Смахнув книги поменьше, ГэльСиньяк указал на небольшую миниатюру, озаглавленную: «О том, как беседовали Лев и Бык о Драконе, Волке и Птице, а также о том, как жаба сумела стать голубем». Переписчик постарался особенно, и острые читегские буквы, украшенные побегами шиповника, ровно выстроились на линейках. Текст от этого понятнее не стал.
— Полная бессмыслица, — вздохнул Фламэ. — Весь диалог.
— Это оттого, что вы не алхимик, — тонко улыбнулся ГэльСиньяк. — Будь вы почтенным ученым мужем, мастер Фламиан, уже одно название многое бы вам сказало. Это не что иное, как описание алхимического процесса. Лев, бык и все прочее — жаргонные названия алхимических элементов. Сейчас появилась тенденция называть их все же аурумом, сульфуром или, скажем, гидрагирумом, и всем прочим. Само название рассказа: процесс создания так называемого Философского камня.
ГэльСиньяк скривился и процитировал:
— «Душа и дух пропитали тело, отец и сын — одно, смерть и тление не властны над ним». Бессмертие, безусловно, главная цель алхимиков, за которую в последние пятьдесят лет они регулярно восходят на костер. Однако, алхимия способна на многое. По крайней мере, делатели в это верят.
— Зачем нам Философский камень? — перебил Фламэ.
— Да дослушай же ты! — ГэльСиньяк выдернул из-под стопки книг увесистый том. — Фрида, почему мне достался в компаньоны такой торопыга?! Он меня не слушает! Взгляните, это расписанный по стадиям процесс изготовления камня.
Фламэ окинул страницу безразличным взглядом. На развороте была отменного качества литография — их стали вставлять в книги вместо привычных миниатюр примерно лет сто назад. На страницах изображались четыре стилизованных пробирки, содержащие странные, загадочные символы. Под каждой из «колб» шла подпись мелким, игривым почерком: «Льва должно дважды подвергнуть нападению волка».
— Начало процесса. Очищение аурума, проще говоря — золота, — пояснил имперец. — Всего на гравюрах приводится семьдесят семь стадий. В рассказе Ольхи можно выделить всего восемнадцать. И название элементов…. Если удастся понять, что такое «Красный Бык» и «Лазоревый лев», мы восстановим процесс.
Фламэ отошел к полкам и провел пальцами по корешкам. Где-то здесь стоял составленный его прапрадедом алхимический словарь. Старый лорд Адмар, отказавшись от владений в пользу старшего сына, занялся поисками пресловутого Философского камня, однако до бессмертия так и не дожил. Отыскав среди прадедовых книг его записи, Фламэ вернулся к столу, подбирая на ходу разлетающиеся листки.
— Алхимия — неподходящий интерес для церковного служителя, — заметил он мимоходом. — Любопытно было, удастся ли на этот раз разозлить невозмутимого имперца.
Тот только усмехнулся.
— Я гностик, мастер Фламиан. И последовательный упрямец. Слышали когда-нибудь о генерале Паоле Марре?
— Любимец короля Хендриха? — Фламэ вскинул бровь.
— Да. Он ведь был сначала верным слугой императора Валентина V, а после его смерти так же верно служил Хендриху. А потом еще трем его смертельным врагам, — ГэльСиньяк широко улыбнулся. — Вот это я называю последовательностью. Взгляните, кстати.
Имперец ткнул в один из самых странных эпизодов Диалога. «Что ты использовал за орудие, чтобы прогнать сов? — спросил Бык. У него рукоять из железа и тело из бронзы, — ответствовал Лев, — и о прочем ты не догадаешься»
— Железо, вернее, стаглар у нас есть, — подвинув к себе лист бумаги, ГэльСиньяк бегло набросал кинжал. — Рукоять, стало быть. И тело из бронзы.
Он прибавил к рисунку круг.
— Ручное зеркало? — Фламэ удивленно покачал головой. — Ну конечно! Зеркало! Именно об этом говорилось в балладе!
