Зеркало королевы Мирабель

Глава шестнадцатая

При дневном свете зал Фрэйни уже не казался таким мрачным. Высота сводов не позволяла разглядеть паутину, а в некоторых окнах еще сохранились витражи, и на пол ложилась многоцветная радуга. В огромном очаге, куда на День Пророка наверняка помещалось целое бревно, уже горел огонь. Пахло тем самым странным иноземным напитком.

Выбравшись из-под одеяла, Джинджер переступила через спящую Фриду и подошла к огню.

— Вы когда-нибудь спите?

ГэльСиньяк обернулся и тепло улыбнулся.

— Годы самоотречения — отличная тренировка. Кто-то же должен был присматривать за огнем.

Джинджер присела на резную скамеечку для ног, обхватив колени руками.

— Самоотречение? Вы были…

— Священником. Королевским Экспертом, — Ноэль, обернув краем плаща руку, снял котелок с огня.

— И вы охотились на ведьм?

— Я был Королевским Экспертом.

— Это значит «да» или «нет»? — поинтересовалась Джинджер.

— Это значит «по-всякому». С чего, госпожа Элиза, вам вздумалось меня расспрашивать?

— Вы меня интригуете, — честно призналась юная ведьма.

— Как и все вы меня, — ГэльСиньяк протянул ей кружку. — Я добавил мед и немного мускатного ореха. Попробуйте.

Горечь, смешанная со сладостью, оставляла странный вкус на губах. Странный, но приятный. Джинджер перехватила улыбающийся взгляд имперца и поспешила вплотную заняться своим фрианкаром. С ума сойти! Она завтракает в компании дознавателя! Впрочем, другая ведьма приходится этому дознавателю женой, так что в мире полным полно странных вещей.

Кстати, о завтраке.

— Интересно, распространяются ли чудеса на кладовую? — ГэльСиньяк протянул девушку кусок подсохшей лепешки, обильно политый медом. — Овес в конюшнях сыскался.

— Я знаю сыры, которым десятилетия выдержки только идут на пользу, — Адмар почти бесшумно, потягиваясь вышел к очагу. — Да уж, с припасами у нас худо… и одежда…

Адмар изучил свой дублет.

— Мне в этом еще в Каэлэд возвращаться. Да и госпоже Элизе не мешало бы переодеться во что-то более….

— Благопристойное? — невинно предположила Джинджер.

— Теплое, госпожа Элиза, — укоризненно ответил Адмар. — В сундуках моей матери и ее дам наверняка сыщется что-то для вас и леди Шеллоу.

Забота Адмара, похоже, распространялась на всех гостей. Этак он еще и Бенжамина приоденет с иголочки. Джинджер фыркнула и продолжила завтрак, демонстрируя (как она надеялась) полное безразличие.

Члены маленького отряда медленно подтягивались к огню, разминая затекшие от сна на жестких лавках мышцы. Разговоры становились громче. Где-то слева Бенжамин пытался ругаться с Фридой, которую чашка крепкого фрианкара волновала куда больше самочувствия леди Беатрисы. Бенжамин горячился, что было, конечно же, совершенно бесполезно. Имперка только фыркала негромко и, похоже, ни слова его упреков не слышала. Адмар и ГэльСиньяк обсуждали что-то вполголоса, развернув на столе свои карты. Самое время, подумала Джинджер, воспользоваться любезным предложением.

Ведьмы, если задуматься, были забавно устроены. Помимо перстня и возвышенного одиночества (по крайней мере, изрядной дистанции) они нуждались в панцире. Нужно было платье, желательно черное, из тяжелого шелка, что, конечно, совсем не по капризной калладской погоде. Церковь порицала женщин, надевающих мужскую одежду, во многом куда более удобную. Казалось бы, отличный находился повод подразнить гусей. Так нет же! Ведьмы упорно рядились в свои черные платья в пол, и заглядывались помаленьку на привнесенные королевой Мирабель моды на корсеты и пышные платья на каркасах со множеством нижних юбок. При здравом размышлении это казалось забавным.

Поднявшись на второй этаж, молодая ведьма мельком изучила помещения. Потом пошла выше. Здесь комнаты были меньше, зато обставлялись с куда большим тщанием. Сундуки, как и положено в сказках о зачарованных замках, были полны дорогих платьев, и в один из таких ларей Джинджер зарылась по пояс.

