Глава пятнадцатая

Не открывая глаза, Джинджер поняла — туман. Он ощущался кожей, лип к ней. Все заволокло белой мутью, так что неясно было, где небо, где земля. Костер едва разгонял этот туман, и сам казался лишь неясным желтым пятном.

Поднявшись, Джинджер закуталась в плащ и осторожно приблизилась к огню. Адмар. Он сидел, скрестив ноги, и скармливал жадному пламени хворост. От костра исходило приятное тепло, а от мужчины в противовес веяло холодом. Обернувшись на звук шагов, он окинул молодую ведьму взглядом и вернулся к прерванному занятию. Это задело Джинджер даже больше, чем пощечина. Она готова была первой признать, что заслужила хорошую оплеуху. Если не за собственную глупость, то за совокупность грехов. Она заслужила пощечину, но не холодное безразличие.

Подбирая полы плаща, девушка обошла костровище и села напротив. Теперь их с Адмаром разделяло пламя, пляшущее и выхватывающее подачку из рук. Его цвет обещал удачу в любовных делах, и это вызывало у Джинджер усмешку. Удача. Ну-ну.

Она чихнула и зябко повела плечами. Все сошлось одно к одному, и удаче здесь попросту не было места.

Адмар кинул ей флягу. Их взгляды встретились над костром.

— Дрянное, но согреться поможет.

Джинджер вытащила пробку. В нос ударил резкий сивушный запах дешевого виноградного вина. Пить его не хотелось совсем. Чуть смочив губы (запах, хоть и мерзкий, немного взбодрил), ведьма бросила флягу обратно.

— Я должен извиниться, — сказал Адмар.

Голос прозвучал глухо и монотонно.

— Должны? — не сдержавшись, Джинджер дала волю своему раздражению. — Ах, должны, благородный милорд Адмар?!

Тот вздохнул.

— «Должен» подразумевает, что вам вовсе не хочется это делать.

Адмар вздохнул еще тяжелее.

— Вот поэтому, госпожа, мужчины не любят извиняться. Мы просто говорим на разных языках. Я поступил дурно. Неправильно. Но и вы тоже.

— Квиты, — пробормотала Джинджер.

Адмар смотрел на нее очень внимательно, отчего Джинджер становилось не по себе. А еще, ей думалось, слова его немного стоят. Адмар слишком легко ими разбрасывается. Говорить — главное и самое любимое его занятие.

И — да — он ведь так и не извинился по-настоящему.

— Простите. За пощечину. Я не сдержался.

Это звучало странно. И Джинджер предпочла отшутиться.

— Кажется, вы давно об этом мечтали.

— Вы не должны были подвергаться опасности из-за такой глупости.

— Ваш наставник, — парировала Джинджер, — считал что, возможно, придется снимать с Фрэйни чары.

— Это не имеет никакого значения.

Все это, как не странно, больше походило на извинение, чем первые его слова. По крайней мере, на попытку это сделать. Впрочем, Адмар ведь заранее был прощен.

— Возьмите, — Джинджер вытащила кольцо. — У вас на него больше прав.

Адмар покачал головой.

— Оставьте себе. Что я буду делать с колдовским перстнем? И это, кажется, ваше…

Обогнув костровище, Джинджер взяла у него из рук свой кошель. Ее собственный слабенький перстень с голубоватым камнем лежал внутри.

— С-спасибо.

Адмар улыбнулся и скормил огню еще одну ветку. Джинджер оглядела лагерь. Все спали, всхрапывали кони, густел туман. Ночь шла к концу. Кажется. Сложно пока было вообразить, что-где-то за белой завесой занимается новый день, поднимается солнце. Ведьма вновь села возле огня, кутаясь в плащ. Теперь пламя пообещало, что наутро будет хорошая погода. Наутро вообще все образуется, надо только лечь, закрыть глаза и уснуть. Джинджер осталась сидеть у огня.

Похоже, она все же уснула, и проснулась только, когда уже совсем рассвело. Туман медленно отступал под лучами холодного солнца. Переговаривались люди, ржали кони, гремела посуда. Пахло странно и пряно.

Джинджер выбралась из-под тяжелого плаща и столкнулась взглядом с Адмаром. Он седлал лошадей.

— Ваш плащ, — сказала ведьма. Никакого «доброго утра». Впрочем, они уже достаточно друг другу сказали ночью.

— Наш имперский друг сварил какую-то неведомую заморскую гадость.

— Это фрианкар! — фыркнул ГэльСиньяк. — Очень бодрящее и вкусное зелье из Киламских пустынь.

