Укротить сердце

Глава 25

Руби

Вытащив из конюшни вальтрап и седло, Чарли готовит Стрелу к нашей поездке.

― Эй, парень, ты готов прогуляться? ― ворчит он, похлопывая его по мускулистой груди.

Улыбку на моем лице невозможно сдержать. Наблюдать, как этот сексуальный ковбой проявляет доброту к своим животным, ― это как дофамин, впрыснутый прямо в мои вены.

― А как насчет тебя? ― спрашивает он, поворачиваясь ко мне. ― Ты готова?

Я улыбаюсь и подхожу к жеребцу. Никаких нервов, только волнение.

― Я готовилась всю свою жизнь, ― вздыхаю я.

После секундного колебания Чарли поднимает меня на спину Стрелы. Он делает это осторожно, деликатно, словно боится, что я разобьюсь. Я перекидываю ногу через седло и крепко хватаюсь за поводья. Чарли смотрит на меня, его красивое лицо серьезно.

Я вижу, что в его голове всплывают какие-то воспоминания. Я помню, как он отреагировал, когда я упала в загон. Как он смотрел, как Фэллон перепрыгивает через ограждение.

Мое сердце трепещет в груди. Он беспокоится обо мне.

Я закрываю глаза.

― Со мной все будет в порядке, Чарли, ― говорю я, потому что, похоже, он нуждается в этом.

― Я не дам тебе упасть, Руби, ― рычит он, его челюсть крепко сжата.

Я ярко улыбаюсь.

― Я знаю, что не дашь.

Его глаза вспыхивают, и он дарит мне улыбку, которая попадает прямо в сердце.

Стрела переступает с ноги на ногу, и я взвизгиваю, когда мой центр тяжести смещается. Я наклоняюсь и обхватываю руками его длинную шею.

― Что мне делать?

Он издает низкий, короткий смешок.

― Держись. Я сейчас.

С хорошо отработанной легкостью Чарли садится верхом позади меня. Он обхватывает меня за талию и крепко прижимает к себе. Одной рукой он берет поводья, прищелкивает языком, и Стрела пускается вскачь.

Я вскрикиваю от восторга. Мы едем не быстро, но для меня это значит все.

Это свобода. Это полет.

Жизнь.

― О, Боже! ― Я хватаю Чарли за напряженное предплечье, когда Стрела фыркает. ― Не могу поверить. Я еду верхом. ― Я оглядываюсь на него, мельком взглянув на его строгий, точеный профиль. ― Что дальше?

Он наклоняется вперед, его колючая щетина щекочет меня. Я чувствую улыбку на его лице, когда он прижимается губами к моей щеке. От его глубокого, мужественного голоса искры пробегают по моему телу.

― Мы будем ехать медленно, пока не выедем с ранчо, а потом прибавим ходу.

Я машу Тине, Колтону и задерживаю дыхание, когда мы выезжаем с ранчо и пересекаем ручей. Осиновые деревья слегка колышутся от легкого ветерка, когда мы поднимаемся на холм. Чарли кивает Дэвису, который снимает свою ковбойскую шляпу и смотрит на нас с отвисшей челюстью.

Закрыв глаза, я кладу руку на сердце.

Пожалуйста, веди себя хорошо.

― Видишь, как я держу поводья? ― спрашивает Чарли. ― Свободные, прямые предплечья. Держи их петлей над ладонью, вот так. Это позволит тебе управлять лошадью, используя только запястья. Вот, почувствуй, как я это делаю.

Отложив его наставления на потом, я обхватываю его руки и сжимаю.

― Это потрясающе, Чарли.

В мгновение ока мы оказываемся далеко от ранчо. Тело Чарли расслаблено, и он выглядит более непринужденно верхом на лошади, чем пешком.

― Как ты увлекся лошадьми? ― спрашиваю я.

― Я вырос на конеферме. В прошлом году мои родители ушли на пенсию, и теперь ранчо управляет моя младшая сестра. Мой папа всегда говорил, что если мы умеем ходить, то можем работать. И мы так и делали.

Я хихикаю, представляя Чарли маленьким фермерским мальчиком, который таскает ведра с кормом и бегает за курами.

― Суровый мужчина.

― Он был таким. Но мы и веселились. Много играли, много работали. ― Чарли смеется, и от его смеха у меня по телу пробегает дрожь. ― Нет ничего лучше маленьких городков. Убегать от копов. Пьянствовать на проселочных дорогах. Ловить рыбу посреди ночи. ― Он прижимается своим телом к моему. ― Целовать красивых девушек в конюшнях.

Я ерзаю в седле, а между ног пульсирует от голодных ноток в его голосе. Я откидываю голову назад, прижимаясь к его широкой груди, и мне нравится, как он бережно прижимает меня к своему телу. Все мои чувства переполнены им. Мне хочется поцеловать его, вцепиться в его волосы и провести языком по его груди. Но если я это сделаю, наша поездка закончится, а я очень хочу, чтобы она продолжалась.