Это, если задуматься, походило на воровство, хотя владелицы пышных нарядов давно уже были мертвы. Джинджер приложила к себе одно из платьев. Так могла бы выглядеть мать Адмара. Если, конечно, у нее были истрепанные пегие волосы, куда короче, чем это прилично. Джинджер со вздохом отложила платье в сторону. Слишком роскошное. Найти бы что попроще.

Наконец она остановилась на скромном блио небесно-голубого оттенка. Под него нашлись две сорочки и шерстяные чулки. Сапоги у Джинджер были свои, и девушка поблагодарила мысленно столичных обувщиков. Подметки и набойки были, как новенькие.

Переодевшись, Джинджер подумала немного и обернула голову сине-голубым шарфом. Женщина, которую отразило огромное дорогое зеркало, даже могла бы сойти за даму. Джинджер расправила юбку.

О чем ты думаешь, сестра? Прекрати немедленно эти глупости!

Тем не менее, юная ведьма позволила себе маленькую слабость: выглядеть красивой знатной дамой. По крайней мере, в эту минуту. По крайней мере, для себя самой. Подобрав длинный подол блио, она пошла вниз. Была затаенная надежда сразить всех наповал.

Исключительно точные карты старого Мартина ничем не могли помочь. На них между Фрэйни и Круглым озером лежала большая непроходимая топь, и обойти ее было нельзя. Озеро, казалось, было взято в тиски, завернуто в кокон из болот, непроходимых топей, редких пометок «руины замка такого-то». Словно оно пряталось ото всех.

— Но можно же как-то попасть к озеру! — в сердцах воскликнул ГэльСиньяк.

— Ходили разговоры о тропах, — пожал плечами Фламэ. — Можно поискать в библиотеке местные карты. Впрочем, сомневаюсь, что они будут точнее, чем у Мартина. Он исходил все эти земли и уточнил многие старинные карты, и никак не наоборот.

Присев на край стола, он принялся бесцельно перебирать струны гитары. Рука еще немного болела, но в целом рана не доставляла больше никаких неудобств. Тихий звон отвлекал от неприятный мыслей, и несколько минут Фламэ просто слушал звук, отдаленно похожий на сильно замедленный рил. Запоздало он понял, что ГэльСиньяк уже не первый раз зовет его по имени.

— А?

— Я спрашивал, господин Адмар, — в голосе имперца звучал не особенно сдерживаемый смех, — где можно отыскать эти карты. И можно ли воспользоваться вашей кухней.

— Фламэ.

— Что? — теперь настал черед имперца удивленно вскидывать брови.

— Это мое имя. Я предпочитаю именно так называться, — Фламэ отложил гитару. — Больше шансов уцелеть. Библиотека на втором этаже. Вернее, библиотеки. Думаю, лучше всего поискать в Северной. А кухней вы, конечно же, можете воспользоваться. Не уверен, правда, что там что-то сохранилось.

ГэльСиньяк свернул карты, убрал их в сумку и оглядел внимательно зал. В разноцветных лучах света, льющихся через окна, плясала пыль. Все казалось безмятежным и погруженным в покой. Вечный.

ГэльСиньяк покачал головой, сокрушаясь каким-то своим невысказанным мыслям.

— Что вас так беспокоит, Фламэ?

Адмар сощурился.

— Пытаетесь быть мне другом?

— Я всем пытаюсь быть другом по мере сил. Госпожа моя считает, что это у меня слишком сильно развит комплекс вины. Да дело сейчас не в этом. Я пытаюсь понять, надо ли мне тревожиться.

— Нет, — Фламэ отмахнулся. — Это личное.

Хмыкнув, ГэльСиньяк направился к лестнице. Весь его вид говорил: «Ну, личное, так личное, мое дело предложить». Фламэ пересел на лавку ближе к огню, пытаясь отогреться. Да, он и сам бы хотел понять, отчего так тревожно. Это чувство не покидало его с той самой минуты, когда он увидел на коризонте белый донжон Фрейни. Что это было? Чувство вины? Невысказанный страх? Стыд и сожаление?

— Знаете, у вас там в кладовой стоят два мешка муки, сыр и солонина, — сообщила госпожа Фрида таким тоном, что становилось ясно: она не первую минуту пытается докричаться до мужчины. — Нетронутые. На обед будут лепешки в сыре и мясо.

— Конечно.

Ведьма осталась стоять.

— Вы тоже хотите мне посочувствовать? — хмуро поинтересовался Фламэ.

Фрида неожиданно расхохоталась, запрокинув голову и тряхнув густыми черными волосами.