Джинджер подсела ближе к огню и взяла из рук Фриды кружку. Старшая ведьма все еще выглядела бледной, но, похоже, оправилась ото всех вчерашних страхов. Опять проклятый укол совести! Похоже, теперь был черед Джинджер извиняться, а она это делала еще хуже, чем Адмар.

— Я хотела… — начала молодая ведьма.

— Я взгляну на твои руки, — Фрида отставила в сторону чайник и раскрыла сумку. — С ожогами лучше не шутить.

Джинджер покорно протянула руки и наблюдала, как целительница снимает бинты и рассматривает поврежденные, покрасневшие кисти. Смазав ожоги свежо пахнущим зеленым маслом, старшая ведьма принялась сосредоточенно накладывать новый бинт. Джинджер посмотрела на ее нахмуренное лицо.

— Госпожа Фрида, я… я хотела…

— Погляжу, вы тут все сегодня извиняетесь друг перед дружкой. Мне что ли у Ноэля прощение попросить?

— За что? — живо поинтересовался имперец, появляясь возле костра.

Фрида передала ему кружку с экзотическим напитком.

— Не переживай, господин мой, я найду за что.

Джинджер поймала себя на том, что ей нравится наблюдать за этой парой. Хотя, отчасти молодая ведьма им завидовала. Хорошо, когда есть с кем поговорить. Эта мысль, приходящая в голову все чаще и чаще, озадачивала саму Джинджер. Ведьме привычнее быть одной. Если, конечно, это настоящая ведьма.

Ох, так можно было додуматься до совершенно несусветных глупостей. Джинджер поспешила пригубить черный, похожий на жидкую грязь напиток. О, это была жуткая гадость: обжигающе горячий, горький, пахнущий кардамоном и чем-то еще незнакомым и волнующим. Хотя, в целом он Джинджер понравился. Отличный повод не обращать внимание на окружающих и сосредоточиться на, как его? — фрианкаре. Пить этот напиток было, наверное, большим искусством.

— Этот фрианкар определенно требует привычки, — усмехнулся Адмар. — Господа, вы собираетесь стоять тут лагерем до самой смерти Мирабель?

— О, а у нас есть план? — съязвил Бенжамин.

Джинджер заметила его только сейчас. Ну, конечно же! Рыцарь у одра крысы-Беатрисы.

— Мы вроде бы во Фрэйни шли, — пожал плечами Адмар. — Если все же тронемся с места, доберемся туда за полдня. Отсюда есть надежная дорога. В принципе, хорошим галопом мы были бы там уже часа через четыре. Но лошади будут перегружены, и это замедлит ход.

— Надо избавиться от лишней поклажи, — вздохнул ГэльСиньяк и принялся потрошить сумки.

Лишней поклажей Джинджер не без основания считала себя. От нее давно уже не было проку, ведь крысой-Беатрисой занялась, хотя и без особого энтузиазма, Фрида. Джинджер с ужасом подумала, что придется ехать с кем-то. И ее опасения оправдались.

Лошади были оседланы. Среди поклажи выбрано только самое необходимое. Беатрису взял к себе Филипп, имперка села по-мужски за спиной мужа, подоткнув юбку и явив миру три нижних — тоже черных, отделанных кружевом — и практичные шерстяные чулки. Джинджер предстояло ехать или с Бенжамином, или с Адмаром и, видит Мать, она предпочла бы первое. Увы, Адмар, не спрашивая согласия, подсадил ее на спину своего коня и изящно запрыгнул в седло. Целых шесть секунд молодая ведьма ощущала себя прекрасной дамой в объятьях благородного рыцаря, а затем вспомнила о своих непростых с этим рыцарем отношениях. Настроение, и без того не особо радужное, расстроилось вконец. Она насупилась и уставилась на гриву коня, словно высматривала сумрачные знамения.

* * *

Кавалькада неспешно тронулась в путь. Фламэ не вполне был уверен, что сумеет отыскать старую дорогу в этих топях, поэтому старался не изменять ровной рыси. Кроме того, это позволяло размышлять, а было над чем.

Госпожа Фрида вкратце рассказала о странной ведьме, с которой они столкнулись. Но, увы, большую часть времени имперка была одурманена, околдована и занята борьбой со своими страхами. Фламэ не стал ее расспрашивать, отчасти из-за землистой бледности женщины, отчасти — перехватив тяжелый взгляд ГэльСиньяка. Оставалось полагаться на наблюдения Джинджер. А Адмар бы дорого дал, чтобы узнать, о чем она сейчас думает.

