Усадьба госпожи Ленбрау

Глава 14

Стук копыт приближался.

Сердце у меня отчаянно колотилось. Кожа покрылась пупырышками, как у лягушки-царевны. Я бы сейчас в неё превратилась. А что, отличный вариант – лягушку в реке никто не заметит. Сиди себе на листочке и квакай тихонечко.

Если бы у меня было чуть больше времени, я попробовала бы воспользоваться магией для такого превращения. А может, даже и хорошо, что времени не было. Смогла бы я потом из лягушки стать обратно человеком – большой вопрос.

Топот стал оглушительным. Я поняла, что всадник приблизился, и задержала дыхание.

Через пару мгновений из-за высокой травы выступил гнедой конь, на котором восседал…

Ну кто бы сомневался! Идан Ленбрау, мой полуфиктивный муж собственной персоной.

Я набрала воздуха и осторожно, чтобы не оставить пузырей, погрузилась под воду. Сквозь прозрачный слой я видела, как всадник проезжает мимо.

В реальности его движение вдоль импровизированного пляжа, наверное, заняло считанные секунды. Однако мне под водой, голой и испуганной, казалось, что это длится бесконечно. К тому же я не умела надолго задерживать дыхание и боялась, что у меня кончится воздух. А если я вынырну, он наверняка меня увидит.

Ситуация была безвыходной.

Мгновения больше походили на минуты. Я уже начала паниковать, когда всадник с лошадью наконец миновали меня и двинулись дальше.

Повезло!

Я готова была выдохнуть от облегчения и всплыть, чтобы глотнуть ещё воздуха. Как вдруг Идан бросил мимолётный взгляд вправо. На реку, тихую воду и моё злосчастное светлое платье, разложенное на земле рядом с бельём.

«Нет!», – застонала я мысленно и попросила: – «Ну езжай мимо, подумаешь, чьё-то платье на берегу валяется».

Однако доктор Ленбрау меня не услышал. Он резко осадил коня и спрыгнул на землю, подбежав к платью. Схватил его, поднёс к глазам и, безошибочно угадав, прошептал:

– Еженика…

Затем отбросил платье. Скинул сапоги – я и не знала, что это можно сделать за долю секунды. Сюртук он стянул уже по пути к реке. А затем нырнул в остальной одежде прямо с кромки влажной глины.

Вот засада!

Я бросилась прочь, уже не думая о конспирации. Ведомая лишь одним инстинктом – убежать. Оказаться как можно дальше от Ленбрау.

Однако двигалась я медленнее, чем он. Да и стартовала с места, лишённая инерции прыжка.

И всё же на что-то надеясь, плыла в сторону. Даже не заметила, что двигаюсь против течения.

Когда мужские руки обхватили меня за талию, я испуганно дёрнулась и закричала, совсем позабыв, что нахожусь под водой, что у меня заканчивается воздух. Я желала лишь спастись, вырваться из захвата.

В рот хлынула вода, раздирая горло и просачиваясь в лёгкие. Я задёргалась с двойным усилием, совсем обезумев от страха и отчаяния.

Я уже не понимала, где верх и где низ. Казалось, что сильные руки тянут меня на глубину, чтобы утащить на дно и оставить там навсегда.

Я рвалась и металась, раздираемая лишь одним желанием – глотнуть воздуха. Сознание уже заполнял серый туман. Я поняла, что мне от него не уйти, и перестала бороться, обвиснув безвольной куклой на руках вынесшего меня из воды Ленбрау.

– Еженика, – он положил меня на землю и склонился надо мной. – Еженика! – Встряхнул за плечи.

Но было поздно. Серый туман уже уносил меня с этого берега далеко-далеко. Туда, где меня не будут донимать полуфиктивные мужья.

– Еженика, не смей умирать!

Я почувствовала ритмичные нажатия на грудную клетку. Затем мои губы насильно разжали и вдохнули в них воздух.

– Зря стараешься, – сказала бы я, если б могла говорить.

Но я не могла. Поэтому безвольно лежала, позволяя доктору делать со мной, что ему заблагорассудится. А конкретнее – искусственное дыхание и непрямой массаж сердца.

