Укротить сердце

Глава 19

Чарли

― Мне нравится этот бар, ― говорит Руби, ее глаза горят от любопытства, когда она опускается на табурет за высоким столом.

Я устраиваюсь рядом с ней.

― Лучше, чем «Пустое место»?

Она притворно вздыхает, а затем на ее милом лице появляется дразнящая улыбка.

― Не знаю. Здесь будет красивый ковбой, который унесет меня отсюда сегодня вечером?

Что-то острое пронзает мою грудь при мысли о Руби в объятиях другого мужчины.

― Если ты хочешь затеять очередную драку в баре, то конечно.

Она подпирает подбородок ладонью и улыбается.

― Может, я так и сделаю, ковбой.

Когда она называет меня «ковбоем», для моего сердца это все равно что подлить бензина в огонь.

После того, как я целый день знакомил Руби с Воскрешением ― с лучшим настроем, чем в первый раз, ― я повел ее в «Неонового Гризли» на Главной улице. Несмотря на то, что в баре шумно, здесь царит непринужденная атмосфера, и он обслуживает как туристов, так и местных жителей. По телевизору с приглушенным звуком крутят клипы в стиле кантри, а официанты в фартуках пробираются сквозь толпу. Здесь безопаснее. Никаких потасовок.

А вот что небезопасно, так это то, что я сейчас делаю. Сам того не желая, я повел Руби на чертово свидание.

Все, о чем я мог думать сегодня, это о встрече с ней. Хотел помочь ей со списком дел. Извиниться за то, что напугал ее до смерти. К тому же, не буду врать. Приятно отдохнуть от работы на ранчо, пусть даже один вечер. Мне нужен был выходной, и она стала идеальным человеком, чтобы отвлечь меня.

Только она не отвлекает. Она ― Руби. Девушка, от вида которой у меня все переворачивается внутри каждый раз, когда я вижу ее прекрасное лицо.

Прошло много времени с тех пор, когда мои дни включали что-то еще, кроме дел на ранчо. Я всегда занят, но для Руби я всегда найду время.

Мой желудок сжимается, когда я смотрю на ее тонкий профиль. Ее золотисто-розовые волосы спускаются локонами по спине. Фиолетовая бретелька сарафана соскользнула с плеча. Она скрестила ноги, отчего подол сарафана высоко задрался, обнажив гладкую нижнюю часть бедра.

Я провожу рукой по бороде, оглядывая свою грязную синюю джинсовую рубашку и заляпанные сапоги. Черт возьми, я чувствую себя деревенщиной, сидящим рядом с принцессой.

― Надо было привести себя в порядок, ― ворчу я.

― Нет! ― восклицает она, а затем прикусывает губу. ― Таким ты мне нравишься больше.

― Каким?

― Грязным. ― Розовый румянец окрашивает ее щеки. Черт, она выглядит мило.

Появляется официантка, нетерпеливо взмахивая рукой.

― Что будете пить?

― Выбирай сама, ― говорю я Руби. ― Это твой вечер.

Она вздыхает.

― Разве это справедливо? Ты наконец-то взял выходной в этом году? Тысячелетии?

Я улыбаюсь правдивости ее слов.

― Что-то вроде этого.

― Мой вечер, да? ― На ее лице появляется неуверенность, пока ее глаза сканируют меню на меловой доске. ― Как насчет… виски с соленым огурцом и двух бутылок пива?

Официантка исчезает.

Я барабаню по столу.

― Теперь ты говоришь на моем языке.

― Что? Грубо и задиристо? Или ворчливо и хмуро?

Я смеюсь. Застигнутые врасплох этим звуком, мы с Руби оба вздрагиваем.

Господи. Когда я в последний раз так смеялся?

― Видишь… ― говорит она, протягивая маленькую руку к моей челюсти. ― Ты умеешь смеяться.

Я закатываю глаза, борясь со своей продолжающей расширяться улыбкой.

― Да, но не привыкай к этому.

― О, я уже привыкла, ковбой. Никаких отговорок. Теперь ты должен улыбаться мне не менее двух процентов времени.

Прекрасно понимая, что весь чертов город смотрит на нас, я хмыкаю. Это инстинктивно, то, как я тянусь к ней, то, как она мне нужна. Я придвигаю ее табурет ближе, желая, чтобы она была рядом со мной, чтобы я мог вдыхать ее клубничный аромат и греться в ее солнечном сиянии. Я не могу оторваться от нее. Я готов бороться со всем миром за одну только ее улыбку. В Руби есть что-то такое, что усмиряет все дерьмо внутри меня.

Она отличается от того, к чему я привык. От того, что, как мне казалось, я хотел или в чем нуждался. Я стараюсь не сравнивать женщин с Мэгги. Особенно Руби. Они совершенно разные. Мэгги была похожа на грозовую тучу, а Руби ― на легкий ветерок. Но единственное, что их объединяет, ― это их сердца.

Может, я и сделан из гравия, но Руби ― она из золота.

Руби смотрит на меня своими большими голубыми глазами.

― Я никогда раньше не была в баре. Не в таком.

