Зеркало королевы Мирабель

Глава восьмая

Ужин проходил в напряженном молчании. Вернее, проходил бы, но мастер Уилл с блеском заполнял все провисающие между «передайте, сударыня, соль» паузы. Он перебегал с места на место, неимоверно раздражая всех, пока не плюхнулся на кресло возле Фламэ.

— Итак, вы отправляетесь на подвиги?

— Мне не очень нравится такая формулировка, — покачал головой Фламэ.

— На самоубийственную прогулку? — предположил шут.

— Мне просто не нравится само слово «подвиг», — пожал плечами музыкант и потянулся за хлебом. Графиня пристально следила за ним.

Ведьму, как простолюдинку, и Фламэ, как изгоя, посадили на дальний конец стола. Даже горе-секретарю было позволено сидеть возле ее светлости. И все же темные глаза красавицы леди Кэр не сводились с непрошеных гостей.

— Графиня позволит нам задержаться? — спросил Фламэ.

Мастер Уилл с самым задумчивым видом подкинул в воздух столовый ножик и проследил за ним взглядом, а потом поймал двумя пальцами.

— Не-а…

Ясно. Ненависть ее светлости ко всему, связанному с королевой Мирабель, слишком сильна. Что ж, леди Кэр однажды уже теряла свои земли и едва ли хочет повторения.

— Ваше сиятельство на самом деле хотело спросить, — невозмутимо продолжил шут, — сможет ли графиня задержать на пару дней этого ретивого юнца.

Фламэ выдохнул. Манеры графского шута раздражали. Держался он панибратски, словно с каждым состоял в самых теплых дружеских отношениях. И сейчас он говорил таким тоном, будто Фламэ не жизнь ему спас десять лет назад, а детей крестил на прошлой неделе. Впрочем, в характеристиках он был приятно точен. Ретивый юнец. Фламэ посмотрел на лорда Бенжамина, что-то втолковывающего графине. Молодой человек приоделся, расчесал буйные кудри и начистил медальон, но меньше походить на деревенского олуха не стал. Впрочем, чистая добротная куртка и из самого Фламэ нового человека не сделала. Только ведьма, сменившая истрепавшийся черный наряд на бирюзовый киртл с вышивкой и серебряной шнуровкой, явно доставшийся ей с плеча графини, выглядела как-то по-новому. Ведьма подняла голову и улыбнулась, и Фламэ поспешил отвести взгляд. Отвернувшись, он встретился с улыбчивой физиономией шута.

— Леди Беатрис нужен отдых и забота. К тому же, полагаю, сегодня ночью поднимется буря, как и предсказывала госпожа Элиза. Метель будет такая, что все дороги скроет, — улыбка шута стала еще шире. — Какая чудесная история! Столь разные люди, запертые в мрачном замке, отрезанные от всего мира…

— Дня на три, — вставила ведьма. — А потом все растает, дороги развезет, и мы встретимся с самой пакостной оттепелью, которая только бывает. Если верить пене на этом вине, и осадку на дне кубка.

То ли присутствие мастера Уилла заставило ее быть разговорчивой, то ли ведьма перестала чего-то бояться. Она вновь улыбнулась и отсалютовала тем самым кубком.

— Вот и ответ, — шут вскочил на ноги и поклонился. — Мое почтение. Еще столько дел!

Он исчез, чтобы появиться во главе стола, склониться к уху графини и что-то жарко зашептать, жестикулируя, словно маленькая мельница. Глаза графини сузились, потом она кивнула и повернулась к Бенжамину. Фламэ не без труда по губам леди Кэр прочел самые нежные увещевания. Судя по мелькнувшей у леди Брианны улыбке, Бенжамин согласился с доводами.

— Вы так внимательно смотрите… — Джинджер покосилась на него. — О чем они говорили?

— Мы остаемся. Леди Беатрис нужна передышка.

— Ну конечно, — проворчала ведьма, отодвинула тарелку и поднялась. — Думаю, мне тоже.