Предсказательница была напряжена; натянута, как струна. Чуть тронь — лопнет с резким немелодичным дребезжанием. Фламэ не мог ее винить. Ночное извинение вышло неуклюжим, а заглаживать свои проступки он не умел. Надо было хотя бы заговорить, и тут Джинджер облегчила ему задачу.

— Где находится Фрэйни?

— Там, — Фламэ указал на юго-восток, тонущий в молочной дымке еще не до конца истаявшего тумана. — Придется миновать топь по краю, но зато разбойников в этих краях быть не должно. Места довольно опасные, а от большинства замков остались одни руины.

— А ведьмы? — тихо спросила Джинджер.

— Что?

— Как быть с древними ведьмами, который поминают давно не существующий Совет, добавляют в снадобья толченый агат и варят сердца в молоке? И говорят «ниддиггинг», хотя для большинства сестер это пустой звук?

— Э-э-э… — выдавил Адмар. Пожалуй, впервые он потерял дар речи, и попросту не знал, что на это следует сказать.

— Я не жду от вас ответа, — милостиво сказала девушка. — Знаете сказку о голове ведьмы?

Сказки, обычные деревенские россказни, не занимали Адмара ни в детстве, ни теперь. Там было мало поводов съязвить, и нечем было восхищаться. Впрочем, в большинстве историй нечем было восхищаться.

— Странно, я только сейчас вспомнила: эту сказку рассказывают только в графстве Кэр…

Джинджер обернулась через плечо и посмотрела на него испытующе.

— Я слушаю, — кивнул Адмар.

Девушка слегка замялась, прежде чем продолжить. Она явно чувствовала себя неуютно в роли рассказчицы.

— В… в далекие времена, когда замка КэрГофф еще не было, и на его… на его месте стоял деревянный безымянный замок… Им правила графиня-колдунья. Она была из злых волшебниц: портила соседям посевы, насылала порчу на скот и бесплодие на женщин…

— Все, погляжу, подались в сказочники! — фыркнул неодобрительно Бенжамин.

— Сказки приносят немало пользы, — елейным тоном ответил Фламэ. — К примеру, слушая их, люди молчат. Кстати, тут справа топь.

Бенжамин поспешно осадил коня. Теперь с Адмаром поравнялся имперец.

— А слева?

В голосе его звучал сдерживаемый смех. Фламэ не мог понять, с чего вдруг переменилось отношение к нему. Однако, ГэльСиньяк не скрывал ни своей симпатии, ни чувства юмора, надо сказать, достаточно своеобразного.

— Слева нет, — ответил Адмар, подавив ответную улыбку. — Продолжайте, госпожа Элиза.

— Рядом, — голос молодой ведьмы слегка дрожал, — рядом стоял замок, называемый Дубовыми Палатами. Им правил граф Норэл, у которого была дочь по имени Катарина, как водится, очень красивая и благородная девушка.

Джинджер помедлила, прежде чем продолжить.

— Ведьма сварила особое снадобье из вороньих перьев и рубинов и сумела околдовать графа Норэла, который был вдовцом, а затем обманом вышла за него замуж. С мужем она была ласковой и нежной, а падчерицу возненавидела за красоту и доброту.

Девушка вновь умолкла. Она явно не привыкла рассказывать что-то, тем более, стольким людям сразу. Фламэ хмыкнул и ободряюще коснулся ее запястья.

— Напоминает сказку о Белоснежке, — вставила Фрида. — Ее любят рассказывать в Средней Империи.

— На севере есть подобная, — кивнул Адмар. — Называется «Кидда-Льдиночка». В Льдинных Горах вообще очень любят страшные истории.

— Дальше будет страшно, — пообещала собравшаяся с мыслями Джинджер. — И насчет Белоснежки, сестра, вы не совсем правы. Действительно, ведьма решила извести Катарину, чтобы единолично завладеть графом и всеми его владениями. Сначала ведьма подарила падчерице заколдованный пояс, но девушке он не понравился. Потом принесла отравленное яблоко, но его Катарина не стала есть. Наконец ведьма решила убить девушку собственными руками, для чего с ножом прокралась к ней в спальню. Тут-то и застал ее граф, прозрел и велел казнить: разрубить на части, тело утопить, а голову выставить на всеобщее обозрение. И через несколько дней голова пропала.

Имперка присвистнула.

— Определенно, Белоснежка не такая, м-м-м…

— Образная? — подсказал Фламэ.

— Точно!

— И что было дальше?