Он схватил лежащий на подносе кинжал и внимательно изучил его. Острие было темным и гладким, но в одном месте (Фламэ воспользовался увеличительным стеклом) нашлась едва заметная насечка.
— Он и в самом деле служил чему-то рукоятью!
— Хорошо, — кивнул имперец. — Где нам взять бронзу? Не сыщется же у вас древнее зеркало, которое невесть когда запретили!
— Нет… — Фламэ закусил палец. — Но… Русней двенадцать-пятнадцать в диаметре хватит? У моего брата были семь солдатиков русней по сорок в высоту в полном боевом вооружении из бронзы. С полированными щитами.
— Где? — коротко спросил ГэльСиньяк.
— На чердаке.
Мужчины, не сговариваясь, бросили книги и побежали прочь из библиотеки. Проводив их взглядом, Фрида пожала плечами.
— Ладно. Посижу пока, почитаю.
Первое, что Джинджер услышала, проснувшись — смех. Она еще подумала, что все еще пребывает во власти видений, а потом открыла глаза. День был солнечный, и через голубоватые стекла в комнату лился яркий свет. Ощущение было, словно находишься в зачарованном подводном царстве. Усиливали эффект вышитые на шелковом пологе изумрудно-бирюзовые побеги кагарника и гобелен с амфиптерами.
Джинджер приподнялась на локтях, а потом и вовсе села. Чувствовала она себя неплохо. По крайней мере, голова больше не кружилась.
— Тебе лучше? — возле постели появилась Фрида. Конечно, именно она смеялась. — Поешь.
В миске была какая-то похлебка из круп и сушеных трав. Джинджер с детства ненавидела подобные варева.
— Это восстановит силы, — строго сказала Фрида.
Со вздохом Джинджер взялась за ложку.
— Произошло что-то смешное?
— О! — имперка хлопнула в ладоши. — Тебя позабавит, сестрица! Эти двое! Посреди ночи пришли, как любит говорить Ноэль, к консенсусу и бросились на чердак. Приволокли с полдюжины игрушечных солдат, и до рассвета рассматривали щиты. Теперь эти доморощенные алхимики спорят: Лазоревый лев, это магнезий, или силиций.
— Что? — Джинджер на всякий случай опустила ложку в миску с похлебкой.
— Поверь, я тоже мало что понимаю, — хмыкнула Фрида — Да и они не больше. Но собрались делать какое-то диковинное зеркало.
— Зеркало?
— Вроде бы, именно это выходит по их рассказам, — Фрида пожала плечами. — В них я разбираюсь еще меньше. Оставим истории мастеру Фламиану, это ведь его любимое занятие: рассказывать.
Джинджер отставила плошку в сторону и выбралась из-под одеяла. Какое-то смутное ощущение не давало ей покоя. Она не могла подобрать ему точное определение, но, пожалуй, это было предчувствие. Юная ведьма поправила измятое платье, кое-как взбила волосы и решительным шагом направилась к двери. Сил, правда, хватило ровно до порога. Мир качнулся перед глазами, и Фрида очень вовремя подставила плечо.
— Тебе стоит отлежаться, сестрица.
— Я в порядке! — упрямо сказала Джинджер и медленно пошла на поиски библиотеки. Имперка поддерживала девушку под локоть.
Библиотеку легко было отыскать по запаху: алхимические смеси, смола, вино и книжная пыль. И через все это пробивалась отвратительный, вызывающий у Джинджер тошноту запах серы. От нее начала кружиться голова. Пожалуй, не стоило юной ведьме приближаться к странной стекловидной субстанции.
— Сядь, по крайней мере! — Фрида толкнула девушку в кресло. — Понаблюдаем за этим передвижным балаганом.
«Передвижной балаган» — было достаточно точным определением. Библиотека — вернее самый большой из ее столов, расположенный в центре — походила на лабораторию сумасшедшего алхимика. Жаровни и горшки вперемешку с графинами, подносы со снадобьями, книги, перья, чернильницы (одна на боку, и темно-синие чернила заливают стол и даже капают на пол), ворох бумаг. И пара тех самых безумных алхимиков, заспоривших из-за единственного клочка пергамена.