— Ох! Нет, не думаю, что вы в этом нуждаетесь, мастер Фламэ. А если и нуждаетесь, то едва ли признаетесь. Но я заинтригована, знаете.

— Чем?

— О, это слишком долго объяснять, — ведьма улыбнулась. — Вы совершенно не похожи на того Адмара-Палача, обросшего жуткими легендами. Или вот, скажем, наш общий друг Бенжамин. Он, честно говоря, мало подходит на роль благородного лорда, которую надеется сыграть, да и рыцарь без страха и упрека из него странноватый. Ну а госпожа Элиза…

— Что с госпожой Элизой? — слишком поспешно спросил Фламэ и обругал себя за это.

Ведьма улыбнулась еще шире.

— Найдите дорогу. Мы с сестрицей сходим к озеру, там все и выясним.

— Вы?! Исключено!

— Так надо, мастер Фламэ, так надо, — покачала головой женщина. — Я буду на кухне.

Адмар остался один. Огромный зал, пустота, тишина, и только портреты укоризненно взирают со стен. Предки, благородные лорды и леди, населвашие поколение за поколением этот замок, были отчего-то недовольны своим единственным потомком. Фламэ перебрался в кресло у очага. В детстве он помещался в нем с ногами.

Правду говорят: возвращаться — плохая примета. Не стоило приходить во Фрэйни. Если бы не топь вокруг Круглого озера…

На лестнице послышались шаги. Подкованные каблучки Джинджер бодро цокали по камням. Унылое эхо пустого замка подхватывало и повторяло этот звук. Фламэ обернулся.

На юной ведьме было небесно-голубое платье, вышитое — это было почти неразличимо с такого расстояния, но Фламэ помнил — серебром и мелким речным жемчугом. Мать Адмара любила его больше красно-охристых мипарти, которые носила в торжественных случаях, и даже больше собственного угольно-черного ведьминского блио. Ей, холодноватой блондинке, голубой цвет очень шел. Куда больше, наверное, чем стоящей в дверях девушке. У выбившихся из-под шарфа волос был цвет мякоти свежего имбирного корня. Как всякая ведьма, в платье Джинджер чувствовала себя увереннее.

Поняв, что уже пару минут неотрывно смотрит на нее, Фламэ отвернулся к огню.

— Я взяла это платье…. Вы против? — тихо, почти робко спросила девушка.

Фламэ пожал плечами.

— Такой непривычный покрой…

Фламэ хмыкнул.

— Ему, наверное, лет двадцать. С тех пор Мирабель успела пристраститься показывать свою грудь всем подряд. И дамы следом за ней.

— У вас дурное настроение, — вздохнула Джинджер.

— Отнюдь. У меня обычное настроение, — Фламэ вытянул ноги к огню. — Я просто не люблю этот замок.

— Жаль. Он очень красивый.

— Пф-ф! — высказал Фламэ свое отношение разом ко всему.

Молодая ведьма посмотрела на него, видимо, махнула мысленно рукой и пошла вдоль стен, изучая портреты. Фламэ вновь поймал себя на том, что наблюдает за ней. Мимо каких-то картин девушка проходила, не задерживаясь, едва бросив взгляд. Иные же привлекали ее внимание надолго. У одного из портретов ведьма замерла, запрокинув голову. Заинтригованный, Фламэ поднялся и подошел ближе.

— А-а. Валентин II. Живописная копия с юлианского гобелена, — Фламэ скользнул взглядом по картине. — Сам гобелен из Империи вывезти не удалось. Его уже, небось, мыши съели. На противоположной стене висит парный ему портрет Ангелики Бриарты. Прекрасный был гобелен, если верить рассказам: два портрета в обрамлении геральдических растений — чертополоха и роз, а в медальонах всевозможные аллегории реформ и прочее.

Джинджер неопределенно хмыкнула. Она рассматривала портрет с совершенно необъяснимым интересом, после чего спросила:

— И какое отношение древний император имеет к Адмарам? А-а! Канцлер — ваш предок?

Фламэ кивнул.

— Наверное, — задумчиво протянула ведьма, — Империя не так уж плоха….

— Нет. Это просто Каллад не столь хорош, — фыркнул Адмар.

Джинджер поморщилась.

— Все так перепутано. Империя, Каллад, ведьмы, проклятья, дознаватели, палачи. Просто поразительно, какой понятной была моя жизнь, когда речь шла только о колдовстве и воровстве. Без королев, древних старух, одержимых леди и…

Девушка тряхнула головой и умолкла с таким видом, словно сболтнула лишнее. Хотелось бы Фламэ знать, что до сих пор держало юную ведьму в их странной и не слишком дружной компании. Из Шеллоу-Тона и Столицы она бежала, спасаясь от преследования властей. Но что мешало ей остаться у леди Кэр?