— Голова ведьмы, — продолжила Джинджер невозмутимым будничным тоном, — откатилась в Королевский лес, вырыла себе землянку, не спрашивайте, как, вероятно — зубами, и стала поджидать подходящего случая. Следующей весной в том же лесу поселилась шайка разбойников во главе с атаманом по имени Оак. Ведьма проникла в его сны и велела отыскать ее землянку. Там ужасающая, обросшая волосами голова приказала ему убить нищенку-побирушку, не достигшую еще шестнадцати лет, вырезать ее сердце и сварить в молоке с кардамоном, корицей и медовой водой. Разбойник не осмелился ослушаться и так и сделал. Ведьма выпила отвар, съела кусочек сердца и отрастила себе левую грудь.

Это звучало одновременно настолько дико, глупо и жутковато-поэтично, что Фламэ не удержался от кривой ухмылки. Молодая ведьма, уже вошедшая во вкус, не стала обращать на это внимание и продолжила:

— Затем голова велела сварить таким же образом сердце рабыни, затем крестьянки, пока, обретая части тела одну за другой, не пожелала получить сердце леди Катарины из замка. Атаман Оак похитил девушку, но, как ни ожесточено было его сердце, убить ее сразу не смог.

Бенжамин подъехал чуть ближе и начал прислушиваться. Настоящие рассказы всегда завораживают, и это порой не зависит от рассказчика. У историй собственная воля и своя власть.

— Атаман запер Катарину в избушке в лесу, приставил к ней одного из своих людей и начал придумывать, как бы обмануть ведьму. Атаман убил медведицу и сварил ее сердце. Ведьма, которой осталось только вернуть руку, на которой носится кольцо, быстро его съела, но ничего не произошло. Ведьма поняла, что Оак обманул ее, разорвала атамана в клочья и отправилась, чтобы сама убить Катарину.

— А предыдущий раз ее ничему не научил? — хмыкнула Фрида.

— Ну, мы, ведьмы, такие упрямые, — едва заметно улыбнулась Джинджер.

О, тут Адмар был с ней полностью согласен.

— Случилось так, что разбойник, приставленный к юной графине, влюбился в нее. Он не столько сторожил девушку, сколько охранял. Когда ведьма появилась, разбойник вступил с ней в битву и бился три дня и три ночи. Хотя у разбойника был только нож, а у ведьмы почти все ее злые чары, кроме тех, что творятся левой рукой, молодой человек сумел изгнать противницу в болота, серьезно ее ранив. И сам упал замертво. Благодарная Катарина омыла его слезами, разбойник ожил, и жили они, как водится, долго и счастливо.

Повисла пауза, которую нарушил самым мрачным тоном молодой лорд, который порывался в каждой бочке послужить затычкой.

— Ну и к чему госпожа Элиза это рассказала?

По крайней мере, юнец не забывал об определенной вежливости. Хотя, тону его было далеко до совершенства. Адмару очень хотелось посмотреть на лицо Джинджер, но она не обернулась. Только плечи едва заметно напряглись.

— В одной из версий, — сказала она, — ведьму звали Иреной.

ГэльСиньяк вульгарно присвистнул.

— Не слишком ли смелое предположение?

— Она говорила о Совете… — Фрида нахмурилась. — Совет распался давным-давно, да и просуществовал всего три поколения. И шпильки…

— Холодное железо? — предположила Джинджер.

— Стаглар. Подарок отца. Редкий сплав, где вместо обычно железа использован стаглар.

— И нож ведь тоже…

Ведьмы перекидывались словами, как мячиком. Фламэ слушал их, размышляя больше о своем. О старухе, о замке, о голове из сказки, об Ирене, загадочной жене короля Адальсера. И о жизни, длящейся ужасающие сотни лет. И о…

— А как звали того разбойника? Часом не Уиллоу?

Джинджер обернулась и посмотрела на него. Потом кивнула.

— Уиллоу. По крайней мере, я слышала и такое.

Фламэ довольно хмыкнул. Молодая ведьма очаровательно нахмурила лоб.

— И?

— Уиллоу Кэроуэр, так звали основателя рода Кэр. Он действительно был разбойником, потом каким-то образом спас Катарину Гриассон и стал хозяином всего графства. Он же начал строительство КэрГофф.

Джинджер усмехнулась.

— Разбойник? Надо же! Выходит, тяга к мезальянсам у леди Брианны в крови?

— Кхм, — Фламэ откашлялся. — Мезальянс, да.

* * *

Джинджер нравилось — это действительно невероятно — нравилось разговаривать с людьми. С этими людьми, следует уточнить. Ее внимательно выслушивали, вставляя изредка комментарии. Рука Адмара поддерживала ее за талию, не давая свалиться под копыта лошади. Край подбитого мехом плаща укрывал мерзнущие в сшитых из тонкой шерсти шоссах ноги. Адмар был почти прощен. Сейчас он рассказывал об Уиллоу Кэроуэре, и молодая ведьма наслаждалась плавным течением его речи.

