Глава 37

Ориентир

Месяц спустя

Мой смартфон настойчиво вибрирует. Кидаю флегматичный взгляд на экран. Алёнка звонит. Сбрасываю звонок, одновременно отправляя смс:

«У врача. Не могу говорить».

«Что случилось? Ты заболела?» — летит беспокойное от подруги.

«Плановый осмотр. Ничего серьёзного».

Мой ответ — намеренно расплывчатый.

«Нам нужно встретиться. Когда?»

Подруга идёт ва-банк. Она не спрашивает, она — требует.

«Если это касается твоего брата, я уже всё сказала. Я не буду об этом говорить. Смирись».

«Как вы заколебали!»

Отправляет мне кривую рожицу.

Не отвечаю. Она тут же шлёт мне следующее смс:

«Я вчера видела Серёжу. Он побрился».

«Что? В смысле, побрился⁇»

«В прямом. Я его таким со школы не видела!»

«Ты прикалываешься?»

«Не-а. Он сейчас гладкий, как попка младенца».

«Дурацкое сравнение».

«Согласна. Потому что детские попки такими унылыми не бывают!»

«Серьёзно?»

«Без шуток. На нём лица нет! Впервые вижу его таким!»

В душе я совершенно по-детски ликую. Значит, не одной мне сейчас хреново. Не одной мне выть хочется от безысходности.

«Поэтому нам нужно поговорить!»

«Нет. Если ты меня хоть чуточку любишь, ты не будешь лезть в это. Мы как-нибудь сами с ним разберёмся».

Гипнотизирую взглядом текст только что отправленного смс. Молодец, Ирин. Манипуляции, шантаж — что дальше? Вздыхаю. Да она мне просто выбора не оставила! Вцепилась как клещ.

Уже вторую неделю я отбиваюсь как могу. Подруга почему-то решила, что её призвание — помирить нас с Серёжей во что бы то ни стало.

Я сначала просто отшучивалась, но постепенно моё терпение иссякло. Хватит лезть в мою жизнь! Это только моё дело. Моё и Серёжи…

А он, судя по всему, желанием помириться не горит. С того момента, как я вышла из его квартиры, ничего не изменилось. Он не звонит, я — тоже.

Проанализировав случившееся тогда, я пришла к выводу, что с Бэмби у него ничего не было. Об этом говорит расправленный диван на кухне, на котором он, очевидно, спал в тот вечер.

И он бы не стал. Не стал… В этом я готова поклясться, как в том, что чёрное — это чёрное. А белое — это белое.

Просто… Он целовал меня тогда, на кухне, так, как будто никакой Люськи в этом мире просто не существует. Так целуют женщину, которую боготворят и любят. Женщину, которой предлагают жить вместе и строить общее будущее.

Другой вопрос, как Бэмби вообще оказалась в его квартире? Я голову себе сломала, думая об этом.

Ты же обещал, Серёжа… Как это снова случилось? Ты, я, она — втроём в замкнутом пространстве. Просто кошмарный сон какой-то.

Через несколько дней после случившегося мне пришло в голову, что, технически, на тот момент мы с ним вообще расстались. Взяли паузу. Я же сама и предложила! Означает ли это, что его обещание не иметь ничего общего с Людой как бы… сошло на «нет»?

Чем больше я думаю над поведением Серёжи, чем больше пытаюсь понять — тем сильнее запутываюсь.

Параллель между нашей с ним историей и этой странной историей с младшей сестрой его лучшего друга — донельзя очевидна.

Возможно, он видит в ней себя? Того, юного Серёжу, безответно влюблённого в подружку старшей сестры? Обиженного и отвергнутого?

Возможно, он не хочет причинить ей боль, как сделала это я в своё время? Ведь, по сути, это означает — снова сделать больно самому себе.

Не знаю. Но в любом случае, это говорит о том, что он по-прежнему увяз в своей старой обиде.

И опять же не объясняет того факта, что Людочка расхаживала по его спальне, прикрытая одной лишь простынкой.

Наивное выражение широко распахнутых глаз Бэмби не обмануло меня ни на миг. Эти звуки, которые она производила, находясь в комнате Серёжи, далеко не случайность. И он идиот, если этого не замечает!

