Зеркало королевы Мирабель

Глава шестая

Джинджер никогда не снились вещие сны. Ведьмам дорого приходилось платить за этот дар, и она ничего не согласна была приносить в жертву. И, тем не менее, что-то тревожное было в предрассветных видениях.

Джинджер открыла глаза. Над ней был потолок: потемневшие, растрескавшиеся стропила и соломенные вязанки, уложенные поверх крест-накрест. Ветер лупил по стенам, заставляя спящих на соломе путников вздрагивать. Филиппа, назначенного дежурить до утра, точно так же сморила дрема. Спали даже лошади, опустив морды и почти касаясь носами земли. Тишина стояла такая, что слышно было, как снег ложиться на землю — мягко, неспешно, аккуратно, снежинка к снежинке. А еще за снегом слышен был тонкий, ломкий голос флейты.

Приподнявшись на локте, Джинджер уставилась на огонь. Языки пламени сулили большие неприятности, переплетаясь сладострастными саламандрами вокруг пучков сухой травы и тонких ореховых веток. Адмар подкинул в огонь еще веток и спросил:

— Что случилось?

Тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, Джинджер села. Полуразрушенное хрупкое строение словно плыло в какой-то бесконечной, пугающей тишине. Поднявшись, Джинджер осторожно подошла к выходу и огляделась. Снегу навалило ей по колено, и в предрассветном мраке сугробы выглядели жутковато. Словно стражники Каэлэда окопались вокруг амбара. А еще в воздухе странно пахло: полынью, медом и пеплом. Дрянной запах, это знет каждая ведьма. Запах колдовства. Так пахнут сожженные ради чар пучки травы, амулеты, заклинания. Кто-то…. Кто-то? О, это как раз прекрасно известно! — разыскивал маленький отряд. Мирабель не собиралась так просто расставаться со своим Палачом и с Беатрисой. И, наверное, с кинжалом тоже. Джинджер испытала мимолетное облегчение оттого, что отдала черный клинок Адмару. Вернее, Адмар не вернул кинжал, а Бенжамин вроде бы не обратил на это внимание.

Джинджер принюхалась. Да, полынь, пепел и мед. Заклятье, расплетающее следы. Которые, впрочем, и так никто не запутывал. «Я никудышная ведьма», — мрачно подумала девушка.

— Надо уходить, — сказала она. — Нас ищут.

Адмар легко вскочил на ноги, затоптал костер и пнул спящего Бенжамина в бок.

— Подъем, милорд. Убираемся отсюда.

Лорд-наемник вскочил на ноги. В руках у него был зажат короткий засапожный нож. Адмар не обратил на него внимания. Бегло осмотрев свою сумку, он пристегнул ее к луке седла, накинул на плечи плащ и, выглянув наружу, также втянул носом воздух.

— Госпожа ведьма умеет путать следы?

Джинджер сощурилась.

— Нет, — сказала она, не видя смысла врать.

— А-а, — Адмар качнул головой. — Госпожа принадлежит к кругу Видящих? Следовательно — совершенно бесполезна.

— Хэй! — возмутилась Джинджер.

— Убедите нашего лорда, что надо уезжать, — не допускающим возражений тоном распорядился Адмар. — Меня он слушать не желает.

Кивнув в сторону суетящегося вокруг сестры Бенжамина, Палач вернулся к костру. Джинджер еще раз принюхалась. Погоня, за ними, конечно же, погоня.

— Седлайте, — кинула она Филиппу и занялась своей лошадью.

Ей кое-как удалось справиться с седлом и взобраться в него. Запах гари и полыни усилился.

— Скорее! — поторопила своих спутников Джинджер.

Бенжамин взлетел в седло, бережно поддерживая за талию Беатрису, вновь превратившуюся в сомнамбулу. Последним к лошадям подошел Адмар, пересыпая в горстях золу.

— Ты поедешь первым, — распорядился Бенжамин.

Зажав пепел в горсти, Адмар свободной рукой поймал повод и задрал голову. Джинджер раздраженно покачала головой. Нашел время показывать свой норов! Погоня все ближе, и с рассветом окажется здесь.

— Дайте руку, милорд, — сладким тоном попросил Адмар, после чего добавил куда резче: — Живо!

Что-то в его тоне заставило лорда-наемника послушаться. Начертив вымазанными пеплом пальцами какой-то знак на ладони Бенжамина, Адмар вцепился в изящную ручку крысы-Беатрисы.