Джинджер обернулась.

— А портрет Юлиана Адмара у вас есть?

— Увы, только миниатюра. Показать?

Джинджер кивнула.

— Она наверху…

Фламэ ужасно не хотелось идти туда, в жилые помещения замка, давно уже опустевшие. Помертвевшие. Полные не призраков, но воспоминаний. Да только не показывать же свой страх перед молодой ведьмой! Когда он поднимался по лестнице, ноги казались налитыми свинцом. Как две тяжелые болванки.

— Это здесь, — Фламэ толкнул тяжелую дубовую дверь, украшенную резьбой.

В кабинете отца в последний раз он был тринадцать лет назад. Стоял, опустив голову, и слушал с преувеличенным вниманием слова лорда Адмара, веские, как никогда. Милорд говорил о долге, о чести, о Фрэйни, конечно же — о Дамиане. О, как в тот момент Фламэ ненавидел покойного брата!

Подойдя к массивному столу, Фламэ прикоснулся к небольшому складню. Резьба на внешней стороне изображала святых Дамиана — с лирой и розой, и Фламиана — с двуручным мечом. Внутри помещались портреты братьев Адмар, но Фламэ страшно было смотреть. Он почему-то думал: его портрет отец потрудился уничтожить. Эта мысль десять лет назад изрядно потрепала нервы, да и сейчас неприятно колола.

Джинджер обогнула стол и нагнулась, изучая складень.

— О, это вы! А это кто?

— Мой брат. Герой. Пал смертью храбрых, и все такое. А это Юлиан Адмар, — Фламэ вытащил медальон из ящика стола. — Поздняя, но недурная копия.

— Какое у него мудрое лицо… — ведьма взяла медальон и поднесла к свету. — Незаурядный человек. Вы, кстати, похожи.

Джинджер освещали цветные — лиловые и желтые — лучи сквозь витраж, изображающий ирисы, и Фламэ не мог отвести от нее взгляд. Странные слова госпожи Фриды заставляли раз за разом возвращаться мыслями к молодой ведьме.

— Я его не украду, не волнуйтесь, — Джинджер протянула медальон.

— Я… я и не думал! — Фламэ стало неловко. Быстро схватив миниатюру, он сунул ее в ящик стола. — Пора обедать.

Джинджер кивнула и пошла к двери. Шелест ее платья почти не нарушал тишину кабинета, а толстый ковер заглушал шаги. Тишина, в которой едва различимы звуки старинного рила.

Дурак, — подумал Фламэ. — Круглый дурак.

Все уже собрались внизу возле длинного пиршественного стола. Пахло едой и подогретым вином, которые имперская ведьма выставляла на один конец столешницы. Противоположный уже был завален ворохами бумаг. ГэльСиньяк, закусив губу, пытался развернуть старинную карту, нарисованную на грубо выделанной коже.

— Нашли что-то?

Имперец пожал плечами.

— Возможно. Да будет ли толк. Этим картам больше ста лет. Тропы могли давно уже исчезнуть под трясиной. Фрида, не передашь мне лепешку?

— Подойди и возьми, — фыркнула ведьма. — Садитесь, госпожа Элиза. Не будем ждать этих….

Фламэ оглядел зал. Все они — и имперцы, и юная ведьма, и лорд-бастард со спутниками чувствовали себя во Фрэйни куда увереннее владельца. Впрочем, их не одолевали мысли и воспоминания, от которых Фламэ, наделенный богатым воображением, защищен не был.

— Ешьте.

Миска с лепешками и пряным мясом была со стуком поставлена на стол. ГэльСиньяк сел на лавку, наколол кусок солонины на вилку (где они только сыскались) и внимательно изучил карту. Потом посмотрел укоризненно на Фламэ.

— Ешьте. Вы неважно выглядите.

— Снова пытаетесь быть мне другом, мэтр?

ГэльСиньяк покачал головой.

— Паршивый из меня будет друг, мастер Фламиан. Но я по привычке пытаюсь всякому встречному стать духовником. Жалкое зрелище, верно? — имперец слабо улыбнулся. — Духовник из меня еще хуже. Когда-то я состоял в этом качестве при Хольгриме и ходил на еженедельные исповеди к их высочествам. Принц Уильям… Вот, кто действительно виртуозно навязывал свою дружбу, не прося разрешения.