Не знаю, в какой момент мои лёгкие попытались сделать вдох. Я лишь почувствовала, как их пронзило болью. Резкой, острой, как будто грудь проткнули насквозь огромным ржавым гвоздём.

Ленбрау перевернул меня на бок. И я закашлялась. Из горла хлынула вода, целый поток.

А затем я наконец сумела вдохнуть. Горло раздирало, лёгкие жгло, но воздух был неимоверно вкусным и сладким.

На осознание того, кто я такая и где нахожусь, ушло с минуту. Или даже дольше. Так плохо мне давно уже не было, а может, и никогда прежде.

Наконец ко мне вернулась способность фокусировать зрение, а следом за ней и – здраво рассуждать.

Я разглядела испуганное лицо Идана, расположенное слишком близко от моего. Однако сил отодвинуться у меня не было.

Я сумела лишь хрипло выдохнуть:

– Идиот, – и снова закашлялась.

Ленбрау оторопел.

– Вообще-то я тебя спас, – возразил он, от выброса адреналина позабыв, что на «ты» мы не переходили.

Впрочем, сейчас и я сама об этом не помнила.

– Я и не тонула, пока ты меня не схватил.

– Как не тонула? Ты была полностью под водой!

– Я пряталась от тебя!

Мы оба замолчали, вдруг осознав, что кричим друг на друга. Испуг Идана за мою жизнь перешёл в раздражение на неоднозначную реакцию. А я беспомощно злилась на своего непрошеного спасителя, из-за которого едва не захлебнулась.

И только спустя несколько минут я осознала, что вообще-то сижу рядом с ним голой.

Бежать не было сил, возмущаться… наверное, поздно. Он уже всё разглядел, пока проводил реанимационные действия.

– Подайте мне ваш сюртук, – попросила я. Обхватывая свои плечи руками.

– Что?

То ли доктор настолько проникся моей наготой, что начал тормозить. То ли ожидал от меня другой реакции. Сил выяснять это у меня не было, желания тоже, поэтому я повторила. Медленно, произнося каждое слово по отдельности, чтобы на этот раз до него наверняка дошло:

– Подайте. Мне. Ваш. Сюртук, – и, не сдержав ехидства, добавила: – Или вы желаете и дальше любоваться моей неземной красотой? Только предупреждаю, ещё немного, и любоваться вам придётся хладным трупом, потому что я околею от холода!

Ленбрау моргнул. Раз, другой. А затем, словно до него наконец дошло, поднялся на ноги. Спустя несколько секунд он вернулся с сюртуком, брошенным у кромки воды. Накинул его мне на плечи. Я с радостью закуталась в мягкую ткань, пахнущую Иданом.

Сам он остался стоять у меня за спиной, то ли разглядывая, то ли размышляя.

А затем до меня донёсся тихий голос.

– Вы изменились, Еженика…

Я напряглась. Мог он почувствовать, что я вовсе не Еженика? Ленбрау ведь имеет дело с инквизицией. Кто знает, каким техникам определения ведьм его там научили.

Но, чуть подумав, я решила, что он не мог заметить подмену. Иначе сделал бы это ещё в первую брачную ночь. Однако тогда доктор предпочитал изучать совсем иные нюансы.

Поняв, что разоблачения пока можно не бояться, я снова почувствовала себя в относительной безопасности. И тут же вспомнила, что лучшая защита – это нападение.

– И как вам новая Еженика? – спросила с вызовом.

Некоторое время Ленбрау молчал. Я уже решила, что он не ответит.

Но Идан произнёс:

– Она нравится мне ещё больше.

Внутри потеплело от этих слов. Я почувствовала, как мои губы тронула улыбка. Пришлось приложить усилие, чтобы не разулыбаться окончательно. Ни к чему доктору знать, что и я не испытываю к нему особой неприязни.

Охвативший меня под водой страх растворился. Я чувствовала, что Идан меня не обидит. Да и ругаться за купание голышом он не собирался. Слишком перепугался за мою жизнь, чтобы теперь помнить о такой мелочи.