— Это должно спрятать нас. Ненадолго, конечно. Госпожа ведьма!

Нехотя Джинджер позволила Палачу начертить тот же знак на озябшей коже. Пальцы закололо от близости творимого волшебства. Чары были незнакомые, и это вызывало неприятное тревожное чувство.

— Меня научил этому один бард на севере. В Льдинных горах почти все охотники знают простейшее колдовство, — снизошел до объяснения Адмар. — Там, знаете ли, волки.

Выпустив руку Джинджер, он небрежно черкнул что-то на ладони Филиппа и вскочил в седло. Как и требовал угрюмый лорд, он поехал первым. Пустился с места в бешеный галоп, к которому его спутники теперь вынуждены были подстраиваться. Лошади изо всех сил сопротивлялись подобному измывательству, ноги их утопали в снегу, и что-то тревожное было разлито в воздухе. Животные всегда острее людей чувствуют колдовство.

— Дайте коням понюхать пепел! — крикнул Адмар и ударил своего по бокам пятками. Конь помчался еще быстрее, как сказочный Белогрив.

Ругнувшись, Джинджер нагнулась к лошадиной шее. Скачки всегда пугали ее. Что ж, теперь предстояло узнать, чего именно ведьма так боялась.

Фламэ обернулся через плечо, после чего резко натянул поводья, заставляя лошадь остановиться. Спешившись, он повалился на снег и принялся сдирать перепачканную в крови и пепле повязку. Проклятье! Рана, нанесенная рукоятью меча, болела сильнее, чем все, когда-либо полученные музыкантом увечья вместе взятые. Нагнавшая его ведьма неуклюже сползла на землю и вытащила из своего кошеля банку с мазью.

— Давайте, помогу.

Фламэ протянул руку. Мазь чуть ослабила боль, и, тем не менее, хотелось взвыть или закусить губу, а то и вовсе прокусить ее до крови. Чтобы отвлечься, Фламэ скорчил жуткую усмешку и подмигнул приблизившемуся лорду-наемнику.

— Кажется, оторвались, милорд.

Бенжамин спрыгнул на землю, вверил сестру заботам «секретаря» и навис над Фламэ. Это было совсем не трудно, ведь детина обладал внушительным ростом. Впрочем, это на музыканта давно уже не действовало. Может быть, только в детстве.

— У Мирабель есть колдун, — пояснил Фламэ, хотя его никто и не спрашивал. — Королева уже лет двенадцать держит его в западной башне замка и не выпускает за порог. На территории Каллада ему нас найти ничего не стоит, так что нужно как можно скорее добраться до Озерного края.

— Это тоже территория Каллада, — донельзя дипломатичным тоном заметила ведьма. Она уже закончила перевязку и теперь рассматривала плоды своих трудов с некоторым сомнением.

Морщась, Фламэ сжал пальцы в кулак. Больно, но терпимо. Вполне можно держать вожжи. А если не брать в руки гитару, тогда и вовсе все заживет.

— С географической точки зрения, — кивнул он, поднимаясь. Аккуратно обогнул Бенжамина, взобрался в седло и продолжил просветительским тоном. — Что же касается исторических фактов, то милорду Бенжамину, скажем, должно быть известно, что Озерный край так и не был завоеван.

— Кому он нужен, — пробормотал лорд-наемник, после чего несколько запоздало добавил: — Заткнись.

— Край, вне всякого сомнения, лишен привлекательности, — Фламэ придержал лошадь, позволяя спутником поравняться с собой, благо дорога это позволяла. — Озера давно уже превратились в болота, Аннуэрская пещера, расположенная на границе Королевского удела, графства Кэр и озер, пользуется дурной славой, а близость Империи и вовсе приводит в уныние. Все это нам только на руку: Мирабель не обладает на территории края никакой реальной властью. А то, что она считается там королевой…

Фламэ изящно взмахнул рукой и поморщился от боли.

— Сначала нам нужно побывать в пещере, — распорядился Бенжамин.

— Ах, конечно. Вы предводитель, — Фламэ улыбнулся самой ласковой и фальшивой из своих улыбок. — Мне поехать вперед?

Повинуясь знаку молодого лорда, он заставил коня перейти на легкую рысь. Было весьма любопытно, воспользуется ли Филипп арбалетом, подвешенным к седлу, если Фламэ попробует сбежать. Впрочем, музыкант решил не рисковать. Помимо всего прочего это было для него невыгодно.