— То есть, — встрял ГэльСиньяк, — вы трое утверждаете, что эта старая ведьма — та самая Ирена Каллуна из легенд? Та самая, которая смогла заполучить долгую молодость?

— Ну а почему и не бесконечную жизнь в довесок? — пожала плечами Фрида. — Драконы, вон, жили по тысяче лет.

— Драконы, — рассудительно сказал имперец, — досужие выдумки. Верит им, все равно, что верить, что Перрином правят змеи-оборотни!

— Но кое-какие моменты в сказке сходятся с действительностью, — не менее рассудительно ответил Адмар.

— Что, у старухи не было правой руки? — съязвил ГэльСиньяк.

— Катарина действительно была дочерью Норэла Гриассона и вышла замуж за разбойника. Замок Оакунд — «Дубовые палаты» — существовал на самом деле. Сейчас его не найдешь ни на одной карте, его разрушил пожар. И в перечне правителей Фанийских земель за 896 год значится графиня Ирена, владетельница замка Сард, находящаяся в напряженных отношениях с Советом магов и ведем. Я заучивал эти списки в детстве. Приблизительно в то же время Адмары появились в Озерном краю.

Мужчины продолжили свой, в общем-то, совершенно бессмысленный спор. Джинджер подозревала, что они так же получают удовольствие от разговоров. Перестав к ним прислушиваться, молодая ведьма просто наслаждалась покоем и чувством сопричастности. Сегодня все было хорошо: тишина, разговоры, мерная лошадиная поступь, рука Адмара на талии. Постепенно Джинджер впала в дрему, убаюканная всем этим.

* * *

Привалов не делали, даже заприметив еще один, сохранившийся чуть лучше сторожевой пост. И все же до замка Фрэйни добрались только на закате, успев еще увидеть последние лучи солнца, пробившиеся сквозь туман и скользнувшие по стенам.

Фрэйни оказался белым. Это не было такой уж редкостью — мало ли замков строят из известняка — но ничто не нарушало белизну стен. Ничто. Фрэйни, казалось, вырастал из глубокого снега.

Многократно перестроенный, он еще хранил черты древних замков той поры, когда эту землю называли Опьегом. Стены на массивном основании, почти лишенные бойниц, вздымались на высоту в четыре человеческих роста. Из-за болот, Фрэйни не нуждался в оборонительном рве, но мост был: каменный, шедший по самому надежному месту в окружающем замок болоте. Единственный возможный путь. По верху стен шел выступ, самые настоящие машикули, и казалось, оттуда вот-вот полетят стрелы. Фрэйни показался Джинджер замком в истинном понимании. А еще он был красив.

Ведьма посмотрела на Адмара. Сжав губы в тонкую линию, он не сводил глаз с донжона, полускрытого туманом. Вот, поднявшийся ветер развеял туман, и донжон, озаренный последними лучами солнца, показался во всей красе. У Джинджер перехватило дыхание от восхищения. Изящный, высокий, опоясанный тремя ажурными галереями, от которых на белые стены ложились фигурные тени. Турреты по четырем углам и еще меньшие, декоративные башни по четырем сторонам, казалось, венчали донжон короной. Молодая ведьма вновь посмотрела на Адмара, пытаясь понять, о чем он думает, глядя на это великолепие. Губы сжаты в линию, глаза непроницаемы. Джинджер поежилась.

— Значит, это и есть Фрэйни? — в голосе Ноэля прозвучали нотки восхищения.

— Угу, — буркнул Адмар и направил своего коня к мосту.

Хотелось бы Джинджер понять причину его раздражения. Она крылась в замке? В воспоминаниях? В чем-то глубоко личном? О личном Адмар никогда не заговаривал. Фрэйни, который видела Джинджер, казалось, озарял окрестные болота, делая их самих прекрасными. Ведьма почувствовала себя слегка влюбленной. Ну да, в замок.

Его ворота, как в сказке про принцессу Ежевичку, оплетали колючие кустарники, выбеленные временем и инеем. И даже это было волшебно, потому что в плетении угадывался изысканный рисунок.

Адмар спешился, провел по колючим плетям ладонью и невесело усмехнулся.

— Похоже, вы были правы, госпожа Элиза. Нам понадобится перстень моей матери.

Он помог Джинджер слезть, бережно поддержал за талию, но не дольше необходимого, почти сразу же разжал руки и отступил. Джинджер не нравилось его настроение. Выглядело так, словно в сказочно красивом замке их ждет что-то отвратительное. Она подошла к воротам и тоже коснулась преграды. Побеги кустарника казались не то, что мертвыми — ненастоящими. Словно и их тоже искусно вырезали из белого камня, из чистого, без прожилок, мрамора. И Джинджер не представляла, что ей теперь делать.