После его слов на берегу повисло неловкое молчание. Идан продолжал стоять у меня за спиной. Я не видела, что он делает, и это напрягало.

Несмотря на то, что я не чувствовала от него опасности, доверия к нему тоже не испытывала. В этом мире безраздельно доверять я могла только себе.

По крайней мере, пока.

А сейчас я слишком устала. Выброс адреналина от страха забрал все мои силы. Не до разгадывания докторского молчания. Мне хотелось домой. Съесть что-нибудь сладкое и прилечь. Можно в любом порядке.

– Я хочу одеться, отвернитесь, – велела доктору.

Пусть я и не знала точно, смотрит ли он сейчас на меня или любуется медленным течением реки, предупреждение лишним не будет. А если Ленбрау не послушает и станет подглядывать, ему откроется отличный вид на мою тыльную часть.

Я поднялась на ноги и, переждав лёгкое головокружение от резкого движения, скинула сюртук на землю.

Желание согнуться и прикрыться хотя бы руками я проигнорировала. Вместо этого расправила плечи, выпрямила спину и двинулась к своей одежде, чувствуя себя на подиуме под многочисленными вспышками фотокамер.

Волосы ещё были мокрыми. Причёска после ныряния и борьбы растрепалась, на лицо мне упали влажные пряди. Вытереть их было нечем. Не за сюртуком же доктора возвращаться. Для этого как минимум придётся обернуться и посмотреть на Идана.

А вдруг он и правда наблюдает?

От этой мысли по коже побежали мурашки. Пожалуй, во мне недостаточно смелости, чтобы ответить на вопрос – смотрит на меня Идан или нет. А ещё я не знала, чего хочу больше: чтобы отвернулся или всё-таки глядел.

Я решила одеваться, как есть. Надела бельё, сорочку, платье, даже чулки, сдержав желание закинуть их подальше в траву.

Вытащила шпильки из волос, отжала мокрые пряди и снова закрутила на затылке. Лишь после этого решила повернуться.

Идан стоял у самой кромки воды и, заложив руки за спину, любовался рекой.

Я почувствовала укол разочарования. Тут же по шее за шиворот с волос стекла холодная капля, добавляя досады.

– Можете поворачиваться, – произнесла чуть резче, чем собиралась изначально.

Доктор незамедлительно послушался. Окинул меня взглядом. Кажется, в нём отразилось разочарование.

Хотелось ехидно спросить, как ему больше нравится – в одежде или без? Однако я не решилась. В какой-то момент эта игра может перестать ею быть. А я не уверена, что готова к такому повороту.

Сам доктор так и продолжал стоять в мокрой одежде и без сапог. Казалось, до него тоже дошла вся неловкость ситуации. И Ленбрау не представлял, что делать дальше.

Первый порыв – спасти меня – он исполнил, не задумываясь. А теперь я, живая и одетая, снова обращаюсь к нему на «вы». Кто разберёт, как вести себя сейчас?

Я решила делать вид, что не произошло ничего сверхъестественного.

Не спеша подошла к сюртуку доктора, подняла, встряхнула и протянула своему спасителю.

– Спасибо, – благодарность вышла суховатой.

От этого слова Ленбрау опустил взгляд и принялся натягивать сюртук поверх мокрой одежды. О сапогах уже вспомнил сам.

Молчание стало ещё более невыносимым.

– Как вы оказались на этой дороге? – произнесла светским тоном, чтобы наполнить тишину. – Я думала, здесь уже давно никто не ездит. Иначе не рискнула бы купаться без одежды.

– Я навещал одного пациента. Его имение недалеко от старого тракта. Здесь быстрее добраться до вашей усадьбы.

– А зачем вы ехали ко мне?.. – продолжение «я вас один раз уже прогнала» пропустила, но оно всё равно повисло в воздухе.

Я наблюдала за попытками Ленбрау натянуть сюртук прямо на мокрую рубашку. Влажная ткань упиралась. Рукав цеплялся за пальцы и заворачивался.

Доктор вздохнул и оставил эту затею. Взял сюртук за ворот и закинул на плечо.

