Укротить сердце

Глава 3

Чарли

Вена на моем виске пульсирует от раздражения, когда официантка с грохотом ставит на наш столик бокалы с холодным пивом. Из музыкального автомата звучит кантри, сопровождаемое нестройным хором мужских голосов, в углу расположились члены мотоклуба, опрокидывающие шот за шотом.

Приехать в «Пустое место» было плохим решением. К этому времени все в нашем маленьком городке уже посмотрели видео. К счастью для нас, они на нашей стороне. К несчастью для меня, каждый хочет высказать свое мнение и дать мудрый совет.

Скут, наш местный выживальщик⁹, наклоняется ко мне с видом, словно ему известны все тайны вселенной.

― Я тебе говорю, я тебе говорю, я тебе говорю, Чарли, чувак, ты должен проверять этих людей. Они хотят доставить неприятности, так что ты должен подготовиться. Отбирай у них телефоны при регистрации. Введи комендантский час. Говорю тебе, мужик, панические комнаты.

― Вот как? ― Дэвис ухмыляется, на его губах пивная пена. ― Дай Чарли еще совет. Думаю, он не все понял.

Я бросаю на старшего брата свирепый взгляд, и прежде, чем успеваю сказать ему, чтобы он предложил свое гребаное решение проблемы, Уайетт возвращается к столу с порцией выпивки.

Биф, грузный бармен с бритой головой и длинной черной бородой, опирается на барную стойку. Он размахивает бутылкой водки, как битой.

― Уайетт, видишь это? ― Он показывает на меловую доску, висящую на стене рядом с фотографией Клинта Иствуда с автографом. На ней красным мелом угрожающе написано: ДНИ БЕЗ ДРАК ― 50. Именно столько времени Уайетт провел на родео. ― Я предупреждаю тебя ― если ты сорвешь мою серию, я сам надеру тебе задницу.

Это закон нашей земли. Буйная и жестокая жизнь. Каждые выходные мы пьем. Мы деремся. Мы делаем это снова и снова. И будем делать до самой смерти.

Здесь, в Воскрешении, Дикий Запад все еще жив.

Шумный и грубоватый, расположенный в конце Главной улицы в старом здании, где раньше была аптека, «Пустое место» ― это бар для местных. Последняя остановка перед тем, как попасть в ад. Если вы хотите выпить в безопасном и спокойном месте, отправляйтесь в «Шпору», которая находится в историческом отеле «Баттерворт».

Чужим здесь не рады.

Это я знаю по собственному опыту. Когда мы с братьями переехали сюда, нас не встретили с распростертыми объятиями. Теперь, десять лет спустя, мы заплатили по счетам и стали местными, насколько это возможно.

― Сегодня никаких драк. ― Взяв на себя роль местного вышибалы, Дэвис тыкает пальцем в Уайетта, а затем переводит его на меня. ― Тебя это тоже касается.

Мы с Уайеттом обмениваемся ухмылками. Хотя Уайетт первым начинает драку, я всегда поддерживаю своего младшего брата. Поэтому Форду и Дэвису ничего не остается, как присоединиться к нам. Не то чтобы Дэвис очень уж старался. Его ворчливая задница обычно выглядит незаинтересованно, размахивая кулаком.

― У нас и так достаточно проблем из-за этого видео, ― добавляет Форд.

Уайетт вздергивает бровь.

― Похоже, это твоя вина, Форд.

Форд хмурится от этого напоминания. Это последнее, что нужно моему старшему брату. Еще больше плохой прессы. Еще одно видео, которое будет его преследовать.

― Мы все в дерьме из-за этого гребаного ранчо. ― Дэвис проводит рукой по своим темным волосам и потирает плечо, которым он поймал пулю в морской пехоте. Ранение, которое сделало его непригодным к службе и отправило прямиком в Воскрешение нянчиться с моей жалкой задницей.

― Болит? ― спрашиваю я тихо.

― Не слишком. ― Дэвис скрещивает руки, не позволяя даже тени эмоций скользнуть по его лицу.

