Горько!
Февраль 2024
Сегодня моя любимая подружка выходит замуж!
Точнее сказать, уже вышла. Церемония состоялась около часа назад.
По большой любви, конечно же! Лёша Литвинов — ван лав! Так и светится на её лице. Я безмерно люблю этого парня только за то, что он делает Алёнку такой счастливой. Сегодняшний день просто полон любви!
После обмена кольцами, мы, по традиции, нафоткались. Я попросила Макса, восьмилетнего сына Алёнки, запечатлеть меня за тумбой регистратора. Всю жизнь мечтала это сделать! Чувствую себя, как на заседании генассамблеи ООН, честное слово!
Конечно же, мы разбросали конфетти. И даже выпустили голубей. Голуби — это моя идея, естественно.
Литвинов не очень одобряет затею с пернатыми. Это видно по его недовольному лицу.
Кажется, одна из птиц нагадила на рукав его праздничного пиджака…
Ну, ничего! Это к деньгам!
Молодожёны уехали первыми. У них запланирована фотосессия. Затем Алёна хочет переодеться в специально купленный для ресторана белый брючный костюм. В платье тусить не очень удобно.
Мы с оставшимися гостями рассаживаемся по машинам, кто куда.
Наверное, кто-то там наверху прикалывается надо мной. Потому что мне выпало ехать на одном сиденье не абы с кем, а с Серёжей Алёхиным. Он держит на руках дочь Литвинова от первого брака — Иванку. Милейшая светловолосая девочка с голубыми глазами. Словно принцесса из сказки.
И кажется, она очаровалась Алёхиным по самое не хочу.
Разговоры в машине, конечно, идут о свадьбе.
Внезапно Иванка спрашивает:
— Дядя Серёжа, а ты… женишься на мне?
Фыркаю. Не удержавшись, подкалываю:
— Боюсь, деточка, дядя Серёжа не из тех, кто женится.
Иванка смотрит на меня, распахнув свои прозрачно-лазуревые глазищи.
Нравоучительный голос Алёхина:
— Возможно, я просто не бросаюсь в омут с головой. Зачем жениться, чтобы потом развестись?
Чтоооо? Это он на меня намекает что ли? Закипаю. Он невозмутимо продолжает:
— Или жду ту самую.
— Какую ту самую? — не понимает Иванка.
— Единственную, — отвечает этот завидный жених.
— А может быть, это я — твоя единственная? — не сдаётся ребёнок.
— Может, — соглашается Серёжа. — А знаешь. Позвони мне лет через пятнадцать, детка.
Хмыкаю.
— Не звони ему, Иванка. Через пятнадцать лет дядя Серёжа будет лысый и вот с таки-им во-оот пузом, — визуализирую сказанное, проводя руками перед собой в воздухе.
Иванка недоверчиво глядит на меня. Я киваю.
— Да, да. Так и будет.
Указываю за окно. Там дядя Лёши, Пётр Алексеевич поправляет ремень, перетягивающий его огромный, похожий на барабан живот.
— Дядя Серёжа будет выглядеть примерно так.
Алёхин смотрит на меня грозно, брови сведены.
Отвечаю ему кротким ангельским взглядом, хлопая ресницами.
Приезжают молодожёны. Усаживаемся за стол, уставленный в виде большой «П» посреди зала.
Кстати, с рассадкой гостей явно что-то попутали. Потому что я сижу рядом с дядькой Лёши. Тем самым Петром Алексеичем.
Можно просто Пётр, деточка.
Ага, щазззз.
Ну, он в принципе ничего так. Если не орёт «горько!» мне на ухо. Или не пытается прикоснуться своими пухлыми пальцами-сосисками.
Серёжа сидит напротив, рядом с… кажется, двоюродной сестрой Лёши.
Оля — коренная жительница Карасей, это родное село Литвинова. Ну, по ней и видно. Я не стерва по жизни, но тут прям не могу удержаться.
Оля — девушка в теле, мягко говоря.
