Выбери меня

Глава 36

Исповедь

Меня хватает ровно до конца недели.

В среду я выхожу из Бонджорно в твёрдой уверенности, что поступила правильно. Эти приступы необоснованной ревности у Алёхина — оно мне надо вообще? Не думаю.

Он назвал меня неуверенной? Тогда у меня для него новости! Ревность — это первый признак неуверенности в себе. Вот пусть подумает на досуге о своём поведении. Ему будет полезно.

В четверг я злюсь. Пыхчу как перегревшийся чайник. Как он мог?! Устроил истерику в публичном месте. Разве я целовалась с доктором? Обжималась? Нет. Он всего лишь держал меня за руку. Совершенно невинный жест! Зачем было устраивать это представление?

Ещё и женщиной обозвал. Женщиной!! Возмутительно. Решительным движением достаю телефон из сумки. Отправляю контакт Алёхина в бан. С глаз долой, из сердца вон!

В пятницу в мою голову впервые закрадывается мысль. Возможно, я тоже была не совсем права? Если бы я пришла в кафе и застала Серёжу держащимся за руки с девушкой, как бы я отреагировала? Вряд ли мне бы это понравилось.

Возможно, я погорячилась? Зачем упомянула Людочку? Зачем в очередной раз уколола его возрастом? Мой минутный порыв взять паузу в отношениях был однозначно обусловлен эмоциями. Кто же принимает такие решения на эмоциях? Определённо, не взрослые люди…

А Серёжа до сих пор не звонит и пишет… А, точно. Он же в чёрном списке. Благородно решаю его «помиловать».

Суббота. Серёжа всё ещё не звонил. Господи, что ж так хреново-то?

Мир вокруг кажется серым. Городской пейзаж, характерный для ранней весны, не добавляет мне оптимизма. Наполовину растаявшие чёрно-серые сугробы, сплошное месиво из грязи под ногами. Мусор, прикрытый зимой снегом, а теперь показавшийся на свет — то тут, то там. Сплошная печаль… Как там поётся в той песне? Тоска без начала, тоска без конца? Это сейчас про меня.

Баррикадируюсь дома, вооружившись ведёрком мороженого и коробкой любимых шоколадных конфет. Смертельное комбо. Если это не поможет, то я даже не знаю тогда.

Под звуки турецкого сериала я поглощаю запретные углеводы, гоняя в голове одни и те же мысли по кругу.

Почему он не звонит? Наконец-то понял, с кем связался? Наверное, решил, что всё это было ошибкой? Может быть даже позвонил какой-нибудь старой подружке?

Божеее… Зарываюсь лицом в подушку, глуша рвущийся наружу стон. Я — идиотка. Просто полная идиотка! Ну вот зачем я зациклилась на этом своём «не афишировать»!? Дура потому что. Сама же отвечаю на свой вопрос.

Мучительно перебираю воспоминания. Разве хоть раз Серёжа подводил меня? Разве хоть один единственный раз обижал меня? Предавал? По-настоящему. Уязвлённое самолюбие не в счёт.

Ответ на этот вопрос очевиден. Нет, никогда. Вот дурааааа…

В воскресенье я начинаю подумывать о том, чтобы сделать первый шаг. Позвонить ему самой. Или написать. Нет, писать не буду. Это точно будет по-детски.

По моим расчётам Серёжа вернулся из своей командировки вчера ночью. Скорее всего отсыпается сейчас.

Может быть просто приехать? Если позвонить, он может не взять трубку. А когда я заявлюсь к нему домой, у него не останется вариантов.

Простит ли?.. Уж я приложу для этого все усилия.

Срываюсь с места. По пути в спальню цепляю своё отражение в зеркале. О боги. Кто ж в таком виде просит прощения? На голове гнездо, под глазами залегли тёмные круги. Ночь, проведённая за просмотром телесериалов, не прошла бесследно. Дышу на свою ладонь. С подозрением принюхиваюсь. Н-даа… В таком виде мне точно ничего не светит.

На приведение себя в более-менее приличное состояние у меня уходит около двух часов. И это я ещё по ускоренной программе собираюсь!

Пятнадцать минут, не меньше, стою во дворе у Алёхина. Гипнотизирую взглядом его тёмное окно. Блин… Неужели его нет дома?