— Ты уже бывал в Аннуэрской пещере? — крикнул Бенжамин.

У молодого лорда была потрясающая привычка сначала отдавать приказы, и только потом обдумывать их последствия. Фламэ доставляло истинное удовольствие подчиняться ему беспрекословно: результаты бывали забавны. Вот как сейчас. Бенжамину пришлось также перейти на рысь. Наконец он распорядился о привале.

— Я бывал рядом с Аннуэрской пещерой, — ответил Фламэ, спешившись. Присев возле разгорающегося костра, он протянул руки к огню. — Без «меча Удальгрима» лезть туда бессмысленно.

— Что такого в этом кинжале? — поинтересовалась ведьма. Склонившись над огнем, она без лишних напоминаний занялась приготовлением снадобья для леди Беатрис.

— Вы знаете легенду о Зеленом Короле? — поинтересовался Фламэ.

— Обойдемся без легенд! — Бенжамин повертел в руках уже зачерствевшие лепешки, поразмышлял над чем-то и все же кинул две музыканту. — Да, без легенд.

Фламэ покачал головой.

— Вы многое теряете. Помимо всего прочего, баллада об Удальгриме относится к шедеврам лоскальской нелинейной поэзии. Увы, до нас дошел только мрачный вариант истории и разрозненные куплеты из застольной баллады. К тому же, в балладе много говорится о «мече».

— Кинжале, — поправила ведьма.

Фламэ пожал плечами.

— Все относительно. Согласно легенде Удальгрим вытащил этот меч из груди Девы Холмов, в которую был влюблен. Это клинок из кости и плоти, закаленный в крови сердца.

— Это клинок из стали, — отрезал неромантичный Бенжамин. — Верни его, Адмар.

Фламэ сунул руку за пазуху и нащупал завернутый в тряпицу кинжал.

— Госпоже ведьме, пусть даже и из круга Видящих, — ведьма фыркнула обиженно, — должно быть известно выражение «кровь сердца».

Элиза поморщилась.

— Древнее злое колдовство. Человеческие жертвы. В примитивном современном понимании — вскрыть кому-нибудь грудь, вытащить сердце и основательно залить все кровью.

— Очаровательно, — согласился Фламэ и вновь протянул зябнущие руки к огню.

— Оставь себе, — пробормотал Бенжамин, чурающийся, насколько мог заметить музыкант, всякого колдовства. — Поели? Едем дальше.

Пределы Королевского удела они покинули уже к вечеру. Каэлэд остался за спиной, их так и не настигли королевские стражники, и это вселяло определенную надежду. Впереди в лучах луны сверкали меловые скалы Шембор, в недрах которых таилась Аннуэрская пещера. Овеянная страшными сказками и древними легендами, она пугала, даже несмотря на то, что Джинджер никто не мог заставить туда сунуться. К тому же, с первыми же лунными лучами заволновалась Беатриса.

— Сомнамбулы беспокойны в полнолуние, — безразлично прокомментировал это Адмар, и все же молодая ведьма уловила фальшь в его словах. Обладательница дара предсказания, она всегда могла сказать, когда ей врут. Ценный дар, но сейчас Джинджер отказалась бы от него ради собственного душевного спокойствия.

Лагерем встали совсем рядом с пещерой под защитой белых выветренных скал. Разложили небольшой костерок из собранного вокруг хвороста, накормили лошадей захваченным из амбара сеном. Припасов для людей почти не осталось. Для командира наемников Бенжамин был несколько беспечен. Зато у мужчин, конечно же, нашлись три фляги с вином и баклажка пива, которые пошли по рукам. Даже Адмару, формально — пленнику — позволили глотнуть. Вино было густое, пряное, и напоминало о далеком детстве, которое у Джинджер прошло не так далеко отсюда, в разрушенном уже, наверное, замке Кэр.

Леди Беатриса опять ненадолго пришла в себя, но ничего не говорила, только отрешенно смотрела на огонь. Ей требовалось что-то посущественней полыни и жалких наговоров, которые смогла вспомнить Джинджер. Что ж, по крайней мере, сегодня она не требовала песен. Значит, рану на ладони Адмара ничто не потревожит.

Эта раненая рука отчего-то не давала покоя молодой ведьме. Джинджер нашла робкое объяснение: ей нравились песни этого лже-музыканта. Объяснение, что и сам Адмар ей нравился, ведьма предпочла проигнорировать. Ей не требовалось прикасаться к его запястью, чтобы сказать: этого человека ничего хорошего в ближайшем будущем не ждет, равно как и в отдаленном.

