Выбери меня

Глава 18

Откровение

Сентябрь

Машеньке Литвиновой полтора месяца!

Самое время устраивать крестины.

Конечно, по этому поводу я прилетаю из Питера.

Крёстным отцом выбрали Серёжу. Здесь бы я поспорила, но не хочу портить настроение своей недавно родившей подруге.

Что касается крёстной матери, тут вышла небольшая неувязочка.

Вообще-то я была уверена, что крёстной Маруси стану именно я.

Каково же было моё удивление, когда Алёнка сказала, что так нельзя, ведь я уже крестила Макса.

Да не может быть!

Что я и пытаюсь ей доказать, штудируя все доступные мне источники информации о крещении в интернете.

Так, так, так.

Крёстная мать должна быть крещена в той же вере. Есть!

Она должна знать на память Отче наш. Выучим. Подумаешь, проблема.

Во время обряда крещения она не должна быть беременна. Есть…

Крёстная мать должна быть психически стабильна. Я — стабильнее некуда!

Что-о? Крёстные родители не должны состоять в телесной связи? Чтобы не нарушить духовную? Что за бред?..

Ясно-понятно. Ну, в принципе, Оля Ермолаева, сестра Лёши, тоже неплохая кандидатура.

Хватит мне одного крестника.

В день крестин мой рейс задерживают. И в церковь я самым натуральным образом опаздываю. Поэтому из аэропорта еду сразу домой к Литвиновым.

Праздник идёт полным ходом.

Весь дом украшен бело-розовыми шарами. Сама виновница торжества, умотавшись, спит в колыбельке на втором этаже.

Алёнка, вооружившись радионяней, носится туда-сюда по участку. Погода стоит хорошая, поэтому было решено в полной мере насладиться последними тёплыми осенними деньками и провести праздничный обед на улице.

— Чем помочь? — кричу вслед стремительно удаляющейся спине подруги.

Она останавливается. Смотрит на меня с сомнением.

— Ну. Что делать? — всем своим видом выражаю готовность справиться с любым сложным заданием.

Алёна неуверенно мечется взглядом между воротами, мной и домом. Наконец, решается.

— Надо Машу проверить. Что-то подозрительно тихо, — прикладывает к уху радионяню. — Может эта хрень сломалась? А она там лежит одна и плачет? — в глазах подруги ловлю самое настоящее беспокойство.

— Без проблем!

С этим я, пожалуй, справлюсь!

— Если спит, просто уходи. Скажи что-нибудь в эту штуку только. Так я пойму, работает она или нет.

С этим я тоже справлюсь.

— Если не спит… — подруга опять мнётся. — В общем, проверь, чтобы памперс был чистый.

Округляю глаза.

— Как это проверить?

— Ну… понюхай.

— Оке-ей.

— Покачай её немного, может опять уснёт.

— Ладно, тревожная мать. Я всё сделаю.

— Она ела не так давно. Голодная быть не должна. Если будет плакать, позови меня. Или просто неси её сюда.

— Есть! — шутливо отдаю честь.

— На второй этаж направо, первая дверь.

— Принято!

Тащусь в дом.

Ой, ну ладно вам, что там может быть сложного? Я справлюсь!

Захожу в детскую на цыпочках, стараясь не шуметь. Кто у нас тут?

Маша не спит. Молча, лежит в кроватке. Рассматривает яркие игрушки, навешанные на карусели над её лицом.

Связываюсь по рации с Алёной. Чувствую себя, как минимум Матой Хари, со всеми этими шпионскими штучками!

Убедившись, что няньская приблуда работает, начинаю принюхиваться, как советовала подруга.

— Упс. Кажется, кое-кто навалил кучку.

— Я сейчас поднимусь, — волнуется Алёна.

— Не надо, — отвечаю твёрдо. — Я всё сделаю.

— Точно?