― Я сказал это не один раз и скажу снова, ― говорит Уайетт. ― Что хорошего в том, что тебя подстрелили, если ты не можешь об этом рассказать?

Дэвис хмурится из-за нескончаемого любопытства Уайетта по поводу его ранения. Наш брат никогда не рассказывал нам о том, через что ему пришлось пройти в бою. Дэвис не делится ни с кем из нас.

― Выпей это, ― настаивает Форд, глядя на близнеца карими глазами. Он протягивает Дэвису рюмку текилы. ― Лучшее лекарство.

Дэвис хмыкает и берет рюмку.

Я чувствую, как они общаются на своем тайном языке близнецов.

Уайетт опрокидывает свою.

― Я хорошо себя вел целых два чертовых месяца, ― ворчит он. Может, он и тусовщик по жизни, но, когда дело доходит до родео, он берет себя в руки. Это единственная вещь в его жизни, которая заставляет его быть собранным.

― Я не обещаю, что буду святым. Потому что, если братья Вулфингтоны покажут свои уродливые морды, я вышибу им зубы. — В глазах Уайетта вспыхивает гнев. ― Я знаю, что моя лошадь находится на их чертовой территории.

Мы с Дэвисом издаем один и тот же многострадальный вздох.

Братья Вулфингтоны стали бичом нашего существования с тех пор, как мы переехали в Воскрешение. Они злятся, что Стид Макгроу продал свою землю мальчишке из Южной Джорджии, в то время как местные жители рвались ее заполучить. В отместку они украли у Уайетта лошадь, которая стоит небольшое состояние, и так и не вернули ее. Так что мы ввязались в семейную вражду, которая, если Уайетт добьется своего, продлится дольше, чем у Хэтфилдов и Маккоев.

Форд в отчаянии стонет.

― Да забудь ты об этой лошади, Уай.

Уайетт не обращает на него внимания и потирает руки в диком ликовании.

― Это будет моя двадцатая драка в баре, чувак.

― Разве ты не слышал? ― растягивает слова знакомый хриплый голос. ― У Уайетта сейчас новые настройки под названием «Неандерталец».

Раздраженное выражение появляется на лице Уайетта, когда к столу подходит Фэллон Макгроу. Вздорная и ядовитая, Фэллон ― дикий ребенок, дочь бывшего профессионального тореадора Стида Макгроу.

― Лучше, чем твои. ― Он загибает пальцы. ― Безудержный хаос. Ад на колесах. Разжигатель дерьма последней степени. Пятая категория су…

Дэвис стучит кулаком по столу, всегда являясь барометром морали.

― Заткнись, придурок.

Фэллон, выглядящая довольной комплиментом Уайетта, ухмыляется.

― Пытаешься очаровать меня сладкими речами, Уайетт? Уже? ― Уголок ее рта приподнимается. ― Лучше продолжай делать то, в чем ты преуспел.

Уайетт сухо усмехается, но я замечаю, как сжимается его челюсть.

Хотя Фэллон и Уайетт выступают на родео в разных дивизионах, на протяжении многих лет они ведут идиотское соперничество за первое место. В большинстве случаев они вцепляются друг другу в глотку, но Уайетту нужно проверить голову, если он думает, что одурачит кого-нибудь своим «я ее терпеть не могу».

Форд ухмыляется, приветствуя Фэллон. Мы знаем ее уже десять лет, и она ― та самая младшая сестра, которую мы так любим дразнить.

― Бандитка вернулась в город.

― Приехала сегодня, вместе с Уайеттом. ― Она показывает средний палец, обернутый белой марлей. ― Только палец сломала.

― Лучший палец, который можно сломать, ― комментирую я.

― В следующий раз я дам лошади морковку, и ты сломаешь себе шею, ― говорит Уайетт, скрещивая руки и опускаясь на свое место.

― У меня еще четыре жизни, детка, ― язвит Фэллон.

Форд вскидывает бровь.

― А что случилось с первыми пятью?

― Не лезь не в свое дело, черт возьми.

― Задаешь один простой вопрос, и она впадает в ярость, ― бормочет Форд.