— Бирюза!
— Гиацинт!
— Бирюза!
— Да говорю же — гиацинт! Вот: черным по белому! — ГэльСиньяк ткнул в огромную книгу, лежащую на кресле. — «Явился лучник с сияющей стрелой»! Гиацинт! Минерал созвездия лучника!
— О чем это они? — тихо спросила Джинджер.
Фрида пожала плечами.
— Понятия не имею. Но они такие со вчерашнего дня. Меня одно волнует: не заразно ли это?
— К витруму нужно добавить гиацинт! — громче обычного сказал ГэльСиньяк, разгоряченный спором.
— Плевать, — Адмар упал в свободное кресло и устало потер виски. — Все равно у нас нет ни бирюзы, ни гиацинта. Только сапфиры моей матери, но едва ли они тут сгодятся.
Джинджер посмотрела на свои руки. Пальцы дрожали. Она вскочила с кресла и бросилась к мужчинам.
— Все-таки заразно, — вздохнула Фрида.
Поднявшись, она вовремя подхватила споткнувшуюся Джинджер. Адмар усадил девушку в свое кресло и хмуро поинтересовался:
— Почему вы не в постели, Элиза?
— У меня есть гиацинт.
— Что?
Джинджер сняла с пальца свой колдовской перстень.
— Гиацинт. Почти у всех Видящих гиацинты, бирюза или бериллы. Это камни предсказателей. Вам ведь это нужно, верно?
Адмар протянул руку, но перстня коснуться так и не решился.
— Гиацинт нужен, чтобы очистить витрум от всех возможных примесей. Он просто раствориться, а все лишнее уйдет паром, — ГэльСиньяк подпер щеку рукой и задумчиво посмотрел на юную ведьму. — Вы готовы отдать нам ваш перстень? Чтобы от него осталась только голубоватая лужица?
Джинджер откинулась на спинку.
— Что вы вообще пытаетесь сделать?
— Вероятно, зеркало, — усмехнулся ГэльСиньяк.
— Вероятно? — Джинджер и Фрида переглянулись. Определенно, в воздухе витало если и не безумие, то легкое помешательство — точно.
Имперец, сдвинув в сторону бумаги, вытащил странную… штуковину, по другому и не скажешь. Она состояла из кинжала и небольшого, русней в пятнадцать, круглого бронзового щитка. Это в самом деле напоминало зеркало. Джинджер надела перстень на палец и покрутила его. Ведьма без платья, ведьма без кольца. Девушке стало страшно. Чистое самоубийство.
— Это действительно так важно?
— Именно об этом написано в последнем рассказе Ольхи, — сказал ГэльСиньяк и вновь ткнул пальцем в книгу.
— По крайней мере, так считает наш мудрейший алхимик, — фыркнул Адмар.
— Именно так написано у так любимого тобой Ольхи, — упрямо повторил имперец.
— Нет! У Ольхи написано: «Лев улыбнулся, обнажив алмазные клыки, и сказал: Тщеславие среди пороков, пользой своей превосходящих добродетели». Есть тут хоть слово о зеркалах?
Фрида вздохнула и пробормотала: «Вот опять началось!».
— Они всю ночь такие, — пожаловалась она. — Слова не скажи — взрыв. И у каждого своя точка зрения!
Джинджер сняла перстень и положила его на стол.
— Берите, алхимики.
Фламэ коснулся колдовского перстня кончиками пальцев. Ощущение было странное, почти неприятное. Боль, страх. Страх самого кольца перед уготованной участью.
— Вы в самом деле отдаете его, Элиза?
— Для пользы дела, — кивнула Джинджер.
Она была бледна. Фламэ бросил короткий взгляд на витрум. Тот подрагивал, искрясь на подносе, как дорогое куритское желе. За ночь на нем образовалась тонкая радужная пленка. Фламэ эта субстанция очень не нравилась. К тому же она каким-то образом — и весьма дурно — влияла на юную ведьму. Цветом лица девушка напоминала мраморную статую, выглядела немногим лучше, чем прошлым вечером. Фламэ хотелось коснуться ее дрожащей руки. Он сжал кулак; разнылся шрам.