Наконец, в нужной мне квартире зажигается свет. И тут же гаснет. Но этого короткого мгновения достаточно, чтобы моё сердце вновь преисполнилось надеждой.

Звоню в домофон, не позволяя себе передумать. Гудок идёт, но отвечать никто не торопится. Может быть сломан? Или просто выключен?

Ещё полчаса переминаюсь с ноги на ногу у злополучного подъезда. Как назло, никто не выходит оттуда и не заходит внутрь.

Терпеливо жду. Звонить в незнакомую квартиру и просить впустить в подъезд на ночь глядя почему-то не хочется.

Наконец, заветная дверь приоткрывается. Навстречу мне появляется женщина в красной куртке. В руках у неё пустая пятилитровка из-под воды.

Особо не вглядываюсь в её лицо, шустро проскальзываю внутрь.

Лифт оказывается сломан.

Твою мать! Серёжа живёт на семнадцатом…

К моменту, когда я наконец добираюсь до его квартиры, я похожа на марафонца. Потная, дыхание сбивается.

Несколько минут стою перед дверью, восстанавливая сердечный ритм. Достаю зеркальце из сумки, придирчиво оглядывая себя. Н-да… Час ожидания на улице вкупе с пробежкой по лестнице сделали своё дело. Я упала с сеновала… Решительно захлопываю крышечку. Пути назад нет!

Звоню в дверь осторожным нажатием. Никто не отвечает. Стучусь. Приложив ухо к поверхности, прислушиваюсь. Тихо, как в бочке.

Настойчиво жму кнопку вновь. Я знаю, что ты там, блин. Открывай уже!

— Да иду уже, иду!

Дверь распахивается резко. Еле успеваю отскочить, чтобы меня не задело. Серёжа стоит на пороге, полуголый, в одних только боксерах. Похоже он спал. Выглядит рассерженным.

— Прости, я тебя разбудила… — шепчу виновато.

Руки Алёхина падают вдоль тела. Очевидно, он удивлён, увидев меня здесь. Молчит, хмуро глядя исподлобья.

Кажется, это будет сложнее, чем я предполагала.

— Пустишь меня? Я немного замёрзла, — демонстрирую ему свои покрасневшие пальцы.

— Почему не позвонила? — буркает недовольно.

— Я звонила. У тебя домофон не работает, — отвечаю робко. Хотя мы оба прекрасно понимаем, что он спрашивает не об этом.

— Он выключен. Я планировал выспаться.

Отходит в сторону, освобождая мне проход.

Зайдя в квартиру, робею еще больше. В моей голове это выглядело значительно проще. Достаточно было сделать первый шаг к примирению — прийти сюда. В реальности я даже не знаю, с чего начать разговор. О чём вообще говорить? Судя по всему, Серёжа совсем не расположен к взаимным откровениям.

Он идёт на кухню, не задерживаясь и не приглашая меня следовать за собой. Спешно скидываю с себя обувь и верхнюю одежду. Топаю за ним.

На просторной кухне Алёхина царит полумрак. Включено лишь верхнее освещение на карнизе кухонной мебели.

С недоумением оглядываю расправленный диван, примятое постельное бельё. Он что, спал здесь?

Серёжа, всё так же не удостаивая меня взглядом, жмёт кнопки на аппарате кофемашины.

— Чай, кофе? — спрашивает вежливо.

Чувствую себя как на обслуживании в ресторане.

— Без разницы. Я буду пить то же, что и ты.

Кивает, не оборачиваясь. Вижу, как напрягаются верхние мышцы его спины, когда он опирается руками о столешницу.

— Зачем ты пришла? — звучит глухо.

— Я… Надо поговорить, — практически пищу.

Он не отвечает. Потянувшись к верхней полке, достаёт вторую чашку. Ставит её на подставку кофемашины. Снова жмёт кнопку.

Терпеливо жду, устроившись на высоком стуле за барной стойкой.

Серёжа приносит наш кофе. Выставляет на стол сахарницу. Вазочку с каким-то печеньем.

— Извини, больше ничего нет. Я недавно вернулся. Ещё не успел закупиться.

— Ничего страшного, я не голодна, — придвигаю к себе свою чашку.

Молча пьём кофе. Судя по всему, он ждёт, что я заговорю первой.

Оно и верно. Это ведь я пришла.

Аккуратно опускаю свою чашку на блюдце.