— Я тебя умоляю. Неделю назад я сама поменяла смеситель в ванной. Вряд ли с памперсами дело обстоит сложнее.

— Доставка приехала, — голос Алёны отдаляется. Она с кем-то переговаривается на заднем фоне. — Если что, зови.

— Обязательно, — говорю это и отрубаю связь.

Смотрю на Машеньку.

— Мамка твоя беспокойная. Пусть отдохнёт. Мы же с тобой справимся, да?

Машенька согласно агукает.

Первым делом гуглю, как сменить подгузник. Видео грузится мучительно медленно.

Маша тем временем начинает плакать. И не просто плакать, а надрываться.

— Погоди, зайка. Пять минут, и я всё сделаю, — воркую над колыбелькой, кося одним взглядом на экран смартфона.

— Что ты делаешь? — голос Серёжи.

Испугавшись, вздрагиваю. Беру себя в руки. С иронией в голосе:

— А незаметно? Вокальную партию разучиваю.

— Давай помогу.

Подходит ближе, чем следует. Решительно отодвинув меня, достаёт Машу из кроватки. Кладёт её на пеленальный столик. После чего… ловко снимает подгузник.

Ёшкин кот. Я думала, что всё видела в этой жизни и меня ничем не удивить. А нет. Вид Алёхина, меняющего памперс ребёнку, вводит меня в самый настоящий ступор.

Взгляд падает на содержимое подгузника.

Египетские боги.

Жизнь меня к такому не готовила. Как может маленький ребёнок столько гадить?

Зажимаю нос рефлекторно.

Серёжа усмехается, глядя на меня. Указывает на комод справа.

— Памперсы там. Ещё понадобится присыпка и сменная одежда. Достань пока, — раздаёт указания.

Перекидывает орущую Машеньку через руку, как фокусник, и идёт с ней в ванную.

— Что ты делаешь?

Иду за ним следом. Удивлённо смотрит на меня. Говорит медленно, объясняя как недоразвитой:

— Мою её. Так обычно делают, когда меняют подгузник.

— Господи, да ты уронишь её! — в ужасе хватаюсь за лоб, когда он укладывает ребёнка на сгиб локтя ножками вверх.

— Слушай… — вздыхает Серёжа устало. — Или мой сама, или не мешай. Девочек всегда так купают, чтобы микробы не попали, куда не следует.

Боже. Это сюр какой-то.

— Откуда ты всё это знаешь!?

Молчит.

— Подай лучше полотенце.

Следую за ним по пятам в комнату.

Укладывает Машеньку на пеленальный столик. Она уже в прекрасном расположении духа.

Стою за спиной Серёжи.

Он протягивает руку в сторону.

— Присыпка.

Подаю ему, что просит. Опять рука.

— Подгузник.

Я тут как тут.

— Боди.

Пихаю ему миленький бодик цвета розового зефира. Молча забирает.

Да твою ж налево! Передразниваю его:

— Скальпель!

Обернувшись, недоумённо смотрит на меня.

Машенька, уже полностью упакованная, дрыгает ручками и ножками на пеленальном столе.

Он приближает к ней своё лицо. Она трогает руками его небритую физиономию, попадая то в нос, то в глаз. Начинает хныкать.

— Ты колючий!

Двигаю его бедром.

— Дай я.

Слегка укутав малышку в муслиновое одеялко, начинаю качать. Машенька периодически подаёт голос, как будто чем-то недовольна.

Серёжа с видом триумфатора смотрит на меня.

Ах так? Теперь это дело принципа — уложить ребёнка!

Как назло, на ум не приходит ни одна детская песня.

Тихим голосом начинаю петь известные строчки о восьмикласснице.

Восьмиклассники ведь это тоже дети, правда ведь?

Кажется, Машеньке заходит. Приоткрыв рот, она вслушивается в каждое моё слово.

Серёжа покашливает.

— А я тебя зову в кабак, конечно? Серьёзно? — скептически смотрит на меня. — Ты уверена, что эта песня подходит для грудного ребёнка?

