23

Первые слова, которые услышал шеф муниципальной полиции Джон Полдаски от своей жены Мари, когда он в тот вечер переступил порог дома, были:

— Купил масла?

Джон, у которого был сегодня очень утомительный день, возможно, самый тяжелый из многих долгих дней за всю его служебную карьеру, совершенно не желал выслушивать подобные любезности даже от жены, как бы сильно ее он ни любил. К тому же, он был голоден, как волк.

— Какое, к черту, масло?! — взревел он, восприняв слова жены как самое низкое и подлое ругательство.

— Какое масло? — огрызнулась Мэри в ответ, крайне раздраженная: — Ты что же, парень, изволишь шутить?

Смутное воспоминание о каком-то масле шевельнулось где-то в отдаленном уголке его замутненного алкоголем сознания.

Но он знал себе цену, и признавать своей вины не собирался. Одновременно он отдавал себе отчет, что необходимо как-то положить этому конец, так как по горькому опыту общения с женой знал, чем все кончится.

Но он проигнорировал эти предупреждения своего внутреннего голоса и ответил еще одним ревом:

— О чем это ты, черт тебя задери, ведешь разговор?

— Господи! Ох! Господи, боже ты мой! — запричитала его жена. — Разве ты не открывал свой проклятый блокнот сегодня? А? Парень? Разве ты не заметил, что я тебе написала на самом первом листке? На первой же странице! А? Все ясно и просто, как твоя месячная зарплата!

— А что ты имеешь против моей месячной зарплаты?! — взорвался Джон, мгновенно нанеся ответный выпад.

— Ты бы мог зарабатывать больше, подметая полы на электронном заводе… это для начала… если ты хочешь знать… Но ты Не Хочешь Ничего Знать! Не правда ли? Ты просто хочешь строить из себя великого… великого… Великого Джона Онаниста! Ты — Онанист, вот, кто ты такой! Онанист! — Ей удалось угомонить его одним словом.

— Ты что же, шутишь надо мной? — заорал Джон.

И Мэри ударила его по лицу длинной сырой тряпкой, которую она держала в руке. Раздался оглушительный, звонкий, гулкий хлопок! Что это был за удар!

— О-о! — взревел от боли шеф полиции, совершенно оглушенный и ошеломленный.

— Не ори на меня… ты, бездельник, прохиндей! — Мэри заставила выслушать себя и ударила его еще раз. — Я сейчас наставлю тебе синяков, я опрокину тебя на пол, я весь дом прочищу тобой, как этой тряпкой!.. Ты, расползшийся в разные стороны бездельник!

Она хлестала его тряпкой наотмашь, изо всех сил. Это был настоящий град ударов.

Шеф полиции пытался как-то прикрыться, танцевал вокруг Мэри, увертывался и любыми способами пытался избежать сыплющихся на него со всех сторон ударов. Ему казалось, что у него не одна жена, а по крайней мере, двенадцать.

— Христос! — вопил он. — Святой Боже! — взывал он к небесам, — Эй! Сбавь темп! Христом господом молю! Боже праведный! О-о-о! Что же это делается? Что случилось с тобой, мать твою так и перетак! Ты что белены объелась? Ты разве не знаешь, что сегодня произошло в нашей школе? Разве не знаешь, что там случилось?

— Сегодня ты не купил этого проклятого масла! — напирала она на одно только событие, которое случилось, продолжала осыпать его градом ударов.

— Послушай же, черт тебя побери! Послушай… пожалуйста! Ты что же, не можешь меня выслушать? Где ты была? Что ты сегодня делала? Послушай! Эй! — Но шеф полиции напрасно исполнял свой замысловатый танец, выбрасывая разные коленки.

— Когда я говорю масло… я имею в виду масло, и ничего больше! Меня уже, черт возьми, тошнит от тебя! Уходи! Ты мне осточертел, вместе со своим проклятым семейством! Угораздило мне связаться с тобой на свою голову! Ты — кретин! — Оскорбления сыпались на его голову, как из рога изобилия.

— Одна школьница была сегодня убита! — заорал Полдаски, сотрясая диким криком весь дом.

— Кто? — переспросила Мэри, слегка ослабив атаку.

— Эта Фэабанн… Ты знаешь эту девушку… Дьявол! Ты Должна ее знать… Ее зовут Джилл! Ну? Знаешь ее?! — выкрикивал Джон, и, используя временное затишье, вырвал тряпку из ее РУК.

— Отдай сейчас же тряпку! — крикнула она, приходя в ярость от вероломства мужа. — Ты издеваешься надо мной? О чем это ты тут толкуешь? Ты — паршивый бобик! Легавый! Ты — поляк! Ты — тупой, отвратительный поляк! — Она набросилась на него, отнимая у него тряпку.

— Где же ты провела сегодня день? — взорвался Полдаски, поняв, что борьба разгорается не на жизнь, а на смерть.

— Ты имеешь в виду меня?

— Разве ты не видела газеты? Радио? Ты же постоянно слушаешь радио! А как насчет телевидения? Боже мой, ты что, сегодня провалилась под пол? А?!

Она нанесла ему страшный удар, прямо по лицу. Джон повалился на стул, и вместе со стулом грохнулся на пол, который всколыхнулся, будто на него свалилась тонна груза.

— Ты — вонючка! — вопила Мэри. — Ты весь насквозь провонял! Ты подлый негодяй! Ты — болван! Ты — полное ничтожество! Бродяга праздношатающийся!

Она подняла со стола буханку хлеба и швырнула со всего маху ему в лицо.

— О-о-о-о!.. — завопил шеф полиции, как зарезанный. — Ты! Шлюха! Я тебя не обманываю! — наконец, взмолился он.