Снегопад начался незадолго до полуночи. Слуги бросились закрывать все ставни, понесли дополнительные жаровни и грелки и в целом развели невероятную суету. Фламэ, озирающего почти растаявший в сумраке горизонт, вежливо оттеснили в сторону. Итак, пара дней передышки, за которые Суррэль, или этот мальчишка, или еще кто-нибудь из слуг Мирабель сможет напасть на след. У них ведь в замке есть волшебник, который не зря ест свой хлеб. Впрочем, что-то с этим волшебником было связано странное. Фламэ вспомнил о зачарованных перчатках, которые принес ему перед поединком сенешаль. Кому, как не таинственному обитателю Башни, наложить на них заклинания. И эта погоня, которая никак не могла настигнуть маленький ослабленный отряд.

— Господин! — служанка потрясла Фламэ за плечо. — Господин!

Музыкант очнулся от своих размышлений. Девушка слегка порозовела и отняла руку.

— Ее светлость хочет видеть вас. Она в скриптории.

Фламэ последовал за служанкой сначала в коридор, а потом по лестнице на первый этаж. Скрипторием оказалась небольшая комната, обогреваемая отделанной поливными изразцами печью, топка от которой выходила, видимо, в кухню. Здесь было достаточно тепло, и не нужно было жаровен, от которых вполне могли загореться рукописи. Впрочем, последних было немного. Полки заполняли толстые книги с тисненой эмблемой Усмахтской печатни. Казалось, графиню интересовали все области знания, начиная от истории, и заканчивая обработкой полей. Устроившись в кресле возле стола, леди Кэр записывала что-то в толстую тетрадь, покусывая кончик пера. Фламэ замер на пороге.

— Проходите, — необычайно спокойным тоном произнес мастер Уилл, которого музыкант сразу не разглядел в темноте.

Шут сидел в задвинутом в угол кресле, закинув ноги на низкую табуретку-лесенку, и бездумно листал страницы толстого фолианта.

— Садитесь, мессир Адмар, — не поворачивая головы сказала графиня и концом пера указала на третье кресло, поставленное совсем рядом с печью. — Я почти закончила.

— Ее светлость просто поглощена всеми этими расходами, — доверительно сообщил из своего угла шут. — Забивает прелестную головку цифрами.

— В этом году, — с оттенком сварливости парировала графиня, — наши расходы могут превысить наши доходы. Все еще приходится платить налоги Мирабель. Только благодаря этому она не отправила сюда армию.

Фламэ почувствовал себя неуютно. Что-то такое было в этой перепалке, что заставило его почувствовать себя лишним. Однако графиня вдруг отложила перо и очаровательно улыбнулась. На щеках появились ямочки.

— Я выслушала версию лорда Бенжамина, и я выслушала показания, — (Ты слышал, она сказала «показания!» — хихикнул шут), — показания Уилла. Теперь я хотела бы услышать вас, мессир Адмар.

Фламэ не мог оторвать взгляда от ее красивого лица. Последний раз, когда он видел Брианну Кэр, это была совсем маленькая девочка. Он запомнил ее только потому, что рядом стоял величественный и непоколебимый граф Кэр, который решительно отказывал Мирабель во всех притязаниях. Пожалуй, Брианна могла быть столь же решительной.

— Что вы хотите услышать? — спросил музыкант слегка осипшим голосом.

— Все, мессир Адмар. Что произошло с бедной девочкой, куда вы направляетесь и что намерены предпринять.

Фламэ наклонил голову.

— Конечно, ваша светлость. Но с одним условием.

Лицо молодой женщины вытянулось. Наверное, ей давно уже никто не ставил условий. Что ж, это было пустяшным и необременительным.

— Зовите меня по имени, ваша светлость. Мой титул и моя фамилия, надеюсь, остались в прошлом.

Склонив голову к плечу, что сделало ее похожей на ворону, Брианна Кэр внимательно изучила музыканта. У нее был удивительно пытливый умный взгляд. Странно, а тогда Фламэ казалось, что из маленькой виконтессы вырастет очень легкомысленная женщина.