— Что с ними сталось? — спросил Фламэ. — С принцами?

— Умерли, — коротко ответил ГэльСиньяк и тотчас же сменил тему. — Что вы думаете об этих дорогах?

Сидя на краю стола, Джинджер то и дело бросала взгляды на склонившихся над картами мужчин. Она пыталась смотреть прямо перед собой — на мясо, на вино, на крупные руки Бенжамина, ломающие лепешку, но глаза все равно возвращались к Адмару. Молодая ведьма сжала кулаки, вонзила ногти в ладони, но отрезвления это не принесло. Она по-прежнему смотрела на Адмара. Он, конечно же, не глянул в ответ.

— К озеру пойдем мы с тобой, сестрица, — сказала Фрида самым ровным и безразличным тоном. Словно речь шла о приятной пешей прогулке.

— Что?!

— Я все обдумала. Так нужно.

Джинджер окончательно развернулась к старшей ведьме, позабыв совсем про Адмара, который обычно не выходил у нее из головы. Фрида едва заметно улыбнулась.

— Сестра?

— В Аннуэрскую пещеру ходил мастер Фламэ, — пояснила травница. — Кинжал позаимствовала ты.

«Позаимствовала», это была чудная осторожная фраза.

— Значит, исходя из логики, к озеру должна идти я, — улыбка Фриды стала шире.

— Из какой именно логики мы исходим? — едко поинтересовался Ноэль. — Это какая-то специфическая ведьминская логика.

— Да, — согласилась Джинджер. — И при чем здесь я?

— Одна ведьма — хорошо, а две — лучше, — хмыкнула Фрида. — Лучше нам пойти вдвоем. Следует кое-что проверить.

— Что? — спросила Джинджер, испытывая странное предвкушение.

Имперская ведьма нагнулась к самому ее уху и шепнула:

— Разве ты не хочешь узнать пределы своих возможностей, дорогая сестрица?

Джинджер подняла глаза на причудливый танец пылинок в цветных лучах. Вот они синие, вот красные, а затем становятся золотистыми, чтобы скрыться в полумраке. Знак. Молодая ведьма осторожно прикоснулась пальцами к своему запястью, ловя мерные удары пульса; улавливая знаки судьбы и свои собственные желания. По всему выходило, что Фрида права. И в своем предположении, что именно она должна идти к озеру, и в том, что Джинджер должна сопровождать ее. Но когда это случилось? Когда юная предсказательница умудрилась настолько глубоко погрузиться в чужие дела и даже принять их близко к сердцу? Где ее ведьминская гордость, при учете, конечно, что таковая вообще существует?

— Я права, госпожа Элиза? — тоном настоящего провокатора поинтересовалась Фрида.

Наверное, попав в руки имперских дознавателей, ведьма доводила их до исступления этим тоном и своим замечательным сарказмом. Впрочем, это был не повод для шуток.

— Вы правы, госпожа Фрида, — тяжело вздохнула Джинджер. — Хотя, идти через болота невесть куда…

— Помнится, госпожа Элиза, вы хвастались, что можете найти дорогу через топь, — мрачно заметил Бенжамин, последние два дня проведший большей частью в молчании. И дальше бы молчал!

Прекрасное видение: могучий муж, крепкое плечо и сукхарской породы коза — рассыпалось в прах. Джинджер подавила глухое раздражение.

— Да, — сказала она с вызовом, поднимаясь. — Я пойду с госпожой Фридой к Круглому озеру. Тем более что все приметы говорят об этом.

И, перехватив долгий, задумчивый, чем-то пугающий взгляд Адмара, обессилено упала обратно на лавку.

Стемнело рано, и Фрэйни погрузился в пугающий мрак и тишину. Прошлое пряталось по углам. Фламэ поднялся в отцовский кабинет и присел в неудобное жесткое кресло, обитое истертой кожей. В воздух взметнулась пыль, заставив его закашляться. Фламэ провел по краю стола, оставив темную полосу, а потом поднял глаза на портрет матери. В темноте его, конечно, не видно, но Фламэ прекрасно представлял себе укоризненную улыбку леди Эдельхейд. Так она смотрела на всех, включая своего младшего сына, пускай он и ходил в любимчиках.

Ноэль ГэльСиньяк без каких-либо возражений отпускает свою жену на болота. Словно и не она совсем недавно пострадала в разрушенном замке. Фламэ вновь обратился к портрету покойной матери. Лунный луч проник в окно и скользнул по позолоченной раме. Что бы вы сделали, матушка? И что сделал бы отец? Отпустил бы вас навстречу опасностям?