— Хорошо. Мы возьмем его, — кивнул ГэльСиньяк. — Фрида, дай мою сумку, пожалуйста. Там должны лежать инструменты.
Посмотрев на аккуратно завернутые в бархат ювелирные щипчики и пинцеты, Фламэ усмехнулся.
— У вас хоть чего-то нет?
Имперец пожал плечами.
— Золота, бриллиантов, графских титулов. А не помешало бы.
Вооружившись щипчиками, ГэльСиньяк разжал крапаны и извлек кусочек полированного гиацинта. В комнате, несмотря на льющееся через витражи солнце, как-то резко потемнело. Фламэ пришло в голову, что все, происходящее сейчас, здорово напоминает убийство. Если принято на веру, конечно, что у колдовских перстней есть душа, или, по крайней мере — дух.
— Так вы точно уверены, госпожа Элиза?
Джинджер на секунду прикрыла глаза. Ресницы ее дрожали.
— Уверена.
ГэльСиньяк аккуратно взял камень пинцетом, окунул его в розмариновую воду и бросил на блюдо с витрумом. Библиотеку заволокло черным дымом. Фламэ едва успел подхватить Джинджер, вновь потерявшую сознание, и закрыть ей лицо полой своей куртки. Дым заполнил и его легкие, заставляя кашлять так, что разболелись ребра. Быстрее всех среагировала Фрида: метнувшись к окнам, она распахнула скрипучие створки. Порыв ледяного ветра пронесся по комнате, взметнув в воздух бумажные листы. Дым широкой струей утек во дворе, скрыв на полминуты солнце. Прокашлявшись, все перевели дух и поспешили к столу. На истончившемся дубовом подносе, выцветшем до мышасто-серого цвета, лежала аккуратная полусфера, словно выточенная из хрусталя. Солнечные лучи, попав в нее, терялись в загадочном мерцании. ГэльСиньяк осторожно тронул ее пинцетом. Очищенная масса оказалась пластичной.
— Отлично! — имперец перебрал записи. — Дело за малым: смешать нагретый витрум, сердце и…. А где мы возьмем сапфировый порошок?
Фламэ внимательно изучил страницу увесистого тома «Легенд» и вздохнул.
— Моя очередь чем-то жертвовать? Как я уже говорил, у матери были сапфировые украшения. Сейчас принесу.
Джинджер подошла к окну. Из-под неплотно прикрытой створки поддувало. Сквозь рубиново-красное стекло заснеженные болота казались залитыми кровью. Отличные декорации для разворачивающегося абсурда. Зеркала, ядовитые дымы, одна сумасшедшая ведьма отдала свой перстень. Руки дрожали. Да всю Джинджер трясло.
— Возьмите, — ГэльСиньяк укутал ей плечи плащом. — Вам лучше?
— Второй день мне все этот вопрос задают! — проворчала Джинджер.
— Вы просто второй день выглядите бледновато, госпожа Элиза.
— Мне нравится ваша честность, — Джинджер улыбнулась. — Что дальше? С зеркалом, я имею в виду.
— Соединяем витрум, сердце и сапфировый порошок, нагреваем в серебряной посудине, благо этого добра в замке хватает. Затем заливаем получившейся смесью бронзу и смотрим, что получилось.
На взгляд Джинджер в этом плане было многовато изъянов и недочетов, но она промолчала. В алхимии юная ведьма ничего не смыслила, да и в колдовстве на самом деле тоже.
Вернулся Адмар, и мужчины склонились над тиглем, сооруженным из жаровни-треноги, сетки для жарки рыбы и серебряной полоскательницы. Фрида ушла вниз, печь лепешки и «придумывать что-нибудь к обеду». Сев к столу, Джинджер принялась лениво перелистывать плотные пергаментные страницы «Легенд Озерного края». Эта книга была значительно дороже виденной в столице, да и сделана искуснее. На каждой странице — изысканная миниатюра, а поля, весьма широкие, украшены побегами фантастических растений, арабесками и дролери.
