Глава 25

Двойная сплошная

В машине у Алёхина тепло, салон ещё не успел остыть. Тихо и ненавязчиво играет джаз.

Я бессмысленно смотрю в своё окно. Как на быстрой перемотке там мелькают сугробы, покрытые пушистыми снежными шапками кроны деревьев. Обшарпанные панельки домов и расчищенные урывками куски асфальта разбавляют это засилье белого.

Серое сменяется белым, белое — серым.

Серёжа включает подогрев моего сиденья. Постепенно я расслабляюсь.

Первые десять минут пути мы просто молчим.

— На заправку заедем? — спрашивает спокойно.

Беззвучно киваю.

Заруливаем на ближайшую АЗС. Пока Алёхин возится с колонкой, пальцем рисую круги на запотевшем стекле.

Серёжа возвращается в салон с двумя стаканчиками кофе. Один из них сразу же вручает мне. Прикрыв глаза от удовольствия, вдыхаю исходящий от картонки в моих руках аромат.

— Прокатимся?

Опять киваю, не произнося ни слова.

Мне пофиг. Лишь бы не стоять на месте. И не быть одной.

Выезжаем на объездную. Перевожу взгляд на расстилающееся перед нами пространство. Небо словно затянуто белой простынёй.

Нескончаемый снег. И нескончаемый джаз…

Серёжа нарушает тишину первым.

— Это мама тебя так расстроила?

— Нет. То есть да. И это… тоже.

— Она иногда… Думаю, она не хотела ничего плохого.

— Я в этом не сомневаюсь.

Клянусь, так и есть. Я искренне верю, что Марина Васильевна желает мне лучшего.

Серёжа перестраивается в левый ряд, чтобы развернуться. Завершив манёвр, спрашивает ровным голосом:

— Это правда?

— Что именно? — не понимаю.

— У тебя есть кто-то?

— А что, не похоже? — усмехаюсь горько.

— Нет, — отвечает уверенно.

— Думаешь, у твоего друга есть шанс? — язвительно.

Он молчит, упершись взглядом в ветровое стекло. Дворники с характерным звуком скрипят, ненадолго счищая налипающий на поверхность снег, который тут же настырно падает снова.

— Нет. С тобой у него нет никаких шансов.

— Это ты решил? С хера ли? — огрызаюсь агрессивно и даже зло.

Серёжа, напротив, улыбается мне как-то… грустно и очень по-доброму.

Моя злость лопается в одно мгновение, словно мыльный пузырь.

— Дело не в тебе и не в Руслане. Дело во мне. Поэтому — нет. Никаких шансов.

Добавляет чуть тише, но я всё равно улавливаю:

— Мне ты шанс не дала.

Вжимаюсь в сиденье глубже, будто пытаясь спрятаться.

— В этом не было никакого смысла, — отвечаю так же тихо.

— Это ты решила? С хера ли? — невесело ухмыляется, копируя недавно произнесённые мной слова.

— Мы же закрыли этот вопрос. Нет? — парирую вполне резонно на выпад в свой адрес.

— Закрыли…

— Тебе было семнадцать.

— Сейчас мне тридцать. Всё ещё считаешь меня ребёнком?

Разворачиваюсь к нему всем телом.

— О чём ты?

Он сжимает зубы плотно.

— Ты бы дала мне шанс сейчас?

Смотрю на него во все глаза, приоткрыв рот от удивления.

— А ты бы попросил? — каждое слово, как шаг по натянутому над пропастью канату. Чуть оступился, и ты — на дне.

Его молчание говорит мне больше любых слов.

— Зачем это тебе? — спрашиваю подозрительно. — Ты можешь получить любую, если захочешь.

Хмыкает.

— Столько лет прошло, а слова — всё те же. Помнится, ты говорила именно это тогда, на кухне.

Внезапно мне становится невыносимо жарко. Стягиваю шарф, намотанный в несколько оборотов вокруг шеи. Он душит меня. Сажусь ровнее.

— Серёжа. Я серьёзно. Зачем тебе это нужно? Мне тридцать пять через месяц. Тридцать пять!

— Как ты затрахала с этими цифрами! — выпаливает в сердцах. Сдавленно матерится, сильнее сжимая обшивку руля. Вижу, как белеют от напряжения фаланги его пальцев. — Наклей себе паспорт на лоб, чтобы все вокруг об этом знали!

Ошарашенно всматриваюсь в его профиль. Он реально злится сейчас.

— Это простые факты.

— Еб*чие факты, — цедит сквозь зубы.

— Ты говорил, что хочешь дружить… — шепчу шокированно.

— Говорил, — соглашается. — А как ещё общаться с тобой? Ты не подпускаешь к себе ни на миллиметр. Такое чувство, что вокруг тебя забор с колючей проволокой. Один неверный шаг — и током шарахнет!

— Всё не так… — слабо сопротивляюсь. После эмоционально тяжёлых событий сегодняшнего дня у меня не осталось сил спорить.

— Так! — он почти кричит. — Всё именно так. Скажи мне честно. Один раз. Просто не ври. Самой себе не ври! Я тебе нравлюсь?

— В каком плане, нравишься? — сознательно увиливаю от прямого ответа.

— Как мужчина. Я нравлюсь тебе, как мужчина?

Молчу.

Он опять матерится. Нервно опускает стекло водительской двери. Психуя, роется в карманах своей куртки. Его движения резкие, несдержанные.

Я молчу. Странное оцепенение как будто сковало все мои мышцы. Язык во рту становится ватным. Внезапно понимаю, что не дышу уже некоторое время. Судорожно вдыхаю морозный воздух, проникший в салон через приоткрытое окно.

Серёжа достает айкос. Чуть не роняет его на коврик.

— Блть! — выдыхает шумно. — Возьми в бардачке… — его голос звенит струной. Опять выдыхает. Сглатывает. — Подай, пожалуйста, стики, — звучит почти ровно.

Дрожащими пальцами нащупываю кнопку открытия бардачка. Вслепую шарю внутри. Оглядываюсь на Серёжу.

Он ведёт машину правой рукой. Облокотившись левой на панель, сосредоточенно смотрит вперёд.

Нерешительно протягиваю пачку. Когда его ладонь касается моей, цепляюсь за него своими холодными пальцами, не давая забрать стики. Рефлекторно тянет сильнее, ещё не понимая, в чём дело.

— Да. Ты мне нравишься, — выходит хрипло.

Серёжа смотрит на меня растерянно. В глазах — недоверие. Я повторяю чуть громче:

— Ты мне нравишься. Поехали ко мне.

Он переводит взгляд на дорогу. Обхватывает руль обеими руками. Почти целую минуту ничего не происходит. Затем он снова смотрит на меня, словно спрашивая о чём-то беззвучно.

Киваю в ответ утвердительно. Отпустив сомнения, я делаю смелый прыжок в эту пропасть между нами. Будь, что будет.

— Поехали.

Прыгни со мной.

Серёжа замедляет ход авто. Вглядывается в полотно дороги в поисках места для разворота. Как назло, двойная сплошная.

Резко выкрутив руль, выезжает на встречную полосу. Пара секунд. Когда Алёхин резко вдавливает педаль газа в пол, я прикрываю глаза.

Загрузка...