Усадьба госпожи Ленбрау

Глава 23

Выехали примерно через час. Кара сунула нам корзину с припасами и сумку с вещами для Идана. Всё это едва поместилось в дрожки.

Сам Идан ехал верхом, то обгоняя нас, то чуть приотставая. А на широких и ровных участках заставлял Ветра идти вровень с экипажем, чтобы перекинуться со мной парой слов.

Где-то в получасе езды от города Идан попросил остановить.

– Давай завернём кое-куда, а Ерон с Истой пусть едут домой.

– Куда завернём? – удивилась я, как раз размышляя, что обсудить с Бабурой, которая теперь исполняла ещё и функции управляющей. К тому же в голове уже крутились образы новых сумочек, за которые нужно приниматься, выделяя хотя бы пару часов в день, пока Идан не уедет обратно в город.

– Я же сказал, кое-куда, – он напустил таинственности, явно не собираясь ничего объяснять.

– Хорошо, – с помощью мужа я выбралась из дрожек. Они покатили дальше, а мы с Ленбрау и Ветром остались стоять на перекрёстке.

Теперь, когда экипаж не загораживал обзор, я увидела указатель под табличкой. На ней было написано «Холмовский дом призрения для бедных сирот».

Я похолодела. Только что домоправительница Идана говорила о внуках, а теперь он привёз меня в приют. Неужели хочет усыновить ребёнка? Но зачем? Мы совсем недавно женаты, и о детях пока даже не думали.

Или же… Эта догадка была ещё хуже предыдущей. Вдруг у него есть внебрачный ребёнок? Возможно, с матерью что-то случилось, а Идан не захотел растить его дома и сдал в приют. А теперь он женат и считает, что я стану воспитывать его сына…

– Зачем мы здесь? – спросила я осипшим голосом.

– Скоро узнаешь, – пообещал Идан, добавив: – Идём.

Мы шли по заросшей дороге, которой явно не часто пользовались. Впереди виднелось старое двухэтажное здание с маленькими окнами. Перед ним располагался подъездной круг с чахлыми липами и бледными цветочками на тонких стебельках.

Из-за здания виднелись постройки, которые я приняла за хозяйственные службы. Слева на отдалении паслось несколько коз и тощая корова. Справа в земле копошились хрупкие фигурки. По-видимому, там располагался огород.

Общее впечатление от этого места было угнетающим. Вблизи стало видно, что кирпич стен кое-где начал крошиться от времени. Мне совсем не хотелось туда идти. Однако Идан оставил Ветра у крыльца и обернулся, поджидая меня.

Ступени по центру истёрлись от множества детских ног, спускавшихся и поднимавшихся здесь. Многие ли из них сумели найти любящие семьи? Что-то я сомневаюсь.

Когда Идан открыл дверь приюта, и на меня пахнуло букетом въевшихся запахов – пота, кислой капусты, прогорклого масла и ещё чего-то трудноразличимого, но вызывающего желание уйти отсюда. Я подумала, если мой муж оставил здесь своего ребёнка, вряд ли между нами уже будет всё по-прежнему.

Сразу за входной дверью был небольшой холл с выходившим на задний двор окном. Вправо и влево шёл коридор с расположенными попарно дверями. Деревянный пол с облупленной краской скрипел под нашими ногами. Кое-где доски опасно качались, заставляя внимательно смотреть под ноги.

У меня не получалось представить, как по этим коридорам бегают дети. Скорее, передвигаются на цыпочках и разговаривают шёпотом.

Большинство дверей нумеровались нарисованными краской цифрами, но на одной висела простенькая табличка «Директор». Идан решительно постучал.

– Кто там? – раздался недовольный голос.

Муж ободряюще улыбнулся мне и открыл дверь. Я заглянула внутрь. Кабинет был типичным для директора школы. Только мебель, как и всё в этом здании, облупилась и потрескалась от времени.

– Добрый день, госпожа Неич.

– Господин Ленбрау? Я вас ждала только на следующей неделе, – из-за широкого стола, заваленного форматными тетрадями в толстых переплётах, бумагами и конвертами, поднялась женщина лет сорока пяти в простом тёмном платье.