Приговорив одну флягу, мужчины начали устраиваться на ночлег. Беатрису вновь укутали во все имеющиеся плащи (Джинджер на всякий случай вцепилась в свой мертвой хваткой), а Адмара загнали в самый угол. Едва ли так можно было удержать бывшего командора королевской стражи, однако сам Адмар никуда не торопился. Свернувшись калачиком, он положил под голову свою сумку и прикрыл глаза. Дежурить остался Бенжамин лично. Это немного успокоило Джинджер, у которой не шло из головы утреннее колдовство. Но уснула она далеко не сразу, и все принюхивалась, боясь уловить в холодном ветре запахи полыни, меда и пепла.

Ночь прошла на удивление спокойно. Никаких тревожных знаков, никаких пугающих вещих снов. Даже волки не выли в отдалении. Слишком уж идиллическая картинка для такого зловещего места. Только протерев лицо горстями снега, Джинджер, наконец, проснулась и сообразила — не слышно вообще ни звука. Нет птиц. Нет никаких зверей. Да и из людей здесь только жалкий маленький отряд.

— Возле Аннуэрской пещеры ничто не выживает, — словно в ответ на ее мысли проговорил Адмар. Он сидел рядом на корточках и кончиками пальцев здоровой руки чертил линии на снегу.

— Что там скрывается? — спросила Джинджер.

— Черная змея? — наивно предположил Адмар.

— Дурите голову нашему лорду, — шепнула ведьма, — но не мне.

— Я не знаю, — качнул головой Палач. — Не имею ни малейшего понятия.

Выпрямившись, он отряхнул присыпанные снегом колени и, гордо вышагивая, приблизился к костру. Рядом с помятым Бенжамином и немного испуганным Филиппом он выглядел неприятно бодро. Отхлебнув пива, Адмар кинул баклажку ведьме, уселся на расстеленный на земле плащ и принялся перебирать содержимое своей сумки.

— Про Аннуэрскую пещеру ходит множество легенд. Мартиннес Ольха привел самую куртуазную, да к тому же с хорошим концом. А есть еще история про трех девушек, сердца которых слопала та самая змея. И о несметном количестве рыцарей. И есть легенды куда страшнее. О людях, которые входили в пещеру и…

— Не возвращались? — едко поинтересовался лорд-наемник.

Джинджер тряхнула головой. Страстные речи Адмара вгоняли ее в транс, от которого, как оказалось, сложно было избавиться. Да и не хотелось. Она поспешно глотнула дрянного гостиничного пива и перекинула баклажку «секретарю».

— Так что? — спросила она.

— И возвращались совершенно иными, — совершенно другим, скучным и будничным тоном закончил Адмар. — Наверное, в моем случае это только к лучшему.

Шутки никто не оценил. Адмар покачал головой, затолкал содержимое своей сумки назад, утрамбовал старательно, и сверху положил свернутый плащ.

— Надо идти сейчас.

Он сделал паузу, в ожидании ответа лорда-наемника. По лицу Бенжамина было видно: из глупого чувства противоречия он хотел сейчас идти в пещеру сам.

— Сворачиваем лагерь. Мы будем ждать тебя у входа в пещеру, Палач.

Адмар саркастически улыбнулся.

— Побегайте по округе. Как знать, вдруг из нее есть другой выход.

Закинув сумку на плечо, он, насвистывая, пошел вдоль скал. Быстро свернув лагерь, все последовали за ним. Бенжамин с дружинником напоминали конвойных стражей, а лошади, которых вели под уздцы, казались особенно грозными конвоирами. Они чуяли исходящее от пещеры зло и не желали к ней приближаться. Джинджер замыкала маленький отряд.

Вход в Аннуэрскую пещеру не произвел на нее никакого впечатления. Те же меловые скалы, что и вокруг, небольшая ровная площадка, припорошенная снегом. Черный зев пещеры внушал смутную тревогу, но не более того.

— Ждите здесь, — Адмар сбросил сумку на снег, проверил кинжал за пазухой и бросил какой-то печальный взгляд на свой инструмент, пристроенный возле седла. — И присмотрите за ней.

— За ней? — уточнила Джинджер.

— Гитара. В Калладе, возможно, единственная, — Адмар кивнул. — Ждите до заката, если я не появлюсь, уезжайте.

— Убежать надеешься? — холодно спросил Бенжамин.