Я поняла, что он пытался тянуть время. Однако затея провалилась, и теперь ему нечем было занять руки.

– Да говорите же! – не выдержала я этой театральной паузы. – Зачем вы притащились?

Ленбрау снова вздохнул.

– С вами иногда бывает очень трудно, Еженика, – произнёс он с мягким укором. – Вы словно бы проверяете предел моего терпения.

– А у него есть предел? – я выгнула левую бровь.

Он ничего не ответил. Только в очередной раз вздохнул и покачал головой. Наверное, хотел меня устыдить. И у него почти получилось. По крайней мере, я сбавила обороты.

И правда, чего напустилась на мужика? Он старается быть вежливым и терпеливым. Вообще с супругом мне повезло. Мог бы попасться какой-нибудь мужлан, который быстро научил уму-разуму. Кулаком.

Так что стоит ценить воспитанного и обходительного доктора, который действительно проявил немало терпения со мной.

Не то что бы я нарочно его провоцировала. Просто ничего не могла с собой поделать. Как только Идан попадал в поле моего зрения, меня словно муха кусала в одно место. Или я с цепи срывалась?

В общем, не могла спокойно на него реагировать. Так и хотелось как-нибудь уколоть, чем-нибудь уязвить. Или как выразился сам доктор: «Проверить предел его терпения».

Сама не знаю, почему так происходит. Вроде бы раньше я на мужчин не срывалась. Да и вообще отличалась спокойным и уравновешенным характером.

Но Идан действует на меня как раздражитель. Едва его вижу, возникает желание отчебучить что-нибудь этакое.

Доктор помолчал ещё с полминуты, а потом признался.

– Я надеялся, что вы успокоились, и мы сможем поговорить как взрослые люди.

– Поговорить о чём?

– О нашем браке.

Что ж, любопытно послушать, что Ленбрау думает по этому поводу, и что собирается предложить.

– Я вас слушаю, – чтобы не смущать доктора пристальным взглядом, я, как и он прежде, подошла к кромке берега и уставилась на текущую воду.

– Еженика, я нарушил наши договорённости. И знаю, что вы сердитесь на меня, – начало вышло не слишком многообещающим. За это он уже извинялся в прошлый раз.

Я промолчала, но повернулась к Идану, скрестив руки на груди и уставившись на него со скептическим выражением на лице. Мол, скажи мне что-нибудь новенькое. Всё это я уже слышала, и меня не проняло.

Надо отдать доктору должное: он не дрогнул под моим пристальным взглядом и продолжил.

– И всё же нам придётся видеться, а вам – терпеть меня в Любово, – я набрала воздух, чтобы возразить, но Идан остановил меня властным жестом. – Не перебивайте, сначала выслушайте мои доводы.

Доктор сверкнул раздражённым взглядом.

Ух ты, он и так может? По коже пробежалась стая мурашек. Такой Идан нравился мне ещё больше.

Я сдержала улыбку и кивнула, показывая, что он может продолжать.

– Этот брак нужен в первую очередь вам. Хочу напомнить, что это вы пришли ко мне с предложением, потому что нуждались в защите. Пусть наш союз начался не так, как мы договаривались. Я признаю, что совершил ошибку… Однако назад пути нет. Нам обоим придётся играть определённые роли перед обществом, хотим мы оба того или нет. Поэтому я буду приезжать к вам, а вы – радушно меня принимать. Больше я ни на чём не настаиваю. Однако надеюсь, что со временем мы лучше узнаем друг друга и поймём…

Идан наконец замолчал.

Из всей этой длинной тирады я уяснила два момента. Ленбрау напомнил, что это я умоляла его на мне жениться. То есть Еженика, конечно. И что нашу ночь он считает ошибкой.

Я почувствовала разочарование. В какой-то момент мне показалось, что доктор влюблён в Еженику. И я даже немного ревновала.

Зато сейчас поняла особенно чётко. Ни в кого доктор не влюблён. Он сделал одолжение девушке и женился. Потом не выдержал с ней в одной постели и консумировал брак. Ну а теперь желает, чтобы мы соблюдали видимость счастливых молодожёнов.