Фэллон обходит стол, словно прикидывая, кого из нас зацепить, а потом пристраивается рядом со мной. Я чувствую, как взгляд Уайетта устремляется к ней.

― Папа хочет поговорить с тобой завтра, Чарли.

Я шумно выдыхаю воздух через ноздри, желая оказаться где угодно, только не здесь. День становится все лучше и лучше.

Фэллон хихикает и кладет руку мне на плечо. Ее яркие татуировки могли бы осветить весь бар.

― Расслабься. Дело не в этом видео. Хотя… — Она прищуривается и переводит взгляд. ― Форд, тебе не мешало бы поучиться хорошим манерам.

Форд хмыкает и делает жест, как будто дрочит.

― Где Стид будет завтра? ― спрашиваю я. ― В магазине или в больнице?

В зеленых глазах Фэллон мелькает тень.

― В больнице. ― Она поднимает руку, машет рукой, насколько позволяет сломанный палец, и уходит в сторону музыкального автомата. ― Увидимся, засранцы.

― Господи. ― Уайетт вздрагивает, его взгляд устремлен на Фэллон, которая присоединяется к кругу девушек, нажимающих на кнопки музыкального автомата. Я фыркаю, глядя ему в глаза. ― Она как женская реинкарнация Джорджа Джонса.

― Как ты думаешь, чего хочет Стид? ― Форд поднимает руку, чтобы заказать еще шоты.

Я хмыкаю.

― Не уверен. Выясним завтра.

― Хочешь, чтобы я пошел с тобой? ― спрашивает Дэвис.

― Нет, ― отвечаю я, не желая, чтобы он волновался. Мои братья и так достаточно сделали. ― Я справлюсь.

Моя работа. Мое ранчо. Я справлюсь.

― Итак, кого сегодня трахнет Чарли? ― Веселый голос Уайетта отвлекает меня от размышлений.

Я поднимаю глаза от своего пива и вижу, как мой брат шевелит бровями в сторону женщин в баре.

― Никого, ― ворчу я, оглядывая бар. Все девушки здесь ― местные, за прикосновение к которым придется платить. Слишком много драмы, слишком много забот.

Хотя я уже чертовски давно не трахался. Года два, не меньше.

Сейчас, после долгих часов работы на ранчо, все, на что у меня хватает сил, ― это поработать руками и принять холодный душ.

Долгое время потеря Мэгги была похожа на хроническую боль. С годами она превратилась в оцепенение, с которым я смирился. Стала моей рутиной. Я никогда не думал о том, чтобы жить дальше, не потому что не могу, а потому что не хочу.

С тех пор как умерла Мэгги, мое сердце оставалось незатронутым. Член, конечно, но любовь? Я не ищу ее.

Потому что я не хочу любить еще одного человека, которого могу потерять.

Не хочу снова распадаться на части.

У меня есть братья, о которых я должен беспокоиться.

Семья ― это все, что имеет значение.

Я стону, когда Уайетт продолжает свою тираду о сексе, который «нужен Чарли».

― Не волнуйся. Я уже присмотрел для тебя парочку, Чарли.

Я делаю глоток пива, несмотря на то, что мне не особо хочется.

― Я слишком старый, я столько не выпью.

Форд откидывается на стуле и смеется во весь голос.

― Ты имеешь в виду, что ты слишком ворчливый.

― А разве у тебя завтра не выходной? ― уточняет Дэвис.

Желая заткнуть их всех, я бросаю на Уайетта грозный взгляд, чтобы закрепить свой статус старшего брата.

― Ты ― болтун. Разве ты не встречаешься с Шиной Вулфингтон?

Уайетт проводит рукой по своим лохматым светло-каштановым волосам и переводит взгляд на Фэллон, которая находится в другом конце бара, и не слышала моих слов.

― Чувак. Заткнись, нахрен.

― Придурок, ― бормочу я.

Какофония в баре усиливается. Парни из хора выкрикивают непристойности и сражаются в шаффлборд. Через окно я наблюдаю, как небо темнеет, когда солнце опускается за горизонт.

В этот момент происходят сразу три вещи.

