Я слышу, как ты дышишь

4.35.12 Гадания и темное прошлое министра Шена

Костер весело трещал, постепенно темнело, принесли шашлыки, Аслан перешел от похабных и веселых песен к заунывным про любовь. Вся компания знала его песни наизусть, почти все пели, не особенно чисто, но хором получалось неплохо. А Вера слов не знала, поэтому молчала и гладила кролика, размышляя о судьбе и перспективах своей собачьей жизни. Посмотрела на свою руку со шрамом. На тыльной стороне он был почти не виден, а вот на ладони очень конкретно отрезал половину от линии жизни и треть от линии судьбы.

— Гадаешь? — игриво шепнул ей на ухо Артур, подкравшись сзади и напугав кролика, она кивнула, он убрал с бревна чьи-то вещи и уселся рядом с Верой, протянул ей руку: — И мне погадай.

Она сделала умудренное лицо, взяла его ладонь, долго морщила лоб, смотрела на его руку, потом с сомнением смотрела ему в глаза, опять изучала руку, цокала языком, недоверчиво осматривала всего Артура с ног до головы, вздыхала. Он наконец не выдержал и потребовал:

— Ну, что там?

— Там написано, — с большим сомнением протянула Вера, скептически поджала губы и развела руками, как будто мопед не ее и она почем купила, за то и продает:

— Что ты очень умный. Прям очень.

Он фыркнул, со стороны толпы парней, успевших заинтересоваться ее клоунадой, тоже раздались смешки и шуточки, Вера сделала большие глаза и указала на его ладонь:

— Честное слово, так и написано! Вот, умный, прямо здесь! Сама не верю. — Артур скорчил ироничную рожу, но руку не забрал:

— Что еще?

— Еще написано, что ты маг, — глубокомысленно выдала Вера, всмотрелась в ладонь и добавила: — Великий маг! Ну, станешь великим, когда-нибудь. Совершишь великие открытия. Будешь писать книги, все будут просить у тебя автографы, ученицы будут по тебе с ума сходить, потому что станешь ты брутальным ректором магической академии, во как. С бородой будешь. Но это не точно. Так, что еще, — она повертела его руку, приблизила к глазам: — О! Еще ты станешь толстым и ленивым, но тебя все равно будут любить, потому что будешь ты весьма няшен, и будешь всем помогать. И самая большая твоя помощь будет связана со стихией воды, — он изобразил шок, она серьезно кивнула, сделала суровую физиономию, заглянула парню в глаза и улыбнулась, шепча: — Я не умею гадать по руке, Артур.

Он плюнул с досады и забрал руку, парни засмеялись, к ней тут же подсел следующий:

— И мне погадай.

— Не страшно? — улыбнулась Вера, он замотал головой, она опять напустила на себя значительный вид стала вертеть его руку в поисках судьбы. Долго искала, вздыхала и наконец вынесла вердикт: — Ты не растолстеешь! Следующий!

На его место сел министр Шен, протянул руку, она взяла, все заинтригованно притихли. Вера опустила глаза, провела по его ладони пальцами, как будто искала судьбу на ощупь, увидела шрам, точно как у нее, через жизнь и судьбу, даже сравнила, на секунду развернув свою ладонь — точно, именно в этом месте, надо же… Его шрам был толще и глубже, она никак не могла оторвать от него взгляд, линии расплылись перед глазами, рассредоточенное внимание стало выхватывать какие-то мелкие детали, которые она чудом запомнила из бабушкиных рассказов, в голове стала собираться картинка — жизнь, карьера, дети…

"Странная у него ладонь, все так четко, как в учебнике, как будто кто-то специально нарисовал."

