Перед рассветом
— Как тебе это удалось? — поражённо шепчу подруге на ухо. Указываю на Литвинова, разливающего шампанское в наши с Алёнкой бокалы.
Мы расположились в вип-кабинке местного караоке-бара. В закрытой, само собой разумеется. Из-за профессиональной деятельности Лёши, занимающего пост прокурора области, он не может позволить себе тусоваться на публике как обычный человек.
Это чревато самыми разными последствиями, в том числе, подрывающими репутацию публикациями в сети.
Только представьте себе заголовки: «Прокурор напивается в ночном клубе!»
Ну, такое себе.
Поэтому сегодняшний вечер, когда Литвинов здесь и с нами — это скорее исключительный случай.
Мы тихо зашли внутрь, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Скромно заняли изолированную от общего зала кабинку в самом углу.
Тут максимально уютно. Мягкие и удобные диванчики. Свой, отдельный монитор, куда выводятся тексты караоке. Ну и, конечно же, кнопка вызова персонала, который по первому сигналу готов подойти и обслужить «особый» столик.
Тима с Лёшей расположились чуть поодаль от нас с Алёной. Глядя на абсолютно раскрепощённого сейчас Литвинова, не перестаю удивляться. Я уже давно отвыкла видеть его таким вне дома. Статус обязывает держать марку, знаете ли.
Улыбка, то и дело загорающаяся на его лице, неуловимо напоминает мне того, прежнего Лёшу, каким он был много лет назад в институте. Непроизвольно накатывает ностальгия по старым временам. Возможно, это связано с тем, что всех нас, собравшихся здесь, объединяет общее студенческое прошлое.
— Ну так — как? Ты его заставила, это понятно. Но как? — напираю на подругу.
Она едва сдерживает улыбку.
— Он проиграл мне желание.
Смотрю на неё во все глаза.
— И ты так бездарно использовала его? Могла бы попросить отпуск на тропических островах, в курсе?
— Ну, это не последний его проигрыш. Поверь, — многозначительно играет бровями.
Бросив взгляд искоса на мобильный, вижу, что звонит Алёхин. Незаметно переворачиваю телефон экраном вниз.
Зачем, Серёж?
Судя по тому, что мы с Русланом столкнулись на выходе из подъезда, он приехал. Наверняка забрал свою непутёвую сестрёнку. И теперь ты наконец один. Звонишь мне в попытке всё переиграть? Поздно.
Всё безнадёжно испорчено.
Это как пустить стрелку на новых колготках. В таком виде ты уже их не наденешь…
Вот и я не могу вернуться туда, в квартиру Серёжи. Делать вид, что всё хорошо? После того, как там потопталась Людочка в своих розовых угги? Брезгливо морщусь.
Ела мою утку. Сидела на моём стуле. Трогала моего парня.
Всё как в сказке про Машеньку и трёх медведей. Кто ел из моей ложки!?
Долбаная Людочка.
Шампанское, выпитое на голодный желудок, ударяет в голову. Ожидаемо накатывает грусть. Продолжаю методично опустошать бокал, уставившись расфокусированным взглядом в пространство перед собой.
Алёнка, видя моё состояние, горестно вздыхает. Спрашивает:
— Ириш. Ну что у тебя происходит? Сначала ты наотрез отказываешься праздновать. Теперь сидишь здесь с таким выражением лица, как будто кто-то умер. Ну. Скажи мне, кто тебя так расстроил?
Внимательно вглядывается в моё лицо.
— Ты же знаешь. Я всегда помогу тебе спрятать труп, — шепчет доверительно, поигрывая бровями.
Прыскаю со смеху.
Мой телефон опять тревожно вибрирует. Не смотря на экран, жму кнопку на боковой панели и кидаю его в сумку.
Кто бы там ни был, перезвоню позже. Сейчас я с друзьями.
— Всё в порядке, — отвечаю бодро. Обеспокоенное лицо подруги заставляет меня взять себя в руки.
