Я слышу, как ты дышишь

4.33.1 Подготовка к визиту короля и пирожные со звездами

Утро разбудило ее дождем. За окном равномерно шуршали мелкие капли, иногда стучали в стекло крупные, как будто кто-то бросал камешки, Вера изучала лепнину на потолке и думала о Санте с Ликой.

"На их месте могли бы быть мы."

Решила приучивать себя начинать утро с пожеланий удачи, закрыла глаза и стала перебирать всех, начиная с Дока и заканчивая гадом Эриком, который так хотел убедиться, что она жива, что облысел ради этого.

Она злилась на него, но где-то в глубине души было приятно — красивый парень, цветы прислал, руки целовал.

"А министр ни разу цветы не приносил."

Она попробовала эту новость, повертела так и этак, поняла, что ее это почему-то не цепляет. В памяти возникла картинка с министром Шеном и букетом дайрских роз, на лице усталость и раздражение, букет держит как веник, который слишком плох для того, чтобы им подметать. Улыбнулась.

Его лицо в памяти опять стало покрываться волшебным налетом идеальности, она уже не помнила, как он выглядел без этого фильтра в ее голове, теперь казалось, что он был таким всегда, а она почему-то не замечала.

Встала, привела себя в порядок, посмотрела на гору вещей на столе и решила их не трогать. Сходила за уксусом и шампунем, тщательно вымыла то место на столе, где был след от колпачка, пошла на кухню. Позавтракала, выпила отвар, включила музыку и стала сочинять невероятный торт — сегодня должен был прийти король, как же долго она его ждала, у нее накопилось море вопросов.

Когда в библиотеке раздались шаги, вся кухня кипела, шипела и грохотала музыкой из телефона, так что Вера не сразу заметила, что шаги принадлежат не министру. Вошел Двейн, со смешанными чувствами осмотрел грандиозный творческий бардак на всех столах, и смущенно кивнул Вере вместо поклона:

— Добрый день. Готовитесь к празднику?

— Привет. Да, сегодня король должен прийти. Как жизнь?

Он напрягся от этого невинного вопроса, смутился еще сильнее, улыбнулся, перестал улыбаться, опять улыбнулся и покачал головой, потер лицо. Посмотрел на Веру и развел руками с бессильным видом:

— Вы меня в ступор вводите. Как я должен ответить на этот вопрос?

Она рассмеялась и отставила кастрюлю, в которой взбивала крем, вытерла руки и выключила музыку.

— Да как хочешь, так и отвечай. Обычно говорят общую оценку, типа "отлично" или "не очень", а потом добавляют какое-нибудь замечание о насущных делах, что-то, что формирует первую оценку — новости, например. Вот если ты меня спросишь, то я скажу, что у меня дела в порядке, я готовлю тортик, получается хорошо, но я жалею, что не смогла найти на вашем рынке ваниль.

— Ее надо искать в восточных рядах, только не в пряностях, а в сладостях.

— Так в вашем мире все-таки есть орхидеи? — округлила глаза Вера.

— Есть.

— А я спрашивала, мне говорили, нету, — надула губы Вера. — Ну есть, и отлично. Так как жизнь?

Он опять смутился и напрягся, качнул ладонью и наконец выдал:

— Не очень, если честно. Одна из групп в лазарете, почти в полном составе, я пришел просить вас о благословении.

— Хорошо, — она прикрыла глаза на секунду и опять окатила удачей Дока и тех, кого помнила из бойцов, посмотрела на Двейна, — еще что-то?

— И еще… я пришел сказать, что господин сегодня не придет. Он был в этой группе.

Вера похолодела, и Двейн поспешил добавить:

— Там ничего серьезного, у господина сильные щиты. Но щиты не всемогущи, повреждения слабые, но…

— Но? — подняла брови Вера.

— Ну, хм… — он мялся и мучительно искал слова, Вере уже было его жалко, когда он наконец изобразил загадочное движение пальцами и зашел издалека: — В империи не принято показываться на людях с ранами или следами болезни, особенно на лице, это считается некультурным и оскорбительным.

— Он уже приходил и с синяками, и со свежей раной, прямо после тренировки.

— Это… очень смело, — выдавил Двейн.

— Да он в принципе не из робких, — фыркнула Вера, внезапно замерла и перестала улыбаться. — Так, подожди. На лице? Справа?

— Да.

— И на обеих ладонях?

— Откуда вы знаете? — нахмурился Двейн, она отмахнулась:

— Божественная сила. Когда это случилось?

— Ночью, после полуночи.

Она посмотрела на часы — время позднее.

— Он что-нибудь ел сегодня?

Двейн изобразил такое удивление, как будто она спросила, летал ли сегодня господин министр на махаоновых крылышках, Вера фыркнула:

— Тупо логически, если бой был ночью и он получил по обеим рукам, то все это время он либо не ел, либо его кто-то кормил с ложечки. Ты кормил?

Двейн прыснул, с трудом сдерживая смех, качнул головой:

— Боюсь, это не в моей компетенции.

— Док кормил?

— Вряд ли господин позволил бы это Доку.

— А кому позволил бы?

Двейн улыбнулся как лис, Вера улыбнулась еще хитрее, он медленно глубоко вдохнул и осторожно сказал:

— Я спрошу. Но будьте готовы услышать "нет", рана на лице очень некрасивая, я бы такое даме не показывал, если мне дорого ее спокойствие.

— Скажи ему — я завяжу глаза.

