пламя, член вздымается.
Трахать Руби без защиты. Заботиться о ней. Давать ей то, что она хочет.
Господи, у меня нет ни единого шанса.
Я быстро забираюсь на кровать, одобрительно рыча, и прижимаю ее к себе.
― Я тоже чист.
― Ты мне нужен, Чарли, ― стонет она. Ее тело выгибается навстречу мне, прижимая ко мне эту сладкую грудь. ― Сегодня ночью трахни меня быстро.
― Ты уверена? ― спрашиваю я, глядя ей в глаза.
Я всегда делал это медленно, как она просила. Но с ее разрешения мне не терпится оседлать эту идеальную киску жестко и быстро.
― Чертовски уверена.
Я сбрасываю штаны. Прижимаю ее тело к кровати.
От грубого проникновения она задыхается.
― Блядь, ― стону я, погружаясь в ее скользкую киску. Она такая мокрая, что принимает меня без сопротивления. ― Я заставлю тебя дрожать, малышка. Раздвинь ножки.
Она делает это, и я вхожу глубже.
― Господи, ― рычу я сквозь стиснутые зубы. ― Ты ― просто совершенство, малышка.
Всхлипывая, она раздвигает ноги и выгибает спину, ее пальцы впиваются в простыни. Невинная улыбка медленно расплывается по ее лицу.
― Мне нравится. Мне нравится, Чарли.
Я уничтожен.
Абсолютно уничтожен.
― Быстрее, ― шепчет она, двигаясь навстречу как какое-то волшебное существо, прекрасное и безрассудное. ― Быстрее.
― Ты уверена?
― Да, да.
На этот раз я вколачиваюсь безжалостно, тараня бедрами, вгоняя член в ее гладкое, горячее лоно. Жесткие толчки, от которых ее тело напрягается. От того, как она втягивает меня в себя, как пульсирует вокруг меня и удерживает меня там, я теряю рассудок.
Мне нужно войти глубже.
Она задыхается, ее маленькое тело дрожит подо мной.
― О… О… ― выдыхает она, ее дыхание становится прерывистым.
― Черт, ты уничтожаешь меня, Руби, ― хриплю я, вбиваясь глубже, чем когда-либо, мои яйца чертовски тяжелые, а пик все ближе.
Я никогда не отпущу ее. Никогда раньше не испытывал ничего подобного. Она маленькая, теплая и совершенная, лишает меня контроля так легко, что я даже не могу сопротивляться. То, как она подходит мне, Господи, я совершенно повержен.
Кровь стучит у меня в висках, я прижимаюсь губами к ее губам и двигаюсь жестко. Быстро. Наши сердца гулко бьются.
― Блядь, малышка, я сейчас кончу, ― бормочу я ей в основание шеи. Пружины кровати дико скрипят. Наши тела соединяются с неистовой яростью. Каждый толчок моего тела приподнимает ее крошечную фигурку на несколько дюймов вверх по матрасу.
― Чарли, ― выдыхает Руби, впиваясь ногтями в мою спину. Ее взгляд затуманивается, на лбу выступают капельки пота. Затем она вздрагивает, яростно выгибаясь, когда оргазм обрушивается на нее. Ее мелодичный голос звучит как напев.
― Боже мой. Боже мой, Чарли… Чарли… да…
Я срываюсь.
Последним толчком я с силой вгоняю в нее свой член. Ее стенки сжимаются вокруг меня, удерживая меня, и в ту секунду, когда я чувствую тонкую руку Руби на своей спине, чувствую, как она обмякает подо мной, это доводит меня до предела. Я кончаю быстро, как пистолет, с ревом освобождаясь.
Задыхаясь, я падаю на нее сверху, зарываясь лицом в ее шею, вдыхая клубничный аромат ее кожи.
― Ты, черт возьми, уничтожила меня, малышка.
Тишина.
Мое тело замирает. Черт. Если я был слишком груб с ней, я никогда себе этого не прощу. Целуя ее голое плечо, я приподнимаюсь.
Руби лежит, глаза закрыты, губы раздвинуты. Волосы рассыпались золотым покрывалом.
― Руби, ты в порядке? ― Я хриплю, но ее тело так и лежит на кровати, не шевелясь.
Паника пронзает мою грудь, как нож.
― Малышка, тебе нужно открыть глаза, ― грубо приказываю я, притягивая ее к себе и обхватывая ее голову ладонями.
Она не реагирует.
Я не могу думать. Не могу дышать.
Мир вокруг меня качается и расплывается, но прежде чем я успеваю сойти с ума, с ее губ срывается стон. Когда ее голубые глаза распахиваются, у меня в груди все сжимается от облегчения.
― Привет, ― шепчет она.
Приподнимая пальцем ее подбородок, я заставляю ее посмотреть на меня, проверяя ее глаза. Они затуманены и наполнены тревогой.
― Ты потеряла сознание. ― Это утверждение, а не вопрос, потому что именно это и произошло.
― У меня закружилась голова, ― признается она, ее голос дрожит. ― Я слишком много выпила. Я не должна была.
Чувство вины захлестывает меня с головой. Мне следовало быть внимательнее.
― Иди сюда, малышка, ― шепчу я, прижимая ее крошечную фигурку к своей груди.
Переключаясь между паникой и беспокойством, я слезаю с кровати и снова укладываю на нее Руби, аккуратно опуская ее в подушки.