— Было время, когда я тоже на это надеялась, — произнесла графиня. — Что ж, как вам хочется, Фламэ. В таком случае, и вы зовите меня Брианной. По крайней мере, без свидетелей. Люди придают поразительное совершенно значение условностям.

При последних словах в ее голосе прозвучала детская обида, и Фламэ не удержался от улыбки. Перед ним промелькнула былая маленькая девочка.

— Бывает, миледи.

— Может быть, — прервал их шут, — мы уже оставим любезности и перейдем к делу? Что там с этой Беатрис Шеллоу.

Фламэ тяжело вздохнул. Это был самый трудный вопрос из всех, потому что на него не было внятного ответа.

— Могу только повторить легенду: Мирабель похитила ее сердце.

— Как учат нас уважаемые медики из Усмахта, — заметила графиня, — сердце это только кусок плоти. В нем нет ничего особенного, впрочем, и жить без него не получается. Кто там? Заходи!

Джинджер вздрогнула. Ну и слух у леди Кэр, если она сумела уловить дыхание или же биение пульса затаившейся ведьмы.

— Ты очень громко сопишь, душа моя! — подал голос несносный шут графини.

Слегка порозовев, больше от возмущения, чем от смущения, Джинджер шагнула в скрипторий. Он как раз сильно изменился за те десять лет: исчезла пыль, связки старых перьев и засохшие чернильницы, сложенные в углу ненужные стулья и ветхие свитки. Теперь эта комната напоминала кабинет какого-то ученого-универсала, одинаково одержимого поэзией, астрономией и выращиванием репы. Графиня — Джинджер не могла заставить себя звать ее по имени, как в детстве — сидела у стола, поигрывая пером. Шут, очевидно, затаился в темноте, а Адмар прижался к печке.

— Здесь нужно завести четвертое кресло… — задумчиво проговорила леди Кэр. — Садитесь на табурет, госпожа ведьма. Уилл, у нас найдется кларет?

Шут молча выставил на стол полный графин и маленькие стаканчики из чудесного сияющего стекла и вернулся на свое место. Все смотрели на Джинджер.

— Прошу прощения, — насупилась ведьма, — я…

«Искала господина Адмара»? о, чудесный вариант! И как он много говорит о распутной маленькой ведьме! Джинджер поморщилась.

— Любопытство не порок, сударыня Луи… Элиза, — усмехнулась графиня. — Садитесь. От вас всяко больше проку, чем от милорда Бенжамина, который, надеюсь, досматривает сейчас третий сон.

Оговорка вселила в Джинджер надежду: неужели Брианна узнала ее? Подбодренная, ведьма присела на табуретку, однако с насмешливой галантностью шут уступил ей свое кресло. Сам он не мог усидеть на месте, и мерил шагами комнату.

— Значит, сердце похитили? — невозмутимо вернулась графиня к прерванному разговору.

Адмар опустил взгляд и принялся рассматривать свои пальцы.

— Видите ли, леди Брианна… десять лет назад я уже сталкивался с подобным…

Он посмотрел на мастера Уилла, словно искал у того поддержки, потом бросил короткий взгляд на Джинджер.

— То, что я расскажу сейчас, не должно стать объектом шуток, сплетен и похабных песен. Полагаю, я не слишком многого прошу? — дождавшись трех кивков, он продолжил. — Я не буду отрицать своего прошлого. И, поверьте, я сейчас не пытаюсь оправдаться. Просто, это очень важно для понимания всей истории: я был влюблен в Мирабель. Нет, скорее — одержим. Как и всякий придворный. Вспомните, Леди Брианна, она очаровала вас.

Джинджер покосилась на графиню. Брианна задумчиво кивнула.

— Все дело в том, — продолжил Адмар, — что здесь давно уже замешано колдовство. Хотя это слабое всем нам оправдание.

— Мирабель не ведьма, — возразила Джинджер. — Я бы почувствовала.