— Так, взгрустнулось немного. Тридцать пять, все дела, — шутливо машу бокалом.
— Здесь замешан какой-то мужчина, — подозрительно прищуривается Алёна. Она не из тех, кто сдаётся так просто, удовлетворившись стандартной отговоркой.
— Да. То есть нет! Никого конкретного. Просто… Понимаешь, оно как-то само приходит. Я не специально, честное слово.
Алёнка смотрит пристально. В её глазах я читаю сочувствие.
— Только не жалей меня, — говорю предупреждающе. — Я этого не выдержу.
Подруга фыркает.
— С какой стати мне тебя жалеть? — восклицает удивлённо. — Ты нереально хороша. Посмотри на себя, — ведёт рукой в воздухе. — Выглядишь как девчонка!
Морщусь на этих её словах. Алёнка цепляет мою реакцию. Говорит строго:
— Тридцать пять это не восемьдесят пять. Я сама вышла замуж в тридцать три. Родила ребёнка почти в тридцать четыре. У меня новая жизнь началась в этом возрасте!
Чокается со мной бокалом. Рубит безапелляционно:
— Поэтому я не собираюсь тебя жалеть. Я точно знаю, что ты будешь счастлива. Вспомни меня полтора года назад. Как я рыдала на твоём плече. Беременная. В непонятных отношениях…
Грустно улыбаюсь ей в ответ. Конечно, я помню.
— Я одно знаю точно.
Она берет мою ладонь в свою, ободряюще сжимая.
— В этой жизни всё приходит вовремя. И именно тогда, когда человек к этому готов. В том числе, и любовь. Очень часто мы хотим получить всё и сразу. И желательно как можно скорее! Но при этом мы сами не понимаем, что просто не готовы к этому. Не потянем, не вывезем. Это как… — она задумывается ненадолго. — Это как нетренированному человеку поднять самую тяжёлую штангу в спортзале. Он её элементарно уронит! Повезёт, если не на свою собственную ногу!
Уставившись на танцующие в бокале золотистые пузырьки шампанского, шепчу:
— Иногда я думаю, что просто не создана для этого.
— Для чего? — не понимает Алёнка.
— Для любви, — вздыхаю горько. — Ты знаешь, я всегда была оптимисткой. Мне изменяли, бросали. Выбирали не меня, а кого-то другого! Я падала, расшибала лоб. Не раз и не два. Но затем я поднималась. Из любой кучи дерьма! Отряхивалась и шла дальше. А сейчас… как будто силы иссякли.
— Я тебя прекрасно понимаю. Но то, что ты говоришь — полная хрень. Уж прости. И вообще. Ты пугаешь меня. В смысле, не создана? Ты посмотри на себя! — эмоционально восклицает подруга. — Какая ты… Умная, добрая, красивая. Ты — самая лучшая!..
Вижу слезы в её глазах.
— Поверь мне. Ты лучшая и создана для самого лучшего. И оно у тебя будет!
Хмыкаю невесело:
— Просто ты любишь меня. Ты необъективна.
— Кто он? — Алёна требовательно смотрит на меня. — Кто этот смертник?
Смеюсь.
— Очередное разочарование, похоже.
— Что он сделал?
Вздыхаю.
— Мы… Когда ты позвонила, мы были вместе. Ужинали у него дома. Ну, ты понимаешь.
Алёнка придвигается ближе. Её глаза горят.
— Я, конечно, замужем. Но ещё в состоянии такое понять. Вы ужинали и…
— Всё было прекрасно. Просто идеально.
Тру переносицу устало. Голова начинает раскалываться.
— А потом к нему пришла… Я даже не знаю, кто она ему! — жестикулирую отчаянно. — Знаю точно, она в него — по уши.
Алёнкины глаза округляются.
— Сволочь.
— Да нет… Он говорит, что у них ничего не было. Она сестра его друга. В общем, он впустил ее.