— Кто кого обманывает? — спросила Мэри.

— Я тебе повторяю: сегодня убили малышку в школе! Эй! Включи телевизор! Поскорей! Ты — шлюха из шлюх! Ты до крови расквасила мне нос!

— Не размазывай свою вонючую кровь по всему полу! Встань! Иди в ванную, негодяй! Возьми носовой платок… Ты — поляк! Ты — болван!

— Ее голова была опущена в унитаз… Послушай!.. Я тебя не обманываю!

— Кто?

— Я тебе уже сказал! Джилл Фэабанн… Я же говорил тебе об этом.

— Зажми нос платком!

— Я тебя не обманываю!

Наконец-то воцарилась тишина. Джон вытирал с носа кровь.

— Как же ее зовут? — спросила Мэри, понизив голос на несколько тонов.

— Джилл Фэабанн.

— Я ее знаю?

— Конечно же, знаешь! Ну так вот, ее нашли…

— А что тебе там надо было?

— Это как раз то, что я пытаюсь тебе рассказать…

— Что же?

— Я тебя не обманываю, ты этого не видела…

— Кто это сделал?

— Кто бы знал?

— Убита? Джилл Фэабанн? Она была очень красивой девушкой! Ты бы лучше меня не обманывал. Ты вправду не обманываешь меня, Джон?..

— Послушай, я сказал тебе истинную правду! Не веришь — включи радио и послушай последние известия! Иди же! Газету еще не приносили?

— Сейчас возьму… Ее как раз только что принесли.

— Тогда ты сама убедишься — шучу я или не шучу! А ты привязалась со своим проклятым маслом, как банный лист к заднице! Ха-ха!

— Боже! Даже если бы не было убийства, ты все равно забыл бы купить масло.

— И прекрати писанину в моем рабочем блокноте!

— Если ты еще раз раззявишь пасть, я за себя не ручаюсь!

— Принеси чертову газету! Иди же…

— Ты это сделал? Ничтожество!

— Что ты мелешь!..

— Пожалуй, ты — единственный человек во всем Соерсвилле, способный совершить такое. Признавайся лучше сам. Поляк! Подумай, не то я сама выведу тебя на чистую воду!

— Ну и шуточки у тебя!

— Кто же еще может убить человека, кроме тебя? Где газета?

Она обшарила комнату, потом вышла, и он услышал, как за женой с грохотом закрывались двери одна за другой, вплоть до входной. Вскоре она вернулась, с газетой в руках. Ее брови удивленно поползли наверх. Она даже слегка присвистнула.

— Ну, что, разве я обманывал тебя? — торжествующе спросил Полдаски, все еще держа под носом платок.

— Ты тоже здесь упоминаешься… — заметила Мэри.

— Вот видишь!

— Только не рассказывай мне, что работаешь над этим делом!

— А что в этом такого?

— Муж называется! Почему ты не позвонил мне? Ты же мог бы позвонить мне! Нет? Эй…

— Послушай…

— Кто этот Понс де Леон?

— А разве там не написано? Этот парень, который нашел…

— Могу спорить, что именно он и пришил ее! Ну и имечко, не приведи Господь!

— Это не он. Хотя у меня есть кое-какие подозрения…

— Ты обязан был позвонить мне…

— Взгляни на мой нос… — пожаловался он.

— Вставай… Расселся туг! Взгляни, что там пишут… целая газетная полоса… И ты даже не позвонил мне! И не купил масла! Послушай, магазин Сефвея еще открыт… Отправляйся-ка туда, да поживей?

— Вот с таким носом?

— Вставай…

— Ты только посмотри на меня! На кого я похож?

Шеф полиции с трудом поднялся на ноги. Он стоял перед ней. Поверх газеты она с любопытством оглядела его.

— Все в порядке.

— Куда ты зашвырнула эту буханку хлеба?

— Не беспокойся! С ней ничего не случится.

— Взгляни на мой окровавленный нос…

— Прижми к нему платок…

— У меня был тяжелый день. Очень тяжелый. Без шуток, Мэри. Просто утомительный день! А ты еще расквасила мне нос…

— Ты должен был позвонить мне…

— Боже милостивый! Я был уверен, что ты уже слышала об этом.

— От кого это я могла услышать?

— У меня есть некоторые соображения…

— Да?

— Я пока еще не могу тебе рассказать о них…

— Кто этот Серчер?

— Да так, ничего особенного!

— Какие у тебя соображения?

— Пока еще я не могу рассказать тебе, Мэри…

— Что ты темнишь! Почему ты не можешь мне раскрыть?

— Не могу! Вот и все!

— Хочешь поужинать? А?

— Ах, Мэри…

— Лучше скажи мне…

— Я просто пошутил. Вот и все!

— Ну, давай, выкладывай!

— Честно! Я пошутил!

— Так вот, в таком случае — ужина не будет!

— Хочешь, я схожу за маслом?

— Боже праведный! Скажи мне…

— Нет!

— Ты это сделал?

— Нет!

— Какие у тебя соображения?

— Я скажу тебе позже.

— Нет, только теперь!

Шеф полиции Джон Полдаски, все еще прижимая платок к носу, с тоской посмотрел на жену. Она ждала его ответа, с газетой в одной руке, другая рука лежала у нее на бедре.

Наконец он сказал:

— Один из черномазых.

Мэри продолжала стоять, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она смотрела на мужа, переваривая эту новость. Глядя на нее, он гадал, накормит она его ужином или нет. Он тронул себя за ухо. Жена порядком надрала его… вчера вечером.

— Иди за маслом.

Наконец, изрекла она окончательный вердикт.

Очень спокойно.

Загрузка...