— Поверь мне, молодой лорд Шеллоу, — своим особенным нежным тоном произнес Адмар, — если я не появлюсь до заката, то не появлюсь уже никогда. Когда — если — вернусь, расскажу все.

Самым легкомысленным и изящным образом раскланявшись, Палач скрылся в пещере. Потянулось время ожидания. Бенжамин с «секретарем» разбили лагерь и по своему обыкновению окружили заботой Беатрису. К Джинджер бы кто хоть раз проявил такую заботу. К королеве Мирабель, наверное, слуги не обращались с подобным почтением. Ведьма махнула рукой на мирскую несправедливость, к которой уже привыкла, расстелила на земле свой плащ и приготовилась ждать. Время текло, и ничего не происходило.

Отойдя шагов на двадцать от входа, еще можно было разглядеть низкие своды. Фламэ провел по ним пальцами. Пещера была создана человеческими руками. И основательно прокопчена. На пальцах остались крупицы сажи. Оглядевшись в сумраке, пошарив, Фламэ не нашел ни факела, ни даже лучины. Значит, идти придется в темноте. Впрочем, об этом говорили все легенды. «И пошел он ощупью», и все в том же духе. Вытянув руку, Фламэ коснулся стены и сделал шаг вперед, в кромешную темноту. Еще через десять шагов она поглотила его.

Самую древнюю легенду об Аннуэрской пещере Фламэ обнаружил, как это ни странно, далеко на севере. В ней говорилось о девочке Ани, которую утащила в свое логово змея, и о мальчике Нури, отправившемся ее искать. Мальчик вошел в пещеру, тогда еще безымянную, и прошел не менее ста шагов, пока не наткнулся на выбеленные временем косточки.

Под ногами что-то хрустнуло. Фламэ не стал проверять, кости ли это, или сухие ветки, и продолжил путь.

Эта легенда, вполне в духе горских сказок (речь тут к тому же идет о Льдинных горах) заканчивалась трагической гибелью всех персонажей. У гор жестокие сказки. И все же в ней кое-что было. Пройдя две сотни шагов, мальчик Нури уперся в стену. Коридор разделился на два рукава. Сто девяносто девять. Двести. Рука Фламэ потеряла твердую, холодную и слишком гладкую для известняка опору. Мальчик в легенде пошел налево и столкнулся с семьюдесятью семью кошмарами своих снов. Если задуматься, жители Льдинных гор придавали слишком много значения легендам. Фламэ свернул направо.

О, это была уже другая легенда. Ее Мартиннес Ольха использовал, когда сочинял знаменитый роман «Прекрасная Зокрья». Рыцарь, отправившись вызволять фею Зокрью из рук черного демона Энира, прошел через его не менее черный замок, свернул на перекрестке направо (весьма привычно для рыцарей проигнорировав высеченное на камне предупреждение) и провалился в яму.

— Какая же чушь в голову лезет, — пробормотал Фламэ. Земля в этот момент ушла у него из-под ног. Только чудом он удержался на краю, упал, обдирая ладони, так что кровь пропитала повязку. Отполз назад. — Или же не чушь…

Рыцарь в романе Мартиннеса, конечно же, победил всех обитателей разверзнувшейся бездны. Да, так и было написано: «Разверзнувшаяся бездна». У рыцаря был меч. Фламэ недурно фехтовал, мог справиться с каким-нибудь зарвавшимся мальчишкой, вроде того же Альбериха. Но едва ли этого было сейчас достаточно. Фламэ всегда слишком мало времени уделял практике. Сначала, потому что это выводило из себя отца и безупречного Дамиана, глупые мальчишки часто такое вытворяют — действуют назло старшим. Потом он стал командовать отрядами вооруженных юнцов, и фехтовать приходилось нечасто. И, наконец, он стал бродягой, а такому носить меч, значит — напрашиваться на неприятности. И, в конце концов, сейчас у него был только короткий кинжал, который словно в насмешку назывался «мечом Удальгрима». Безрадостная картина, как на нее не смотри.

Да и с кем тут фехтовать, в темноте пещеры? Скорее тут встретишь кошмары своих снов, чем живого противника.

Фламэ встал на ноги, прижался к стене и принялся аккуратно нащупывать ногой пол. Не может же быть, чтобы эта яма перекрывала ему весь путь. Если в пещеру нельзя проникнуть, значит во всем происходящем нет смысла.