У меня сжимается сердце. Чем больше она открывается, тем больше кажется, что она всю жизнь прожила в башне. Мне это не нравится. Но прежде, чем я успеваю задать вопрос, она наклоняется и заговорщицки шепчет:

― Ну, и что мы будем делать?

Я усмехаюсь.

― Мы будем пить. Смотреть на других. А потом танцевать. ― Я показываю на группу, состоящую всего из одного парня в подтяжках и цилиндре, который настраивает гитару и усилитель. ― Это Марвин. Он клянется, что инопланетяне похищают его коров каждый вторник, но он умеет играть кавер на песню «По всей сторожевой башне», так что мы воздерживаемся от того, чтобы вымазать его дегтем и извалять в перьях на площади.

Хихикая, она восторженно хлопает в ладоши. В это же время приносят напитки.

― Как я уже говорила, мне нравится этот бар.

― Просто подожди, пока он не сыграет свою ирландскую джигу. ― Я поднимаю свою рюмку. ― За тебя, малышка.

― За тебя.

Руби опрокидывает рюмку. Я прячу улыбку от того, как широко распахиваются ее глаза.

― Вау, ― выдыхает она. ― Это сильно.

― Эй, зацени. ― Я указываю на включенный телевизор, и Руби смотрит туда. На экране ― первый музыкальный клип Грейди. ― Это мой младший брат.

Она улыбается.

― Еще один брат?

Я делаю глоток пива.

― Ага.

― Большая семья, ― отмечает она, постукивая ногтем по столу.

― С каждой секундой становится все больше. ― Я достаю телефон и показываю ей фото своих племянниц. ― Моя младшая сестра только что родила близнецов. Кора и Дейзи.

― О, Чарли, ― говорит Руби, ее глаза сияют, когда она просматривает фотографии. ― Они прекрасны.

Гордость переполняет меня.

― Да. Надо будет как-нибудь съездить в Нэшвилл.

Взгляд Руби скользит по моему лицу, оценивая.

― Ты любишь детей?

― Да. ― Я прочищаю горло, признание словно лезвие ножа вонзается в мой живот. ― Да. Люблю.

Будучи одним из шести детей, я хочу беспорядка и хаоса, которые царят в большой семье. Что бы ни подкидывала мне жизнь, у меня всегда есть мои братья и сестры. Никакого одиночества, много смеха и любви. Семья лежит в основе моей сущности как мужчины. Это все, что важно, что имеет значение в этом мире.

Когда я поднимаю глаза, то вижу, что Руби погрузилась в раздумья, она словно погасла.

Мне это не нравится. Потянувшись, я провожу ладонью по ее обнаженной руке, желая снова сделать ее счастливой.

― Ты в порядке?

― Я в порядке, ― говорит она, выдыхая. Она делает глоток пива и пожимает хрупким плечом. ― Просто… впитываю все это.

Так что я поступаю также.

Со своего места я вижу весь бар. Пары танцуют тустеп²² на танцполе, а группа ковбоев играет в дартс. Тина, у которой сегодня выходной, сидит с мужем за барной стойкой. Группа незнакомых городских ребят в поло и бейсбольных кепках, одетых козырьком назад, опрокидывают шоты у барной стойки.

И тут я замечаю Уайетта и женщину с копной иссиня-черных кудрей и губами, красными, как место преступления.

Он сидит за угловым столиком, прижимаясь к Шине Вулфингтон. Мой брат кивает мне, но возвращает свое внимание к Шине, обхватывая ее рукой и притягивая к себе.

Шина, стилист в «Доме волос», пыталась подобраться к нам с тех пор, как мы приехали в город. Но мы все были достаточно умны, чтобы не связываться с ней.

До сих пор.

Что, черт возьми, делает Уайетт?

Шина ― это проблема. Острая, смертоносная, хладнокровная проблема.

Я чертыхаюсь, когда вижу Фэллон. Она плывет по бару, как акула, глаза прищурены, стройное тело напряжено, как пружина.

― Черт, ― бормочу я.

Это гребаный смертельный треугольник.

― Чарли? ― мягкий голос Руби возвращает меня обратно. ― В чем дело?

― Ничего, ― говорю я, не желая, чтобы она волновалась из-за дерьма Уайетта.

Мое внимание привлекает тихий перебор гитарных струн. Марвин напевает старую песню Алана Джексона.

К черту это. К черту переживания из-за Уайетта. К черту работу.

Пора заключить эту девушку в свои объятия.

Я беру Руби за руку.

― Хочешь потанцевать? ― спрашиваю я, выгибая бровь. ― Вычеркнуть этот пункт из своего списка?

В ответ я получаю улыбку ярче сотни солнц.

― Да. С удовольствием. — Ее очаровательный носик морщится. ― Я просто не знаю, как…

― Я поведу.

Прежде чем она успевает соскользнуть с табурета, я подхватываю ее за талию и прижимаю к себе, положив руку ей на спину. Она ахает, когда я начинаю кружить ее.