― Мне нужна секунда. ― Она слабо улыбается и потирает грудь. Мой желудок вздрагивает от ее призрачно-белой бледности. ― Ты меня вымотал.
― Оставайся здесь. ― Нежно поцеловав ее висок, я ухожу, чтобы взять полотенце из ванной.
― Ты не должен этого делать, ― говорит Руби, когда я возвращаюсь и вытираю ее.
Я бросаю полотенце в корзину для белья и сажусь рядом с ней.
― Да, должен. ― Я не свожу глаз с ее лица. ― Ты меня до смерти напугала.
― Я в порядке, Чарли, ― заверяет она меня. С небольшой улыбкой она сползает с края кровати, чтобы поднять свой сарафан. Ее движения медленные и неуверенные.
― Куда ты собралась? ― Я беру ее за руку. Мягкая. Теплая. Мое сердце сжимается.
― В мой коттедж.
― Не сегодня.
Покачав головой, она вздыхает, и мой взгляд задерживается на том, как она держится за каркас моей кровати, словно пытаясь не упасть.
― Чарли. Мы не будем этого делать.
― Да, сегодня вечером мы это сделаем. Восход солнца, помнишь?
Ее губы поджимаются. Привычный жест, который говорит мне, что она собирается спорить со мной.
Я разочарованно вздыхаю.
Мне это не нравится. Мне не нравится, что она уходит посреди ночи. И мне не нравится, что она так много выпила, что отключилась у меня на руках. Хуже того, мне не нравится, что я близок к тому, чтобы встать на колени и умолять ее остаться.
Она выглядит измученной и хрупкой, и я хочу, чтобы она поспала. Я хочу оставить ее здесь и знать, что она в безопасности и с ней все в порядке, и не волноваться за нее, черт возьми.
Я хочу заботиться о ней.
Я провожу большим пальцем по внутренней стороне ее запястья.
― Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.
Ее глаза становятся мечтательными.
― Хорошо.
Я не даю ей шанса передумать.
Схватив ее за запястье, я притягиваю ее к себе и заключаю в объятия. С ее губ срывается тихий вздох. Я укладываю ее в кровать и забираюсь рядом с ней. Это кажется слишком интимным, что она останется на ночь, но мне плевать. Я хотел этого ― жаждал этого ― с тех пор, как она ушла в первый вечер, и каждую последующую ночь.
Считайте, что моя борьба окончена.
Считайте, что остаток лета ничего не решит. Эта женщина поработила меня, завладела моим членом, моей головой и моим сердцем. Нет никого лучше нее.
С легким вздохом Руби прижимается ко мне, положив голову между моей шеей и грудью. Я обнимаю ее обнаженное тело. Ее сердце колотится так, будто она дважды пробежала марафон.
― Подсолнух. ― Счастливый шепот вырывается из ее уст.
― О чем ты? ― спрашиваю я.
― Это был мой подсолнух сегодня. Ты.
― И мой тоже, ― признаюсь я. Из-за камня в горле мне трудно произнести еще что-нибудь.
Ее глаза находят мои.
― Правда?
― Правда. ― Я целую ее в висок. ― Руби?
― Хм.
― Какое у тебя второе имя?
― Джейн. Так звали мою мать.
― Что с ней случилось?
Она сонно вздыхает.
― Она умерла, когда я была ребенком. — Ее голос мягкий, немного невнятный.
― Как?
― Проблемы со здоровьем.
Я опускаю взгляд на ее бледное лицо. Она больше ничего не говорит, и мы лежим в тишине, пока я продолжаю гадать. Что это значит? Проблемы со здоровьем? Какие именно? Это гложет меня, и я не знаю почему.
Потому что она упрямая.
Потому что меня это чертовски беспокоит.
Я рисую круг на ее ладони.
― Почему ты здесь, Руби?
― Ранчо «Беглец», ковбой, ― вздыхает она. ― Тогда мы поговорим.
Она хороша, надо отдать ей должное.
Меня это бесит.
И пугает меня до чертиков.
Может быть, потому что я ловлю себя на мысли о том, что хочу рассказать ей о ранчо "Беглец". Может быть, потому что так я узнаю больше о Руби. Об этой милой, великолепной девушке, которая взрывает мое сердце, как атомная бомба.
А может, потому что впервые после Мэгги у меня осталась женщина. С Руби в моих объятиях я не чувствую себя таким опустошенным. Я не чувствую себя таким разбитым.
Я слишком глубоко увяз. Я тону, но мысль о том, чтобы схватиться за спасательный круг, не приходит в голову.
Сонный голос Руби нарушает тишину. Словно прочитав мои мысли, она говорит:
― Возможно, ты не был готов ко мне, Чарли Монтгомери, но я была готова к тебе.
От ее сладких слов у меня перехватывает горло.
Я прижимаю ее к себе.
― Спи, дорогая.
― Мы пропустим восход солнца, ― бормочет она. Я чувствую, как она зевает, и улыбаюсь.
― Я разбужу тебя, ― вру я. Я уже знаю, что следом за ней погружусь в беспокойный сон.
Ее дыхание замедляется, выравнивается. Я лежу рядом с ней, положив руку на ее гулко бьющееся сердце.
Суровая правда в том, что я не могу оставаться вдали от Руби.
Хуже того, я не хочу.