Под задумчиво-пытливым взглядом музыканта ей стало не по себе.

— Я не говорил, что она ведьма.… Как вы думаете, сколько королеве лет?

— Тридцать? — неуверенно предположила Джинджер. Королева правила уже более десяти лет, и на трон взошла не ребенком, значит ей не может быть меньше. Что ж, имея при себе опытную травницу, можно и в тридцать выглядеть свежо, словно юная девушка.

Леди Брианна пожала плечами.

— Я видел ее мельком, — сказал шут, замирая у стола. — Пожалуй, соглашусь с госпожой ведьмой. Сейчас ей должно быть около тридцати.

Адмар усмехнулся.

— Впервые я увидел Мирабель на празднике в честь ее восемнадцатилетия. Пышный был бал, он мне запомнился. И принцесса Мирабель тоже. Хотя мне было всего… — Адмар нахмурился. — Да, пять лет.

Джинджер застыла с открытым ртом, и была в этом не одинока. Графине удалось скрыть удивление за бокалом кларета. Шут вновь скрылся в темноте, и оттуда послышался смешок.

— Но тогда… — начала ведьма.

— Не трудитесь считать, — отмахнулся Адмар. — Ей пятьдесят шесть. И только колдовство позволяет ей выглядеть, так же, как и последние тридцать восемь лет.

— Мне бы так, — не удержалась от возгласа графиня.

— Едва ли бы вы, ваша светлость, согласились. Тут речь заходит о цене. Мне удалось узнать на севере средство, которым можно поддержать так долго юность. Красть ее у других. Именно это колдовство и называют так неуклюже «кражей сердец». Мирабель набирает в свою свиту самых красивых и здоровых девушек и живет за их счет. Вам очень повезло, ваша светлость, остаться в графстве Кэр.

— Да уж… — задумчиво проговорила графиня. — Итак, с королевой примерно понятно, как и с этой девочкой — Беатрис. Но что вы намерены делать? Как можно помочь человеку, пострадавшему от непонятного нам колдовства?

Адмар невесело усмехнулся, взял со стола бокал и повертел его в руках.

— Великолепное стекло.… А тут, миледи, и начинается моя история. Если, конечно, опустить годы, которые я служил Мирабель. При дворе в тот год совершенно случайно появилась чужестранка, южанка, пришедшая, как говорили, из самой Мисты. Вернее, сначала она появилась в городе. Зингара, она неплохо танцевала, а еще лучше играла на гитаре. Вы видели, возможно, инструмент среди моих вещей. У нас он — редкость, но там, откуда она родом, был в большом почете. Мирабель увидела девушку, ее звали Дженсель, только мельком, но тотчас же влюбилась. Неверное слово… — Адмар нахмурился, сделал глоток кларета и поморщился, словно бы вино горчило. — Мирабель жаждет обладать всем, особенно красивыми вещами. Это страсть коллекционера. А может, желание быть единственной обладательницей всего. Впрочем, Мирабель не лишена вкуса, ей понравилась музыка Дженсель и звук гитары. Королева велела привести девушку в замок.

Адмар отставил бокал и поднялся с места. Теперь он расхаживал по комнате, и леди Кэр не приказала ему сесть. Он, как и Джинджер и, возможно, притихший шут, была заворожена рассказом. К этому у Адмара был безусловный талант. Сейчас он умолк, словно принцесса-рассказчица из мистийских сказок, и беспокойно прошелся мимо полок, проводя пальцем по корешкам книг.

— И? — проговорила графиня, когда пауза затянулась.

Адмар усмехнулся.

— Слишком личное, миледи. И слишком глупое. Я влюбился.

— Эта Дженсель была так красива? — спросила Джинджер к собственному удивлению немного ревниво.

Адмар вновь усмехнулся.

— В музыку, моя дорогая, не в девушку. Хотя зингара была очень красива. А еще бесспорно талантлива. У нее были очень длинные сильные пальцы, которые могли брать аккорды до сих пор мне недоступные. Честно говоря, я никогда не стремился быть воином. Родись я в Курите, скажем, и давно бы уже устроился на какой-нибудь кафедре в Усмахте.