К воротам, прихрамывая, приблизилась Фрида. Ее муж остался стоять на мосту, держа под уздцы двух лошадей.

— Итак?

— Тебе лучше знать, сестрица, — слегка подала плечами имперка. — Тебе отдали это кольцо. И ты им уже пользовалась.

Да. Вызов болотных духов. Тогда Джинджер была в отчаянье. Впрочем, если подумать, она всегда плохо колдовала, если над ней не висел острый меч на тонком волосе. Она напомнила себе, если путешественники не войдут сегодня в замок, то вполне могут замерзнуть насмерть. Последние лучи солнца, мелькнувшие и тотчас же пропавшие, обещали сильный мороз, первый в этом году. Чем не повод для паники?

Джинджер достала из кошеля перстень и медленно надела его на палец, морщась от боли. Металл казался теплым, словно его согрело собственное могущество магического перстня. Кольцо сидело, как влитое. Беда магических вещиц — подумалось Джинджер — в их привлекательности. Все они созданы, чтобы вызывать желание обладать. Странно, что никто из сестер не задумывался над этим. Ведьма ли владеет перстнем, или же — наоборот — колдовское кольцо овладевает ведьмой и диктует ей свою волю?

Перстень на пальце. Что дальше?

Джинджер видела, на что способны Дышащие. Иные одним прикосновением могла заставить цветок распуститься, а плод созреть. Ни Видящие с их предсказаниями, ни Слышащие с их травами и отварами не помышляли о таком могуществе. Странно, что они никогда друг другу не завидовали. В жизни, впрочем, вообще хватало странностей.

Протянув слегка (почти незаметно!) дрожащую руку, Джинджер коснулась ветвей, заплетающих вход. Никакого чуда не произошло. По крайней мере, такого, как это рисуют в романах. Камень в перстне не вспыхнул, луч солнца (по времени скорее, луны) не вспорол облака, или в данном случае — туман. Просто, Джинджер почувствовала, как белые, покрытые инеем плети оживают. Она почувствовала заструившийся по ним сок. Это походило на биение человеческого сердца, ток пульса. Тик-так. Тик-так. Все живее и живее. Машинально Джинджер уловила в мерных толчках доброе предзнаменование и улыбнулась.

Пропусти нас. Открой, ежевика.

Закрыв глаза, Джинджер заговорила с замерзшим, медленно оживающим кустом. Надо было разъяснить ему все, разъяснить, как можно убедительнее. Рассказать. Представиться. Назвать своих спутников. Иначе вход во Фрэйни навсегда останется запечатанным. За спиной послышался сдавленный вздох, возгласы изумления и восхитительно вульгарный свист ГэльСиньяка.

Джинджер открыла глаза.

Кусты ежевики, растущие по обе стороны двери, роняли на снег вянущие листья. Кажется, ведьма пропустила цветы и ягоды, чей сок окрасил ее пальцы. Проход был свободен. Массивные дубовые ворота в бронзовой оковке, и ничего более.

Джинджер пошатнулась. Никогда еще колдовство не отнимало у нее столько сил. Земля ушла из-под ног. Чьи-то руки уверенно подхватили девушку прежде, чем та совсем потеряла сознание.

* * *

Фрэйни обладал непостижимой особенностью: он никогда не менялся. Что бы ни происходило, он оставался все тем же сказочным белым замком с картины, увиденной однажды кем-то из рода Гистоль. Эта картина висела до сих пор в галерее замка. По крайней мере, висела тогда, когда Адмар его покинул. Замок не старел, время обтекало его, словно вода, не оставляя никаких повреждений.

Ворота распахнулись от малейшего усилия. За ними была стена, а чуть левее вторые ворота, уже раскрытые настежь. Везде ровным слоем лежал снег: на дворцовых постройках, на деревьях в любимом леди Адмар саду, на крышке колодца. Пейзаж навевал уныние. Все было белым, словно закутанным в саван.

Когда-то Адмар обожал замок, весь, от подвала до обрамленной башенками-турретами площадки на крыше донжона. И облазил тоже весь. Но возвращаться домой после того, как все умерли, оказалось неприятно. Холодок бежал по спине, хотя Адмар не верил в призраков.

Его нервозность передалась остальным. А возможно, на них такое сильное впечатление произвели оживающие и расплетающиеся плети ежевики, или падение юной ведьмы в обморок.

