Зеркало королевы Мирабель

Глава третья

Стражники на воротах также проверяли ярлыки, но не у всех. Крестьян, а также хорошеньких женщин пропускали не глядя, а вот печати, выданные лорду Бенжамину изучали особенно долго. Пропустили путников с неохотой, словно надеялись, что это нарушители, а ярлыки поддельные. Но наконец ворота распахнулись, и Каэлэд встретил их непривычной тишиной. Джинджер прежде случалось бывать в столице, и она замечала, что никогда Каэлэд не бывал таким же шумным, как прочие города. Словно кто-то пелену на него набросил. И все же в нынешней тишине было что-то странное и неприятное, словно жители попрятались по домам, испугашись чего-то. Ставни были закрыты, двери заперты на задвижку. Из пекарни, мимо которой проходил маленький отряд, вкусно пахло хлебом, но лавка была закрыта. Джинджер проглотила слюну. Бенжамин, конечно же, сорвался с места в погоню за сестрой, позабыв про завтрак, что ведьма считала глупым. Если уж леди ушла в город, о чем здесь беспокоиться? Либо стражники поймают ее и отведут в приют для умалишенных, либо какая-нибудь сердобольная старушка устроит у себя. Но лорд-наемник не желал слушать эти разумные доводы, и Джинджер предпочла умолкнуть. Молодой лорд сгоряча мог и ударить, а рука у него была тяжелая. Так что ведьма согласилась с Бенжамином, и даже приобняла его в утешение. Небольшой кошель перекочевал в потайной карман в складках ее черного платья. Выбрав момент, когда все спешились и повели лошадей в поводу — иначе по улицам в северной части Каэлэда ходить было нельзя из-за натянутых между домами веревок с сушащимся бельем — Джинджер свернула в переулок, такой узкий, что походил больше на щель между домами. Лошадь она привязала к небольшому колышку остатку коновязи, а может куску сгнившего фонарного столба. Конокрадством Джинджер отродясь не занималась, дело это было хлопотное и неприбыльное. Кто же купит у девицы ворованного коня, даже если девица эта за отказ может наградить чирьем на интересном месте? Нет, такие хлопоты ведьме были не нужны. Да и мох на камнях, которыми мощен был переулок, предсказывал, что с конем этим случатся одни только неприятности.

Столицу Джинджер знала не так уж хорошо, но память на места, где она единожды побывала, у нее была хорошая. Так что дорогу до маленькой таверны она нашла без труда и ни разу при этом не выходила на широкие ярко освещенные солнцем улицы, предназначенные для честных граждан. Впрочем, и улицы и проулки сейчас совершенно одинаково пустовали. Джинджер это не нравилось. Завидев в просвет между домами желтую черепичную крышу — весьма приметную — таверны и ее грубо намалеванную вывеску, ведьма привалилась к стене и коснулась двумя пальцами своего запястья. Предсказывать собственную судьбу всегда выходило плохо, но хоть опасность-то углядеть было можно. Сердце билось чуть быстрее, чем обычно, но виновато в этом было волнение. День словно бы и не готовил никаких сюрпризов. Джинджер изучила мох на стенах, грязные лужи и голубое небо. Ни одного мало-мальски дурного знака. Уже одно это должно было насторожить. Ругнувшись себе под нос, ведьма быстро пересекла улочку и толкнула дверь.

В таверне было пусто, единственный клиент — худой недружелюбный на вид старик — кивнул Джинджер и вернулся к прерванному разговору с хозяином. Тавернщик также окинул ее мрачным взглядом и вернулся к кружке, в которую сцеживал пиво. Ведьма скинула плащ, бросила его на лавку и села поверх. Уж лучше испортить эту дешевую тряпку, чем последнее пристойное платье, или — хуже того — что-нибудь себе занозить. Таверна эта была самой дешевой в городе, и после заката даже городская стража не решалась в нее заходить, днем же это было просто паршивое грязное заведение, где небезопасно было покупать что-либо кроме крепкого аджуса.

— Чего вам? — спросила толстая разносчица, пережевывающая какую-то жвачку. По подбородку текла зеленоватая слюна.