Опустив взгляд, я провожу пальцем по большому шраму на его загорелом предплечье. Он грубый, но мне нравится.

― От чего это? Колючая проволока? Драка в баре?

― Нет. Уайетт. ― Он направляет Стрелу вниз по склону оврага. Вдалеке слышен шум воды. ― В детстве мы дрались в конюшне, и он столкнул меня со стропил в кучу сена. Я упал на вилы, которые были зарыты в ней. — Он усмехается. ― Это было чертовски опасно. Он умолял меня не говорить нашему отцу. Целую неделю выполнял мою работу по дому.

― Ты ближе всех к Уайетту?

― Мы все близки, но да, я. Нас было шестеро, родители всегда разбивали нас на пары. Эмми Лу и Грейди были младшими. Близнецы всегда были вместе и пользовались благосклонностью наших родителей. ― Он усмехается, в его голосе звучит братская привязанность. ― Мы с Уайеттом были одинокими волками, которые, когда могли, попадали в переделки и сеяли хаос на ферме. ― Большая рука Чарли опускается на мое бедро. Он сжимает его. ― Он мой лучший друг. Первый, кто последовал за мной на ранчо, когда я уехал из Дикого сердца.

― О, ― говорю я, глядя в его смелые голубые глаза. В них отражается странная грусть, но также и спокойствие, которого я раньше не замечала. ― Ну, я люблю твоих сумасшедших братьев.

― Сумасшедшие братья, ― повторяет он, окидывая взглядом луг. ― Большой подарок, еще большая заноза в заднице.

При упоминании о братьях в моей голове всплывают слова моего брата, сказанные ранее.

Тебе будет больно. Ему будет больно. Вам обоим будет больно.

Я тяжело сглатываю. Сейчас бессмысленно рассказывать Чарли о моей СВТ. Я уеду. Ему нужно сосредоточиться на ранчо, а мне ― на своей жизни. Все, чего я добьюсь, ― это головной боли, когда я просто хочу наслаждаться тем, что мне нужно прямо сейчас.

А это Чарли.

Он мне нравится. Больше, чем я готова признать.

― Хочешь быстрее? ― Хриплый голос Чарли отвлекает меня от размышлений.

Я улыбаюсь.

― Давай.

Чарли пришпоривает Стрелу, и он переходит на резвую рысь. Я хихикаю, когда импульс отбрасывает меня на грудь Чарли. Подо мной перекатываются мощные мышцы, когда мы скачем по ярко-зеленому полю, по камням и твердой земле. Жеребец движется, как верный друг Чарли, и пока мы едем, Чарли показывает места ранчо, которых я раньше не видела. Поле, на котором пасется стадо крупного рогатого скота. Пруд с форелью. Маленькая хижина, приютившаяся в глубине леса.

Через тридцать минут я слышу журчание воды.

Когда мы подъезжаем к ручью, Чарли спешивается и помогает спуститься мне. Я снимаю обувь и сажусь на край ручья, проводя рукой по яркой россыпи астр, пока Чарли дает Стреле напиться. Сегодня он выглядит как современный ковбой в джинсах, белой футболке и бейсболке. Беззаботное выражение его лица ― редкое зрелище.

Хотела бы я знать, что лишило его этого.

Чарли поворачивается ко мне.

― Итак, что еще в твоем списке желаний? ― Он возвращается на берег, вытирает руки о свои пыльные джинсы, а затем устраивается рядом со мной на расстеленном одеяле. ― Ограбить банк? Выпрыгнуть из самолета?

Ты. Только ты.

От этой мысли я краснею и наклоняю голову, задевая его плечом.

― Все еще нужно увидеть рассвет.

― Обязательно. По крайней мере, ты можешь вычеркнуть из своего списка верховую езду. ― Его смешок похож на виски и бархат. ― Это мне напомнило кое-что. Ты так и не сказала мне, что у тебя сегодня за шип.

Черт бы его побрал. Он слишком мил. Я уступлю.

― Ты когда-нибудь делал что-то, чего не должен был делать? Например, плохой поступок, но ты не жалеешь об этом? ― На его лице появляется выражение, которое я не могу разобрать. Когда он ничего не отвечает, я зажимаю ладони между бедер и вздыхаю. ― Потому что я, возможно, сделала кое-что плохое тем, кто мне дорог. ― Мой взгляд падает на каменистый берег, где растут ледниковые лилии. Чувство вины переполняет меня, а желудок сжимается. ― Я солгала им. И если они когда-нибудь узнают об этом, не знаю, простят ли они меня.

― Они простят тебя. ― Протянув руку, он возится с прядью моих волос, а затем заправляет ее за ухо. ― У тебя нет ни одной плохой косточки в теле, Руби.

Я смотрю мимо него на ручей. Мои слезы готовы пролиться.

― А как насчет плохого сердца? ― шепчу я.