И с его аргументами не поспоришь. Еженике действительно нужно было выйти замуж, чтобы Флоси не мог настрочить на неё кляузу в инквизицию.

То есть я обязана Идану, если и не самой жизнью, то её спокойствием точно. О чём он не преминул мне напомнить.

Что ж, пусть будет так.

– Хорошо, – наверное, мой тон мог бы заморозить кого послабее. Но доктор Ленбрау отличался не просто спокойным нравом, у него было холодное сердце. А лёд невозможно заморозить снова. – Давайте, забудем о том, что произошло между нами в первую брачную ночь и начнём сначала. Мы заключили фиктивный брак и будем неукоснительно соблюдать наши договорённости.

Ответом мне был удивлённый взгляд. Кажется, доктор ожидал иной реакции.

– Я имел в виду… – он попытался вставить свою фразу, но я остановила его же жестом.

– Позвольте мне закончить, господин Ленбрау, – и продолжила с его же интонацией. – Поскольку брак у нас фиктивный, играть счастливых молодожёнов мы будем только на людях. Наедине прошу вас воздержаться от объятий, поцелуев и прочих прикосновений. Они излишни. Мы договорились?

Идан пристально смотрел на меня. Лицо у него стало хмурым. Взгляд – нечитаемым. Некоторое время от не отрывался от меня, словно на что-то надеясь.

Затем доктор медленно кивнул и произнёс:

– Договорились.

– Вот и хорошо, – с деланным воодушевлением подытожила я.

Несмотря на то, что мы всё прояснили, и со стороны Ленбрау больше не нужно было ожидать поползновений на исполнение супружеского долга, на душе было тоскливо. А может, именно поэтому.

– Идёмте домой, – предложила я. – Нам обоим нужно переодеться и просохнуть.

Жеребец Идана послушно щипал травку в десятке метров от реки. Я думала, Ленбрау поедет верхом, заставив меня тащиться позади. Однако супруг сумел удивить.

Едва мы подошли к лошади, он резким движением подхватил меня за талию и подкинул вверх. Я лишь собралась вскрикнуть, а уже оказалась сидящей в седле. Точнее поперёк седла, потому что обе мои ноги находились с одной стороны.

Сам он взялся за узду… или поводья? В общем, кожаный шнур, опоясывающий шею коня. И пошёл рядом.

Первая реакция – возмутиться его бестактным вмешательством в моё личное пространство – забылась, стоило увидеть, как высоко я теперь сижу. Хотелось бы продолжить – «и далеко гляжу», но это было бы неправдой. Глядела я исключительно на лошадиную гриву, вцепившись обеими руками в луку седла.

И лишь спустя несколько минут спокойного хода я расслабилась настолько, чтобы разместиться поудобнее. Немного поелозив в седле, я нашла усидчивое положение. Всего-то и нужно было подтянуть повыше левую ногу и слегка согнуть.

Вот, теперь можно и осмотреться.

Сверху открывался чудесный вид на местность. К тому же действительно видно было дальше и больше, нежели стоя на своих ногах.

Я тайком коснулась лошадиной шеи. Она оказалась тёплой и гладкой, а ещё мягкой – одно удовольствие трогать.

Я поняла, что тоже хочу ездить верхом. Это не так тряско, как на дрожках, когда зубы выбивают барабанную дробь.

И я записала в блокнот своих желаний ещё одно.

Идан молча шёл слева, держа коня за повод. Точнее тот свободно провисал. Животное спокойно шагало рядом со своим хозяином.

– Как зовут вашего коня? – поинтересовалась я спустя ещё несколько минут, когда молчание стало совсем уж гнетущим.

– Ветер, – односложно ответил Ленбрау, глядя перед собой.

Беседа угасла, не успев начаться. Дальше мы ехали и шли молча.

Лишь когда добрались до излучины реки, у которой стоял холм, я хотела предупредить, что там заросли, и лошадь не пройдёт, но передумала. Раз доктор такой гордый, пусть уткнётся носом в препятствие и спросит у хозяйки усадьбы, то есть у меня, как его преодолеть.

