Усадьба госпожи Ленбрау

Глава 29

О моём участии никто не догадывался. Зван молчал. То ли не помнил произошедшего, то ли не хотел обсуждать со мной.

Зато исцеление внука охотно обсуждал Ерон. Всю дорогу до города возница болтал, почти не умолкая. Даже Потьке пришлось ловить паузы, чтобы вставить свой комментарий.

Я была рада, что всё получилось. Правда перепугалась вчера так, что руки до сих пор подрагивали, стоило лишь вспомнить.

От размышлений о самонадеянности и удаче меня отвлекли, как только дрожки остановились возле городской площади. У стоянки конных экипажей ждала Рамисса, увидев меня, она махнула рукой. Я помахала ей в ответ, ожидая, когда Ерон припаркуется. Может, это слово и не совсем подходит к дрожкам, но другого я подобрать не смогла. Особенно, когда пришлось наблюдать, как возница проезжает мимо стоящих колясок, выискивая свободное место.

– Давайте вы с Потькой пока найдёте, где поставить дрожки. А потом он придёт ко мне. Я буду у подиума, – этот вариант показался оптимальным.

Потя учтиво помог мне спуститься. В последнее время он где-то нахватался галантности и тренировал манеры на своей госпоже.

Я двинулась к Рамиссе. Однако она не выдержала и бросилась мне навстречу.

– Госпожа Ленбрау, вы просто не представляете, сколько собралось народу, – начала она, хватая меня за локоть.

– Ну почему же не представляю, у меня хорошее зрение, – я улыбнулась, стараясь перевести всё в шутку.

Но шляпница слишком нервничала, чтобы реагировать на юмор.

– Весь свет города, купцы, помещики. Госпожа Вигери говорит, что будет сам градоначальник, – локоть, слишком сильно сжимаемый Рамиссой, начал ныть.

Я с трудом оторвала её пальцы от своей руки и сунула в них небольшую корзинку со свежими цветами. Когда я села в дрожки, она уже там стояла. Однако ни Потька, ни Ерон не знали, кто её там оставил.

Видимо, от тайного поклонника, решила я и взяла корзинку с собой. Цветы красивые, и руки будут заняты. У Рамиссы. Она вцепилась в ручку и начала нервно перебирать её пальцами, а я мысленно возблагодарила неизвестного дарителя.

До начала аукциона оставалось минут пятнадцать. Зрители уже собрались и нетерпеливо поглядывали на часы на куполе со шпилем, венчающим здание мэрии. На мой взгляд, на площади и поляне перед ней собралось человек триста, если не пятьсот.

Лодина была права, траву они вытопчут, и папенька-таки будет ругаться.

Сама барышня Вигери возвышалась над толпой. Она царствовала на подиуме, раздавая приказы и выслушивая донесения со спокойным выражением лица и лёгкой улыбкой. В то время как её подчинённые гримасничали, кричали и жестикулировали.

Истинная аристократка на фоне простого люда.

На Лодине было надето бледно-голубое платье и мой комплект цветочных украшений, который превратил её в нежную фею.

В уголке сцены скромно стояли две хорошенькие девочки в белых платьицах. Те самые «сиротки посимпатичнее», которые будут выносить сумочки.

Я отказалась участвовать в аукционе. Сразу сказала Лодине, что помогать буду, но на подиум не выйду. Если меня запомнит в лицо такое количество людей, моей спокойной жизни точно придёт конец. Я представила бесконечную вереницу телег, колясок и дрожек на дороге в Любово. А под дверями и окнами – толпа людей с неизменной просьбой сделать сумочку вне очереди, одну, маленькую, только ему (ей).

Ну уж нет, спасибо.

Вот Рамиссе известность не помешает. Однако она так нервничала, что Лодина отправила её меня встречать. Мы договорились, что я буду у сцены. Мало ли что случится с цветами.

Я готовилась поправить любой лот, если вдруг его повредят. Через плечо у меня висела сумка со всем необходимым. Кусочки тканей, нитки, иголки, ножницы, клей и лак. А ещё попросила приготовить мне отдельную палатку для ремонта. Вдруг потребуется магическое вмешательство.

Жаль, Идан не сможет присутствовать. Я ужасно скучала по мужу. Мне хотелось поделиться тем, что случилось за эти дни. Особенно я желала обсудить здоровье Звана, и чтобы доктор Ленбрау его осмотрел. На всякий случай.

Наконец на подиум вышел сам мэр, и его появление послужило сигналом к началу мероприятия.

Господин Вигери совсем не походил на свою дочь. Он был ниже её на полголовы, с блестящей лысиной, окружённой пепельными волосами. Сюртук обтягивал круглый живот. А руки с толстыми, как сосиски, пальцами держали пышный букет, пестрящий разноцветными бутонами.

– Дорогие сограждане, – начал он хорошо поставленным голосом. – Сегодня в Холмах – большой праздник, День цветов.

Лодина придвинулась к нему и что-то сказала вполголоса. Вигери кивнул и добавил.

