Я слышу, как ты дышишь

4.35.6 Политическое обоснование грехов и похищение туфель

Она вздохнула:

— Почему люди, совершенно адекватные в обычных обстоятельствах, резко впадают в цыньянскость, когда что-нибудь натворят или приходят просить?

Он перестал улыбаться:

— Потому что в карнском языке нет таких слов, чтобы выразить нужную степень признательности или раскаяния, и нет таких действий, чтобы показать это без слов. Карнский ущербен и беден, а цыньянцы подхватывают его и хвалят за простоту, не осознавая, что теряют.

— Выглядит унизительно, — тихо сказала Вера, — у нас поклон был такой, чтобы коснуться пальцами коленей, этого достаточно.

Министр пораженно переспросил:

— У вас были поклоны?! Как интересно. И почему я об этом узнаю спустя столько времени?

Вера усмехнулась, вопрос звучал как "почему вы мне не кланяетесь, вы офигели?", она собиралась его расстроить.

— "У нас" — это не в моей культуре, это на тренировке. To единоборство, которое я изучала, пришло из страны, в которой кланяются, и в правилах поведения на тренировке сохранились команды на языке оригинала и поклоны. Кланяются залу, тренеру и напарнику, всем одинаково.

Он задумался, как будто решал, обижаться или нет, с сомнением посмотрел на Веру:

— И вы кланялись?

— Да.

Он опять задумался и шутливо улыбнулся:

— Хотел бы я это увидеть.

— Мне понимать это как приглашение на тренировку? — подняла бровь Вера, он фыркнул и рассмеялся, иронично смерил ее взглядом, взял двумя пальцами за рукав и приподнял руку над столом, с шутливым презрением взвешивая и глядя на расслабленное запястье:

— Вы правда били людей… вот этим? Серьезно? Расслабьте, я хочу ощутить вес, а то, может, я чего-то не понимаю.

Рука была расслаблена и он об этом знал, Вера смотрела на его улыбочку и мечтала чем-нибудь в него кинуть, чем-то более серьезным, чем подушка.

— Вам заняться больше нечем? — наконец прошипела она сквозь улыбку, он иронично вздохнул:

— У меня только что пошли прахом все планы, да, мне нечем заняться! Потому что вы, в своем божественном легкомыслии, лишили меня единственного доверенного врача на целый день в неделю.

Вера округлила глаза и отобрала свой рукав:

— Он что, раньше вообще без выходных работал?!

— Ему за это хорошо платят, — цинично поморщился министр, Вера пораженно качнула головой:

— У вас вообще существует трудовое законодательство?

— Кто платит — тот и законодательство.

Она хлопнула себя по лбу, и так и осталась сидеть, крепко зажмурившись и пытаясь не лопнуть от гремучей смеси возмущения и бессилия.

— Вера, он сам выбрал со мной работать, не нравилось бы — ушел бы. Он мне нужен круглосуточно, чтобы я в любой момент мог его получить в свое распоряжение.

— Жадность — ваш главный грех, — она выпрямилась и посмотрела на него, он выглядел как человек, уверенный в собственной праведности. — Вас жизнь учит- учит, а вы не учитесь и не учитесь.

— Мне теперь придется искать нового врача. Это должен быть сильный маг, проверенный и надежный, а времени искать и проверять у меня нет, поэтому я возьму готового у Даррена, и мне придется каким-то образом за это платить. Вы не откажетесь иногда благословлять магов Даррена?

"Как будто я могу сказать нет при такой постановке вопроса."

— Не откажусь.

— Хорошо, — он достал блокнот и что-то быстро записал, пролистал пару страниц назад, задумался. Поднял глаза на Веру и улыбнулся с видом скептичным, но скромным: — Интересная получилась религия. Что из этого правда?

— Почти все. Я просто все сильно упростила и убрала лишнее.

— Например, храмы?

— Да.

— Интересное решение. А что вы писали, вон там? — он указал на листок, она смущенно улыбнулась:

— Внезапно вспомнила список грехов из одного журнала… — и тут она вспомнила еще один, который в список не внесла, поморщилась: — Блин, я забыла один. Их же должно быть десять, вроде бы? Или нет. Я, наверное, зря разделила леность и праздность, это один грех, а десятый тогда будет гнев. Или гордыня? Блин! — она схватилась за голову, министр рассмеялся, махнул рукой:

— Забудьте. Нам сейчас политически невыгодно объявлять гордыню грехом, а гнев — тем более. Идет холодная война, нам нужны все самые гордые специалисты, а когда начнутся боевые действия, нам пригодится весь гнев Карна. Так что к лучшему, не заморачивайтесь. Притчи мне понравились, есть еще?