Джинджер поморщилась. В прошлый раз здесь было не в пример чище, не пахло гнильем и немытым телом, и служанка не производила такого отталкивающего впечатления. Не иначе, как тавернщик разоряется потихоньку. А нет, так точно теперь разориться.

— Вина, — сказала ведьма, здраво рассудив, что его в худшем случае разбавят. Ну а всю дрянь, налипшую на стенки немытого стакана вино убьет само.

Девица кивнула и, подволакивая ноги, пошла к прилавку. Тавернщик хмуро выслушал ее слова и полез за бутылкой. Вернулась разносчица не одна: с ней подошел и старик, опустился на лавку напротив и задумчиво сдул пену. Джинджер опасливо понюхала вино, от которого так и несло кислятиной, и вытащила из-за ворота своего платья мешочек с камнем.

— Ну?

Старик тяжело вздохнул и выложил на стол другой мешочек, покрупнее, из телячьей кожи. Потянув за тесемку, Джинджер на глаз оценила его содержимое.

— Мы договаривались на пятьдесят.

— Сорок. Больше камушек и стоить не может.

Джинджер вернула мешочек с камнем обратно под платье.

— Он, может, и не стоит, а вот ссора с Кругом Дышащих может обойтись вдвое дороже.

Старик неприятно усмехнулся.

— После смерти Артемизии они не представляют никакой опасности.

— А-а, понятно, — протянула Джинджер и самым невинным тоном заметила: — То-то вы все тридцать лет, прошедшие с ее смерти к ним подойти боитесь. Пятьдесят мираблей, или не видать вам камня, как своих ушей. Покупателя я всегда найду, в накладе не останусь.

— Ищи, — зловеще согласился старик. — Ищи, пока тебя саму не нашли.

Джинджер поежилась. С колдунами она дела иметь терпеть не могла, магия их оставалась чужой и непонятной. Порой стоило им сказать одно слово, или глянуть по-особенному — и все, никакие травки, никакие заговоры не помогут. И ни один из Кругов не возьмется тебя спасать. Ведьма опустила глаза. Пена в стакане с вином скопилась с одного края, гадкая, желтоватая. К дурным новостям, казенному дому и дальней дороге.

— По рукам, — выдохнула она и протянула старику камень.

Колдун ощерился, показывая желтые, но все еще крепкие зубы.

— Вот и умница.

Сунув добычу в карман, он бросил на стол несколько медяков и вышел. Джинджер раскрыла оставленный ей мешочек и пересчитала золотые. Тридцать один мирабль. Вот ведь, гадина! С мыслью о новом платье пришлось расстаться: тут едва хватало на плащ, сапоги и ужин в кабаке немногим лучше, чем эта дыра. Отставив нетронутый стакан с вином, ведьма закуталась в плащ, пропахший этой гнусной дешевой таверной, и поспешила на улицу.

Через полтора часа бессмысленной беготни по полупустому городу Фламэ с трудом уговорил молодого лорда свернуть в таверну, расположенную на Малой Торговой площади, чтобы передохнуть и спокойно все обдумать. Тут же обнаружились, вернее, не обнаружились две вещи. Таинственным образом исчезли белобрысая гадалка, с самого начала не внушавшая Фламэ доверия, и кошелек, который Бенжамин носил за пазухой. Лорд-наемник по этому поводу только выругался. Куда больше гадалки и денег занимала его сейчас судьба сестры.

— Мы можем сколько угодно бегать по городу, милорд, — резонно заметил Фламэ, — и это ни к чему не приведет. Своими размерами Каэлэд уступает разве что только Уэлленду, и до утра мы обойдем разве что торговую сторону. Даже до реки не доберемся. А ведь почти наверняка кто-то видел леди Беатрису и запомнил, куда она пошла.

— Кто? — хмуро спросил Бенжамин и крикнул тавернщику, — Дядька, вина!

Фламэ с сомнением покосился на выстроившиеся на прилавке бутылки. Каэлэд никогда не мог похвастаться хорошими винами, а музыканту хотелось бы сохранять в этом городе свежую голову.

— Мальчишки, милорд. Уличные мальчишки, — пояснил он, отодвигая подальше предложенный кубок.