Ничего не имею против пышных форм. Но считаю, что их нужно оформлять правильно!
Оля же явно надела на эту свадьбу всё лучшее сразу. Платье в крупный горох с во-от такущим декольте, которое так и грозит вывалиться в тарелку с салатом, когда она наклоняется над столом.
Оле определённо понравился её сосед. То бишь завидный жАних Серёжка.
Она всё время пытается вовлечь его в разговор. Кокетливо поправляет волосы.
Усмехаюсь, замечая, как Серёжа так и норовит отодвинуться от Оли подальше, бросая смущённые взгляды в вырез её платья.
— Можете оказать мне услугу, Серёженька? — медовым голосом вопрошает Ольга.
Алёхин, хмуро себе под нос:
— Разве что ритуальную.
Что-о? Оля не расслышала, зато я — да!
Хрюкнув, давлюсь едой.
Ловлю говорящий взгляд Серёжи
Складываю пальцы в кольцо, сигнализируя ему: «Класс!»
Он прищуривает глаза.
В этот момент тамада просит выйти в центр зала всех незамужних девушек, присутствующих на свадьбе.
Смотрю в сторону, попивая вино, как будто происходящее меня совершенно не касается.
— Все вышли? — орёт тамада. — Сейчас будет кое-что интересное. Все⁇ — повторяет настырно.
— Не все! — громкий голос Алёхина. — Она ещё! — указывает на меня.
Моя челюсть падает на пол. Какого хрена?
Сверлю глазами его наглую ухмыляющуюся морду. Если бы взглядом можно было убивать, он был бы уже мёртв.
— Ну что же Вы, девушка? Идите сюда, не стесняйтесь. Мы только Вас ждём!
Деваться некуда. Допиваю вино одним глотком.
Медленно встаю, не отрывая взгляда от Алёхина напротив и обещая ему скорую расправу.
Он откидывается назад, явно пытаясь сдержать улыбку.
«Тебе кранты», — транслирую ему очевидное.
Он приподнимает брови. Беззвучно, вытянув губы трубочкой: «У-уу…» Мол, как страшно-то.
Выхожу на танцпол.
Тамада объявляет, что сейчас невеста будет кидать букет.
Со скучающим видом встаю как можно дальше. Меня не интересуют эти дурацкие игры.
В отличие от Оли, которая явно заняла боевую стойку, вознамерившись во что бы то ни стало перехватить «эстафетную палочку».
Алёна бросает букет. Не знаю, делает она это специально или нет, но он летит прямо на меня!
В ужасе распахиваю глаза.
Нет-нет-нет-нет!!!
За что!?
Внезапно свет передо мной заслоняет что-то очень большое. «Оно» сильно пихает меня плечом, отталкивая.
Потеряв равновесие, валюсь на пол. Больно ударяюсь локтем.
Кто-то подхватывает меня сзади.
«О Господи! Осторожно!»
Отдышавшись, кидаю взгляд в эпицентр битвы за право быть следующей.
Большая Оля торжествующе держит букет в поднятой к верху руке.
Похоже, эта корова толкнула меня!
Подрываюсь к ней, чтобы сказать всё, что думаю, но стреляющая боль в локте отвлекает меня. Чёрт, кажется я содрала кожу, когда падала…
Ковыляю обратно к своему месту. Вроде бы в сумке был пластырь.
— Всё в порядке? — спрашивает Серёжа, когда я беззвучно чертыхаясь, роюсь в своём клатче.
Не удостаиваю его вопрос ответом.
Нахожу то, что искала, и гордо задрав подбородок, марширую по направлению к туалетным комнатам.
На выходе из зала кто-то ловит меня за руку.
— Ай! — сморщившись. Это больная рука.
— Я спросил. Всё ли. У тебя. В порядке? — чеканит слова Алёхин.
Раздражённо отбираю свою руку.
— Раньше надо было волноваться! До того, как вынудил меня выйти на этот конкурс.
— Я не понимаю, почему мы не можем просто общаться нормально? — спрашивает горячо, в сердцах.