— Родись ты в Империи, — парировал насмешливо из темноты шут, — и сгорел бы заживо, как изрядный еретик.

— Вы правы, мастер шут, я отвлекся, — Адмар вернулся в кресло, вытянул ноги и принялся разглядывать свои пальцы. — Я попросил Дженсель обучить меня игре на гитаре. Девушка, жившая тогда в замке на правах гостьи, согласилась.

— Не сомневаюсь, — фыркнул из своего угла мастер Уилл. — Видели бы вы его, дамы, десять лет назад.

Адмар проигнорировал эти слова.

— Королева узнала об этом, и, возможно, впервые я увидел ее истинное лицо: лицо злого ребенка, лишившегося игрушки. С тех пор я уже не мог не то, что обожать ее — терпеть. Она околдовала Дженсель, желая забрать ее и ее музыку только себе. Зингара стала вести себя в точности, как леди Беатрис сейчас. Я ничего не мог поделать. Могу спорить, королева наслаждалась, следя за моей беготней, за моими поисками. У меня еще оставалась последняя надежда: мой старый учитель, бард-колдун. Увы, мы были тогда не в лучших отношениях. В день, когда я радостно уехал ко двору, он проклял меня и только из уважения к моей матери не подкрепил свои слова колдовством. Тем не менее, я написал ему и получил прощальный подарок: подсказку. Несколько историй, записанных здесь, неподалеку, в Озерном краю.

Адмар умолк.

— И? — не выдержала Джинджер.

— Я не успел разгадать их все. Только две — про Аннуэрскую пещеру и про меч Удальгрима. Зингара умерла. Вернее, она еще жива, а толку? Она все еще в свите королевы. У меня тогда была мысль убить Мирабель, но к ней до сих пор не подступиться, ее охраняют такие же одержимые влюбленные, днем и ночью. А от заговоров и восстаний ее ограждает страх. Мне потребовалось десять лет, чтобы научить людей хотя бы немного смеяться над ней и надо мной. Но этого явно мало.

— Не так уж мало, — покачала головой леди Брианна и легко прикоснулась к руке Адмара. — Ваши баллады о лесных стрелках помогли нам.

— Мы, между прочим, перешли к самому интересному, — встрял мастер Уилл и, появляясь в круге света, хлопнул Адмара по плечу. — К моему спасению.

— Ах, это? — музыкант слабо улыбнулся. — Я решил покинуть королеву и насолить ей напоследок. Спасение заключенного показалось мне неплохим средством это сделать.

— Слышишь, — леди Брианна, тут Джинджер могла присягнуть, хихикнула как девчонка, — ты всего лишь средство. Так что вы намерены делать теперь, чтобы спасти бедняжку Беатрис?

Адмар пожал плечами.

Он чувствовал себя опустошенным. Словно кувшин, у которого осталась только пара капель вина на дне. Остался только запах, становящийся удушливым и смрадным. Странное сравнение. Фламэ поднял глаза. Джинджер внимательно на него смотрела, но, перехватив взгляд, отвернулась. И Брианна на него смотрела, эта — оценивающе. Рука мастера Уилла лежала на плече.

— Что за истории? — спросил шут. — Что тебе посоветовал твой учитель?

— Первая про Аннуэрскую пещеру. Ничего сложного, — Фламэ невольно передернуло, но он отодвинул воспоминания назад. — Потребовалось войти туда, убить змею и забрать ее сердце.

— Какая-то пакость, — прокомментировала ведьма. — Словно комок сажи.