Джинджер была без сознания. Фламэ подхватил ее на руки, с неудовольствием отметив, какие глубокие тени залегли под глазами, и шагнул во двор своего забытого, заколдованного замка. Требовалось что-то делать, как-то распоряжаться, а Адмар никогда не умел быть хозяином, тем более радушным.

— Думаю, конюшни целы, и лошадей можно завести туда. И если я хоть что-то понимаю во Фрэйни, там найдется овес.

Предоставив юнцам самим решать, кто же займется лошадьми, Адмар направился к высокой крутой лестнице в башню.

Донжон Фрэйни был своеобразным сооружением. Так братья Адмар представляли себе в детстве жилище колдунов. У башни было пять этажей, три из которых архитекторы опоясали галереями, давно утратившими свое оборонительное значение. На нижней еще устроены были машикули, а две верхние походили на резные, ажурные лоджии летнего дворца. Массивный цокольный этаж, лишенный входа и окон, служил для хранения припасов, и глубже располагался только винный погреб и кладовая для сыров и колбас. На первом этаже, куда следовало подняться по крутой лестнице, большую часть донжона занимал зал, в котором проходила вся жизнь замка, и он же служил картинной галереей. Адмары с полным основанием гордились своей коллекцией полотен, шпалерами и тапестри. Выше располагались спальни, библиотеки, кабинеты, музыкальные, оружейные и трофейные комнаты. Благодаря четырем последним поколениям леди, обитатели Фрэйни вели утонченную жизнь. В зале всегда были гости, пахло соусами и кларетом, играла музыка. В огромном камине горел, освещая добрую четверть всей обширной комнаты, огонь.

Адмар почти боялся открыть сейчас дверь и обнаружить все это нетронутым: очаг, вина, яства, музыку. Призрак матери за вышивальным станком в глубокой оконной нише. За дверью было запустение, пыль и темнота. Сумеречный свет не мог пробиться сквозь грязные окна, многие из которых были наглухо закрыты ставнями. Под ногами шуршала солома, и только, казалось, слышаться звуки арфы дамы Нолл, наигрывающей рил. Стоило пошевелиться, и звук пропадал, чтобы возникнуть вновь, но уже в другой части комнаты. Зал населяли призраки: его собственные воспоминания и сожаления.

— Как давно здесь никто не живет? — спросил ГэльСиньяк, и звук пропал совсем.

Адмар даже был ему за это благодарен.

— Больше десяти лет. Думаю, тут все неплохо сохранилось. Дрова должны быть в кладовой рядом с очагом. Насчет свечей и масла — не уверен.

Имперец зажег свои менторны, но они не смогли осветить огромный зал и наполовину. Зато видны стали грязь, пыль и паутина. И запустение.

Адмар аккуратно положил Джинджер на огромный обеденный стол, укрыл своим плащом и устало опустился на лавку. Свидание с прошлым проходило не слишком удачно.

Напротив села Фрида. Игнорируя просьбы, становящиеся все настойчивее, заняться прежде леди Шеллоу, целительница раскрыла сумку, выудила склянки и, перенюхав добрую их половину, принялась смачивать виски Джинджер и капать ей что-то на побелевшие губы. Молодая ведьма выглядела сейчас куда бледнее Беатрисы, и казалась совершенно больной.

— В замке найдется пара одеял?

— А? — Адмар очнулся, оторвался от изучения помертвевшего лица девушки. — Да, конечно. Конечно. Принесу все, что смогу найти. Можно спуститься вниз, из кухни, она за той дверью. Ключи возле очага. Внизу, в погребе должны остаться винные запасы.

Поднявшись, Адмар прихватил менторну поменьше, теплую и источающую аромат незнакомых трав.

Верхние этажи оказались пусты и унылы. Фрэйни и в самом деле напоминал заколдованный замок из легенд. Словно некие злые чары заставили владельцев покинуть замок, бросив вещи. Все оставалось на своих местах, но след от прикосновения людей уже остыл. Стараясь не задерживаться в этой пугающей пустоте среди оставленных вещей, Адмар собрал все, какие смог найти одеяла, пахнущие пылью и временем, и поспешил вниз.

В очаге горел огонь, и булькали на крюках сразу два — размеры это позволяли — котелка. ГэльСиньяк суетился рядом, вооружившись двумя длинными черпаками. Госпожа Фрида, вняв, наконец, просьбам, судя по всему перешедшим то ли в мольбы, то ли в угрозы, занялась Беатрисой Шеллоу. Рыцари без толку стояли над лавкой, загораживая свет и то и дело попадая под тычок метко выставленного локтя. Адмар поискал Джинджер. На столе ни ее, ни плаща не было. Девушка обнаружилась в глубоком кресле неподалеку от камина, и Адмар к собственному удивлению испытал облегчение. Молодая ведьма очнулась, и выглядела уже не такой пугающе-бледной.