Мужчины Монтгомери не стесняются того, что знают толк в танцах. Это то, на чем мы выросли ― музыка кантри, тустеп и хонки-тонк²³. Умение танцевать открывает многие двери, привлекает красивых женщин в твои объятия, и прямо сейчас я счастливый мужчина.

― Двигай ножками, малышка, ― говорю я, беря ее за руку.

Руби смеется и прижимается ко мне. Она так легко движется в моих объятиях, пока я веду ее в простом тустепе, который она быстро осваивает.

Одна песня превращается в две, а две ― в три.

Мы рисуем на танцполе свой собственный квадрат, сжигая его как лесной пожар. Крепко сжимая ее в объятиях, я держу ее как можно ближе, стараясь уворачиваться от других идиотов на танцполе. Я не позволю какому-то придурку врезаться в Руби.

― Чарли, ― выдыхает она, ее улыбка растет. ― Ты заставишь меня потерять мои туфли.

Я ухмыляюсь, глядя на нее.

Подол ее сарафана взмывает, и в этот момент я понимаю, что танцы были придуманы для того, чтобы я мог увидеть, как Руби кружится в юбке.

― Это значит, что ты все делаешь правильно, ― шепчу я ей в губы.

Я крепко прижимаю ее к груди, впечатывая в свое тело, желая охватить всю ее целиком. Она хихикает, когда я кручу ее и кладу ладонь на ее попку. Снова взяв ее за руку, я раскручиваю ее. Когда она снова прижимается ко мне, я опускаю ее, откидывая голову назад, пока ее волосы не коснутся пола. Ее гибкая фигура выпрямляется, и все, что я могу сделать, это восхититься. Она чертовски красива, с ее растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками, вся беззаботная, дикая и цветущая.

Но тут Руби отстраняется, в ее широко раскрытых глазах мелькает страх.

― О, ― задыхается она. ― Мне нужно остановиться, Чарли.

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, она вырывается из моих объятий и хватается за наш столик, опрокидывая вторую порцию наших напитков. Пиво выплескивается их бокалов.

Я не думаю. Я просто двигаюсь.

Я мгновенно оказываюсь рядом с ней.

― Руби? ― Я осматриваю ее на предмет повреждений. ― Дорогая, ты в порядке?

Вздрогнув, она нагибается вперед. Ее глаза закрываются, костяшки пальцев белеют, когда она сжимает столешницу.

― Я в порядке. У меня на секунду закружилась голова.

― Ты не в порядке, ― резко говорю я, обеспокоенный ее бледным лицом. Дыхание у нее прерывистое, и она выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок.

Во мне поднимается чувство, которого я не испытывал уже много лет. Забота.

Черт. Я забочусь о ней.

Я обхватываю ее за талию и оглядываюсь в поисках задней двери.

― Мы уходим. Прямо сейчас.

― Нет! ― Она выпрямляется, и я прижимаю ее к себе. ― Ни за что. Мы не уйдем. ― Ее смех дрожит. ― Я не часто делаю это. Пью. Танцую. Мне просто нужно перевести дух.

― Не спорь со мной.

― Я и не спорю. Я убеждаю тебя.

― Ты уверена? ― Я изучающе смотрю на нее, в опасной близости от того, чтобы перекинуть ее через плечо и вынести из бара. Она может спорить со мной сколько угодно дома.

― Это моя ночь, ковбой. ― Упрямство вспыхивает в ее больших голубых глазах, и часть моего беспокойства улетучивается. ― Мне весело. Я не хочу уходить. ― Она проводит рукой по моей груди, и все мое тело замирает от ее успокаивающего прикосновения. ― Пожалуйста, Чарли, давай…

Резкий хлопок обрывает ее слова. Инстинкт заставляет меня шагнуть к ней, закрывая своим телом.

В баре наступает тишина.

В этот момент я вижу, как ладонь Фэллон покидает лицо Уайетта. Его левая щека вспыхивает ярко-красным, пока они смотрят друг на друга. Затем Фэллон произносит что-то похожее на «да пошел ты» и выбегает через заднюю дверь.

Я хмурюсь, замечая, как Уайетт приподнимается, чтобы пойти за ней, но Шина тянет его обратно к себе.

― Господи, ― рычу я.

Об этом узнает все Воскрешение. В таком маленьком городке сплетни распространяются как лесной пожар.

― Что происходит? ― шепчет Руби. Она сжимает мое плечо и встает на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Проведя рукой по лицу, я поворачиваюсь к ней.

― Я беру назад свои слова об Уайетте. Он идиот.

― Я должна поговорить с ней. ― Руби сжимает мою руку, а затем прижимает сумочку к груди и спешит за Фэллон на улицу.

Я бросаю взгляд на своего тупоголового брата, пока Шина воркует над ним.

Я в бешенстве. По-настоящему в гребаном бешенстве. Уайетт зашел слишком далеко с Фэллон. Что бы он ни делал, моему брату нужно научиться не трахать сердце хорошей женщины.

Я смотрю на заднюю дверь, за которой исчезла Руби, и думаю, не стоит ли мне самому последовать собственному чертову совету.

И не слишком ли уже поздно?