— Вторая история про меч Удальгрима, закаленный в сердце его возлюбленной и убивающий все живое, мертвое и иное. Поэтично, хотя не вполне понятно. Еще одна легенда рассказывает о Круглом озере, вода из которого открывает истину. Четвертая явно пришла с севера, откуда-то из Изумрудной долины. Она об обручальном кольце Лунной невесты, которое было потеряно. И как ей ковали новое из лунных лучей и драконьей чешуи, — Фламэ вздохнул и пожал плечами. — Я десять лет собирал информацию об этих легендах, я расспрашивал магов севера и юга, я побывал в библиотеке короля Аугустуса Петера, в библиотеке Усмахтского университета, еще бес знает где! Я не знаю, чем все эти истории могут помочь.

Шут резко опустился на корточки и посмотрел на Фламэ снизу вверх.

— Удальгрим, говоришь… ты слышал о втором варианте этой баллады?

— Только мельком, — ответил Фламэ.

Мастер Уилл выпрямился, потирая шею, и посмотрел на графиню. Та кивнула.

— Изначально их было значительно больше. Каждые пять куплетов сюжет раздваивался, и дальше следовали либо, хм, добрые, либо злые пять куплетов. До нашего времени сохранились два варианта. Один широко известен за пределами Империи, тот, в котором Удальгрим пошел на Холмы войной. Второй на свою беду приглянулся Хьюго Нестриху, магистру Унитов. Когда тридцать лет назад их объявили еретиками, великолепный замок был конфискован в пользу Церкви, и там сейчас очередная тюрьма. Ума, честно сказать, не приложу, на кой им столько тюрем, их уже много больше, чем жителей. Половину следует переделать в дома для рожениц. В общем, Нестрихи бежали, их замок конфисковали, а библиотеку, совершенно великолепную, сожгли. Дюжину самых почитаемых Нестрихом книг постигла еще более печальная участь — были уничтожены все экземпляры, до которых палачи сумели добраться. Последний список «Баллады об Удальгриме» вырвали буквально у меня из-под носа и на моих глазах швырнули в огонь. Увы, я не успел затвердить его наизусть. Но сюжет в целом помню, может, вам и поможет.

Шут подвинул к столу табурет-лесенку, сел и вытянул ноги. Некоторое время он разглядывал вышивку на платье леди Брианны, и только когда она кашлянула, продолжил.

— Итак, Дева Холмов, первоначально, кстати, у нее было имя — Каллуна, так что прообразом, скорее всего, была какая-то ведьма. Дева Холмов, эта самая Каллуна, отправляет Удальгрима восвояси:

Но сказала Дева с Холмов

Как будто в упрек

Так сказала Дева с Холмов

«Ты зелен, милок»

Пятый куплет заканчивается, и в нашем варианте Удальгрим идет на Холмы войной.

— Я помню балладу, — отмахнулся Фламэ. — Мы все помним, полагаю.

— В том варианте, который так нравился магистру Нестриху, Удальгрим решил задобрить Каллуну подарками. И он подарил ей бронзовое зеркало. Дева, сомлев от подарков, проявила-таки к королю благосклонность и вышла за него замуж. Однако же, вскоре она увлеклась одним из его рыцарей, Синкейром.

— Классический мотив, — кивнул Фламэ. — Странно, что Ольха его не использовал.

— Ольха был любовником королевы Марты, — ухмыльнулся шут. — Вероятно, не захотел лишний раз об этом напоминать.

Не участвующие в разговоре женщины переглянулись, после чего графиня слегка ударила по столу и строго напомнила:

— Баллада!

— Да, конечно, любезная мышка, — шут слегка поклонился. — Удальгрим узнал об измене своей королевы, явился к ней в покои и застал ее за самолюбованием. Как повествует баллада — о, мне в юности особенно нравился этот отрывок! — Каллуна в одной сорочке сидела на постели, и смотрелась в зеркало и приговаривала, что ни один мужчина не устоит перед ее красотой и не причинит ей зла. Что она самая прекрасная из женщин в стране.

— «Свет мой, зеркальце, скажи», — Фламэ пожал плечами. — Опять же избитый мотив.

— Как и всё в нашей жизни, — философски пожал плечами шут. — Из баллады не ясно, что же именно так взбесило Удальгрима: ее вид, ее слова, или, может быть, куртка Синкейра, брошенная на стул. Однако же король схватил зеркало и вонзил его в грудь Каллуне. Трагический конец.