Всего в книге было семь «глав», каждая из которых предварялась изящным рисунком на золотом фоне. Помимо уже известных пяти легенд, в книге было вступительное слово автора, длинное и велеречивое, смысл которого сводился к известной присказке: «не любо — не слушай, а врать не мешай». Перелистнув несколько страниц, Джинджер полюбовалась Аннуэрской змеей в изумрудной короне. Оставшиеся легенды также были знакомы ведьме, по крайней мере, в адмаровом пересказе, кроме самой последней.
На заставке нарисована была женщина в пышном старомодном наряде с длинным шлейфом, смотрящаяся в небольшое ручное зеркало. Далее следовал текст, не рифмованный, как в первых легендах, и не такой нелепый и сложный, как в «Диалоге Льва и Быка». Джинджер пробежала его глазами и хмыкнула.
— Мастер Фламиан, что вы можете рассказать о Мартиннесе Ольхе?
— Ну… — Адмар оторвался от растирания сапфира — небольшой подвески, снятой с ожерелья, и пожал плечами. — Величайший рифмоплет из всех, родившихся в Калладе.
— До крайности общая, обтекаемая фраза, — проворчала Джинджер.
Адмар со вздохом выпрямился.
— Придворный поэт короля Лудо, — скучным тоном сказал он. — Его пытались сманить к себе многие правители, в том числе тогдашний император. Но Ольха был по уши влюблен в королеву Марту, так что отказался покидать родину.
— А откуда он родом?
— Из Озерного края, — ответил Адмар и вернулся к тиглю.
— Вам, думаю, интересно будет послушать, — Джинджер уселась поудобнее. — «У графа Иммари была дочь, прекрасная Марианн, которая по красоте и изяществу могла сравниться только с Девой Холмов. Слава о ней разнеслась так далеко, что в глубокой преисподней прослышали о ней таны-бесы…» Что за «таны»?
— Не знаю… — Адмар нахмурился. — В первый раз слышу эту историю. Мэтр?
ГэльСиньяк пожал плечами.
— Мне это слово незнакомо. Как оно пишется? Дайте взглянуть…
Имперец склонился над книгой, потом выпрямился и изумленно посмотрел на Джинджер.
— Что вы читаете, госпожа Элиза?
— Да вот же! — ведьма ткнула в строки.
— Извините, госпожа, но я вижу пустой лист, — ГэльСиньяк покачал головой. — Вы и после этого будете говорить, что самая обыкновенная и ничего из себя не представляете?
— Вот последнее я точно никогда не говорила! — обиделась Джинджер.
— Читайте дальше! — оборвал их Адмар. Оперевшись на высокую спинку кресла, он хмуро смотрел на книгу. — Раз уж нам с мэтром не дано.
Джинджер покосилась на мужчин и со вздохом продолжила.
— «…прослышали о ней таны-бесы Ангэ, Упепо и Сол, и каждый из них пожелал ее в жены. И стали они являться Марианн во снах и соблазнять ее. Посещаемая каждую ночь могучими танами…» Господи, гадость какая! «Посещаемая каждую ночь могучими танами, красавица начала чахнуть и бледнеть. Граф Иммари обеспокоился и созвал со всех краев лекарей и ведуний. И явилась мудрая Грета из Скроу, прозванная Драконьей Дочерью или же Джи…» — юная ведьма запнулась. — Джинджер?
— Я слышал, ведьминских имен не так уж много, — пожал плечами ГэльСиньяк.
— Пять сотен, — кивнула ведьма. — По числу коиньольских трав. Да, не так много, но и не мало. К тому же, когда случаются такие совпадения, я начинаю нервничать. Ох, ладно, дальше. «Твою дочь любят таны — бесы, граф — сказала Грета Драконья Дочь. — Они искусные колдуны. Один из них управляет туманами, и никто не может поймать его; второй ветром, и никто не может одолеть его; а третий солнцем, и никто не может увидеть его. Но горю возможно помочь. Сделайте зеркало…»
Джинджер посмотрела на дымящийся тигель.