— Серёжа.

Молчит. На меня не смотрит.

— Наверное, я должна извиниться.

Вскидывает на меня взгляд.

— Наверное? — звучит ядовитое.

Но это всё равно лучше, чем игнор.

— Ты бы значительно облегчил мне задачу, если бы сделал шаг навстречу, — говорю слегка ворчливо.

— А что, если я не хочу тебе ничего облегчать?

— Не я одна виновата в случившемся.

— Правда? Значит, это я виноват в том, что в твоей жизни мне никак не найдётся место? — спрашивает саркастично.

— Это не так, — твёрдо.

Смотрит на меня скептически.

— Серёжа, — я как будто уговариваю его. — Послушай. За эти дни у меня была возможность всё обдумать.

— Ну и как? Обдумала?

В сердцах хлопаю ладонью по столу.

— Ну вот! Ты опять! Да, я была не права. Когда говорила всё это, про детский сад и про Бэмби!

Хмурится непонимающе.

— Про Люду. Ты сказал, что поговорил с ней. И больше этого не повторится. Я верю тебе, правда! — добавляю торопливо, замечая, что он хочет что-то сказать.

— Верю! И ещё раз повторяю — я была не права. Мне не стыдно признать это. Прости! Я сказала, что не уверена в тебе. За это тоже… прости.

Перевожу дух. Мне непросто говорить всё это сейчас. Непросто обнажать перед другим человеком свои тайные страхи и комплексы.

— Я долго думала. И поняла, что дело вовсе не в тебе. А во мне…

Серёжа смотрит на меня внимательно. Не перебивает.

— Просто я… Столько раз ошибалась. Столько раз верила людям, которым не стоило верить. И получала за это. Здесь… — эмоционально прикладываю руку к сердцу. — Мне делали больно. Очень больно, понимаешь? И теперь мне сложно довериться. Иногда я думаю… — роняю лицо в ладони. — Иногда я думаю, что во мне просто не осталось… веры.

— Я — не они, — голос Серёжи тихий и ровный. Впервые за сегодняшний вечер я чувствую в нём отклик.

— Я знаю. Я вроде бы знаю, но всё равно… от этого не становится легче.

Устало потираю лоб, забывая о макияже.

— И что будем делать? — Серёжа почти шепчет.

— Я готова попробовать, — отвечаю уверенно. — Я буду стараться. Но обещать ничего не могу, понимаешь?

— Продажник из тебя вышел хреновый, — усмехается.

— Я имею в виду, я приложу все усилия. Сделаю всё, что от меня зависит. Потому что ты… ты такой замечательный!

Серёжа молчит. Смотрит на меня через стол. Нас разделяет каких-то полметра барной стойки. Он одновременно так близко ко мне. И так далеко…

Пауза затягивается. И я… всё понимаю. Тусклым, бесцветным голосом продолжаю:

— Если ты не захочешь. Если тебе всё это не нужно, я пойму. Правда. Просто оставим всё, как есть. Но если у нас… — почти захлёбываюсь бурлящими во мне эмоциями. — Если у нас есть хоть один маленький шанс, я тебя прошу. Давай попробуем. По-настоящему.

— Никаких шансов.

На этих его словах у меня в груди всё обмирает.

— Ты не оставила мне никаких шансов, — шепчет сбивчиво, прежде чем приподняться над столом.

Схватив меня за шею, притягивает к себе. Целует горячо. Моё бедное сердце начинает лихорадочно биться, когда я чувствую его твёрдые губы.

Я тянусь к нему, пытаясь стать ближе. Вазочка с печеньем, стоящая между нами, опрокидывается.

Когда Серёжа хочет отстраниться, чтобы обойти стойку, лишь протестующе мычу. Я не хочу отрываться от него ни на минуту. Я сейчас как путник в пустыне, лишённый воды долгое время, припадаю к его губам в поисках живительной влаги.

Решительным движением Серёжа мягко отодвигает меня. Соскакиваю со стула, встречая его на полпути. Обнимаю за шею. Он вжимается в меня всем телом, продолжая целовать везде, где только может дотянуться. Между поцелуями шепчет:

— Мы расскажем о нас всем.

— Да, — я сейчас на всё согласна.

— Мы больше не будем скрываться.

— Да, да.

— Ты переедешь ко мне.