— Как вонзил? — озадаченно спросила ведьма.

— Не знаю, — шут снова пожал плечами. — Может быть, сила его была так велика, что он поткнул бедняжке грудь бронзовой рукотью; может быть, зеркало превратилось в кинжал; а может быть там был хитрый механизм.

Фламэ коснулся груди, где под курткой все еще был спрятан клинок. Что ж, любопытная история, однако…

— Зеркало, превратившееся в кинжал, это очень интересно. Но как это может нам помочь.

Мастер Уилл пожал плечами.

— Понятия не имею, добрый Палач. В любом случае, утро вечера мудренее, или как говорят в Империи: здравые мысли в людское ухо вложил петух, и ухо оглохло. Пора идти на боковую. А вы, ваша светлость, и без того дурно спите, вам снятся налоги и армия Мирабель у стен замка, во сне вы ворочаетесь и весьма гадко ругаетесь.

Шут, очевидно, сказал лишнее, потому что графиня пнула его в голень, словно деревенская девица, затем поднялась и изящным жестом потомственной аристократки распустила всех по спальням. Фламэ поспешил откланяться и, взяв ведьму за рукав, утянуть за собой.

— Странные у них отношения, — пробормотала та, оглядываясь назад. Графиня как раз поднялась под руку с шутом на второй этаж и скрылась в темном коридоре.

— Мастер Уилл любовник леди Брианны, тут нет ничего странного, — дернул плечом Фламэ. — И это не наше дело. А вот и ваша комната. Доброй ночи.

— Как ваша рука? — ведьма поймала его за запястье и коснулась повязки. Фламэ поморщился от боли.

— Нормально. Доброй ночи.

Несколько секунд ведьма смотрела на него с явным неодобрением, потом разжала пальцы и, зайдя в спальню, затворила дверь.

К утру снегопад прекратился, но, кажется, только потому, что тучи выморозило. Откинув край одеяла, Джинджер высунула наружу ноги и тотчас же юркнула обратно. В Каллад пришла зима, и сделала это как всегда неожиданно, исподтишка. Много раз уже ведьма подумывала перебраться куда-нибудь южнее. Увы, в Империи — а уж южнее только бескрайний океан, могло стать слишком жарко. Колдовства там не терпели, и ведьм до сих пор сжигали на кострах. Вот и мерзла в родном Калладе, где в замках немногим лучше, чем в домах простолюдинов.

Дверь приоткрылась, и в комнату сунулась молоденькая, лет шестнадцати, служанка.

— Госпожа ведьма уже не спит? Я принесла воду для умывания.

Джинджер высунула нос и с неодобрением посмотрела на кувшин и тазик. Покидать теплую постель ради умывания и тому подобных глупостей совсем не хотелось.

— И жаровню, — сказала служанка. — А еще ее светлость велела передать вам теплое платье. День сегодня будет на диво морозный.

И завтра тоже, — машинально отметила Джинджер, скользнув взглядом по парку, вырывающемуся изо рта девушки. А вот послезавтра потеплеет, начнется опять буран, снегу насыпет сугробы, а следом все начнет таять и, может быть, пойдет проливной дождь. Обычная зима для Каллада: то ты ругаешь жестокий холод, то непролазную грязь.

От жаровни в комнате стало немного теплее, и ведьма рискнула покинуть постель. Тем более, вода в кувшине была горячей, да и платье ей графиня ссудила отменное. Оно было строгое, безо всякой отделки, и темно-синее, почти ведьминского цвета. Сверху следовало еще надеть отороченное мехом сюрко. Расчесав волосы, Джинджер сплела их в косу, свернула и заколола на затылке парой шпилек. Взяв из рук девушки красный плащ, прекрасно завершивший костюм, ведьма закуталась в него, набросила капюшон и пошла вниз. Раз уж леди Брианна не давала никаких указаний и ничего не запрещала, сперва стоит позавтракать. А там поглядеть, может быть графине нужна гадалка: предсказать урожай, непогоду, саранчу или нашествие слуг королевы. Не скитаться же, в самом деле, с Бенжамином и его крысой-сестрой по Озерному краю в поисках того, чего может и не быть на свете.