У Адмаров, что ни говори, было очень, если не сказать, чрезмерно развито чувство ответственности. Особенно за других, тех, кто в семью не входит, а значит — беспомощен и слаб.

В коридоре появился мягкий желтовато-оранжевый свет, а спустя полминуты в дверях возник ГэльСиньяк с менторной на серебряном блюдце и объемистым томом подмышкой.

— Я обнаружил у вас в библиотеке «Рассуждения о пороках и добродетелях» Линарда Киссолы.

Фламэ мрачно посмотрел на вошедшего. Имперец к выразительному взгляду оказался совершенно безразличен. Не обращая внимания на дурное настроение хозяина и отсутствие малейшего радушия, ГэльСиньяк поставил менторну на стол и сел во второе кресло, не потрудившись даже стряхнуть с него пыль.

— Вот, мой любимый фрагмент: «Течение рек и судеб невычислимо».

— Опять вы пытаетесь быть мне другом? — хмуро спросил Фламэ, откидываясь в неудобном кресле.

— Достаточно спорное утверждение, согласны?

— Почему бы вам не оставить меня в покое, ГэльСиньяк?

Имперец мягко улыбнулся. Эта улыбка на грани едкой усмешки любого могла довести до белого каления.

— Вы не особо религиозны, так что быть вашим духовником я не вижу смысла.

— Ну, так и не рвитесь в исповедники! — огрызнулся Фламэ.

— Не злитесь, — имперец, шутливо защищаясь, поднял руки. — Кое-что беспокоит меня.

— Поговорите с вашим богом, — едко посоветовал Фламэ.

— Он не даст мне, увы, ответы на все мои вопросы, — ГэльСиньяк переплел пальцы. — Один Насмешник знает, сколько вопросов. Слишком удачно все совпало. Слишком вовремя мы с вами встретились в доме у Мартина…

Он выдержал паузу, разглядывая портрет леди Эдельхейд. В ровном свете менторны она казалась удивительно настоящей. Наверное, даже более настоящей, чем Фламэ ее помнил.

— Империя держится из последних сил, и оттого кусается особенно жестоко. Последних унитов сожгли этим летом. Мы с госпожой еле ноги унесли. Ходят разговоры о том, что чуму Господь наслал в наказание за грехи. И об очистительном походе на гнезда разврата, безбожия и беззакония. Мишенями избраны, конечно, Долина и Усмахт, а там и до северных язычников рукой подать. Курита пропустит войска с кьюнчей на щитах без возражений, а вот на Каллад в Уэлленде давно точат зуб. Там ваша королева не по нраву, да и слухи холят, что она — ведьма. По континенту прокатится война. Конечно, удержать все земли у Империи сил не хватит, но пока они сообразят это, а до них долго доходит, весь Амулет уже потонет в крови.

ГэльСиньяк перевел дух. Фламэ посмотрел на него с изумлением. По внешнему виду ироничного молчаливого имперца сложно было предугадать ту страсть и горечь, что прозвучала сейчас.

— Такое будущее пугает меня. Я с двенадцати лет служил церкви и ничего не боялся. Теперь у меня есть жена-ведьма, и ей грозят величайшие опасности. Одно это сводит меня с ума. А ведь есть еще тысяча иных причин для тревоги.

— Но вы отпускаете госпожу Фриду к озеру, — заметил Фламэ.

— Это озеро и все злые ведьмы мира, — вздохнул ГэльСиньяк, — пугают меня меньше, чем унгола и очистительный костер. Именно поэтому я должен найти, кто из почтенных кардиналов спутался с запретным колдовством. Или же отыскать наследника.

Фламэ, не сдержавшись, поднял брови.

— Наследника?

— Ходят весьма упорные слухи, что кто-то из императорских сыновей выжил, — имперец позволил себе слабую улыбку. — Я предпочел бы найти Генриха, но сейчас сгодится даже Уильям.

Фламэ хмыкнул.

— Хотите выпить?

Джинджер не в состоянии была отвести взгляд от портрета Валентина II. Спокойный, внимательный, ироничный взгляд древнего императора вселял в нее странную уверенность. На темном от вековой копоти портрете ярко выделялись только лицо Валентина и руки, держащие небольшую книжицу. На открытой странице можно было прочесть своеобразный девиз: «Все мы безумцы». О, как же Джинджер была согласна с этим утверждением! Поверх надписи, невольно привлекая к ней внимание, лежала подвеска, украшающая золотой браслет императора. Шишечка чертополоха на медальоне показалась юной ведьме ужасно знакомой, и она стала вспоминать, где же видела нечто подобное. Джинджер предпочитала сейчас думать о чем угодно, но только не о предстоящем путешествии.