— Ты видел хоть одного, а, горлодер? — грубо поинтересовался Филипп.

Ну конечно, без «секретаря» беседа о леди Беатрисе обойтись не могла. Лучше бы брал пример со своего товарища Альбера и вообще не раскрывал рта.

— С чего бы воришкам и попрошайкам показываться на глаза вооруженным наемникам? — ядовито поинтересовался Фламэ. — Чтобы, не дожидаясь суда, им обрубили руки?

— Когда это такое случалось?! — возмутился Филипп. — Кто же дитя-то неразумное обидит?!

— Адмару вашему любимому случалось, — фыркнул музыкант. — Оставайтесь здесь. Я попробую порасспрашивать о леди Беатрисе. В самом деле, лучше не ходить по Каэлэду такой толпой, привлекая излишнее внимание.

Поднявшись, он закинул гитару на плечо.

— Бренчалку свою оставь, — потребовал «секретарь», скотина недоверчивая.

Преувеличенно медленно Фламэ снял гитару и опустил на лавку. Потом развернулся на каблуках и направился к двери.

Внешность, увы, была обманчива, и ни лорд, ни его «дружинники» простачками не были. У Фламэ и в самом деле была мысль сбежать, пока Бенжамин разыскивает свою сестру, но теперь это было невозможно. Даже если не брать в расчет воспоминания, связанные с гитарой, оставлять ее в таверне было нельзя. А иначе, чем придется кормиться в дороге? Музыкант умел, конечно, не только петь. Просто ничем иным он не собирался более заниматься.

Закутавшись в плащ, Фламэ вышел на улицу. Солнце стояло высоко, и Торговая сторона выглядела теперь оживленно. Раскрыты были ставни лавок, сновали от одной к другой поварихи с корзинами, поварята с мешками, в которых что-то слабо трепыхалось, суетились в толпе оборванные мальчишки. И все же над площадью словно нависла какая-то черная туча. В прежние времена такое бывало только, когда появлялся в конце улицы сам Палач в сопровождении черных рыцарей Королевы. Теперь Палач словно стоял у каждого за спиной. Оглядываясь, Фламэ пересек площадь и остановился возле торговки фруктами. В это время года она могла похвастаться только сушеными абрикосами и мочеными яблоками. Впрочем, денег у музыканта не было и на горсть подсолнечных семечек, которыми торговала неопрятная старуха, сидящая на краю отключенного фонтана. Тем не менее, место было выбрано верно, и через пару минут Фламэ ловко поймал за руку, тянущуюся к связке абрикосов, чумазого мальчишку. Одет воришка был бедно, но опрятно, и только лицо и колени выпачканы в грязи.

— Шалишь, паскудник? — очень тихо спросил музыкант, наклоняясь к самому уху мальчишки.

Воришка испуганно пискнул и выронил абрикосы. Подобрав их с земли, прежде чем торговка успела что-либо заметить, Фламэ шепнул.

— Идем, дуралей, дело есть.

Мальчишка попытался вырваться, но неверно расценил силы своего мучителя. Несмотря на невысокий рост и худобу, музыкант оказался обладателем цепких рук. Тогда мальчишка заканючил:

— Не бейте! Не бейте, дяденька! Не водите никуда! Мне мамка не разрешает с незнакомыми водиться!

Фламэ мученически вздохнул.

— Пойдешь со мной, получишь это, — он продемонстрировал связку сушеных абрикосов. — А может и несколько монет.

Мальчишка нахмурился, подсчитывая выгоду.

— Серебряк, — наконец нагло заявил он.

— А золотой мирабль не хочешь? — неприятно-ласковым тоном поинтересовался Фламэ. — Серебряк за дело платят, а не за разговор. Хватит с тебя и пары медяков. Если то, что я услышу, мне понравится, благородные господа не поскупятся и накормят тебя ужином.

— Ты слуга что ли? — мальчишка окинул Фламэ насмешливым взглядом. Как и у всех воров и попрошаек, у него было презрительное отношение ко всякому работающему человеку. — Ну, говори, чего хочешь.