День перевалил за половину. Оставив Беатрису на попечение Джинджер, бравые мужчины отправились «изучать окрестности», как они сами объяснили. Молодая ведьма подозревала, что лорд и его горе-дружинник решили проверить слова Адмара о втором выходе из пещеры. Леди, впавшая вновь в пугающую дрему, проблем не доставляла, поэтому Джинджер посадила ее неподалеку от костра и подошла ко входу в пещеру. Оттуда пахнуло холодом и, как показалось впечатлительной ведьме, ужасающим смрадом. Да нет, это запах холодного камня. Джинджер сделала пару шагов внутрь, но дальше идти не рискнула. Слышала в детстве страшные сказки о детях, забредших в эту пещеру. Конечно, сейчас она прекрасно понимала: цель подобных сказок отбить у детей охоту соваться в опасные места. Однако, как говориться? Сказка ложь, да в ней намек. Стараясь не поворачиваться все же к пещере спиной, Джинджер пошла назад.

Беатриса стояла в самом центре костра.

Джинджер сорвалась на бег, кинулась к леди и оттащила ее в сторону, сбила пламя с занявшегося подола. Беатриса открыла глаза, водянисто-голубые, оттолкнула ведьму неожиданно сильными руками и бросилась бежать, вздымая в воздух снежную крошку. Проклиная все на свете, и особенно ублюдка (ничего личного, только чистая правда) Бенжамина, Джинджер бросилась вдогонку.

Беатриса путалась в подоле юбки не меньше своей преследовательницы, однако же, ей это словно и не мешало. Джинджер быстро выдохлась, а приметы, вроде примятых травинок, причудливой формы сугробчиков и бликов солнца на насте, не предвещали ничего хорошего. Поэтому, когда леди Беатриса, как подкошенная, рухнула на землю, Джинджер притормозила. Осторожно ступая по ломкому насту, ведьма приблизилась к распластавшейся на снегу фигуре. Растрепанные волосы скрывали лицо молодой леди. Присев на корточки, Джинджер опасливо прикоснулась к спутанным прядям, отвела их в сторону. Глаза Беатрисы были открыты, но словно остекленели. Дрянные, рыбьи глаза. Рука ведьмы метнулась к бледному до синевы запястью леди. Пульс бился, хотя слабо и неровно. Джинджер облегченно, почти со стоном, выдохнула и поднялась.

Нести Беатрису к лагерю было выше ее сил. Подхватив обмякшее тело под подмышки, Джинджер поволокла его по снегу. Бенжамин наверняка возмутится подобному непочтительному обращению с его драгоценной сестрой. Ну, так Бенжамин — вон какой здоровяк. Этот может на одно плечо жену, на второе сестру…, но лучше козу. Джинджер уронила Беатрису на расстеленный у костра плащ, выпрямилась, растирая спину, и смахнула со лба пот. Да, лучше уж стадо коз, чем эта хвoрая, изнеженная, проклятая и сумасшедшая леди. Кто знает, что ей взбредет в следующий раз? И что взбрело в этот?

Джинджер подняла палку и поворошила золу, оставшуюся на месте костровища. Цвет у золы нехороший, такой предвещает неприятности. Если пересчитать оставшиеся угольки… потухших восемнадцать, и еще в пяти тлеет по искорке. Это к ранам, хотя и не глубоким. То, что сосновая веточка почти нетронута огнем, говорит о благоприятном исходе дела, которое, впрочем, ни на что не влияет. Ну а то, что все угли черные донельзя, указывает на ужасы, которые таятся так глубоко, что лучше бы им там и оставаться.

— Подытожим, — сказала себе, благо рядом никого не было, ведьма. — Адмар вернется с… с чем он там собирался вернуться. Раненый, хотя и несерьезно. И все будет хорошо, и вместе с тем — совсем плохо. Да уж.

То ли дар потускнел, говорят, Изменчивая мать наказывает так за дурные поступки; то ли будущее настолько неопределенно, что даже предсказать его нельзя. Спасение от проклятья, это не будущий урожай.

Против своей воли Джинджер посмотрела на страшный зев Аннуэрской пещеры. Адмара все еще нет.

Пришлось все же идти налево, как мальчику Нури.

«Зачем ты пришел?» — спросила Нури таящаяся в темноте змея.

«За своей подругой Ани», — ответил мальчик.

«Я съела ее», — ответила змея. — «Слышишь, как бьется у меня в горле ее сердце?»