— «Сделайте зеркало из железа, бронзы, крови и слез, и пусть Марианн посмотрит на свое отражение». Мастера графа Имммари выплавили зеркало, и Грета Драконья Дочь прочитала над ним заклинание в двадцать шесть строк: «Отрази меня». Зеркало поднесли к лицу прекрасной Марианн, но девушка не появилась на ровной глади. Зато в нем отразились три диковинных лица. Одно походило на лицо ниддинга, второе было черно, как ночь, а третье выглядело странно из-за раскосых глянцево-черных глаз. Грета ударила по зеркалу, все оно пошло трещинами, и странные лица исчезли. Марианн проснулась совершенно здоровой».
Джинджер закрыла книгу и посмотрела на мужчин.
— У вас там ничего не выкипит, господа?
Мужчины переглянулись и бросились к тиглю. Пока они возились со своим зеркалом, девушка успела еще раз пролистать книгу. Последняя история выглядела странно: она отличалась по стилю изложения, по почерку, по сопровождающим ее миниатюрам. Здесь художник просто превзошел себя.
— Вы в самом деле не слышали эту сказку?
— Я не могу знать все сказки на свете, — пожал плечами Адмар. — Но про Грету Драконью Дочь мне слышать приходилось. По легенде она была дочерью некоего змеиного князя, оборотня-аспида, похожего на мистийскую черную мамбу.
— Видел их кто, этих оборотней-аспидов? — хмыкнул ГэльСиньяк. — Готово.
Адмар плеснул на тлеющие угли треножника воду и облегченно выдохнул.
— Огонь в моей библиотеке! Это пугает. Как впрочем, и невесть откуда взявшаяся легенда. Вы точно не придумали ее, Элиза?
Джинджер захлопнула книгу, взметнув облако пыли, скрестила руки на груди и насупилась.
— С чего бы мне? Я похожа на барышню с таким богатым воображением?
— Уж больно своевременно сказочка появилась. Заклинание, значит.
— Заклинание не помешает, — сказала появившаяся в дверях Фрида. — Иногда только слова делают вещи волшебными. Говорят, именно так создавались перстни. Искусство утрачено, и их осталась всего тысяча.
— Девятьсот девяносто девять, — мрачно поправила Джинджер, бросив взгляд на опустевшую оправу своего кольца. — Не пора ли обедать?
— А, именно с этим я и пришла. Обед готов, и наши благородные господа заждались. Они вообще не в духе. Беатрисе хуже.
— Значит, — вздохнул Адмар, — надо спешить. Хотя бы на обед.
Заклинание. Фламэ качнул бокал так, что несколько капель упали на темное полированное дерево стола. Заклинание. Двадцать шесть строк.
Отрази меня…
Барды севера и Горжанских гор, а также куритские поморы прекрасно знают силу слова. Не редко они превосходят в искусстве колдовства ведьм и ученых колдунов всего континента. Рифмы обладают собственной властью и магией.
Отрази меня
Отрази меня, преобразуй меня
Сбереги меня
Фламэ вытащил из кармана медальон, открыл его и посмотрел на портрет канцлера Юлиана. Вы славились своим острым умом, милорд. Случалось ли вам так же мучительно подбирать слова?
Преврати меня, в то, чем я быть хотел с детства
А после
Преобразуй меня
Отрази меня
Фламэ защелкнул медальон и, не особо отдавая себе в том отчет, повесил его на шею. Становился излишне сентиментален на старости лет.
— Так задумались, что меня не слышите?
Фламэ вскинул голову. Джинджер стояла у стола, теребя шелковый поясок.
— Фрида прислала вам травяной отвар, сказала, что он просветлит голову, а от вина пользы нет.
— У госпожи Фриды на все свое твердое мнение, — хмыкнул Фламэ.
— Да. И я бы с ней не спорила, — Джинджер указала на кресло. — Я присяду?