— Возьмите плащ.

На плечи Джинджер легла тяжелая ткань, пахнущая лавандой. Руки Адмара задержались у нее на спине чуть дольше, чем это было необходимо, и мысли юной ведьмы потекли в совсем ином направлении.

— Сегодня ветрено, — сказал музыкант и сделал шаг назад. — Мы с мэтром проводим вас до….

Джинджер, повинуясь минутному импульсу, прикоснулась к его руке.

— Я полагаюсь на вас и на госпожу Фриду. И на свое чутье. Все будет в порядке.

— У госпожи Фриды в этом деле свои весьма опасные интересы, — Адмар мрачно посмотрел на портрет древнего императора. Любопытно было, чем Валентин II провинился перед музыкантом. — Не рискуйте попусту.

— Вы обо мне беспокоитесь? — с легким удивлением и в глубине души смеясь от счастья спросила Джинджер.

— Чувство ответственности, — проворчал Адмар. — Семейный порок. Идемте. Имперцы уже седлают лошадей.

Джинджер оглянулась назад. Ее несостоявшийся лорд-жених крутился возле бледной, мало что соображающей сестры, и Филипп от него не отставал. Юная ведьма фыркнула.

— Не боитесь оставлять замок на нашего лорда?

Фламэ потер шею.

— Предпочитаю, чтобы меч этого горячего юнца держался подальше от моей головы. Как только милорд Бенжамин смекнет, что я не очень-то и нужен, мигом кинется мстить. У меня бездна недостатков, госпожа Элиза: я мерзавец, палач, а в довершение всего — я не самоубийца.

Джинджер кинула прощальный взгляд на молодого лорда и пошла к дверям. На крыльце она замешкалась, застегивая фигурные крючки. Морозило изрядно, а сырой воздух казался еще холоднее. Джинджер накинула капюшон и поспешно сбежала вниз, во двор, где легче было бороться с искушением. Очень хотелось поскорее вернуться в зал, к ярко пылающему очагу. Джинджер обернулась. Адмар спустился следом за ней, на ходу кутаясь в охристо-красный меховой плащ.

— Карты у вас, мэтр?

ГэльСиньяк, проверяющий подпругу, оторвался на секунду от своего занятия и указал на притороченный к седлу кожаный тубус.

— И ступы мы захватили.

— Наложить бы на них чары, — мечтательно сказала имперская ведьма.

— В чарах, — не без сарказма заметил ГэльСиньяк, — ты, моя дорогая, не сильна, так что не пробуй даже. Я также взял еду, вино и на всякий случай пару менторн. Можем ехать.

Адмар подсадил Джинджер в седло, и девушка с силой вцепилась в поводья. Коиньольские травы! Опять ведьме приходилось ехать с музыкантом на одной лошади. Девушка и не знала, воспринимать это, как подарок судьбы, или как наказание. Посмотрев на имперскую ведьму, Джинджер обнаружила, что та шепчет что-то мужу на ухо, и испытала острейший укол зависти.

Нет, сестрица, так не пойдет. Все ведьмы — одиночки и эгоистки, и точка. Впрочем, ощутив совсем рядом тепло Адмара, Джинджер поняла всю несостоятельность и собственного одиночества, и робких и редких мечтаний о браке. Если еще пару недель назад шутливая фантазия с козой и широкими плечами изрядно забавляла Джинджер, то теперь будущее виделось иначе. Бесконечной погоней за столь же бесконечно ускользающим Фламианом Адмаром.

Он, если задуматься, был знатнее всех собравшихся в замке вместе взятых. Герцог. Куда до него бастарду лорда Шеллоу? «И влюбишься ты, птичка моя, и выйдешь за лорда и… ой, наплачешься!». В предсказании старой Саффрон, кажется, неожиданно точном, был всего один серьезный изъян, а именно — слово «выйдешь».

— Что вас беспокоит? Дурные знаки?

От неожиданности, из-за мягкого голоса, прозвучавшего совсем рядом с ухом и лишь слегка приглушенного капюшоном, Джинджер едва не свалилась с лошади. Адмар поспешно обнял ее за талию, возвращая в седло.

— Все в порядке, Элиза?