Я раздумывала, есть ли объезд с левой стороны холма или придётся сделать крюк и заезжать с главной дороги. В это время Ленбрау без всяких вопросов и советов с моей стороны прошёл мимо зарослей, из которых я с трудом выбралась, и взял влево.

Как оказалось, между вторым и третьим холмом располагался широкий проход, метров в десять-пятнадцать, и нахоженная дорожка. Вот ведь, а я и не знала. Пробиралась через кусты.

Хотя через кусты короче, успокоила я собственную гордость.

А сейчас увидела Любово ещё с одной стороны. Высокие склоны холмов были густо покрыты густой травой, кое-где расцвеченной яркими точками цветов. На обочинах дороги растительность была короче, но того же насыщенно зелёного цвета. Это место походило на большую малахитовую шкатулку, накрытую голубой крышкой неба.

Вскоре мы объехали холм, и справа я увидела косарей. Заметив всадницу и её спутника, мужики остановились. Однако узнав меня, снова вернулись к работе. Только Иста проводила долгим взглядом из-под ладони, приставленной козырьком ко лбу.

Я помахала ей рукой. Пусть не думает, что Ленбрау меня похитил.

Дорога пошла вверх. Мы поднялись на широкую вершину первого холма, на которой располагался господский дом, хозяйственные службы и парк.

Слева открылся вид на простор полей, темнеющих свежей землёй после вспашки. Навстречу друг другу вдоль кромки травы медленно двигались лошади, каждая из которых тащила за собой громоздкое приспособление, направляемое идущим следом человеком. Я решила, что это плуг, вспомнив картинку из школьного учебника.

Мне очень хотелось поделиться с Иданом эмоциями, которые наполняли меня при виде возрождающегося к жизни Любово. Однако он так и шёл молча, глядя прямо перед собой. Может, думал о чём-то своём. Или обиделся на меня за резкие слова.

И я не решилась заговорить. Подумала, это будет глупо. В принципе мы посторонние люди, несмотря на заключённый брак. Вряд ли доктору интересны мои чувства.

В самой усадьбе тоже кипела жизнь. Я ещё издалека услышала стук топоров. На крыше одного из сараев (совсем не того, что я указала работникам) светлела широкая полоса свежего дерева. Пахло новогодними ёлками, вызывая в душе атмосферу праздника и ожидания чуда.

Заметив меня, работники кланялись в пояс. Я удивилась. Мы ведь уже виделись сегодня с ними. А затем удивилась ещё больше, когда Ленбрау коротко махнул им в ответ.

Не знала, что он так вежлив с чужими работниками. Да и вообще думала, что такие, как доктор, смотрят на прислугу свысока, не считая простых людей равными себе. И неудивительно, они ведь не выросли в демократическом обществе, где все более или менее равны и имеют права. Здесь сословное разделение было весьма ощутимым.

Один из работников подбежал к нам.

Идан как раз остановил коня и снял меня с седла тем же, не признающим личных границ, способом.

– Лошадку распрячь прикажете, барин? – обратился он почему-то к Ленбрау.

– Да, спасибо, и напоить не забудь, – доктор передал ему повод. Как вдруг, взглянув на меня, спохватился и добавил с неуместной уже вопросительной интонацией: – Если хозяйка не против, конечно.

– Разумеется, я не против, – глупо возражать, когда работник уже держит поводья. – Сделайте всё, что необходимо, чтобы конь моего супруга чувствовал себя как дома.

Я пошла вперёд, не оборачиваясь и не зная, следует ли за мной Ленбрау.

Как он сходу начал хозяйничать в моей усадьбе. И не возмутишься, мы ведь договорились, что при людях будем играть настоящих супругов.

Вскоре доктор нагнал меня и пошёл рядом. Мы оба молчали.

Я искоса поглядывала на него. Даже мокрый, растрёпанный и хмурый, Идан был хорош собой. А ведь он останется в Любово, ещё и с ночёвкой. Эта мысль заставила вздохнуть.

И что мне с ним делать? Ума не приложу.