— Хватит, а? — поморщилась Вера, — я устала.

— Ладно, отдыхайте, — он осмотрел стол, — вы с вещами закончили?

— Нет. Еще штук десять.

— Что осталось?

— Лекарства и всякие фантики и обертки.

— Ладно, остальное после пикника разберем. Пока я запускаю информацию о монетах и оружии, это самое ценное. Химию, скорее всего, купит корона, до официальных торгов, инкогнито, никому о ней не говорите.

— Хорошо.

— Отдыхайте, я пойду раздам распоряжения, через час выходим на пикник, я вас заберу на базу сначала, благословите магов и Карима, а оттуда на вечеринку.

Вера улыбнулась при слове "вечеринка", он заметил и тоже улыбнулся:

— Не наряжайтесь слишком сильно, там будет темно и грязно. И не делайте сложную прическу — ближе к вечеру я вам ее испорчу.

Она так вспыхнула от этого заявления, что он просиял как чемпион мира по смущению дам, поднялся и опять стал изображать религиозный экстаз:

— О, святейшая! — Вера швырнула в него балеткой, он поймал и изучил туфлю слегка неприличным взглядом, потом Веру, опять туфлю. Посмотрел на Веру и прищурил один глаз: — Раньше в таких случаях платок бросали. Но я не привередливый.

Сунул балетку под мышку и зашагал к порталу. Вера сказала ему в спину:

— В моем мире в таких случаях бросают белье.

Он остановился на середине шага и медленно обернулся с лицом человека шокированного, но уже готового ко всему. Вера добавила:

— Но у вас уже есть один комплект, так что вы в пролете.

Он зажмурился и отвернулся. Постоял немного и повернулся обратно, слегка красный, но все еще пытающийся изображать невозмутимость. Вера сделала лицо "я вас насквозь вижу, даже не пытайтесь", он смущенно рассмеялся, вздохнул и укоризненно сказал:

— Если бы вы были приличной девушкой, вы бы сделали вид, что этого никогда не случалось, и забыли бы об этом инциденте.

— Если бы вы были приличным человеком, этого бы действительно никогда не случилось.

Он возмущенно поднял палец:

— Я не присваивал ваше белье!

"Дзынь."

— Я отобрал его у тех, кто присвоил. Когда группа обыскивала вашу старую квартиру, я потом их построил и спросил, не заметили ли они ничего странного. Я имел в виду вещи, оброненные нападающими, но некоторые бойцы отреагировали неожиданным образом, я решил устроить у них обыск, и нашел ваше белье. Бойцов наказал, а вещи… хотел вернуть, но как-то повода не подворачивалось.

"Дзынь."

— Это правда.

"Дзынь."

— Я правда хотел вернуть.

"Дзынь."

— Черт… — он с ненавистью смотрел на "часы", Вера смотрела на господина министра и с шутливо-укоризненным видом качала головой:

— Чем приличнее фасад, тем пошлее интерьер.

— Неправда!

"Дзынь."

— Они мне нужны были, чтобы снять мерки для вот этого, — он кивнул на синюю коробку, Вера посмотрела на "часы истины", потом на министра Шена.

— Сняли?

— Да.

— И?

Он начал внимательно рассматривать шкаф.

Вера не выдержала и рассмеялась, махнула рукой:

— Идите уже.

— Это значит, можно не возвращать?

— Можно подумать, если бы я сказала вернуть, вы бы вернули.

Он улыбнулся с таким видом, как будто его раскусили, но он об этом не жалеет. Показал балетку и сказал:

— Я это тоже не верну. И вторую заберу. Не люблю полумеры.

— Потрясающе, — мрачно вздохнула Вера.

— Рад, что вам нравится, — ехидно улыбнулся он, поклонился, развернулся спиной и пошел к порталу, помахивая балеткой над головой: — Дракон не разжимает зубы, Вера, ни-ког-да!

Она взяла вторую балетку и швырнула ему в спину, он мгновенно развернулся и поймал. Улыбнулся в сто зубов и подмигнул:

— Сказал же, и эту заберу. Собирайтесь.

Полюбовался ее молчаливым негодованием и ушел в портал, довольный до безобразия.