Фламэ подтолкнул малолетнего нахала к чаше фонтана. Плюхнувшись на каменный бортик, воришка принялся завистливым взглядом следить за троицей собратьев: один, чумазый карапуз лет пяти, отвлекал старуху-торговку, дергая ее за юбку, а двое мальчишек постарше набивали семечками карманы.

— Сегодня в городе появилась леди. Видел ее?

— Да мало ли леди в городе появляется-то? — мальчишка паскудно ухмыльнулся. — Вон на Кривой улице этих ледей…

Музыкант поморщился.

— Эта леди — особенная. Сомнамбула.

— Кто-кто? — мальчишка фыркнул. — Ну, ты сказанул! Ругаешься похлеще мамкиного хахаля!

— Она спала на ходу, — устало пояснил Фламэ. — Очень красивая леди, стройная, с каштановыми волосами, в дорогом платье. На расспросы не отвечала, и удержать ее на месте было нельзя. Слышал о такой? Знаешь, куда пошла?

Мальчишка пожал плечами.

— Узнаешь, куда она пошла, получишь семь медяков, — вкрадчиво сказал музыкант.

— Серебряк, — твердо ответил воришка.

— Семь медяков.

— Хэй, серебряк всего на семь больше! — возмутился мальчишка. — Чего, твоим господам жалко, что ли, для сироты?

Фламэ, сощурившись, посмотрел на него.

— Как тебя зовут, вымогатель?

— Дамэ, — пожал плечами мальчишка. — Ты не думай, меньше серебряного не возьму.

— Дамиан, значит… — задумчиво протянул музыкант. — Почти тезка, значит. Вот что, Дамэ, узнаешь, куда пошла леди, приходи в таверну на той стороне площади и спроси Фламэ. Получишь свой серебряный.

Мальчишка фыркнул, вырвал из рук музыканта связку сушеных абрикосов и мигом присоединился к приятелям, обворовывающим подслеповатую торговку семечками.

Фламэ еще не успел дойти до двери таверны, когда мальчишка нагнал его.

— Точно, серебряк дашь?

— Точно, — кивнул Фламэ.

— У благородных, конечно, деньжата всегда водятся, — глубокомысленно изрек малолетний мошенник. — Ну, веди.

Тавернщик совсем не обрадовался, когда музыкант — сомнительного, честно говоря, вида тип в одежде с чужого плеча — вернулся с маленьким оборванцем. Однако по жесту Бенжамина прекратил возмущаться и даже принес с кухни немного еды. Мальчишка в мгновение ока опустошил тарелку, вытер рот рукавом и нагло поинтересовался:

— Ну, где серебряк?

— Лучше дать, — посоветовал Фламэ. — Спорить с этим мошенником себе дороже.

Поворчав, больше для приличия, Бенжамин полез в потайной карман на поясе и вытащил серебряную монету, основательно потертую. Воришка невесть зачем попробовал ее на зуб и сунул за щеку. Речь его от этого стала невнятной.

— Аа в амок пфла. Эди вафа.

— Она в замок пошла, — флегматично перевел Фламэ. Ему ответ был известен заранее.

— В какой? — изумился Бенжамин.

— Ф квафефкий.

— В королевский, — вновь перевел Фламэ. — Других, милорд, здесь нет. Ее величество повелела все разрушить в час своего вступления на престол, и сложила из камней неприступные стены Каэлэдской твердыни, как бесстыдно врут в Королевской летописи.

— Без тебя знаю! — огрызнулся лорд-наемник. — Что Беатрисе делать в королевском замке?

— Ме пфем фнать? — пожал плечами малолетний воришка. — Еще фы феребряк, гфпадин.

— Обойдешься, — рыкнул Бенжамин. — Вон пошел.

Воришка счел за лучшее скрыться. Тавернщик поспешно убрал тарелку и принес еще вина. Налив себе кубок до краев, лорд-наемник погрузился в мрачное созерцание пены, скопившейся с одного края.

— Что Беатрисе делать в королевском дворце?

— Совершенно нечего, — тихо согласился Фламэ. — Вам бы стоило ее оттуда забрать. Не лучшее это место для красивой молодой девушки.

Бенжамин побледнел. Легенды о странных, жутких, словно бы неживых фрейлинах королевы ходили по всему Калладу. Молодой лорд уже представлял сестру в этой мертвенной, страшной свите.