Вздыхаю.
— Потому что это ты и я? И у нас с самого начала всё ненормально?
Он смотрит на меня ошарашенно, молчит.
— Пусти, Серёж. Мне нужно в туалет.
Покорно отходит в сторону.
Сделав все свои дела и кое-как наклеив этот чёртов пластырь, решаю не возвращаться в общий зал, а немного посидеть на диванчиках, расположенных в холле.
Устраиваюсь рядом с пожилой дамой. Кажется, она со стороны невесты. Кто-то из родственников Марины Васильевны. Не мама, однозначно. Может быть тётя?
— Добрый вечер, — здороваюсь скорее из вежливости, чем из желания завести разговор.
Она смотрит в одну точку. Вздрогнув, переводит на меня взгляд.
— Здравствуйте.
— Не помешаю?
— Нет. Конечно, нет. Присаживайтесь, — отодвигает в сторону свою сумку, пересаживаясь и освобождая мне место.
Некоторое время сидим молча. Пока она не говорит неожиданное:
— Не люблю свадьбы. Никогда не понятно, будет ли дальше то самое «долго и счастливо».
— Почему? — удивляюсь искренне. — С этой свадьбой точно всё будет отлично.
— Я дважды была замужем.
— Оу, — не знаю, что сказать.
— Представьте себе. Я с четвёртого класса была влюблена в одного человека…
— Это же здорово!
— … но вышла замуж не за него.
Улыбка стекает с моего лица.
— Как это?
Она усмехается горько:
— Говорю же, никогда не понятно, чем всё закончится.
— Так что случилось? — заинтересовавшись, подталкиваю её к продолжению.
— Банальное. Мы поссорились. Молодые были, глупые. Разошлись. Он женился, я вышла замуж. Появились дети.
— И?
— Он позвонил мне через тринадцать лет. И я поставила штамп о разводе в свой паспорт.
— Ничего себе…
— У нас было тридцать счастливых лет вместе. Но детей не было. Я не хотела.
Как всегда, при разговоре о детях, моё сердце болезненно сжимается.
— Пять лет назад его не стало. Заболел. Можно сказать, сгорел.
— Мне жаль… — шепчу расстроенно.
— Да. Мне тоже.
— Но на этой свадьбе всё иначе. Жених и невеста — и есть те самые одноклассники! Вернее, однокурсники.
— Правда? — её очередь удивляться.
— Чистая правда.
Молчим.
В конце коридора замечаю Петра Алексеевича. Он пьяный в зюзю, если зрение мне не изменяет.
Твою мать… Кажется, он идёт сюда!
— Ооо, вот ты где, Маришка! — хмельно улыбается мне. — А я тебя потерял!
Мычу что-то невнятное. Раскрасневшийся, Пётр Алексеевич продолжает:
— Там звонилка твоя на столе. Вся иззвонилась! ЗвОнит и звОнит. Малой пошурудил малясь…
Малой? Это он про Серёжу?
Больше я не вслушиваюсь. Лихорадочно обшариваю сумку. Телефона действительно нет! Как же так?
— Мне пора! — резво вскочив на ноги, киваю своей собеседнице.
Не дожидаясь Петра Алексеевича, стартую по направлению к залу. Он пыхтит где-то позади.
Внутри темно, играет медленная музыка. Кажется, основное действо подошло к завершению.
Резко остановившись на входе, пытаюсь сориентироваться в пространстве. Где моё место? Из-за толпы на танцполе мне не сразу понятно.
Пётр Алексеевич дышит мне в затылок.
— Уважь старика, деточка. Айда потанцуем.
Плотно обхватив своими пальцами-сосисками мою руку чуть повыше локтя, тащит вглубь. Вяло сопротивляюсь.
Его объёмный живот упирается в меня, когда мы встаём друг напротив друга.
С ужасом, как в замедленной съёмке, смотрю на тянущиеся к моей талии пухлые волосатые пальцы.
— О, вот ты где! — голос Серёжи.