— Что??? — возмущённо. — У тебя день рождения. Романтик для двоих. А он впускает в дом какую-то левую бабу?! Козёл! — выносит приговор, хлопая по столу ладонью.
— Там всё не так просто. Кажется, у неё что-то случилось. Она плакала. Я не знаю. Не знаю, понимаешь? Он сказал, что не мог иначе. Не мог её оставить там, бросить на улице.
Алёнка скептически смотрит:
— И ты веришь?
— Да, наверное. Он позвонил другу, чтобы тот забрал её. Сказал, что она сейчас уйдёт. Просил меня остаться. Но я… Всё испортилось, понимаешь? Он выбрал не меня.
Алёнка молчит. Отводит взгляд в сторону задумчиво.
— Обвинить легче всего. А ты попробуй понять.
— Я вроде понимаю, но… — прикладываю руку к груди.
Подруга говорит назидательно:
— Невозможно всегда выбирать одно и то же. Слишком много факторов, которые нельзя учесть заранее. Время, обстоятельства, личный опыт, — перечисляет.
— Тебе легко говорить. Вы с Лёшей всегда выбираете друг друга, — горечь в моем голосе трудно не заметить.
— Мы!? — искренне удивляется подруга. — Ты ошибаешься, — качает головой отрицательно. — То, к чему мы с Лёшей пришли в итоге — это результат сотни неправильных выборов. Он…
Бокалом, зажатым в руке, указывает на сидящего напротив Литвинова. Музыка, гремящая в помещении, мешает нам услышать, о чём они с Зотовым говорят. Лёша улыбается, салютуя в ответ стаканом, наполненным виски.
— В своё время он выбрал работу. Карьеру… — говорит Алёнка.
Кривлю лицо. Она продолжает:
— И я говорю сейчас не про то, что было тогда, давно. Хотя это тоже, конечно. Но всё-таки, мы были молоды. Много наломали дров, — бормочет отрешённо.
Встрепенувшись:
— Но потом, когда мы вновь встретились, уже в этой жизни. Он опять выбрал свою грёбаную прокуратуру. Представляешь?
— Да ладно… — шепчу, шокированная.
— Ага, — она отпивает из своего бокала. — Мы тогда судились с ними за землю за городом. Участок для строительства торгового комплекса. И он… — её глаза вспыхивают непонятным мне огнём. — Он пришёл ко мне домой. Практически залез в мои трусы. Отвлёк. Полностью дезориентировал. И… украл документы по делу.
— Чтооо? — таращусь на неё, офигев от услышанного.
Подруга кивает почти весело:
— Я точно так же отреагировала. То дело мы, конечно, проиграли. Помню, Захар рвал и метал… Я чувствовала себя просто дном, веришь? Полным дном!
Киваю согласно. Конечно, я понимаю.
— Это пипец. У меня только один вопрос. Почему он всё ещё жив?
Алёнка улыбается. В её взгляде светится абсолютная любовь, когда она смотрит на Лёшу.
— Оказалось, всё не так просто. На том участке построили детский центр. Там будут помогать детям, понимаешь? А не продавать сумки, — усмехается иронично. — Он не мог поступить иначе. Лёша, такой Лёша. Стремление к справедливости заложено в его ДНК. За это я его и люблю… Я поняла его. И простила. Переступила через собственный эгоизм. Ведь в этом конечный смысл любви. Наверное…
После паузы Алёна говорит:
— И он тоже переступил. Пошёл ради меня на такое!.. О чём я не могу говорить. Просто поверь мне на слово. Много раз он выбирал не меня. Но в конечном итоге, свой главный выбор он сделал в мою пользу. Поэтому…
Она поворачивает ко мне экран своего телефона. На нём фото Машеньки. Лёша держит её на руках. Смотрит как всегда серьёзно и слегка задумчиво.