Фламэ тогда еще поспорил с рассказчиком, таким же, как и он, музыкантом, есть ли у змеи горло. Музыкант, странный тип с волчьим взглядом, пегий, весь на волка похожий, коротко усмехнулся и предположил, что змея сама по себе — одно сплошное горло. Глупая шутка. И может ли сердце биться в чьем-либо горле? И почему в сказках все так нелепо?

Мальчик Нури взял свой нож и приблизился к змее, чтобы вырезать сердце подруги и вернуть его в законное тело. И это тоже нелепо.

Фламэ шел вперед. В темноте, в тишине отчетливо слышно было сердцебиение. Ах, Ани, бедная девочка Ани. Фламэ запел, так ему было спокойнее, да выбрал самую неудачную песню:

— Я схвачусь с змеей за сердце, милая моя

Вздрогнет и вздыбится тотчас бедная земля

Яд течет по моим венам

Отравленные нетленны

На губах остались клочья пены…

Он замер, как вкопанный.

— Проклятье!

Он не заметил этого раньше: в коридоре явственно пахло пряной травой, названия которой Фламэ не знал. Но запах, запах был ему знаком. В Усмахте не так давно с треском и шумом вышвырнули из Университета троицу студентов, которые слишком часто дышали этой травой. Они все глубже погружались в мир своих грез, пока один из них не сошел с ума. Вот тебе и ночные кошмары! Фламэ поспешно прикрыл лицо плащом, достаточно плотным, чтобы не пропускать ядовитый дым. Знать бы еще, кто эту траву жжет.

Ну, где же ты, черная змея. Рыцарь — на этом месте Фламэ усмехнулся — здесь.

Вот, кстати, еще одна легенда…

Стемнело. Вернувшиеся мужчины принесли двух кроликов, вытряхнули из мешка котелок и сушеные овощи и выразительно посмотрели на Джинджер. В прошлый раз кухарил Бенжамин, но сегодня, похоже, он был не в духе.

— Знаете поговорку: «Заставил ведьму готовить — жди зелья»? — осторожно спросила Джинджер. Перед приготовлением еды она испытывала почти суеверный ужас.

— Мы потерпим, — пробурчал Бенжамин. — Как Беатрис?

Не вдаваясь в подробности, Джинджер пересказала дневное происшествие. Она старалась как можно меньше тревожить лорда-наемника, но, похоже, вышло это плохо. При одном только упоминании костра Бенжамин подлетел к ней, схватил за ворот платья и приподнял над землей. И разом упал в глазах Джинджер как потенциальный жених, да и как лорд тоже.

— Поставьте меня на землю, — пропищала девушка. Увы, у нее это получилось не так убедительно, как, скажем, у Адмара. — Умоляю!

Бенжамин разжал пальцы, и Джинджер плюхнулась на снег.

— Знаете что! — просипела она, растирая шею. — Готовьте сами! И за леди своей следите сами! И вообще, Адмар сказал, чтобы мы уходили с закатом. Закат, вон он.

Бенжамин швырнул кролей своему секретарю, принявшемуся сразу же за свежевание тушек, а сам вернулся к сестре.

— Остаемся до утра. Если Адмар не вернется, пойдем за ним. Я пойду, а вы с Филиппом останетесь присматривать за Беатрис. Растопи снегу, ведьма, хоть какая будет от тебя польза.

Все еще растирая горло, Джинджер отправилась исполнять поручение. Этот, с позволения сказать, лорд ведь и убить сгоряча может. После ужина, который по счастью готовил Филипп, она демонстративно устроилась на ночлег как можно дальше от лорда с его сумасшедшей сестрой и горе-секретарем, и поближе к пещере. Дорого бы она отдала, чтобы рядом сейчас оказался Адмар. Он не то, чтобы нравился ей. Он не нравился ей куда меньше остальных.

Ночь прошла без происшествий.

На рассвете скалы оказались окрашены в нежно-розовый цвет. Открыв глаза, Джинджер некоторое время на них смотрела. Ей все еще остро помнился сон: Адмара в том сне убила черная тень, заколола черным же кинжалом в самое сердце. Прикоснувшись к лицу, Джинджер с изумлением обнаружила, что плачет. Она села, вытирая щеки краем плаща, и с надеждой оглядела маленький лагерь. Переступали тревожно с ноги на ногу кони. Филипп кормил немощную леди чем-то даже с виду гнусным с ложечки. Бенжамин разжигал костер. Адмара нигде не было. Следы вели в пещеру, следов обратно не было.

