В библиотеке он сел за стол, она села напротив, он взял тот злополучный лист, на который она весь день смотрела и ничего не написала, достал карандаш.
— Давайте начнем с самого дорогого. Что, по вашему мнению, может представлять интерес для коллекционеров редкостей? Украшения, монеты, произведения искусства, что-то из металла или камня?
— Монеты есть, у меня много разных, мама маньячит фэн-шуем и вечно мне их сует во все карманы.
— В вашем мире есть знания об искусстве фэн-шуй? — с ошалелым видом выпрямился министр, Вера осторожно пожала плечами:
— А что?
— Это древнее тайное искусство, им владеет очень ограниченный круг людей, и их знания высоко ценятся.
— В моем мире можно получить любые знания, быстро и бесплатно, — махнула рукой Вера, — каждый сам себе мастер на все руки. По фэн-шую, монеты привлекают денежную удачу, и их надо носить с собой, разные и много, у меня их полный кошелек, и по чуть-чуть в каждом кармане сумки, из разных стран и эпох, есть даже царские серебряные. Если я буду каждую описывать, на это вся ночь уйдет.
— Не нужно каждую, — поднял ладонь министр, — позже разберете с Ричардом, — что-то быстро записал, чуть улыбнулся Вере: — Вы будете богаты, в этом ваша матушка не ошиблась. Дальше?
— Из металлического, — она поставила сумку на колени, расстегнула и стала выкладывать на стол вещи, — ключи. Кошелек. Маникюрный набор.
— Зачем вам столько ключей? — он взвесил на ладони впечатляющую связку с цепью и парой брелков, Вера жестом попросила вернуть и стала перечислять:
— От дверей квартиры два, от двери подъезда, от шкафчика в раздевалке, от офиса ключ и печать…
— Печать?
— Офис опечатывается в конце рабочего дня, я же говорила, я работала на ювелирном заводе, это режимный объект, туда вход через металлодетектор и три поста охраны.
— Завод? Но это же ювелирные изделия, штучная работа?
— Мы выпускали несколько десятков килограмм украшений в месяц, тысячи изделий, — иронично улыбнулась Вера, — это конвейер, штучную работу я брала иногда на дом, в обход завода, это было гораздо дороже.
Он впечатленно потер висок, качнул головой и жестом предложил продолжать. Вера опять стала перебирать ключи:
— От квартиры родителей два, от дачи два, это Милкиных три, я все забываю вернуть, она у меня забыла когда-то, а это старые.
— От чего "старые"?
Она неохотно ответила:
— От мотоцикла.
У министра опять полезли на лоб глаза — она ему рассказывала о мотоциклах, и показывала фото.
— Вы не говорили, что водили мотоцикл.
— Я не водила.
"Дзынь."
— Это был не мой мотоцикл, и ключи не мои. Я не хочу об этом говорить.
— Почему? — он положил карандаш и мягко придвинулся ближе, по заинтригованному блеску в его глазах она поняла, что он унюхал вкусняшку и не уймется, пока ее не получит, но сдаваться не хотелось.
— Потому что я не хочу об этом говорить, вам это ничего не даст, это просто железные ключи, а если я буду об этом рассказывать, то распсихуюсь и у меня разболится голова еще сильнее, я достаточно себя знаю и стараюсь себя беречь, попробуйте и вы тоже, разнообразия ради.
— Это настолько нервная тема? — мурлыкнул министр, наклоняясь еще ближе, она отодвинулась к спинке стула и сложила руки на груди, борясь с желанием и ноги туда же подтянуть:
— Да, это нервная тема. И буду вам благодарна, если на этом мы ее оставим.
— Почему? Ключи принадлежали мужчине? Вы обычно отказываетесь отвечать на вопросы, только если они связаны с мужчинами. У вас были отношения?
Она молчала и лихорадочно думала, как заставить его проехать эту тему, голова начала наливаться давящей болью, хотелось просто хлопнуть дверью и уйти.
— Видимо, были, раз вы носите с собой его ключи. Тоже забыли вернуть? Вы водили его мотоцикл? Когда это было? До Виталика? Или во время?
— Я не одобряю приключения "во время", — сухо ответила Вера.
— Значит, до. Но после Тоши? Или еще раньше?
Сердце глухо колотилось под горлом, она смотрела на министра Шена, который мягкими движениями отодвигал вещи, лежащие между ним и ключами, которые Вера положила на край стола. Это подкрадывание вызывало бессильную злость, тело наливалось болью с каждой секундой молчания, она уже почти хотела бросить ему его вожделенную информацию в лицо и уйти рыдать в ванную. Но надежда еще теплилась — он же не хочет ей зла, он отступит, если она достаточно ясно объяснит, что не хочет говорить.
— Сколько вам было? Если вы водили мотоцикл, то это уже совершеннолетие, взрослые отношения. Они долго продлились?
— Вам доставляет удовольствие ковырять мои раны? — хрипло выдохнула Вера, — если вы не в курсе, то это больно.
— Раны? — он все-таки добрался до ключей, отодвинул всю связку, кроме пары самых интересных, мягко провел пальцем по краю, как будто изучая странный прибор, усмехнулся: — Надо же, неужели нашелся мужчина, который вами пренебрег? Хотя, если он катал вас на мотоцикле, и если у вас его ключи, то вы все же были вместе. А потом он ушел к другой? И вы много лет не можете ему этого простить?
— Он умер! — она схватилась за голову и крепко зажмурилась, открыла глаза, и тяжело дыша, уставилась на замершего министра: — Вам было так необходимо это узнать? Наслаждайтесь! Он не ушел, он умер, он разбился на мотоцикле, и да, я не могу ему этого простить, до сих пор, много лет! Довольны?!
Швырнула сумку на стол, встала и все-таки вышла из комнаты. Пошла в ванную, долго умывалась и пыталась отдышаться, ее колотило от злости, от обиды, от той старой полузабытой дыры внутри, которая как выжженное пятно на душе, на котором ничего не растет и еще сто лет не вырастет.
Начала подозревать, что это такая месть, она разозлила его, дав руку Эрику, а он сделал ей больно в ответ, специально.