– Сегодня в Холмах День цветов и детей. Это большой праздник, который стал возможен, благодаря моей дочери, Лодине Вигери. Дорогая, прошу тебя принять этот букет.

Мэр вручил цветы дочери. Она взяла их с той же улыбкой и лёгким поклоном. А затем обернулась, жестом подзывая помощницу, чтобы передать цветы ей.

Мне показалось, что господина Вигери несколько раздосадовало отношение дочери к его подарку. Однако он не показал виду и продолжил свою речь.

Мэр говорил много и красиво. О том, что дети – главная радость жизни, её цветы, они очень важны, поскольку несут нам свет. И прочие штампованные истины. Затем перешёл к детям, лишившимся родителей. Их тяжёлому положению и серым приютским будням.

Господин Вигери оказался хорошим оратором с прекрасной дикцией и умением увлечь слушателей. Даже я прониклась трудной долей сирот и обязательно помогла, если бы уже не занялась этим.

Затем мэр заявил, что помощь нуждающимся делает нас самих лучше, и призвал помогать местному дому призрения. А также другим учреждениям.

Эти слова толпа встретила бурными аплодисментами. Возможно, кроме вырученных с аукциона денег, приют получит и другие пожертвования. Буду держать за детей кулаки.

– Я сам пожертвую сироткам двадцать золотых монет, – закончил господин Вигери. И его слова потонули в овациях.

Он долго стоял на сцене, улыбался горожанам и купался в лучах обожания.

Затем его сменила Лодина, объявившая начало благотворительного аукциона. И девочка вынесла на подушечке первую сумку.

– Изящная дамская сумочка на цепочке. Украшена бисером и живыми хризантемами, обработанными специальным составом для сохранения. Начальная цена – десять золотых монет, – сообщила Лодина. – Кто предложит больше?

– Одиннадцать монет, – неуверенно произнесла хорошо одетая барышня во втором ряду и оглянулась на женщину постарше. Видимо, мать.

Та кивнула, и девушка радостно заулыбалась. Однако радость длилась недолго.

– Двенадцать монет, – выкрикнула барышня с другой стороны и показала первой язык.

– Четырнадцать! – первая не стала оборачиваться на маменьку.

– Пятнадцать!

– Пятьдесят! – прервал их спор мощный бас из дальнего ряда.

Обе барышни сникли, не готовые продолжать торг.

Первая сумочка была продана за пятьдесят золотых монет. Вторая за шестьдесят пять. Постепенно люди увлекались и перебивали цену с всё большим азартом. Когда за очередной лот предложили сто золотых, я ушла в палатку. В голове не укладывалось, что люди, обладающие таким богатством и способные потратить сто золотых монет на какую-то сумочку, даже не попытались помочь сиротам самостоятельно.

Сюда тоже доносился гомон и отдельные выкрики, но я была отгорожена ото всех плотной тканью. По крайней мере, могла на них не смотреть.

– Госпожа Ленбрау, почему вы ушли? – полог приподнялся, и ко мне вошла Рамисса.

Её лицо сияло. Вот кого аукцион приводил в восторг.

– Глова закружилась, – пришлось солгать, поскольку правду шляпница вряд ли захотела бы услышать.

– У меня тоже голова кружится, – призналась Рамисса и с придыханием добавила: – Это ж какие деньжищи мы заработаем!

Глядя на неё, я засомневалась, что провести аукцион под руководством Лодины было такой уж хорошей идеей. Если Рамиссе, которая и прежде не знала нужды, зарабатывая на шляпах, снесло голову, что случится с госпожой Неич? Вряд ли за всё время существования приюта она распоряжалась подобной суммой.

Аукцион продлился больше трёх часов.

За последнюю сумку ожесточённо торговались две зрелые дамы, стоящие рядом. Видимо, они пришли сюда вместе. Однако у одной оказалось на несколько монет больше, чем у другой. Проигравшая вцепилась победительнице в волосы, и завязалась драка.

Полицейские громко дули в свистки, пытаясь пробиться к почтенным матронам, но их обступили плотным кольцом зеваки, споря, кто из дам победит.

Действительно, плохая была идея.

К счастью, аукцион наконец завершился. Бывших подруг растащили в разные стороны под смешки, улюлюканье и призывы продолжать.

Площадка перед сценой освобождалась медленно. Люди разбились на группы, обсуждая покупки, погоду и урожай. Однако постепенно разбредались. Кому хотелось поговорить, перемещались за столики выездного кафе, открытого на площади у фонтана на сегодняшний день.

Я сидела в палатке, обхватив гудящую голову руками. Рамисса, выглядывая из-под полога, пересказывала для меня происходящее снаружи.

Я сдерживалась из последних сил, чтобы не попросить её замолчать. И вдруг шляпница умолкла сама. Это объяснилось просто.

Полог подняли до самого верха, и в палатку вошло несколько крепких мужчин. Четверо несли небольшие, но увесистые мешки, которые знакомо звякнули о стол, и я осознала, что внутри.