Двейн рот раскрыл от шока, но быстро пришел в себя и кивнул, она рассмеялась:

— Ты сам-то ел? — он неопределенно двинул плечами и осмотрел столы, задержавшись взглядом на глубокой тарелке, в которую она сложила обрезки от коржей — противень был прямоугольный, а торт она задумала круглый, из остатков собиралась нарезать маленьких пирожных, заодно попробовать крем. — Сколько времени ты можешь тут просидеть, прежде чем тебя придут искать?

— Минут пятнадцать, у меня нет лимита, — улыбнулся Двейн.

— А у остальных есть? — она достала две тарелки, взяла нож и стала вырезать из обрезков коржей квадраты, звезды и треугольники, Двейн сел на любимое место министра Шена, любопытно вытянул шею, глядя на ее работу.

— У дежурного лимит — минута, он может зайти и передать сообщение, но если задержится, то сработает сигнализация. У остальных когда как, господин Шен выдает пропуски на каждый визит отдельно. У меня раньше тоже было ограничение, но он убрал.

— Это правильно, — она на скорую руку украсила мини-пирожные капельками крема, одну тарелку поставила перед Двейном, со второй взяла самое маленькое пирожное и сунула в рот, задумчиво пробуя. Посмотрела на Двейна: — Чего не хватает?

Он попробовал и неоднозначно пожал плечами:

— Я бы соли добавил. И лимона, может быть.

— Думаешь, пресно?

Он опять пожал плечами, довольно осмотрел свою тарелку со звездами, перевел взгляд на тарелку с квадратами:

— А это господину?

— Это Доку, — улыбнулась Вера, — чтобы не был злой от такого количества работы.

Двейн рассмеялся, съел еще кусочек, взял посылку и ушел трудиться, Вера пообещала, что его тарелку со звездами никто не тронет, сможет доесть в любой момент. Сменила насадку на мешке с кремом и красиво подписала звездные пирожные его именем, спрятала в холодильник, опять занялась тортом.

В голове вертелись слова министра о том, что Двейн ждет от нее помощи в амурных делах, а она в этом настолько полный профан, что способна все испортить одним лишним движением.

"Что делать? Кого спрашивать?"

Из вариантов была только госпожа Ви А Ри, Вера подумала, что эту женщину будет осаждать как Трою.

"Осел, груженый золотом, берет любую крепость."

Она вспоминала ее магазин, полки, надписи, запахи, картину на стене, все, что рассказывал о ней и ее семье министр Шен…

"Надо сходить к ней до аукциона, и предложить выбирать из моей сумки что ей приглянется. Даже если она заберет самое дорогое, в перспективе это окупится — даже здесь ценнее информации нет ничего."

Вынув из духовки очередной корж, она поставила следующий и стала убирать — почти закончила. Кремы готовы, осталось последний корж дождаться, все собрать и украсить. А пока можно заняться пирожными.

В библиотеке раздались шаги, вошел загадочный и смущенный Двейн, весь такой значительный, что она не знала, чего ожидать. Прокашлялся, выпрямился и сообщил:

— Население лазарета передает вам коллективную благодарность за умасливание Дока. Док выражает благодарность за пирожные. Господин согласен на кормление с завязанными глазами. И просит передать вам это, — он достал из-за спины белый шелковый платок, Вера вытерла руки и осторожно взяла — чистый шелк, мягкий и гладкий, невесомый как пух.

— Скажи ему, я жду через полчаса. Ему все можно?

— Все. А пирожные еще есть?

— Только твои со звездами.

— Давайте, я их Доку пожертвую, а то он лютует, жутко зол на господина, а срывается на всех остальных.

— За что зол?

— Господин вражеского мага голыми руками поймал. И держал, пока помощь не подоспела, рукава сгорели до локтя.

Вера с болью закрыла глаза, Двейн качнул головой и улыбнулся:

— Вам все управление до земли будет кланяться, когда узнает, откуда взялось удивительное новое обезболивающее. Они пока не знают, но уже пользуются, госзаказ такой, что в лабораторию перекидывают людей из других отделов и платят сверхурочные каждый день.

— Передай, что им нельзя злоупотреблять. Я не знаю безопасной нормы, но она существует, пусть проводят испытания и сами вычисляют.

— Знаете, — невесело усмехнулся Двейн, — когда выбор между "несомненно больно" и "возможно вредно", люди долго не думают. Особенно маги, они нежные и не привычные к ранам, вечно думают, что если они под щитами, то они неуязвимы. И основные потребители нового зелья — как раз они, потому что на них магических зелий не напасешься, а зелье должно быть сделано магом-врачом, который сильнее мага-пациента, в разведуправлении пациенты очень сильные, а врачей очень мало, никто не хочет учиться на врача, все хотят быть боевиками. Зато когда становятся боевиками, то сразу начинают стонать "почему так мало врачей?". Наш Док нарасхват, он из операционной не вылезает, у него действительно часто нет времени поесть, так что… Спасибо, в общем.

— Ну вы даете, такого ценного кадра — и не беречь. Назначили бы дежурного, который бы носил Доку еду из столовой, когда ему удобно, попросили бы Булатика собирать ему маленькие перекусовые порции, Булатик добрый, он бы сделал, — она достала из холодильника звездные пирожные, вручила, увидела на лице Двейна смесь смущения и удовольствия, улыбнулась: — Важнее, чем хорошо есть, может быть только хорошо спать. Но если "спать" — штука сложная, то уж "есть" можно как-нибудь напрячься и организовать. Ты так не думаешь?

Двейн неопределенно повел плечами и взял свою тарелку.

— Спасибо. Через полчаса приведу господина Шена, — низко поклонился и ушел.