Шикаю на него. Мол, не мешай.

Он давится смехом, фыркая чересчур громко.

Машенька, почти заснувшая на моих руках, распахивает глазёнки.

— Ты можешь не ржать как конь!? — шиплю на Серёжу.

— Прости, прости. Больше не буду.

— Если знаешь, что можно спеть получше, велком.

— Спой про лебедей, — его голос внезапно проседает.

Осторожно перевожу на него взгляд.

— Что? Про каких лебедей?

— Ты знаешь.

Я действительно знаю. Без понятия, что заставляет меня сделать это. Но я пою.

Вуаля! Получилось. Пациент обезврежен! И дрыхнет.

Счастливая, улыбаюсь Алёхину во весь рот.

Серёжа странно смотрит на меня. Прилипаю к нему глазами в ответ.

Улыбка стекает с моего лица. Отвернувшись резко, делаю вид, что занята ребёнком. Аккуратно укладываю Машу в колыбельку. Заботливо поправляю одеяльце.

Лёгкое дуновение ветерка щекочет мои щиколотки. Тюль у балконной двери колышется. Кажется, Серёжа вышел на террасу второго этажа.

Вздохнув, иду за ним.

Терраса выходит в противоположную сторону от сада, где развлекаются гости.

Серёжа стоит, опершись на перила, и смотрит куда-то вдаль.

Подхожу к нему ближе.

Говорю примирительно:

— Спасибо, что помог.

— Не за что, — буркает.

Устраиваюсь рядом с ним. Наши локти соприкасаются.

— Так где ты научился менять подгузник?

Говорит после непродолжительной паузы:

— У моей девушки были сестрёнки-двойняшки. Она частенько сидела с ними, помогая матери. Той приходилось работать, чтобы обеспечивать семью. Отец внезапно… в общем, его не стало незадолго до рождения малышей.

— Ого… Ты любил её? — спрашиваю ни с того ни с сего. — Ну, раз возился с её детьми, — поясняю свою мысль.

— Не знаю. Тогда думал, что да. Но сейчас понимаю, что нет. Слишком быстро всё прошло. Для любви.

Опять молчим. Давящее ощущение печали повисает в воздухе.

Решаю разрядить обстановку.

— Твою мать, только не шевелись, — шепчу испуганно, указывая на лицо Алёхина.

— Что? Что такое? — поворачивается ко мне. Глаза круглые.

— Кажется, у тебя там… Видимо, когда менял подгузник. Ну, ты понял… — напускаю на себя многозначительный вид.

— Что!? — в его голосе настоящая паника. — Убери, убери это скорее! — тянет руки к лицу.

— Нет, не трогай. А то размажешь!

Он бледнеет. Я с серьёзным видом приближаюсь к его щеке. Заношу руку.

Он почти не дышит.

— Сейчас… — шепчу успокаивающе.

Серёжа прикрывает веки.

Придвигаюсь ещё ближе. Не выдержав, начинаю смеяться.

Он распахивает глаза. Смотрит на меня в полном недоумении.

— Ах-хах!.. — покатываюсь со смеху. — Ты бы себя видел! Как будто у тебя там тарантул, а не детская какашка, честное слово!..

— Ты прикалываешься что ли!? — повышает на меня голос.

Не в силах выражаться связно, лишь киваю, давясь смехом.

— Ну, сейчас ты у меня получишь… — его голос полон неприкрытой злости.

Резко прекращаю смеяться. Алёхин весь красный, ноздри раздуваются. Наступает на меня агрессивно.

— Серёж, Серёж!!.. — начинаю верещать. — Погоди, не злись. Это всего лишь прикол! Серёж…

Визжу на высокой ноте, когда он делает рывок по направлению ко мне. Огибаю стол, установленный в центре террасы.

Смотрим друг на друга с противоположных концов.