Он просил верить ему. Но разве вера может быть безусловной? Он фактически умолял меня упасть спиной назад, обещая подхватить в последний момент. Но я не смогла. Права ли я в этой ситуации? Не знаю.

Одно я понимаю точно. Доверие к другому человеку невозможно сотворить одним лишь усилием воли. Нельзя сказать себе — «я верю», и тут же поверить по-настоящему. Эту дурацкую проверку я не прошла. Я не верю Серёже так, как он это видит, и как бы этого мне не хотелось. И он это тоже понял…

Он не бросился за мной, просто отпустил. Позволил беспрепятственно выйти за ту чёртову дверь, не пытаясь остановить. Не стал доказывать свою невиновность. Почему? Ответ здесь очевиден — он уверен в своей правоте.

В тот раз, когда Бэмби пришла в его квартиру в день моего рождения, Серёжа сказал, что не считает свой поступок ошибкой. Он считал себя полностью правым тогда. А сейчас?

Если бы Людочка была не симпатичной, влюблённой в Серёжу девушкой, а к примеру, страшной старухой. Или вообще мальчиком? Взбесила бы меня эта ситуация так, как бесит сейчас? Не думаю.

Почему он не хочет замечать очевидного? Почему впускает её в свою жизнь снова и снова? Как она попала к нему домой, хотя он обещал, что этого больше не повторится? На эти вопросы у меня нет ответов…

Одно мне сейчас ясно как день. В наших с Алёхиным отношениях — доверия ни на грош. Это как строить дом на болоте. Он с большой степенью вероятности просто развалится…

Дёргаюсь, когда девушка за стойкой ресепшн называет моё имя. Я так погрузилась в собственные мысли, что не сразу услышала, что ко мне обращаются.

— Проходите, пожалуйста. Елена Евгеньевна ждёт Вас.

Надетые на ногах бахилы с характерным звуком шуршат, когда я захожу в кабинет психолога. Здороваюсь с врачом. Это наша шестая встреча за последние четыре недели.

После расставания с Серёжей меня настигло отчаянное желание выговориться. Я не хотела и не хочу делать этого с Алёнкой. Всё-таки она его сестра! И одновременно моя лучшая подруга. Неправильно будет ставить её между двух огней. Ведь так или иначе ей придётся выбирать чью-то сторону.

Как всегда, в начале сессии Елена Евгеньевна вступает издалека. Я уже примерно поняла её принцип: разговорить меня на какой-нибудь пустячной теме, а затем бамс! Ударить по больному.

— Ну, как Ваши дела? Сделали домашнее задание? — мягко улыбается мне Елена Евгеньевна.

Да, вы не ослышались. Я, как прилежная ученица, делаю домашнее задание к каждой нашей встрече.

Елена Евгеньевна говорит, что работа над собой — это сложный процесс, который не должен сосредотачиваться исключительно на наших коротких сеансах.

В первый раз она попросила меня составить список людей, которые когда-то каким-то образом обидели меня.

Конечно, я включила туда имена всех своих бывших. И даже Алёхина. Его я не сразу решилась вписать в «чёрную книжечку», как шутливо называет это доктор. Слишком всё это ещё свежо. Открытая рана как будто зияет в моей груди, при этом я старательно улыбаюсь и изо всех сил делаю вид, что всё в порядке.

Месяц назад я пришла к психологу полностью раздавленная, в голове — раздрай. Она помогла мне переосмыслить ситуацию иначе. Помогла мне попытаться взглянуть на всё с точки зрения Серёжи.

Нет, речь о примирении до сих пор не идёт. Как и речь о присутствии Алёхина в моей жизни в качестве парня или чего-то большего.

Но по-крайней мере после наших сеансов я смогла хоть немного успокоиться. А мне, как воздух и вода, необходимо это спокойствие.

Я… я почти решилась на проведение процедуры второго ЭКО. Всё зависит от результатов подготовительного этапа. Сейчас я прохожу активную гормональную терапию. Если анализы будут хорошими, моя попытка номер два состоится уже в следующем месяце. А пока, в ожидании вердикта гинеколога, я занимаюсь наведением порядка в своей голове.

Задание на этот урок заключается также в составлении списка, на этот раз — моих жизненных ориентиров. Елена Евгеньевна попросила меня указать в нём, что и кто меня вдохновляет, а также является своего рода примером.