— Но как же нам попасть во дворец?

— Потише, — посоветовал рассудительный Альбер, говоривший редко, но всегда по делу.

— Нам бы разыскать хорошего вора, — прошептал самым таинственным образом Филипп.

Фламэ вздохнул облегченно. Вора, конечно. На этот раз, похоже, и без него обойдутся. Воровство и проникновение в замки — не его профиль. Впрочем, радовался он рановато. Бенжамин сунул руку за пазуху, где прежде лежал его кошель, а потом, спохватившись, достал несколько монет из кармашка на поясе и велел:

— Эй, музыкант, зови своего пацана. Пускай за второй серебряный одну бабу сыщет.

Ворона, сорвавшись с водосточного желоба, улетела прочь, обдав напоследок Джинджер мелкими льдинками. Совершенно машинально ведьма отметила: дурной знак. Надо бы пересчитать льдинки, изучить их форму, расплавить их в ладонях, чтобы узнать подробности… Ничего этого Джинджер делать не стала. Пустая трата времени. Прижимая к груди мешочки с деньгами, ведьма толкнула дверь в лавку. Следует поскорее купить себе плащ и сапожки и уехать из города. Когда колдун обещает неприятности, они, как правило, не заставляют себя ждать. Игнорируя неприязненный, немного недоверчивый взгляд хозяина лавки, Джинджер принялась ощупывать плащи. Мех у всех был паршивый, что называется — рыбий. То ли от времени они потерлись, то ли зверь на них пошел такой паршивый, но ни один не годился.

— Эй, хозяин, чего получше нет?

Торговец окинул Джинджер оценивающим взглядом. Пришлось распахивать свой грязный истрепанный плащ, демонстрируя черное, как деготь, платье, а к нему еще — перстень на пальце. Слегка побледнев, мужчина кинулся в подсобку. Качая головой, девушка опустилась на высокий табурет и облокотилась на прилавок. Ну, что за жизнь? Пока наряд ведьмовский не покажешь, тебя никто в медяк не ставит. И ведь сколько лет страной королева правит, и тоже, между прочим, женщина. И говорят — красивая. Впрочем, Джинджер вынуждена была признать: по плащу и сапогам, стоптанным, почти порвавшимся, ее можно было принять только за попрошайку, да и платье, пусть и черное, подходило скорее служанке, чем почтенной ведьме.

— Поторопись, хозяин! — крикнула она. — Я спешу.

— Уже нет, — обманчиво ласковым голосом произнес лорд Бенжамин и стиснул ее плечо.

Джинджер испугано пискнула. Ей приходилось, и не раз попадаться на горячем. Но, то были ведьмы, красть у которых — большое искусство. И речь шла о великих ценностях и золоте, а не о кошеле с паршивыми серебряными монетами. Джинджер обернулась. Один из «дружинничков» стоял у входа, второй перегородил дверь в подсобку, отрезая последний путь к отступлению. С улицы тянуло холодом. Музыкант, побери его Лукавый, задумчиво изучал сложенные на полках ткани.

— Вот деньги ваши, господин, — выдавила Джинджер. — Бес попутал. Лукавый за руку дернул. Боженька глаза зажмурил.

В детстве подобное объяснение срабатывало. Да вот только в детстве Джинджер была ученицей ведьмы, хорошенькой девочкой с кудрявящимися на концах косичками и в опрятном голубом платьице. С тех пор и волосы выгорели до цвета мякоти имбирного корня, и платье сделалось черным. Бенжамин вырвал у нее из рук свой кошель, после чего отвесил дружеский, надо полагать, подзатыльник. Вышло даже не очень больно, только в голове что-то загудело.

— Не лебези. Дело для тебя есть, ворюга.

Джинджер выдохнула. Ну, если разговаривает, значит, к стражникам королевским не потащит. В Каэлэде, говорят, свято чтят древние традиции и руки ворам рубят. Не хотелось бы.

— Дело? — спросила Джинджер. К ней вернулось утраченное, было, самообладание, и в голосе появилась истинная ведьмовская вкрадчивость. — Я на дело босая и голая не хожу. Дай, дорогуша, плащ с сапогами куплю, и поговорим.