Она была высокой и худой. Волосы с частой проседью собраны в пучок на затылке. На лице выделялся острый нос и светлые, будто выгоревшие глаза. А ещё тонкие губы, которые женщина постоянно поджимала, отчего казалось, что она сердится.

Типичный директор школы, умеющий приструнить самых трудных подростков.

– Госпожа Неич, я здесь не для осмотра воспитанников, – сообщил Идан и чуть попятился, как бы выдвигая меня вперёд. – Госпожа Ленбрау, моя супруга, подыскивает умелых швей для своей мастерской. О скольких помощницах ты думала, дорогая?

Так вот зачем мы здесь! Признаться, с души у меня упал камень. Я наконец расслабилась, только сейчас осознавая, до какой степени была напряжена из-за своих домыслов.

– Не знаю, – пожала плечами, – наверное, двух для начала хватит.

– О-о, прекрасно! Госпожа Ленбрау, вы обратились по адресу. У нас как раз несколько девушек выпускаются в конце года. Они прошли обучение вышиванию, кройке и шитью, а так же могут служить горничными или исполнять обязанности любой другой прислуги.

Рекламируя своих выпускниц, госпожа Неич оживилась. С лица исчезло хмурое выражение, на нём засветилось нечто, похожее на надежду.

Если директриса радеет за своих воспитанников, значит, не всё так ужасно в этом заведении. Видимо, им не хватает финансирования, чтобы сделать ремонт и привести всё в порядок.

– Сейчас все воспитанники на обязательных работах, но я велю позвать их. Если соизволите подождать, – закончила она вопросительно.

– Конечно, мы подождём, – уверил её Идан.

– Тогда прошу располагаться, – госпожа Неич освободила от бумаг два стула у окна и сделала приглашающий жест. А сама быстрым шагом покинула кабинет.

– Ну, что думаешь? – поинтересовался муж.

– Лучше бы ты предупреждал меня о таких сюрпризах, – вздохнула я и пояснила: – Это место выглядит просто удручающе. А ведь здесь растут дети. Кто содержит это заведение?

– Городская казна, – Идан тоже помрачнел. – Вигери не слишком любит выделять средства на то, что, по его мнению, не несёт практической пользы. А частных жертвователей, увы, нет.

– Вигери? – удивилась я.

– Да, Патрис Вигери – градоначальник Холмов.

Так вот почему Лодина такая избалованная. Она дочь местного мэра.

Мы замолчали, думая каждый о своём. Мне очень хотелось что-то сделать для несчастных детишек, но у меня не было ни денег, ни связей. Впрочем, одна даже не мысль, так намёк на неё, вдруг возникла на самом краешке сознания. Я подумала, что вернусь к ней позже, чтобы обдумать и решить, насколько она безрассудна.

Наконец вернулась госпожа Неич и позвала нас.

– Девушки ждут, вы можете выбрать прямо сейчас.

Они ждали в холле. Стояли у окна, выстроившись в линию, и смотрели в пол.

Я подошла ближе, и сердце сдавило от жалости и сострадания. Все воспитанницы были худенькие, бледные, несмотря на загорелые лица. Руки в мозолях от тяжёлой работы. Поношенная одежда пестрела заплатами. А обувь больше напоминала деревянные колодки.

Всего их было пятеро. Самой младшей на вид четырнадцать, старшей – семнадцать.

Я понимала, что сейчас и сама выгляжу не намного взрослее. И всё же для меня они были детьми. Несчастными, брошенными детьми, вынужденными работать с утра до ночи и всё равно живущими впроголодь.

Наверное, жалость – плохой советчик, когда дело касается найма рабочей силы. И особенно несовершеннолетних.

Однако стоило лишь подумать, что может ждать этих девушек, когда они покинут приют и начнут взрослую жизнь. Без поддержки. Без единого родного человека, способного протянуть руку помощи в тяжёлый момент.

Я не могла поступить иначе.

В горле встал ком. Пришлось откашляться, чтобы произнести:

– Я нанимаю всех пятерых.

Девушки впервые подняли головы, вперив в меня недоверчивые взгляды. Эти дети знали мало радости. Жизнь не была к ним добра. И теперь я собиралась это изменить.

– Всех? – переспросил Идан, чтобы убедиться, что ему не послышалось.

Он часто приезжал в приют. Да и по долгу службы видел много горя. Доктор Ленбрау был закалённее меня.