Когда Джинджер спустилась на первый этаж, замок показался ей вымершим. С одной стороны, это немного пугало, а с другой заставляло вспомнить детство. Жизнь КэрГоф почти всегда проходила на улице, и не важно, какая при этом была погода. На кухне, конечно же, было довольно много слуг, и они предложили ведьма свежий хлеб и сыр. Однако в целом замок можно было назвать пустым, а хлопающие в отдалении двери наводили на мысль о сквощняке, а не о людях.

Пережевывая свой завтрак, Джинджер вышла во двор, надеясь отыскать там леди Брианну. Еще издалека она услышала рыдающий звук ораньета. Раздумывая, кому же взбрело в голову играть на улице в такое холодное утро, ведьма прибавила ходу и вышла из-под сводов галереи в центральный, как его еще называли — колодезный двор. Ну конечно, Адмар, кто же еще! Музыкант сидел на ворохе шкур, вынесенных, видно, для выморозки, устроив на коленях небольшой ораньет, и наигрывал душераздирающую мелодию. Возле него крутился кучерявый мальчонка лет пяти в бирюзовом упелянде, громко, на весь двор, уговаривая «дяденю» спеть что-нибудь про «лыцарей». Джинджер невольно рассмеялась. Адмар подмигнул ей, потер зябнущие пальцы и запел. Движимая отчасти любопытством, отчасти странным притяжением всех его баллад, ведьма подошла ближе.

Жил на свете рыцарь

Бедный сэр Тристам

И молился рыцарь

Всем своим богам:

Дай мне, меч, победы ратной,

Дай свободы, конь буланый

И пускай мне леди Анна

За победы все воздаст

Но ответил меч из ножен,

Старый конь ответил тоже:

На роду вам суждено же

Плакать, сэр Тристам.

Жил на свете рыцарь

Храбрый сэр Феликс

Все достоинства героя

В нем одном слились

Славен меч в победах ратных

Быстр конь его буланый

И противники уж год как

Все давно спились

Напевает меч из ножен

Верный конь твердит все то же:

На роду вам суждено же

Первым быть, Феликс

И в Раю вам место тоже

Первое, Феликс

Жил на свете рыцарь

Юный сэр Жером

Выходили против сэра

Сразу вчетвером

Пел клинок в сраженьях ратных

Ржал победно конь буланый

А разбойников дорожных

Рыцарь бил веслом

Рвался гордый меч из ножен

Конь к победе рвался тоже

На роду вам суждено же

Победить, Жером

Адмар собирался продолжить, но к досаде мальчика (и отчасти Джинджер) во дворе появился шут. Мороз словно не беспокоил его, только поверх своего обычного темного костюма мастер Уилл накинул плащ, сшитый из разноцветных лоскутов. Ловко закинув мальчика на плечо, шут кивнул в сторону замка.

— И что ты тут сидишь, мессир Адмар? Распеваешь свои песенки дорогому наследнику?

— Холосые песенки! — объявил мальчуган.

— Хорошие, Генри, — с улыбкой согласился шут. — Но, думается, нам с дядей Фламэ надо кое-что обмозговать, прежде чем он отправится в Озерный край к болотной ведьме в брюхо. А вас, сударыня Элиза, искала ее светлость.

Озадаченная Джинджер подняла брови.

— Графиня в скриптории. Ваше появление хоть заставит ее оторваться от налоговых дел и выпить чего-нибудь горячего. Бери эту рыдалку, брат музыкант, и пошли.

Адмар скорчил самую унылую рожу из всех возможных, сунул ораньет подмышку и пошел следом за шутом и мальчиком, напевающим только что услышанную песенку. Проводив их взглядом, Джинджер отправилась на поиски леди Брианны.