— Все так страшно? — шутливо поинтересовался министр, Вера встряхнулась и изобразила гадалку:

— Все нормально, счастье вас ждет, скоро уже. Детей у вас и так море, а будет еще больше — вот раз, два, три, вот четвертый, вот пятый какой-то неуверенный, Двейн, наверное. Вот еще раз, два и дальше непонятно, но много. Дальше, — она провела по его руке пальцем, вычерчивая линию жизни: — Жить будете долго, вот это тут у нас покушеньеце, серьезная опасность. Когда это было? Лет в двадцать, пожалуй. Возьмем математически, если это двадцать, то вот так, — она расставила пальцы на "двадцать" и стала мерить этим расстоянием остальную линию жизни: — Сорок, шестьдесят, восемьдесят, сто, сто двадцать… где-то семь. Во, какой будет роскошный старый пень, а? — все рассмеялись, Вера посмотрела на улыбающегося министра и продолжила: — Так, карьера… — провела пальцем по линии, остановившись на грандиозном провале, промолчала, стала вести палец дальше: — Карьера только вверх, всем бы так. У вас в Карне должности премьер-министра нет? Нет? Ну, скоро будет. Иначе ж куда вам расти? Вот, — ее палец двинулся дальше по линиям, она ради интереса заново пересчитала детей — много, и свои, и чужие, и дом большой, и влияние, преподавание, проекты, стройки… Вот только это все со второй женой, на первой жене стоял жирный крест, отделяющий жизнь до нее от жизни после.

Вера поняла, что видит как-то странно много, она не знала столько, сколько видела, попыталась вынырнуть из сетки его линий, подняла глаза, пару секунд посмотрела на костер, опять стала изучать его руку.

"Почему я так уверена, что первая жена — это я? Все может быть гораздо проще."

Она отодвинула его рукав, пытаясь найти татуировку или шрам от татуировки… Шрам был, старый и почти неразличимый.

— Вы были женаты? — тихо спросила Вера.

Министр окаменел, но быстро взял себя в руки, обвел зрителей грозным взглядом и прошипел:

— Свободны все!

Парни шустро рассосались, они за секунду остались у костра одни, даже кролик дернулся уйти, но Вера прижала его и он утих. Министр попытался забрать у Веры свою руку, она не отпустила.

— Что с ней случилось? — еще тише спросила Вера.

— Вы сказали, вы не умеете гадать, — он еще раз попытался забрать руку, Вера вцепилась крепче, прищурилась:

— Откуда у вас свадебный костюм? Мне казалось, такие вещи логично шить непосредственно перед праздником, чтобы точно не вымазать и не растолстеть.

— Цыньянцы не толстеют! — заявил министр, все-таки отбирая у нее руку, она кивнула:

— А еще не пьянеют, не храпят и не болеют, как скажете.

— Почему вы не говорили, что были женаты?

— А почему вы не говорили, что умеете гадать?

— Я не знала, что умею, — поморщилась Вера, — меня когда-то учила бабушка, но у меня не получалось, а сейчас внезапно получилось, наверное, это ваш мир или "божественная сила".

— Я не был женат, — поморщился министр, — до свадьбы не дошло, я решил эту проблему раньше.

Она молчала и думала, как это он так "решил проблему", что на жене крест образовался, прокашлялась и полушутливо спросила:

— Она жива?

— Кем вы меня считаете? Жива и здорова, только зла неимоверно, — он поморщился и попытался расслабиться: — Что еще вы там увидели?

— Да порядок, — весело отмахнулась Вера, — карьера, большой дом, проекты, стройки.

— Стройки? — поднял брови он, она кивнула и шутливо показала язык: — Но это не точно, я фиговый гадатель.

Он рассмеялся и покачал головой, но она видела, что напряжение его не отпускает. Погладила кролика, мягко и медленно, пытаясь разрядить обстановку, несерьезно улыбнулась:

— Как вы умудрились жениться, не зная об этом?