Я встретила взгляд мужа и кивнула. Он сжал мою руку, понимая и поддерживая этот порыв.

– Но вы даже не рассмотрели их, не расспросили об умениях, не составили впечатления о характерах. Возможно, кто-то вам не подойдёт…

Судя по интонации, директриса имела в виду кого-то конкретного. Самая младшая возмущённо фыркнула, и я поняла кого.

Девочка была невысокой, худенькой и курносой. Из-под косынки торчали непослушные рыжеватые кудри.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Вельга, – она вздёрнула подбородок. Да, характер чувствуется.

– Что ты умеешь, Вельга?

– Всё, – заявила девчонка, вперив в меня вызывающий взгляд.

Похоже, она была уверена, что я её не возьму, и терять уже нечего. Во мне проснулось материнское чувство, убеждающее, что я смогу дать этой обделённой девочке тепло и заботу. Изменить её взгляд на мир.

– Пойдёшь ко мне работать? – спросила я.

– Пойду, но при одном условии, – заявила девчонка.

– Вельга! – выкрикнула директриса, возмущённая такой наглостью. И тут же обратилась ко мне: – Простите её, госпожа Ленбрау, у этой девчонки вздорный характер. Я бы не рекомендовала её нанимать, вы с ней наплачетесь.

– Спасибо за предупреждение, госпожа Неич, но я хотела бы узнать, что за условие у Вельги.

Девочка победно взглянула на директрису и попросила меня:

– Заберите моего брата. Пожалуйста! – она сложила руки в умоляющем жесте. Даже голос изменился, стал выше, протяжнее. Для Вельги было очень важно, чтобы я исполнила её просьбу. – Потьке восемь, но он очень ловкий. Ничего не бьёт. И послушный. И учится быстро. Мы будем делать любую работу, какую скажете. У нас больше никого нет…

Я повернулась к директрисе.

– Могу я забрать и мальчика?

Госпожа Неич смотрела на меня с изумлением. Похоже, сироты из этого приюта нечасто находили работу так просто, ещё и выдвигая условия.

– Конечно, можете, госпожа Ленбрау, – пролепетала директриса, – но…

– Вот и хорошо, – перебила её, потому что никакие «но» слушать не собиралась. – Мы можем заполнить документы прямо сейчас?

– Да, конечно.

– Тогда идите в свой кабинет и начинайте готовить бумаги. Мы присоединимся к вам через несколько минут, – я указала жестом, что госпоже Неич следует пройти вперёд.

И она, чуть помедлив, послушалась.

А я обратилась к воспитанницам, которые вполголоса обменивались впечатлениями, но при первых же моих словах обратились в слух.

– Девушки, меня зовут Еженика Ленбрау. Я шью сумочки для городских модниц, и мне нужна пара помощниц, – при слове «пара» девчонки начали недоумённо переглядываться. Ведь только что при директрисе я говорила, что найму их всех. – Вы можете отказаться. Я не собираюсь никого неволить. Сейчас моя усадьба не в лучшем состоянии и требует больших затрат, поэтому я не смогу платить вам много. Возможно, в первое время платой будет лишь жильё и питание. Вы вольны отказаться сейчас, как и покинуть усадьбу в любой момент. Однако если вы согласитесь, я буду рада принять вас. Что скажете?

– Госпожа Ленбрау, мы не поняли, вам нужны две помощницы, или вы заберёте нас всех и Потьку тоже?

Остальные закивали, поддакивая. Их волновал этот вопрос.

– Я заберу тех из вас, кто сам захочет.

– Но зачем? – не унималась Вельга.

И я поняла, почему директриса нервничала из-за неё – слишком много вопросов. Эта девочка требовала объяснений, вплоть до мельчайших деталей. Я не считала въедливость признаком дурного характера. Напротив, тот, кто выспросил всё непонятное, сделает меньше ошибок, чем тот, кто промолчал и сам разбирался.

– Мне нужны не только швеи. В Любово много женской работы. Хватит на всех. А теперь я хочу узнать, кто из вас согласен пойти ко мне. Поднимите правую руку.

Все пятеро подняли руки. Вельга вообще обе сразу. На мой вопросительный взгляд, она пояснила:

– За Потьку.