Господи, спасибо. Спасибо. Ещё никогда я не была так рада его слышать.
— Пётр Алексеич. Там Ольга. Кажется, плохо ей.
— Что? Где?
— Там, — Алёхин указывает в неопределённом направлении. — Думаю, Вам лучше найти её.
Дядя Петя, тут же забыв обо мне, пробирается через танцпол, раздвигая танцующих на нём людей своим пузатым барабаном.
Выдыхаю с облегчением. Собираюсь было ретироваться, как вдруг…
— Куда? — останавливает меня Алёхин. — Ты, как минимум, должна мне танец. За это феерическое спасение.
Поворачиваюсь к нему. Серьёзно?
Он кивает утвердительно. Вздохнув, протягиваю ему свою ладонь.
Решительно притягивает меня к себе за талию.
Непроизвольно вздрагиваю. Это тебе не барабан дяди Пети.
Серёжа весь как будто состоит из мышц. Его тело — плотное и упругое. Судя по всему, занятия спортом он не оставил.
Порывисто перевожу дыхание. О Боже, дай мне сил.
Он ведёт меня в танце уверенно и плавно. В полусумраке зала его глаза мерцают. Вглядываюсь в них, как в пламя костра.
Воспользовавшись моментом, когда мы так близко, внимательно изучаю каждую чёрточку его лица.
Кажется, ему двадцать девять. Первые морщинки… Эх. Время никого не щадит.
Сейчас мне хочется завыть в голос «как молодыыы мы былиии». Потому что я тоже за эти годы обзавелась парочкой морщин.
Серёжа смотрит на меня пристально. Рука на талии сжимается сильнее. У него большая крепкая ладонь.
Внизу живота недвусмысленно ёкает. Губы Серёжи приоткрываются, он с шумом выдыхает воздух.
Мурашки начинают собираться в районе шеи, взбираясь выше по позвоночнику. Передёргиваю плечами. Сжимаю бёдра незаметно.
Серёжа придвигает ко мне своё лицо. Я словно под гипнозом, честное слово. Не в силах пошевелиться, позволяю его губам приблизиться к моим на совершенно неприличное расстояние.
Веки опускаются сами собой, и тут… кто-то налетает на нас со всей дури в темноте.
Встрепенувшись, резко осознаю, что медленная музыка давно закончилась. Сейчас играет что-то быстрое, танцевальное. А мы с Алёхиным так и кружимся, как две одинокие снежинки в бушующем вихре из дёргающихся тел.
Отстранившись, мягко, но уверенно толкаю его в грудь. Он отпускает меня не сразу, словно не хочет.
Качаю головой. Нет, нам не стоит.
Сорвавшись, бегу прочь. Мне надо на воздух. Если не ошибаюсь, там был выход на крышу.
Погода для февраля стоит аномально тёплая. Но всё равно — зима, морозно. То, что мне сейчас нужно, чтобы как следует охладиться.
Надсадно дышу. Белые клубы пара вырываются из моего рта.
Где-то позади хлопает дверь. Не оборачиваюсь. Я просто знаю, что это он.
Накидывает пиджак мне на плечи.
— Как была чокнутая, так и осталась. Заболеть хочешь?
Дрожу, но не от холода. Он обнимает меня сзади, согревая своим теплом. Опять это зудящее чувство…
Мне не пятнадцать, и я чётко понимаю, что это влечение. Чёртово влечение к чёртову Серёже Алёхину!
Его телефон вибрирует в кармане пиджака. Автоматически ныряю туда ладонью. На экране фото улыбающейся темноволосой девушки. Она симпатичная… Надпись гласит, что её зовут Вика.
Молча протягиваю телефон Алёхину, высвобождаясь из его объятий.
— Да, Вик? — последнее, что доносится мне вслед, когда дверь на лестницу скрипуче затворяется за моей спиной.
«Горько! Горько!», — скандируют в зале традиционное.
Иду туда как в тумане. Не понимаю. Отчего же так горько, блин?..