Не дыша, протягиваю ей листок. Мне всё ещё легче излагать свои мысли на бумаге, чем произносить вслух.

Она читает написанное мной, никак не реагируя. Бросает на меня быстрый взгляд сквозь стёкла своих очков. Вновь опускает глаза на исписанную моей рукой бумажку.

— Очень хорошо, — складывает кисти в замок на коленях. Механически отмечаю, что у неё приятный, молочного цвета маникюр. — У меня только один вопрос. Почему в этом списке нет Ваших родителей, Ирина?

— Родителей? — переспрашиваю, слегка опешив от вопроса психолога.

— Да, — подтверждает она. — Родителей. Знаете ли, для человека нормально видеть в качестве образца для подражания своих отца и мать. И если этого не происходит, значит есть какая-то серьёзная причина. Поэтому я спрашиваю: почему Вы не упомянули здесь родителей? — слегка машет листком перед моим лицом, словно визуализируя сказанное.

Чувствую, будто огромный ватный комок встаёт в горле, не давая мне ответить.

— Насколько я поняла из наших разговоров, Вы росли в полной семье. Ваши родители до сих в браке. И счастливы? Это вопрос, — поясняет, глядя в моё онемевшее лицо.

— Да, они вместе. В этом году тридцать седьмая годовщина свадьбы.

— Хорошо, — кивает Елена Евгеньевна, как будто удовлетворяясь моим ответом. — Вы — единственный ребёнок в семье? Братья, сёстры?..

— Да, я… — мой голос срывается в хрип. Прокашливаюсь. — Я — единственный ребёнок. В семье. Но у меня есть сестра. Её зовут Даша.

— О! — удивляется психолог. — У Вас есть старшая сестра? По отцу или по матери? Это не первый брак Ваших родителей?

Каждое из произнесённых мной слов даётся с огромным трудом. Они, как тяжёлые валуны, скользят в моих руках, оставляя глубокие царапины на ладонях.

— Первый. Это младшая сестра. По отцу, — наконец, удаётся мне из себя выдавить.

— О, — Елена Евгеньевна задумывается ненадолго. — И как так получилось? Расскажете?

— Как у всех, — мой голос глух. — Отец изменил матери.

— И Ваша сестра, по сути… плод этой измены? Извините за высокопарность.

— По сути — да.

— Тем не менее, Ваши родители до сих пор вместе.

— Верно. Мама… она простила отца.

— Как Вы думаете, они любят друг друга?

— Думаю, да. До двадцати двух лет я была уверена, что у них идеальный брак и идеальные отношения. Но потом… я узнала о Даше.

— Вы общаетесь с сестрой?

— Да, — непроизвольно улыбаюсь при воспоминании о Дашке. — У неё семья, дети. Нам редко удаётся увидеться, но мы постоянно переписываемся, созваниваемся. В общем, поддерживаем связь.

— Она Вам нравится?

— Даша? Конечно. Она не может не нравиться. Она — как лучик света, понимаете?

— Но тем не менее, она — плод измены, — эти слова Елены Евгеньевны заставляют меня вновь помрачнеть.

— Да.

— Лучик света и плод измены. Интересное сочетание, Вы так не находите?

— Разве измена может быть чем-то прекрасным? — мои глаза непроизвольно наполняются слезами. — Я до сих пор не понимаю, как она простила его! Он изменил ей. Предал! Поступил подло. Оставив при этом живое напоминание о своём поступке, которое не позволяет об этом забыть ни на секунду. Это ужасно. Ужасно, понимаете!? — слёзы льются из моих глаз, размазывая макияж. Не обращаю на них внимания.

Елена Евгеньевна встаёт с места. Подойдя к кулеру, наполняет водой пластиковый стаканчик. Протягивает мне.

— Спасибо.

Она опять присаживается в своё кресло. Соединив пальцы рук, начинает мягко, и даже ласково:

— Ирина. Тем не менее… Ваша мама простила Вашего отца. Она нашла в себе силы сделать это. Скорее всего, это большая любовь. Истинная, как иногда говорят. Чувство, идущее из самой глубины души. Только оно способно победить любые беды. Нивелировать любые обиды. Ваша мама простила отца. А Вы, Ирина? Вы — простили?.. Ответьте себе на этот вопрос честно.