— Вам лучше?

Джинджер посмотрела на него снизу вверх.

— Еще не решила, — мрачно ответила она.

Адмар укутал ее ноги цветным лоскутным одеялом, и некоторое время сидел возле кресла на корточках, рассматривая отблески огня на полированном дереве. Ведьма молчала, и он тоже молчал, не зная, что сказать.

Потом Джинджер спросила:

— Как ваша рука?

— А?

Сегодня он слишком часто и слишком глубоко погружался в свои мысли. Так недолго в них и утонуть.

— Рука? — Адмар стянул перчатку и изучил шрам, белесый, от которого тянуло чем-то мертвенным. Как от тех плетей ежевики. Сжал руку в кулак. Разжал. Было больно, но вполне терпимо. — Травки госпожи Фриды творят чудеса.

— Это точно, — уже веселее согласилась Джинджер. — Скоро вы сможете играть.

— Да хоть сейчас!

Адмар оглядел залу. Ему хотелось сделать сейчас что-то совершенно неуместное. Позлить молодого бычка Бенжамина. Побыть собой. По крайней мере, тем собой, кто самому себе наиболее симпатичен. Нищим музыкантом Фламэ, по которому Адмар-Палач скучал, кажется, с рождения.

Он выпутал гитару из ткани и осторожно тронул струны. Инструмент удачно переживал все перипетии и невзгоды путешествия. Куда лучше хозяина. Потребовалось лишь чуть-чуть повернуть один колок.

Адмар присел на стол. Во времена его детства здесь стояли козла, на которые водружалось сразу несколько досок. Чем больше людей собиралось в зале, тем больше несли козел и столешниц. А потом лорд Адмар — отец — заказал стол из сосны и дуба, украшенный искусной резьбой. Со временем он потемнел и потерся. И, чего уж греха таить, на одном его конце появились нехитрые рисунки, сделанные перочинным ножом и обошедшиеся художникам в нешуточную порку. Адмар провел по ним рукой. Красавица, рыцарь и дракон. Кажется. Сейчас уже сложно было разобрать что-то в сгладившихся от времени, и стараний слуг линиях.

— Любовная баллада, — объявил он громко, привлекая внимание слушателей, — о прекрасной юной леди Эни из славного рода Гистоль, владетельнице замка Иниар, и об ее преданном воздыхателе сэре Дариане Эгбрайде из Фрэйни.

Гуляла леди Эни

В саду среди сирени

За нею дона? Мэри

Несла зеленый плащ

И из кустов сирени

Следил за леди Эни

Достойный рыцарь Фрэйни

Сэр Дариан Эгбрайд


И пела леди Эни

О празднике в селенье

И строго дона Мэри

Качала головой

Среди кустов сирени

Вздыхал по леди Эни

Прекрасный лорд из Фрэйни

Сэр Дариан Эгбрайд


На платье леди Эни

Средь вышивок и кружев

Нашила дона Мэри

Роскошный герб Гистоль

В кустах белой сирени

Влюбленный в леди Эни

Сидел хозяин Фрэйни

Сэр Дариан Эгбрайд


Увы, поклонник Эни

Любви угрюмый пленник

Хозяин замка Фрэйни

И враг семьи Гистоль

Сидит в кустах сирени

И только дона Мэри

Вздохнет порой о сэре

И повернет домой

ГэльСиньяк поставил на стол котел, ошпарив и красавицу, и рыцаря, и даже дракона.

— Господин певец будет есть?

Из котелка тянуло вкусным ароматом мяса и пряных трав.

— Никакого уважения к куртуазным стихам, — шутливо проворчал Адмар, слезая со стола.

— Что касается куртуазных стихов, — пожал плечами имперец, — то я предпочитаю балладу о желтых розах королевы Жандель. Она до сих пор запрещена в доброй половине империи, а запреты предают вещам очарование.

Все подтянулись к столу, кроме, естественно, Беатрисы. Фрида влила ей в рот какой-то густой и темный сироп. Юная леди Шеллоу уже не приходила в сознание, и это был дурной признак. Нужно было торопиться. Вспомнив о цели своего путешествия, Адмар помрачнел.

— Завтра осмотрим замок. Боюсь, между нами и Круглым озером лежит самая опасная топь. Без точных карт и указаний мы там погибнем.

Теперь уже помрачнели все остальные, даже Джинджер, начавшая улыбаться, стоило ему запеть. Остаток ужина прошел в молчании.

Загрузка...