Бенжамин посмотрел на ее ноги и вздохнул, после чего коротко кивнул своему молочному брату.

— Альбер, сбегай бабе за сапогами.

— Чтоб подкованные были, — сладким голосом добавила Джинджер, улыбаясь. Что бы это ни было за дело, Бенжаминчик на него денег не жалел.

Завернувшись в подбитый лисьим мехом плащ и натянув новые сапоги, увы, черные, а не красные, ведьма нехотя рассталась с семью золотыми монетами. Хотя, грешно жаловаться, за сапоги-то заплатил Бенжамин. Стоило подняться с лавки, лорд-наемник схватил ее за локоть и потащил к дверям.

— Да объясни ты толком, что за дело! — разозлилась Джинджер, когда в третий раз чуть не рухнула в сугроб. — Вот куда ты тащишь честную ведьму? Честную ведьму обижают, люди добрые!

Наемничек зажал ей рот, огляделся и свернул в первую попавшуюся подворотню. Прижатая к стене, Джинджер смогла издать только тот же испуганный, жалкий писк. Бежать было некуда. Улизнуть от троицы наемников, которые хоть и выглядели как деревенские увальни, таковыми не были, не представлялось возможным.

— Толком объясни, — выдавила ведьма и кое-как избавилась от стальной хватки Бенжамина.

Лорд-наемник устало привалился к стене.

— В королевский замок пробраться надо, — сказал он.

Джинджер раскрыла рот, да так и позабыла его закрыть. А алмазы салегов из короны королевы Мирабель украсть не требуется? Или там, куритского принца из жениной опочивальни?

— Проведешь нас в замок, и я забуду о твоем проступке, — важно сказал Бенжамин.

Джинджер хрюкнула самым неприличным образом, а потом расхохоталась в голос, размазывая по лицу слезы.

— Ва-вас? Что, всех?

— В противном случае, — процедил лорд-наемник, — окажешься у городской стражи.

— А невелика разница, — отмахнулась ведьма, — за что я там окажусь. За кражу ли кошелька, или за попытку пролезть в опочивальню королевы.

Филипп, гневно сверкнув глазами, отстранил своего господина и приставил к горлу Джинджер остро заточенный клинок.

— А если так?

— Нервные все какие-то, — пробормотала девушка. Филипп надавил чуть сильнее.

Секретарь стоял так близко, что Джинджер чувствовала биение его сердца, и сулило оно только дурное. И ей, и самому «секретарю», и всем остальным. Где-то над крышами послышался кошачий рев, шипение, сверху посыпались перья и клочья шерсти. Рыжей. Капля крови скользнула за шиворот.

— Хорошо, — сказала Джинджер. — Я проведу вас. Есть одна дорога.

— Тогда идем сейчас же, — распорядился Бенжамин. — Ты тоже, музыкант.

Возможно, это были только шутки неверного освещения, но Джинджер показалось, что музыкант смертельно побледнел. Славно. Не одна она страдает в этой ситуации. В этом было нечто, отдающее справедливостью. У справедливости, насколько могла судить молодая ведьма, всегда был такой неприятный душок. Отклонив острие кинжала, она поправила сползший с плеча плащ и указала налево.

— Нам туда.

Вход в королевские подземелья располагался возле моста, и со стороны выглядел как обычный колодец, каких в городе хватало. Он был необычайно глубок, сух, и самый нижний венец украшала причудливая резьба. Ведьма, весьма ловко спустившаяся по металлическим скобам, надавила какой-то неотличимый от соседних камень и шмыгнула в темноту открывшегося дверного проема. Бенжамин шел сразу за ней, стискивая рукоять меча. Третьим шел Фламэ, и Филипп дышал ему в спину. Фламэ почти физически ощущал, как дрожит нож в руке секретаря. Замыкал шествие невозмутимый Альбер.