— В-в порядке… — пролепетала Джинджер, радуясь, что пылающее лицо скрыто капюшоном. — Меня ничего не беспокоит. Вообще.

Ложь была прекрасно слышна в голосе, и этот жалкий лепет, к тому же, далеко разносился в морозном воздухе. Имперцы по счастью были достаточно тактичны, и не стали ничего говорить. Джинджер сделала вид, что и не произошло ничего.

День был в самом деле ветреный, особенно на открытой заболоченной равнине, покрытой снегом. До самого горизонта было обманчиво бело, и лишь изредка впереди угадывались очертания темных руин. Запустелый Озерный край производил угнетающее впечатление.

— Вы правы, ГэльСиньяк, — сказал вдруг Адмар, — с этой проблемой надо что-то делать.

Джинджер вздрогнула.

— О чем вы?

— Политика, госпожа Элиза, — имперец сокрушенно покачал головой. — Империя уже несколько лет планирует захват континента.

— Вчера это звучало несколько по-другому, — хмыкнул Адмар.

— Полагаю, вчера речь шла о священной войне, — иронично усмехнулась Фрида. — А я это выражение страсть как не люблю.

— Что за война? — удивилась Джинджер. — При чем здесь война?

Юная ведьма смутно представляла, что это такое, но ей не нравилась сама идея кровопролития. Ведь именно война привела Озерный край в такое запустение.

— Фактически, в Империи сейчас полный… — ГэльСиньяк замялся, подбирая слово, — раздрай. Император при смерти, а кое-кто поговаривает, что он давно уже умер, просто об этом не было сообщено. Очень многое зависит от того, как сейчас поступят правители Куриты и Каллада.

— Пф-ф! — фыркнула Фрида. — Аугустус Петер — преданный слуга церкви, особенно после того, как горные духи похитили его жену. А вот на Мирабель у кардиналов зуб. Поговаривают, что она ведьма (и в этом мы убедились). Кроме того, лет двенадцать назад, говорят, в Калладе объявилась магиа то ли из Усмахта, то ли вовсе из-за моря. И одни слухи о ней заставляют почтенных кардиналов мучится от зубной боли.

— А такие действительно встречаются? — усомнилась Джинджер. — Ну, эти «книжницы», который не входят в Круги?

— К счастью, не часто. Но если в Льдинных Горах их уррики, жрицы и советницы, применяют чары, которые нам с тобой, сестрица, не известны, то где, скажи, гарантии, что где-нибудь за океаном не живут эдакие книжницы-колдуньи. Кто разберет, что там у них на самом деле происходит, за океаном? Кажется, мы на месте.

Травница легко, не обращая и малейшее внимание на раненую ногу, соскочила на землю и разгребла снег, очищая поваленный указатель. «Топь» — уведомлял он. Надпись изрядно выцвела и почти стерлась, но выглядела все равно зловеще.

Джинджер спешилась и сделала несколько осторожных шагов, пробуя почву. Она казалась вполне надежной, твердой, но предчувствия были самые недобрые. Хорошо, думала юная ведьма, что под платьем, опять позаимствованны в сундуках Фрэйни, надет мужской костюм. В нем девушка чувствовала себя увереннее. Джинджер закуталась в плащ.

— Отсюда нужно идти прямо на север. По старым картам озеро находится примерно в семи ригах отсюда, но точные его границы неизвестны, — ГэльСиньяк передал жене кожаный тубус. — Возьмите. Тропы помечены красными чернилами. Полагаюсь также на ваш дар, госпожа Элиза.

Джинджер стало не по себе. Хотела бы и она хоть на кого-то положиться. Вернее сказать, переложить всю эту ответственность. Она огляделась, ища приметы, которые хоть как-то прояснили бы дальнейшую судьбу. Кругом была белая от снега равнина, почти сливающаяся на горизонте с таким же белым небом. Ни птиц, ни растительности, и один только ветер завывает, дергает за плащ, то и дело кидает снеговую крупку в лицо. Что он предсказывает? Успех? Неудачу?

Что-то странное и жуткое?

Джинджер поежилась, еще плотнее завернулась в плащ и с неохотой сделала еще несколько шагов, все больше отходя от лошади, от Адмара, от всего привычного и надежного.

Имперка, которую, кажется, никакие дурные мысли не тревожили, повесила тубус с картами на пояс, потом крепко обняла мужа и поцеловала в губы, бегло и буднично. Юной предсказательнице целовать было некого. Развернувшись, чтобы не смотреть на это нежное прощание, она пошла по едва заметной тропке на север, все оставив за спиной.