Он дёргается влево, я — вправо. Он — вправо, я — влево.

— Серёж, ну хорош…

Он упрямо мотает головой.

— Серёжа, блин!

Резким прыжком сокращает расстояние между нами.

Ухватив за край футболки, тянет на себя. Я отбиваюсь, вереща.

— Тише… — шипит на меня. — Ребёнка разбудишь!

Начинает щекотать под рёбрами.

Я то ли смеюсь, то ли кричу, и всё это — шёпотом. Хлопаю его по плечам.

— Перестань, перестань!

Я ужасно боюсь щекотки. На глазах выступают слёзы.

Падаем на диван.

Изворачиваюсь под ним всем телом.

— Серёж!

Неожиданно он останавливается.

Осторожно приоткрываю зажмуренный глаз.

Он нависает надо мной, тяжело дыша. Грудь ходит ходуном. Его взгляд… пугает меня. Он какой-то устрашающий. Словно излучает опасность.

Бегает глазами по моему лицу.

— Серё…

Не успеваю договорить, потому что он впивается в мой рот.

Этот поцелуй совершенно не похож на тот, что случился между нами двенадцать лет назад.

То был нежный поцелуй неопытного мальчишки. Этот — жадный поцелуй мужчины, который знает, чего хочет.

Даже не думая сопротивляться, с жаром отвечаю ему, впуская его язык в свой рот.

Плотно обвиваю ногами его напряжённые бёдра.

Алёхин целует быстро, резко, как будто нападает. Практически насилует мои губы. Наши зубы стучат друг о друга, сталкиваясь в каком-то совершенно безумном танце.

Оторвавшись от меня, Серёжа хватает ртом воздух. Смотрит несколько секунд напряжённо.

Делаю рывок к нему первой. Прижимаю его голову к себе. Целую.

Наши губы соединяются, как давно потерянные детальки от пазла. Мы как будто совпадаем во всём. И это так удивительно… что мне совершенно не хочется останавливаться.

Пофиг, живем один раз. Мысленно отпускаю ситуацию.

Он залезает рукой под мою футболку.

Плотно прижав ладонь к коже, проводит вверх по рёбрам. Достигает груди. Сжимает её.

Меня словно простреливает. Я выгибаюсь под ним, рефлекторно раскрывая ноги шире.

— Господи, Господи… — шепчу сбивчиво, когда он лижет мою шею. Глаза закатываются сами собой.

— Боже…

Ааааааааа!..

Крик Машеньки доносится до меня как сквозь плотную завесу.

Чёрт! Резко подорвавшись, ударяюсь лбом о Серёжин подбородок.

— Ауччч!.. — шиплю.

— Что блт такое? — недовольно.

— Маша проснулась! Слышишь? — поднимаю палец вверх, призывая его прислушаться.

Он сдавленно матерится. Прикрывает лицо ладонями.

Не теряя времени, бегу к ребёнку.

О боже мой. Бооожееее мой.

Образцовая нянька из тебя явно не выйдет, Ирин. То про кабак поешь, то чуть не занялась сексом прямо под дверью детской.

Восстанавливаю дыхание. Захожу в комнату, почти не сбиваясь с шага.

Беру ребёнка на руки, ласково приговаривая:

— Шшш… Шшш… Всё хорошо, я здесь.

Она практически сразу успокаивается.

Смотрю на малышку, невольно любуясь.

Машенька агукает у меня на руках. В каком-то странном оцепенении окидываю взглядом её пухлые белые щёчки, носик пуговкой, милый беззубый рот.

Как я могла так легко от этого отказаться!? Как могла поверить, что мне не судьба?

Да на хрен такую судьбу! На хрен эту любовь, принесшую мне сплошную боль и разочарования.

Пусть я никогда не найду своего короля, но маленького принца или принцессу рожу! Ну, или усыновлю.

У меня будет ребёнок, чего бы мне это ни стоило.