Конечно, я понимала, что аукцион принёс много золотых. Но одно дело абстрактное «много» и совершенно иное – получить ему зримое подтверждение.

Оставив мешки на столе, мужчины так же молча рассредоточились по помещению. Понятно – охрана. Лодина просто молодец, всё предусмотрела. Я вот об этом даже не подумала.

Сама барышня Вигери появилась чуть позже. Мужская рука снаружи открыла для неё полог, демонстрируя, что охрана стоит и на улице.

Вслед за Лодиной в палатку вошли пожилой седовласый мужчина с бородкой клинышком и высокий юноша с большими ушами и широкими ладонями.

Мы с Рамиссой одновременно поднялись со стульев. Не знаю, чем руководствовалась она, а я устала сидеть и ждать, поэтому приход Лодины восприняла как освобождение.

– Всё закончилось? – обратилась к ней. Я ужасно устала, хотелось забрать свою часть и отправиться домой.

– Разумеется, нет! – отрезала Лодина таким тоном, что я даже и не подумала расспрашивать о причине. Однако она пояснила сама: – Сейчас господин Селгин с помощником будут пересчитывать деньги. Это должно происходить в присутствии всех заинтересованных лиц.

– О-о, я тебе… – Лодина зыркнула на меня, и я тут же поправилась, – я вам полностью доверяю, госпожа Вигери.

– В вопросах денег не может быть доверия. Особенно таких денег! – она выделила голосом слово «таких», и я вздохнула.

Дочь мэра права. Я неплохо зарабатывала, но никогда не была богата. Может, поэтому относилась к деньгам несколько легкомысленно. А семья Вигери обладала огромным состоянием, думаю, именно потому, что умела считать свои золотые и беречь каждый из них.

Бухгалтер нацепил на нос очки, аккуратно высыпал из первого мешка монеты и начал отсчитывать кучки по десять золотых. Его помощник собирал кучки в столбики. Когда их тоже набиралось десять, пересыпал обратно в мешок и делал пометку в блокноте.

Работа была монотонной и проходила в полной тишине, только монеты звякали о столешницу и друг о друга. Рамисса стояла в сторонке и, вытянув шею, наблюдала за блеском золота в свете фонарей. Лодина задумчиво поглаживала лепестки цветочного перстня.

А я размышляла о госпоже Неич и её умении правильно распорядиться деньгами. Сомневаюсь, что она сумеет. Слишком велик будет соблазн, когда она увидит такую кучу денег.

– Лодина, – я подошла и осторожно коснулась её локтя. – Нужно поговорить.

Уединиться в пусть и просторной, но палатке, где собралось девять человек, было невозможно. Выходить дочь мэра категорически отказалась.

– Это не подождёт? Уже немного осталось, – она кивнула на бухгалтера, открывающего второй мешок.

Ничего себе немного! Полтора часа как минимум.

Столько ждать я не была готова, поэтому подошла к ней как можно ближе и начала вполголоса.

– Я хочу поговорить о деньгах для приюта. Сумма очень большая, я не уверена, что следут отдавать директрисе сразу всё. Мало ли что, мы ведь не знаем крепость её моральных устоев.

– Ты сбрендила? – а Лодина даже не думала понижать голос. Все в палатке услышали её слова.

Рамисса и помощник бухгалтера уставились на меня. Охранники остались стоять с каменными лицами, а Селгин был слишком занят монетами, чтобы обращать на нас внимание. Однако я смутилась и уже хотела попросить дочь мэра соблюдать вежливость в общении, как она продолжила.

– Разумеется, директриса ничего не получит. Я собираюсь сама поехать в приют, оценить состояние здания и детей. Возьму архитектора, портного, повара и врача…

– Врача не получится, – перебила я.

– Почему?

– Доктор Ленбрау на карантине с ветряной оспой, – я вздохнула.

Лодина внимательно смотрела на меня несколько секунд, словно подозревала во лжи, а затем пожала плечами.

– Значит, пока съездим без врача. Ленбрау и так там регулярно бывает. И вообще у вас общая черта – желание помогать сирым и убогим. Наверное, он потому тебя и выбрал, хотя на него охотилась половина наших барышень.

Лодина хмыкнула.

Несмотря на грубые слова, она меня успокоила. Дочь мэра показала себя неприятной в общении, однако она была честной, умела держать слово и за всё бралась основательно.

– Спасибо тебе!

Лодина так удивилась, что даже забыла поправить. Ведь на людях мы продолжали общаться на «вы».

– За что?

– За то, что тоже помогаешь сирым и убогим.

Лодина фыркнула и отвернулась. Уже через плечо кинула мне:

– Я этим занимаюсь исключительно потому, что хочу стать законодательницей моды на благотворительность.

– Конечно-конечно, – легкомысленно отозвалась я и успела отвернуться, прежде чем дочь мэра прожгла меня гневным взглядом.