У меня за спиной хмыкнул Идан, который всё это время молчал, позволяя мне самостоятельно вести переговоры.

– Хорошо, тогда мы с доктором Ленбрау найдём транспорт, чтобы перевезти вас в Любово. И вернёмся в течение нескольких дней.

– Не надо, – подала голос старшая. – Мы сами дойдём.

– Но это далеко, – я растерянно обернулась на Идана.

– Ничего, мы выносливые, – смущённо улыбнулась ещё одна девушка, которая до этого избегала встречаться со мной взглядом.

– Я всё же рекомендую дождаться транспорта. Теперь госпожа Ленбрау несёт за вас ответственность. Идти действительно далеко, и по дороге всякое может случиться, – веско произнёс Идан.

Кажется, девушки не были согласны с ним, но спорить никто не стал.

– Тогда собирайтесь, встретимся через несколько дней.

Я ободряюще улыбнулась им на прощание и, взяв Идана под руку, направилась в кабинет директрисы.

– Я горжусь тобой, – муж накрыл мои пальцы своими.

– Правда? А я думала, ты осудишь мой порыв, – поддержка Идана оказалась тем самым фрагментом, которого не хватало в мозаике уверенности, что я поступаю верно.

– У тебя доброе сердце, и ты готова помогать страждущим, разве за это можно осуждать?

– Но у меня сейчас нет денег, чтобы хорошо платить этим девушкам, – я вздохнула.

– Знаешь, для чего нужен муж?

– Для чего? – от неожиданности я остановилась.

– Чтобы помогать в трудную минуту, – Идан усмехнулся, поцеловал мои пальцы, а затем толкнул дверь кабинета госпожи Неич.

Я уже говорила, что люблю Идана Ленбрау? И я готова повторять это снова и снова.

С бумагами закончили быстро. Мы с Иданом подписали необходимые документы. Я как нанимательница, он как поручитель. И сообщили госпоже Неич, что через пару дней пришлём за детьми транспорт.

Не знаю, была ли директриса рада избавиться от лишних ртов или так удачно пристроить сразу шестерых воспитанников, однако она стала намного душевнее, чем пару часов назад.

Перед уходом я положила перед ней на стол десять золотых. Знаю, что это расточительство в моём положении. Но вид исхудавших и оборванных детей требовал что-то сделать. И десять золотых были той малостью, скорее даже авансом, на который я была способна.

– Госпожа Неич, эти деньги должны быть истрачены на закупку продуктов для полноценного питания воспитанников, новую одежду и игрушки для малышей. Я проверю, как вы ими распорядились!

Возможно, мне не следовало быть такой категоричной, ведь директриса могла обидеться, но слова уже вылетели – не поймаешь. К тому же Луиза вовсе не выглядела оскорблённой. Напротив. Её глаза загорелись при виде денег.

– Не волнуйтесь, госпожа Ленбрау, именно так я ими и распоряжусь.

Слух, что добрая госпожа наняла сразу пятерых девчонок и даже Вельгу, к тому же ещё и с братом, разнёсся по приюту быстро. Когда мы уезжали, провожать нас высыпала вся ребятня разом.

Крупная воспитательница, больше похожая на надсмотрщицу, пыталась призвать детей к порядку. Но куда там. Такое событие просто не могло не разбередить детские умы.

А я чувствовала себя обманщицей, давшей им ложные надежды. Ведь остальных забрать не смогу.

– Ты слишком задумчива, – вклинился в мои самобичевательные размышления голос Идана.

– Мне кажется, я обманула этих детей, – со вздохом призналась я.

– Всем помочь невозможно, ты и так сделала многое, – ответил он. Голос был невесёлым, похоже, мужа тоже волновала эта ситуация. И у него были мысли, как её переменить: – Одному или даже двоим тут не справиться. Ты можешь отдать всё заработанное и остаться ни с чем, но для приюта это будет каплей в море. Вот если бы вложились понемногу каждый, кто имеет такую возможность. Но для этого благие дела должны обрести популярность у богатых горожан, а я ума не приложу, как этого добиться…

Слова Идана дали толчок мыслительному процессу. Популярность. Кажется, я знаю, кто любит быть в центре внимания настолько, что способен ввести новую моду. Осталось придумать, как этого добиться.