Он напрягся еще сильнее, осторожно сказал, пытаясь улыбаться и казаться легкомысленным:

— Меня надули. В империи все эти ритуалы очень сложные и иносказательные. Двейн же вам рассказывал про неофициальное предложение девушке, помните? — Она кивнула. — Я об этом тоже от него узнал, лет в шестнадцать, из родственников мне никто не потрудился объяснить, а сам до этого не дойдешь, это нереально. Вот официальное предложение отцу девушки выглядит примерно так же нелепо. Нужно при свидетелях сказать ему, что у него красивая дочь, а он либо говорит, что да, она красива (это значит, что предложение не принято и он найдет для своей дочери партию получше), либо говорит, что его дочь слишком молода для брака — это значит да, отец не против породниться с этим мужчиной. После этого отец передает это предложение старшей женщине, и если она не против, то она уже начинает наводить движения, ездить по гостям, это долгий процесс. Мать жениха тоже ездит по гостям, договаривается с другими женщинами, собирает подарки, которые жених должен отвезти на официальном обручении, но это полностью женские дела, мужчина в них не участвует. Я этого всего не знал. Я сопровождал мать в храм, — он поморщился, как будто ему было стыдно об этом говорить, объяснил: — Она требовала от меня выполнения светских обязанностей, хотя по- нормальному, это должен делать для нее ее муж. Но ее муж — старый обедневший правитель без провинции, женившийся на приданом невесты, он не участвует в светской жизни, не выступает на турнирах по фехтованию, не торгует на бирже и часто болеет, от него после десяти лет брака один титул остался. А я — это я, со мной она может ярко одеваться, носить вечерние украшения днем и никому не кланяться, ей никто слова не скажет, поэтому она предпочитает таскать по всем мероприятиям меня. И однажды в храме мы встретили одного человека с семьей, все поздоровались, обменялись любезностями, и мне мать говорит — не правда ли, у главы Чонг красивая дочь? А я же вежливый, я согласился, говорю, да, красивая. Я же не знал, я на этих сходках в основном молчу, болтает мать, и я половины из ее слов не понимаю. Оно все вроде бы по-цыньянски, слова знакомые, а смысл может быть вообще другой, например, фраза "как там цветник у красных кленов" может означать "как поживают молодые женщины семьи Сун", у этой семьи просто сад с кленами, к ним ездят на фестиваль красных кленов. Но я об этом не узнаю, пока мне не скажут, я на эти фестивали не езжу. Так и здесь, все обменялись любезностями и все, я не понял подвоха. Дальше мать действовала сама, мне ничего не говорила до упора, я понял, что происходит, только когда на меня браслет надели. Она сказала, что мы едем в гости в дом Чонг, выбрала костюм для меня, я такого костюма до этого никогда не видел, но я вежливый, я сделал как она хочет, поехал, подарки вручил, все их любезности выслушал. И тут ко мне подводят мадемуазель, которую я второй раз в жизни вижу, нас берут за руки и браслеты надевают. Там такая полоска из бумаги, на нее наносится рисунок, во время ритуала рисунок отпечатывается на коже, а потом во время свадьбы поверх него надевают уже золотой браслет, это у богатых, бедные веревку надевают, и татуировку чаще всего решают не делать, она дорогая, потому что магическая. И тут до меня доходит, что меня пытаются разыграть в какой-то махинации как фишку. Я спрашиваю мать, что происходит, она говорит, что все нормально происходит, и молчи, сынок, все уже свершилось. Я решил, что с вежливостью пора завязывать, браслет ей швырнул и ушел. А татуировка уже отпечаталась. Я поехал в храм Со Ра и Сэ Ра, спрашивать, что теперь с этим делать, мне жрец сказал, что ничего уже не поделаешь, придется жениться. А я очень не люблю, когда за меня решают, что мне делать. Пришел к матери и сказал, что либо она решает этот вопрос, либо я решу его сам и ей не понравится мое решение. Она сказала — ты не посмеешь. А я посмел. В итоге испортил репутацию и себе, и ей, и дому Чонг, глава дома вызвал меня на дуэль, я ему настучал по наглой роже и объяснил, что он плохо умеет выбирать родственников, потом меня вызвал его старший сын, потом второй сын, потом еще десяток их родственников, я высказался каждому. У меня с тех пор очень плохая репутация. Зато нищие папашки перестали обивать порог дома Кан с портретами своих дочерей, на время, через время опять начали. Репутация особо не имеет значения, если у вас много денег, — он напряженно улыбался и тер запястье, Вера делала вид, что верит каждому слову. Улыбнулась с невинным видом:

— Так что случилось с татуировкой? Она же магическая.