Я на грани. Слова готовы вырваться из моей груди. Я лгу тебе. Я больна. И через два года я, скорее всего, умру.

Скажи ему, покончи с этим. Но это слишком, потому что мы не вместе. Между нами ничего нет. И не может быть.

Даже если тихий голосок в моем сердце шепчет, что это возможно.

Что у меня может быть выбор.

Он качает головой.

― Никакого плохого сердца.

Я замечаю, что он не ответил на мой вопрос о плохих поступках. Этот человек ― настоящий сейф.

Но, кажется, я его открыла.

― Только не ты, ― говорит он, и, когда он смотрит на меня, в его ярко-синих глазах полыхает желание. ― Ты ― подсолнух.

Мои щеки пылают, его слова согревают меня, как солнечный свет.

― Подсолнух, да?

― Подсолнух. Это то, кто ты есть. ― Повернувшись, он тянет меня к себе на колени, и я усаживаюсь на него, а его большие пальцы запутываются в моих волосах. ― Жизнерадостная. Красивая. Мой милый подсолнух. ― Из него вырывается неровный вздох, словно он сам себе не верит. ― Ты заставила меня жить, Руби, а я не делал этого уже очень давно.

Мое сердце бешено колотится в груди.

― Жить ― это хорошо.

― Да.

― Ты ― мой подсолнух. ― Его горячий взгляд скользит по моему лицу. ― Сегодня и каждый день, когда ты была на ранчо, ты была моим подсолнухом.

― О. ― Мои глаза округляются.

Это слишком. Он слишком идеален.

Слава богу, я уезжаю.

Затем, обхватив меня широкой рукой за талию, Чарли притягивает меня к себе и целует. Мой язык скользит по его языку, и из его горла вырывается рычание, его большие ладони обнимают мое лицо. Он крадет мой воздух, мои чувства, и я упиваюсь им.

Всю свою жизнь я задавалась вопросом, где буду находиться, когда мое сердце сделает последний удар. Если я буду здесь, в объятиях Чарли, этого будет более чем достаточно.

Это будет все, что мне нужно.

Потому что мой милый ковбой владеет моими сердцем и душой.

Со стоном Чарли отстраняется.

― Уроки, ― произносит он сдавленным голосом, и я провожу рукой по его каменной груди. ― Если ты хочешь ездить верхом до конца лета, я научу тебя.

― Научишь?

― Да, ― ворчит он, обхватив мою щеку грубой ладонью. ― Но ты должна двигаться медленно и слушать меня. Его кадык дергается, на лице появляется беспокойство. ― Я серьезно, Руби. Ты можешь пострадать…

― Я буду делать все медленно. Обещаю. ― Его предложение так много значит для меня, потому что я знаю, как ему тяжело. ― Я буду слушать. Я не пострадаю. Ты будешь рядом, чтобы уберечь меня.

Мышцы на его челюсти подрагивают.

― Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, Подсолнух.

От этого прозвища, от глубины, от защитных ноток в его голосе у меня по коже бегут мурашки.

Я провожу пальцами по его бороде.

― Ты отправишь меня в Калифорнию ковбойшей. ― Я говорю это шутливо, но по его лицу проносится грозовая туча. Его хватка на мне усиливается.

― А ты? ― спрашиваю я.

― А что я?

― Ты так и не рассказал мне о своем плохом поступке.

― Я расскажу тебе позже. ― Пронзительные голубые глаза осматривают горизонт, и он кивает на черные тучи в небе. ― Нам пора возвращаться.

Я киваю, но не двигаюсь с места.

Любуясь красотой ручья и гор вдали, я понимаю, что это идеальное место для фотографии. Идеальное место, чтобы заставить подписчиков ранчо «Беглец» захотеть пожить тут.

Мой взгляд останавливается на Чарли, и меня словно пронзает током, когда он одаривает меня одной из своих неохотных кривых ухмылок.

Заставь их полюбить ковбоя.

Я улыбаюсь, прикасаясь кончиками пальцев к своему бешено бьющемуся сердцу.

И я чувствую это, по-настоящему чувствую, что этот мужчина делает со мной.

― Подожди. Мы можем сфотографироваться? ― спрашиваю я, опустив ресницы. ― Для ленты.

Чарли медленно кивает, неожиданно выглядя застенчивым мальчишкой.

― Ты скажи мне, дорогая. Что мы должны сделать?

― Поцелуй меня, ― выдыхаю я, и сердце разрывается в груди. ― Ты будешь ковбоем. А я буду девушкой, уезжающей в закат.

Его глаза пылают.

Затем его мускулистые руки обхватывают меня, прижимая к груди. Я устраиваюсь у него на коленях, освобождая руку, чтобы поднять камеру повыше. Наши глаза встречаются, а затем Чарли целует меня. Между нами полыхает жар, и я прижимаюсь к нему.

Я делаю снимок.

И прямо здесь, на берегу ручья, я влюбляюсь в Чарли Монтгомери.