Джинджер присела возле них. Гадать по следам на снегу и в пыли она научилась давно, но практиковалась редко. Мало где найдешь четкий чистый след. А где он есть, узнавать, как правило, нечего. Да и среди всех прочих способов предсказать будущее этот был, пожалуй, наименее надежным. Он мог подсказать направление, очертить судьбу ушедшего, но с каждым шагом судьба эта менялась все сильнее.

Ведьма накрыла один из отпечатков ладонью и прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и вспомнить все, чему учила ее когда-то Саффрон. Не торопись, дыши ровно, почувствуй другого человека, провидь его будущее. Все мы оставляем следы так, или иначе…

— Эй, сюда иди! — крикнул Бенжамин.

Джинджер разом потеряла концентрацию. И все же — ей это только показалось, возможно — уловила боль и страх. И что-то еще, похожее то видение, что она получила, когда впервые прикоснулась к руке Адмара. Водоворот проблем, главным образом чужих, который утягивает человека на дно. И еще одно уловила: след был завязан. Человек, ушедший в пещеру, никак не мог вернуться назад. Совсем как в страшных сказках про это мрачное место.

— Бери, — Бенжамин кинул на колени ведьме сухие лепешки. — Припасов больше нет, надо в деревню заехать.

Джинджер рассеяно откусила кусочек и прожевала, не чувствуя вкуса. Ведь учили же ее расплетать след. Это была непростая ворожба, и куда лучше она получалась у сестер из круга Дышащих, но и любая другая ведьма кое на что способна по мелочи. Если бы только удалось вспомнить, что говорили в свое время Анна и Мента. Джинджер редко прислушивалась к своей воспитательнице, занятая играми, видениями будущего и какими-то еще своими детскими глупостями. Еще реже слушала она сварливую старую Дышащаю. Вроде бы…

— Уголь! Дайте мне уголь!

Бенжамин и Филипп воззрились на нее, как на сумасшедшую. Что ж, Джинджер сейчас мало чем от таковой отличалась: растрепанная, в неприбранной одежде, и вопит еще «Уголь! Уголь!». Против воли девушка хихикнула, что отлично дополнило картину и убедило мужчин, что ведьма спятила. Отшвырнув лепешку, она кинулась к костру и ногой вытащила оттуда едва прогоревшую наполовину сосновую ветку. За один ее конец, липкий от смолы, можно было держаться, а на другом как раз и был искомый уголек. Анна, кажется, учила ее прижигать завязанный след. Или, это помогало от дурных хворей? Джинджер нахмурилась, вспоминая. Почти все наставления своей доброй воспитательницы она пропустила мимо ушей, начиная от «держи спину прямо» и заканчивая «воровать дурно».

А, всяко, хуже не будет. Джинджер опустилась на колени в снег и вонзила ветку в самый центр следа. Из пещеры на нее пахнуло смрадом, на этот раз настоящим, а не воображаемым. Это был запах тления, смерти, векового льда, таящегося где-то в глубинах. Запах самого страшного и злого колдовства. Земля завибрировала мелко, а потом ее тряхнуло. Джинджер упала в снег, обдирая ладони о корку наста, но ветки, все так же вонзенной в след Адмара, из рук не выпустила. Тряхнуло еще раз.

— Землетрясение!

Джинджер обернулась через плечо. Костер потух, засыпанный снегом. Филипп пытался успокоить встревоженных лошадей, норовящих порвать путы, стреножившие их, и побежать врассыпную прочь от ужасной пещеры. Бенжамин, конечно же, кинулся к сестре, скорчившейся на постели из плащей и остатков соломы. Тряхнуло в третий раз, он споткнулся и упал на землю. Беатриса заливисто рассмеялась, а лицо у нее при этом было, как каменное. Зрелище оказалось неприятное, неестественное, так что Джинджер отвернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как из отверстого зева пещеры вырывается облако черного дыма. На мгновение все стало черным-черно, словно вокруг было огромное пожарище. Медленно, с тихим зловещим шорохом облако осело на снегу. Коснувшись черноты, Джинджер опасливо понюхала пальцы. Копоть, самая обыкновенная копоть. Облако сажи рассеялось, его отнесло в сторону порывом ветра, и из пещеры, пошатываясь, вышел Адмар. Сам он был перепачкан в копоти, правая рука и пол лица у него были в крови, и что-то черное, гадкое было в вытянутой руке. И все же он был жив. Отшвырнув ветку, Джинджер вскочила на ноги и кинулась музыканту навстречу.