— Вот именно, она магическая, магия — наука, она не имеет отношения к богам, эта татуировка — не более, чем просто краска, попавшая под кожу. Единственное, эта краска заклята на жизнь будущего супруга, то есть, если моя невеста умрет, татуировка исчезнет сама через полгода — это срок траура, как только исчезла татуировка, можно опять жениться.

Вера округлила глаза, глядя на слабый след от татуировки:

— Что вы сделали с невестой?!

Министр выпрямился:

— Ничего я с ней не сделал, я татуировку срезал! Никакого особого смысла она не несет, это просто магический датчик с таймером.

— To есть, юридически, вы сейчас обручены?

— Нет, юридически обручения не существует, — сказано было твердо, излишне твердо, — юридически есть только свадьба, на ней подписываются соглашения о приданом или выкупе, а обручение — это просто ритуальные танцы с целью выманить у жениха побольше подарков и денег. Хрен им, а не мои деньги, — он непреклонно выпятил подбородок, сверля пространство тяжелым взглядом, как будто оно положило глаз на его деньги. Вера опустила глаза, пытаясь спрятать охреневший взгляд. Министр посмотрел на нее и усмехнулся:

— Не верите? Смотрите, — задрал рукав, переключил режим "часов истины" и громко сказал им: — Отвратная погодка!

"Дзынь."

— Я не обручен. Обручения не существует.

"Дзынь."

Вера нервно рассмеялась, министр поморщился:

— Юридически не существует, обручение — ритуал для людей, а не для богов, в каноне его нет, его можно провести без жреца, ни на что он не влияет, тем более, что я не дал его закончить и не давал на него согласия изначально.

Часы молчали, Вера пожала плечами в ответ на требовательный взгляд министра Шена, отвела глаза и вздохнула:

— Офигенные у вас с матушкой отношения.

— С тех пор, как я перестал быть вежливым, наши отношения свелись к тому, что она требует, а я выполняю. Чаще всего, она требует денег или вызвать кого-нибудь на дуэль, при этом мы почти не видимся — прекрасные отношения, я считаю, — мрачно усмехнулся, помолчал и гораздо тише сказал: — Если бы она еще выполняла то, что я требую — цены бы ей не было. Но она — одна из немногих людей в Карне, которых не подкупить, у меня просто нет такой суммы, которая ее впечатлит. Ну ничего, я что-нибудь и на нее найду, — Вера услышала в его голосе нехорошие нотки, подняла глаза, пытаясь увидеть что-то на его лице. Он смотрел в огонь и с силой тер запястье, в глазах была тьма и пламя, от этого становилось жутко. Он усмехнулся огню, как будто видел в нем мрачное, но очень приятное будущее, голос царапнул внутри что-то древнее, от чего по спине Веры побежали холодные мурашки: — Безгрешных не бывает. В крайнем случае, подставлю, а в тюрьму она не захочет даже ради того, чтобы насолить мне, сдастся как миленькая. Сама приползет, сама попросит и сама все сделает как я хочу. — Веру уже начало потряхивать от этого пророчества, она вцепилась в кролика, попыталась отвести глаза, найти вокруг что-то светлое и доброе, но голос министра Шена продолжал звучать в голове, как непонятное заклинание, она не могла сосредоточиться на зрении и не могла это прекратить, и от этого становилось еще страшнее. Он что-то заметил и беззаботно улыбнулся: — Ладно, хватит о ней, печальная тема, а у нас тут оранжевое настроение. Пойду я посты проверю. И давайте мне кролика, наверное, пусть отдохнет, я вам нового принесу.

Вера убрала руки, министр сам взял с ее коленей кролика, тот сначала задергался, потом обмяк и безвольно повис, как будто смирился со своей судьбой. Она осталась одна у костра, в ее сторону поглядывали, но не подходили. А она смотрела в спину уходящему министру Шену и думала, где он берет кроликов и куда их девает. Казалось, что это самый важный вопрос, и что как только она найдет на него ответ, все остальное станет понятно и просто.