Укротить сердце

Глава 48

Руби

― Лошади? ― кричит Чарли, когда они с Уайеттом выбегают из дома. Они несутся по гравию и траве, и я бегу прямо за ними, стараясь не отстать от них босиком. Ноги подгибаются и дрожат, но я бегу быстро.

― Форд и Дэвис уже там, пытаются их вывести. ― В панике Уайетт спотыкается, и Чарли хватает брата за руку, чтобы тот не упал лицом вниз. ― Пожарные уже в пути.

― Молния? ― спрашивает Чарли.

― Не молния. Это поджог. Дверь заколочена. Лошади в ловушке.

От слов Уайетта у меня кровь стынет в жилах.

Изо рта Чарли вырывается мрачное проклятие.

Все мое тело дрожит, когда я мчусь за Чарли. Дым проникает в легкие и затягивает сумрачное небо.

Лошади. Пожалуйста, пусть с ними все будет хорошо.

В ужасе мы останавливаемся перед конюшней. Пожар небольшой, слабый дождь гасит большую часть пламени, но оно медленно разрастается. Пламя лижет древесину и перекидывается на входную дверь.

Мои руки летят ко рту.

― Нет, о, нет.

Некоторые из лошадей уже вырвались, выбив двери стойл, чтобы спастись от пламени и дыма. С дикими глазами, раздувая ноздри, они мчатся по пастбищу. Форд и Дэвис, размахивая топорами, пытаются прорубить проем в стене, чтобы освободить остальных лошадей, оказавшихся в ловушке.

Ужас затапливает мое тело.

Чарли хватает меня за руки, оттаскивая назад, подальше от пламени.

― Оставайся здесь, ― кричит он со страхом на лице.

Я сопротивляюсь.

― Нет. Я могу помочь. Это наши лошади. Это наше ранчо, Чарли.

Он крепко целует меня. Его глаза пылают.

― Возьми веревку. Отведи их на пастбище. Привяжи их, чтобы они не убежали обратно в конюшню. — Тяжело дыша, он наставляет на меня палец. ― Это твоя гребаная работа, Руби. И больше ничего.

А потом они с Уайеттом бросаются помогать своим братьям.

Я начинаю действовать.

Сердце колотится в груди, я хватаю моток веревки с ограды пастбища. Я работаю быстро, как учил меня Чарли, накидываю веревку на шеи свободных лошадей и спокойно веду их к столбу ограды, где привязываю. Я нахожу Стрелу, Пепиту и Ифуса. Я не вижу ни Уинслоу, ни коня-демона, которого Уайетт объезжал летом.

Я насчитала семь лошадей, значит, восемь еще в конюшне.

Тугой узел в моем животе превращается в зияющую дыру. Мои руки трясутся. Я чувствую себя такой беспомощной. Все вокруг в смятении, в вечернем воздухе слышен треск огня. Дэвис, Форд и Уайетт работают вместе, снося переднюю часть конюшни.

Я быстро осматриваю ранчо в поисках Чарли. Я не нахожу его. У меня кровь стынет в жилах.

О боже. Где же он? Я зажмуриваю глаза, молясь, чтобы он не пошел в конюшню.

В этот момент я слышу знакомое испуганное ржание.

Поворачиваю голову.

Это Уинслоу.

Он пытается пробиться через заднюю часть конюшни ― участок коридора, еще не охваченный пламенем.

Ярость толкает меня вперед.

Я могу помочь. Я могу что-то сделать.

Заметив в куче дров один из маленьких топориков, которыми мы пользовались во время ужина у костра, я хватаю его. Я подбегаю ближе к горящему сараю. Пламя обжигает, и я с шипением выдыхаю. Но я беру себя в руки и бью топориком по небольшой дыре, которую Уинслоу уже пробил сам.

Небольшое отверстие становится больше.

Еще больше.

Мышцы горят, и я кашляю, задыхаясь от дыма, наполняющего мои легкие, нос и глаза.

Я бросаю топор.

На этот раз я использую свои руки, чтобы оторвать уже сломанные части досок конюшни. Пульс бьется в ушах, а в глазах рябит. Я не обращаю внимания на боль в кончиках пальцев. В груди.

Мое тело говорит мне остановиться. Сердце говорит мне продолжать.

По пастбищу разносятся крики ― может, Уайетта, может, Форда, ― но я не отвлекаюсь от того, что делаю.

Кончики моих пальцев кровоточат, но все, о чем я могу думать, ― это спасти лошадей. Я хватаю руками огромный кусок дерева и, упираясь одной ногой в стену конюшни, тяну.

Доска поддается.

Я отрываю ее, и образовавшегося проема достаточно для Уинслоу.

У меня вырывается победный крик, когда Уинслоу выбирается из конюшни.

― Хороший мальчик, ― всхлипываю я, поглаживая его по холке.

Голова кружится, но мне удается довести его до пастбища. Я привязываю его к другим лошадям и прислушиваюсь, не завоют ли сирены, но их нет.

И тут я сгибаюсь пополам в сильном приступе кашля. Дым проник глубоко в мои легкие, словно скрюченные пальцы, которые пустили корни. В панике я пытаюсь вдохнуть поглубже. Такое чувство, что мне не хватает кислорода, как будто мое сердце умирает от голода.

Раздается раскат грома, и небеса разверзаются. Дождь обрушивается на землю.

Дождь.

Он спасет нас.

Задыхаясь, я выпрямляюсь и стою в темноте, дрожа, дым клубится вокруг меня, я смотрю на ранчо, которое спасло мою душу этим летом. Ранчо, которое любят Чарли и его братья. Земля, которая позволила мне жить.

Уайетт с широко раскрытыми глазами, обхватив голову руками, наблюдает, как горит остальная часть конюшни. Меня охватывает безумное облегчение, когда я замечаю Чарли, грязного, но невредимого, выбегающего из-за горящего сарая.

Сдерживая слезы, я делаю шаг к нему, но мир вокруг кружится.

― О, ― шепчу я, облизывая пересохшие губы. ― О, нет.

Все мое тело дрожит. Пульс учащается. Грудь. Виски.

Низкочастотный пульс заполняет мои уши. По краям моего зрения ползет чернота.

И тут я вижу свою мать, стоящую на пастбище.

Мама.

Она тянется ко мне, протягивая изящную руку к моему сердцу. Я слышу, как она шепчет мне. Пойдем, пойдем со мной. Я хочу убежать. Я хочу закричать ― нет. Но все, что я могу сделать, ― это чувствовать, как бешено колотится мое сердце.

Это не просто трепетание.

Это ощущается иначе.

Внезапно мне становится очень страшно.

Я качаю головой и отворачиваюсь, стараясь дышать ровнее, собраться с мыслями, найти способ скрыться от маминого взгляда. Я хватаюсь за высокий столб ограды, чтобы сохранить равновесие, и хватаю ртом воздух.

Помогите. Я должна кому-то сказать, что мне нужна помощь.

И снова у меня перед глазами все расплывается, когда я ищу Чарли в дыму.

Моего ковбоя.

В ту минуту, когда мой взгляд падает на него, мою душу наполняет чувство спокойствия.

Бьется оно или нет, мое сердце принадлежит Чарли.

Я смотрю на звезды и делаю последний вдох.