— Мне кажется, — горячо шепчет подруга. — Суть любви как раз в принятии другого человека. Полностью, таким какой он есть. Ведь если бы он был другим, я бы просто его не любила. Мы, как слепые котята, тыкались в разные стороны прежде чем найти друг друга. Но потом всё как будто встало на свои места. Круг замкнулся.
Невольно улыбаюсь, глядя на фото.
— С кем вы оставили Машу?
— С мамой. Второй раз уже, — Алёнка шутливо скрещивает пальцы. — Молочная ферма закрылась на техобслуживание. Даёшь кабачки и брокколи! Кстати… — как будто вспоминает о чём-то. — Мама просила поздравить тебя лично. И передать, что она ждёт тебя на праздновании своего юбилея.
— О! Планируется нечто грандиозное?
— Скорее всего. Шестьдесят это тебе не шуточки!
В кабинку заходит сотрудник караоке. В руках у него микрофоны. Талмуд с песнями.
— Ваш столик на очереди. Что будете петь?
Растерянно смотрю на него. В этих разговорах о важном я как-то подрастеряла запал.
— Даже не думай! — Тим подсаживается слева от меня. Забирает из рук диджея каталог.
— Мы будем… эту! — тыкает практически наугад. Уверенно берёт микрофон. Второй отдаёт мне.
— Ты начинаешь. Я присоединюсь на припеве.
Когда звучит интро, даже обычно невозмутимый Литвинов начинает ржать. Потому что это классика караоке для женского исполнения — песня о плохой девочке.
Тим с придыханием стонет, имитируя девичьи вздохи в начале песни.
Я непроизвольно прыскаю со смеху.
С опозданием начинаю петь, когда Зотов смотрит на меня сердито, указывая в монитор с бегущими на нём строчками текста. Мол, пора!
На припеве Тима, как и обещал, берёт на себя главную партию. Неплохо поставленным голосом поёт о неистовом звере-повелителе. Делает это с чувством, от души.
Смешки, раздающиеся в общем зале, не услышать просто невозможно. Его исполнение заходит публике.
А у меня словно открывается второе дыхание. Мы выбираем ещё одну песню.
Постепенно пространство в моей голове, переполненное грустными, давящими мыслями, как будто расчищается.
Я снова чувствую, что могу веселиться и радоваться. Просто так, без повода…
Такси привозит меня к моему дому почти в шесть утра. В это время года светает поздно. И сейчас стоят те самые предрассветные сумерки. Час абсолютной тишины в предвкушении пробуждения и начала нового дня.
Серёжу я замечаю сразу же. Он сидит в машине у моего подъезда. Лампочка верхнего света в потолке салона тускло освещает его неподвижный профиль. Откинувшись назад и заложив руки за голову, слушает что-то в наушниках. Глаза прикрыты.
В шоке пялюсь на него целую минуту. Нерешительно стучусь в стекло водительской двери.
Он выходит из авто, на ходу вынимая наушник.
— Что ты здесь делаешь?
— Очевидно, жду твоего возвращения, — отвечает спокойно.
Окидывает меня цепким взглядом с головы до ног, задерживаясь на связке шаров в моей руке.
— Ты сказала, что мы созвонимся. Я позвонил. Ты не ответила.
— Я… я… телефон был в сумке, я просто не слышала.
— Я решил, что дело в другом. Поэтому приехал.
— И… давно ты ждёшь?
Он молчит мучительно долго. Когда начинает говорить, его голос срывается едва уловимо:
— Очень. Очень давно.
Подаётся ко мне. Я одновременно делаю шаг по направлению к нему.
Зависаем друг напротив друга. Соприкасаемся лицами синхронно.
Когда он гладит мои губы своими, я почему-то думаю, что его «давно» — это вовсе не про сегодня…
Верёвочка, связывающая шары, ускользает сквозь мои мгновенно ослабевшие пальцы. Дружно задрав головы к верху, наблюдаем, как они уплывают в окрашенное первыми огненно-розовыми всполохами тёмное небо.