Первая. Музыкальный автомат начинает играть. Мерл Хаггард подпевает припеву. Фэллон ругается и бьет по автомату кулаком.

Вторая. Лайонел и Клайд Вулфингтоны заходят в бар.

Уайетт встает со стула. Из-за барной стойки Биф выкрикивает предупреждение, тыча пальцем в вывеску, у которой больше нет ни единого шанса.

Третья. Входная дверь снова распахивается, и в бар проникает солнечный свет.

Я моргаю. Не солнечный свет. Девушка.

Она маленькая и хрупкая, в ярко-желтом сарафане, который плотно облегает ее стройные бедра. Большие голубые глаза. Пухлые губы. Тонкие, эльфийские черты лица. Густые шелковистые волосы цвета розового золота спускаются до плеч. В руках она держит картонную табличку «Требуется помощь», которую Биф повесил давным-давно, после того как его повар напал на него с консервным ножом.

В мгновение ока атмосфера в баре меняется. Хотя посетители не останавливаются и не прекращают разговоров, все взгляды устремлены на девушку. Нарушительница, незнакомка в Воскрешении.

Словно кто-то уронил полевой цветок на гравийную дорогу.

― Однозначно «нет», ― объявляет Форд, низко наклоняясь к столу, чтобы проследить за ней.

Он переводит обеспокоенный взгляд на Дэвиса, который тут же подбирается. Уайетт, не обращая внимания на происходящее, подшучивает над Лайонелом.

Я провожу рукой по волосам, затем по бороде. У меня пересыхает во рту. Черт, я завис. Обернись.

Но она не оборачивается.

Все, что я могу делать, ― это смотреть, как девушка пересекает бар, прокладывая себе путь через толпу, и в ее глазах нет никаких опасений. Она выглядит спокойной и собранной ― плечи назад, лицо ничего не выражает ― как будто она проходит через ад каждый день своей жизни и ей наплевать.

― Смело. ― Дэвис кажется впечатленным.

Форд поднимает бровь.

― Смело ― это точно.

Уайетт, осознав, что он один занят Вулфингтонами, поднимает глаза и осматривается. Его взгляд останавливается на девушке, и он присвистывает.

― Кто эта диснеевская принцесса?

Я хмурюсь, уже раздраженный.

Этой девчонке нечего здесь делать. В нашем городе. В нашем баре. Она может пострадать.

И все же я не могу не пялиться на нее, мой взгляд притягивают ее длинные загорелые ноги, розовые губы, похожие на бутон розы, крутой изгиб бедра. Проще говоря, она совершенно сногсшибательна.

Она практически проскакивает мимо нашего столика. Но я успеваю уловить запах ее духов. Господи, неужели она так пахнет? Как клубника? И какая же она маленькая? Как бы это ощущалось, если бы я обнял ее? Она едва ли достанет до моего плеча?

Господи. Соберись, Чарли.

Даже Дэвис, хоть он и джентльмен, умудряется повернуть голову ей вслед. Я держусь за стол. Все, что я могу сделать, чтобы не схватить его за голову и не повернуть ее в исходное положение.

Что, черт возьми, со мной происходит? Мне нужно перепихнуться, а то я снова превращаюсь в какого-то озабоченного, собственнического подростка.

Теперь девушка у бара пытается привлечь внимание Бифа. Он рычит на нее, глядя злобным, как у гремучей змеи, взглядом, но она не сдается, ее розовый рот шевелится. Ее руки дрожат, когда она поднимает объявление. Что она здесь делает? Понятно, что ей нужна работа, но почему, черт возьми, она в Воскрешении?

Когда она пытается пробиться через бар, направляясь к Бифу, ее постоянно толкает шумная толпа. Я стараюсь отвести глаза, не смотреть, как морщится ее лицо, как она потирает грудь, как краснеют ее щеки.

Ей страшно. Теперь она напугана.

Кодекс ковбоя требует помочь ей.

Помочь выбраться, а потом заставь ее уйти.

― Черт.

Опережая Дэвиса, я отодвигаю стул. Громко.

Кто-то должен спасти голубоглазую диснеевскую принцессу, пока этот бар не сожрал ее заживо.