Обхватив лицо ладонями, судорожно дышу. Елена Евгеньевна продолжает тихим, убаюкивающим голосом:

— Это будет Ваше домашнее задание на следующий раз. Напишите письмо своему отцу. Можете не отправлять его. И даже не показывать мне. Просто — напишите. Позвольте себе излить на бумаге всё то, что мучает Вас долгие годы. Попробуйте увидеть свет, там где Вам сейчас чудится лишь непроглядная тьма.

Молча киваю, не отнимая рук от своего мокрого лица. Не могу сейчас смотреть ей в глаза.

— И по поводу ориентиров, Ирина. Всё, что Вы написали здесь. О тех людях и вещах, которые Вас вдохновляют, это, безусловно, прекрасно! Я даже готова закрыть глаза на то, что в этом списке нет Ваших родителей. Единственное, на что я хочу обратить Ваше внимание…

Елена Евгеньевна замолкает, заставляя меня таким образом посмотреть на неё.

— В Вашем списке нет самого главного. Там нет Вас. Самый главный ориентир для любого человека — это он сам. Его собственные желания и мечты. Люди уходят и приходят в нашу жизнь, — она грустно улыбается. — Мужчины, родители, дети. Единственный человек, который с Вами каждую минуту Вашей жизни, от первого и до последнего вздоха — это Вы, Ирина. Вы — самое главное. Самая большая ценность. Понимаете?..

Выхожу из кабинета врача, ощущая себя на удивление не разбитой, а как будто очистившейся и… освобождённой. Добрых пятнадцать минут провожу в туалете клиники, заново накладывая макияж на своё припухшее от слёз лицо.

Мой телефон вибрирует на постаменте раковины. Беру его в руки, ожидая увидеть очередной звонок от Алёнки. Вот же неугомонная!

Но это оказывается Тима.

— Приём-приём, Лукичёва! — как всегда весело и бодро вещает в трубку Зотов.

— Привет, Тим.

— Ты уже освободилась? — не дожидается моего ответа, сразу продолжает. — У меня для тебя задание со звёздочкой, Лукичёва!

— Со звёздочкой? — переспрашиваю, не скрывая скепсис в голосе. — Лучше бы с премией.

— Ну, где звёздочка, там и премия! Слушай… — его голос внезапно становится серьёзным, что очень на него непохоже. — У меня тут кое-какие проблемы.

— Что случилось?

— Небольшое ДТП.

— Ты в порядке? — начинаю беспокоиться.

— Не совсем.

— В смысле?

— Блть. Такое дело. Короче, я виноват… — его голос глохнет в трубке, как будто он прикрывает её рукой. — Но это ещё полбеды! Тут какая-то соска за рулём. Я пытался договориться на месте, а она — ни в какую! Истерить начала, сразу позвонила папочке. А он то ли генерал, то ли шишка. Я не понял. Ждём гаишников в общем.

— Ну, если ты назвал её соской… Оно и неудивительно. Может Литвинову набрать? Он разберётся.

— Нет, точно нет. Лёху в это вмешивать нельзя, совершенно точно. Сам разрулю как-нибудь. Ты, главное, помоги мне!

— Что я должна делать?

— У меня на пять встреча с покупателем в Марьинском. Первичный просмотр объекта. Надо съездить по адресу. Я тебе скину краткую презентацию. Всё показать, рассказать. Ну, ты понимаешь.

— Ты уверен, что я справлюсь? Я никогда этого не делала, — теряюсь.

— Там ничего сложного, Лукичёва! Все ребята заняты, единственный варик — это ты. Ключи в офисе. Спросишь у Юльки, она знает.

Молчу, уставившись на своё отражение в зеркале. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось — это показаться кому-то в таком виде…

— Хорошо, я всё сделаю.

— Я в этом не сомневаюсь!

— Мне нужен номер покупателя для связи. На всякий случай.

— Сейчас скину. Всё, отбой. Гайцы приехали.

Через пять минут мой телефон вибрирует входящим сообщением от Зотова. Он прислал контакт. Отупевшим взглядом смотрю на экран.

Там всего два слова: Сафин Руслан.

Загрузка...