Бенжамин рассчитывал, что ведьма-воровка сможет пробраться в замок, и получил явно больше, чем ожидал. Фламэ не представлял, откуда девчонка узнала об этом месте, но вперед она шла вполне уверенно: то ли знала дорогу, то ли полагалась на колдовское чутье. Света было немного, но ей он словно и не требовался. Ведьма спокойно прошла мимо нескольких проемов, полных чернотой, а потом свернула в левый коридор. «Нам вперед», едва не сказал Фламэ, но вовремя прикусил язык. Он и так был в руках у лорда и его горе-дружинников, бедная гитара-заложница осталась в гостинице, вместе со всеми скудными пожитками музыканта. Лучше было лишний раз промолчать.

— И что вы собираетесь делать в замке, милорд? Обшаривать комнаты, вознеся над головой меч? — спросила ведьма.

Похоже, именно этим Бенжамин и планировал заняться. Он замялся.

— Скорее всего, Беатриса среди фрейлин, — решил он.

— Почему не среди слуг? — поинтересовался Фламэ. — Только из-за дорогого платья?

Лорд-наемник обернулся через плечо и окинул музыканта холодным взглядом. Эх, хороший бы из юнца вышел правитель Шеллоу-тона, да не сложилось.

— Ведьма разыщет Беатрису и приведет к нам, — решил Бенжамин.

Гадалка издала полузадушенный писк. Ничего из вышеперечисленного в ее планы явно не входило. Однако она тоже благоразумно промолчала. Буркнула только: «Тут лестница», — и внезапно пропала в темноте.

Часть коридоров, сетью оплетающих плато, над которым высился замок, обвалилась. О большей их части не слышали и предки нынешней королевы, сама же Мирабель изучила только прямой ход, выводящий за стены Каэлэда. Его она всегда поддерживала в порядке на тот случай, если придется бежать из замка. Остальные коридоры, ходы и лазы потихоньку разрушались, и дорогу в этом лабиринте смогла бы найти разве что настоящая ведьма. По легендам, имеющим под собой самую реальную основу, Мирабель выпускала сюда особенно неугодных ей пленников, и те сходили с ума и погибали голодной смертью. Покосившись на чьи-то кости, кучкой сложенные у стены, Фламэ проклял все легенды разом, и королеву заодно.

— Решетка, — шепотом сообщила ведьма. — Прямо над нами какой-то зал, вроде бы пустой… Лампу погасите.

Подоспевший с фонарем Альбер незамедлительно задул пламя. Неприятный полумрак сменился кромешной темнотой. Фламэ ощупью нашел влажную, холодную стену и выдохнул.

— Это кухня, — шепотом сообщила ведьма, аккуратно приподняв решетку. — Никого. Помогите мне вылезти, милорд.

Бенжамин подставил девушке колено, подкинул ее наверх, а после секундного размышления и сам протиснулся в узкий лаз. Разумная предосторожность, учитывая, что ведьма в любой момент могла сбежать, и поминай, как звали. Филипп подтолкнул Фламэ в спину.

— Может быть, я лучше тут останусь? — предложил музыкант, и получил еще один тычок, на этот раз в ребра.

Вяло поругиваясь, он подтянулся и без посторонней помощи выбрался наружу. Поднявшись на ноги, Фламэ деловито отряхнулся и замер. Звук, знакомый стук подкованных каблучков, едва слышное шипение горящего фитиля. Чуткое ухо музыканта улавливало все это. Не требовалось никаких талантов в предсказаниях, чтобы знать, и твердо — неприятности уже близко.

Вспыхнувшие лампы, мерцающие неприятным зеленоватым магическим огнем, осветили вылезающего из люка в грязном полу Альбера, поднимающего его Филиппа, ведьму с лордом, а еще — десять девушек в красных платьях.

— Беатриса! — выдавил Бенжамин, в изумлении уставившийся на сестру. Та не шевельнулась, даже не вздрогнула, но и не отвела от его лица спокойных, мертвенных глаз.

Фламэ больше интересовала одиннадцатая, также не изменившая излюбленному красному цвету, любимым туфелькам, подкованным и расшитым рубинами, даже выражению лица за десять лет не изменившая.

— Адмар, — нежно, как умела только она одна, сказала королева Мирабель, — заставил же ты меня за тобой побегать.

Это была, конечно же, ложь. Королева Мирабель никогда и ни за кем не бегала.