Фламэ пожал плечами. Девушка грациозно опустилась в кресло и замерла. Выглядела она напряженно. Словно ей что-то не давало покоя. Фламэ посмотрел на ее руки, мнущие ткань голубого платья.
— Возьмите перстень моей матери, — сказал он.
В глазах девушки сверкнул испуг.
— Нет! Одно дело — хранить такой сильный перстень, и другое — носить! Я… я обокрала круг Дышащих! И… мастер Фламиан! Мне страшно!
— Вы чего-то другого боитесь, — покачал головой Фламэ. — Отнюдь не гнева сестер.
Джинджер опустила взгляд в пол.
— Да. Себя. Я не хочу видеть все это! Не хочу видеть то, что недоступно больше никому.
— А разве не это особенность всех Видящих?
— А они видят события далекой древности, или несуществующие страницы в книгах? — с сарказмом поинтересовалась Джинджер.
Фламэ поднял руки, сдаваясь.
— Ладно, ладно. Просто возьмите перстень.
— Он слишком силен, и принадлежал Дышащим, отличающимся высшим мастерством, — качнула головой девушка.
— Одной Третьей и двум Первым, — подтвердил Фламэ. — Это кольцо — фактически наша фамильная ценность, поэтому и хранилось у Мартина. Он не хотел возвращать перстень в Круг, зато передал его вам. Берите и пользуйтесь.
— Знаете что, сочиняйте ваше заклинание! — разозлилась ведьма.
— Конечно-конечно, — улыбнулся Фламэ, снял с шеи медальон и принялся вертеть его в пальцах.
Сочиняй свое заклинание, Фламиан Адмар. Куда проще сказать, чем сделать. Двадцать шесть строк!
Отрази меня
Преврати меня
Обрати меня в чистую силу
Спаси меня
Слова имеют свою власть, свою силу. Особенно, когда их повторяют. Некоторым словам нравится, когда их повторяют.
— Как вы поймете, что это именно заклинание?
Фламэ наполнил травяным настоем чашку, потом заглянул под стол и вытащил из потайного шкафчика керамическую бутыль и пару крошечных, с наперсток, рюмок.
— Хотите пряного ликера?
— Вы не верите в просветление разума, — вздохнула Джинджер и махнула рукой. — Наливайте.
Ликер пах лекарственными травами и отлично освежал мысли. Старый лорд Адмар пил его, когда дела заходили в тупик, и требовалось нечто вроде озарения.
— Моя мать называла этот ликер коиньольским. Трав там, конечно, не пять сотен, но все, что росло в нашем огороде, шло в дело. Чувствуете просветление?
Ведьма изучила рюмку на просвет и покачала головой.
— Вот и я не особо… — вздохнул Фламэ. — Отрази меня…
Двадцать шесть строк, побери их тан-бес, кем бы он ни был.
Отрази меня
В своем сердце
Прости меня
Преврати меня в воздух и свет
Отрази меня
Ведьма сидела, подперев щеку рукой, с удобством опираясь на обтянутый потертой кожей подлокотник. Взгляд ее бесцельно блуждал по комнате, пока не остановился на окне. По стеклу сек снег, мелкий, колючий и очень холодный. Фламэ посмотрел на небрежно брошенные на стол сапфиры. Темные, как глубокий лед января, или ледяные же скалы далеких северных гор. Странное дело. Фламэ не мог вспомнить, чтобы его мать носила какие-то украшения, кроме своего колдовского перстня. Словно сапфиры лежали в шкатулке специально дожидаясь того часа, когда понадобятся паре сумасшедших алхимиков.
Фламэ неожиданно разозлился на ни в чем не повинные камни. Будь это рубины или гранаты — подарил бы Фриде. Ей шло все красное. И, может статься, ГэльСиньяк наконец-то разозлился бы.
— Заклинание, — ядовито напомнила Джинджер.
— Имперцы прислали вас за мной следить? — в тон ей поинтересовался Фламэ.
— Плесните еще ликера, и я ничего не скажу, — не меняя позу, ведьма протянула пустую рюмку. — Что у вас выходит?