— Да, да, да… Что⁇ — отстраняюсь от него, шокированная.

Серёжа говорит строго, не терпящим возражений тоном:

— Я не вижу смысла тянуть. Двенадцать лет — этого вполне достаточно. Я больше не хочу терять ни минуты. С тобой.

Вглядывается в моё лицо в ожидании ответа. И я вдруг отчётливо понимаю, что от моего решения сейчас зависит многое. Если не всё.

— Хорошо.

Серёжа мягко улыбается мне. Целует медленно, словно ему больше некуда торопиться. Гладит мои плечи, постепенно спускаясь к груди.

Не отстаю от него. Мои проворные пальцы словно живут своей жизнью. Я жадно ощупываю его мускулистые руки, трогаю спину. Спускаюсь к ягодицам. Хаотично проведя ладонями по его торсу, возвращаюсь к лопаткам. Мне нужно больше сейчас.

Даю понять ему это, отстраняясь. Уверенно берусь за верхнюю пуговицу кардигана. Потемневшим, словно слепым взглядом он следит за моими движениями.

Внезапно раздавшийся звук со стороны спальни заставляет меня вздрогнуть. Там как будто что-то упало.

— Что это? — обернувшись, прислушиваюсь. — У тебя там есть кто-то? — ошеломлённая, смотрю в лицо Серёжи.

Он отвечает не сразу. Хмурюсь непонимающе.

— Да, — его голос надламывается.

— Кто? — застыв, перестаю раздеваться.

— Ты веришь мне?

— Что? При чём здесь…

— Ты веришь мне? Просто ответь, — спрашивает с нажимом, придерживая меня за плечи.

— В-верю.

— Тогда сейчас ты просто уйдёшь. Уйдёшь, потому что веришь мне. И не будешь требовать каких-либо объяснений.

— Что? — переспрашиваю ошарашенно, не в состоянии понять, о чём он вообще?

— Достаточно будет моего слова. Всё хорошо, — вглядывается в мои глаза так, словно пытается проникнуть внутрь головы. — Всё хорошо, слышишь? Мы увидимся завтра. Я позвоню тебе.

— Но…

— Ты веришь мне или нет? Простой вопрос, — повышает голос, как будто давит.

— Это что, проверка такая?

— Если хочешь — да, — веско роняет последнее слово.

Бегаю глазами от одного его зрачка к другому. Он абсолютно серьёзен.

— Ладно, — наконец, мне удаётся перебороть себя. — Я уйду. Но завтра мы поговорим. И ты расскажешь мне всё. Это будет честно.

— Хорошо, — кивает после секундной заминки.

Слепо вглядываясь в пространство перед собой, иду в направлении коридора. Звуки из спальни повторяются, заставляя меня опять вздрогнуть.

Обуваюсь.

— Я сумочку забыла. На кухне.

— Сейчас.

Когда крепкая фигура Серёжи исчезает в дверном проёме, зажмуриваюсь.

Я верю. Верю. Верю.

Твержу сама себе как молитву.

Очередной грохот, доносящийся из этой чёртовой комнаты, заставляет меня распахнуть глаза.

Да… пошло оно всё!!

Стремительным шагом, не разуваясь, направляюсь к двери, ведущей в спальню. Она располагается чуть дальше по коридору, цепляясь «вагончиком» к кухонной зоне.

Резко открываю, с силой давя на ручку. Ошарашенное лицо Людочки, завёрнутой в простыню и, по всей видимости, полностью обнажённой там, под ней, заставляет меня замереть на месте. Пялюсь на неё несколько долгих секунд. Она в ответ — на меня.

Услышав шорох позади, оборачиваюсь. Серёжа стоит в проходе, в руках — моя сумка. На лице явно читается разочарование. Качает головой, не сдерживая горечь во взгляде своих пронзительно голубых глаз.

Шок первых секунд, настигший меня, сменяется приливом злости. Усилием воли заставляю себя молчать. Молча подхожу к Алёхину, выхватываю из его рук свою вещь. Возможно, делаю это излишне резко и даже грубо.

Молча марширую в прихожую. Накинув пальто, не утруждаю себя его застёгиванием. Давящая тишина за спиной как будто выталкивает меня из этой квартиры.

Так же, в полном молчании, выхожу в подъезд. Серёжа тоже молчит.

А о чём говорить?

Всё и так предельно ясно.