Разлив ликер, Фламэ сделал маленький глоток, нахмурился и прочитал сложившиеся строки по памяти. Вот уж на что он никогда не жаловался. Откинувшись на спинку кресла, Джинджер дирижировала рюмкой и загибала пальцы.
— Четырнадцать, — сказал она, когда Фламэ умолк. — И это не слишком похоже на заклинание.
— Ликер верни, — распорядился Фламэ голосом, который его отец приберегал для нашкодивших отпрысков.
Джинджер звонко рассмеялась.
— Полно, мастер Фламиан! Осталось всего двенадцать строчек.
— То есть, — проворчал Фламэ, — еще столько же.
Ему нравилось, как Джинджер произносит его имя. Очень мягко, но с легкой иронией. Так же, как она произносила собственное — Элиза, зная, что это ни более чем звук, просто набор созвучий, не имеющий особого смысла.
— Вы можете звать меня Фламэ?
Девушка поперхнулась ликером.
— Кх! Кх! Это какое-то отношение имеет к заклинанию?
— Это мое имя, — спокойно ответил Адмар. — И так оно значительно лучше звучит.
Ведьма залпом допила ликер и подставила рюмку.
— А вам не хватит, госпожа Элиза?
— О нет, уж вы налейте, мастер Фламиан.
— Джинджер! — он постарался вложить в свой тон как можно больше мягкого увещевания, звучать убедительнее….
Девушка сощурилась и очень тихо сказала, удачно скопировав его интонацию:
— Фламэ!
Разливая ликер, он едва не пролил половину на стол. Пальцы были липкими и сладкими. У Джинджер были золотисто-ореховые глаза, того оттенка, что бывает у кошек и драконов на тапестри, но никак не у людей.
— Отрази меня, — сказал Фламэ.
— Тем, что я есть
И чем буду
Прости меня!
Отпусти меня!
Обрати меня!
Отрази меня!
В зеркалах каждый волен увидеть свое,
Каждый волен увидеть себя
Каждый волен проститься с собой
Отрази меня
Фламэ наконец сделал вдох и открыл глаза.
— Двадцать шесть, — кивнула Джинджер.
— Сейчас я запишу его, а ты прочитаешь над зеркалом.
— Я?! — в глазах юной ведьмы появился прежний ужас. — Я не могу! Я никудышная ведьма! Я не согласна! Пускай Фрида читает!
— Уверен, госпожа Фрида скажет то же самое, — улыбнулся Фламэ. — А, кроме того, если кто и подходит на роль Драконьей Дочери, то это госпожа Элиза.
— Почему? — мученически простонала Джинджер.
— У тебя глаза золотые.
Девушка коснулась лица и едва слышно пробормотала: Карие они! Залпом допив ликер, она поднялась.
— Скажу мэтру и сестрице, что у вас все готово.
— А я пока перепишу заклинание, — самым любезным тоном сказал Фламэ.
Ведьма с размаху поставила рюмку на стол и вылетела из кабинета.
Вытащив из кошеля перстень Артемизии, Джинджер посмотрела на него почти с ненавистью. Первая круга Дышащих нашла способ отомстить обидчице даже из могилы. О, девушку теперь грызла совесть, о существовании которой ведьма редко вспоминала. Как, впрочем, и все ведьмы. Она была пьяна, наговорила глупостей — проклятый ликер! — и едва еще больше глупостей не насовершала. Благо еще, кресла стояли достаточно далеко друг от друга, разделенные углом массивного стола. И без того, пока Фламэ читал свое стихотворение-заклинание, Джинджер могла думать только о его губах.
— Спокойно, сестрица, спокойно!
— Что-то случилось?
Джинджер поспешно надела перстень Артемизии на палец и обернулась.
— Заклинание готово!
Щеки у нее наверняка горели от возбуждения и алкоголя, как у старой ойномантки. Фрида с сомнением оглядела младшую подругу с ног до головы.
— Зеркало уже остыло. Так что пошли…
Бросив быстрый взгляд на проклятый перстень, она только покачала головой.