Зеркало королевы Мирабель

Глава двадцатая

В Главном зале было жарко натоплено, но Джинджер трясло от озноба. Ее попросту колотило. Источником жуткого, неестественного холода было зеркало, лежащее на столе на куске черного, траченного молью бархата. В нем самом было нечто неправильное. Потом, уже склонившись над глянцевой, полированной гладью, Джинджер поняла: зеркало ничего не отражало; там только клубился, извиваясь ядовитыми змеями, туман. Ведьма отпрянула.

— Нехорошая вышла вещь, — согласился ГэльСиньяк. — Не зря Церковь столько сил отдает уничтожению ведьм и алхимиков.

— Почему только всех под одну гребенку? — мрачно спросила Джинджер.

— Так проще. Наш общий друг составил заклинание?

— Я его читать не буду!

Имперец удивленно на нее посмотрел. Джинджер порозовела и стушевалась.

— Фламэ… мастер Фламиан хотел, чтобы именно я прочитала заклинание…

— Здесь есть свой резон, — кивнула Фрида и протянула девушке стакан вина с пряностями. — Тут нужна сильная ведьма.

Джинджер сделала слишком большой глоток и закашлялась.

— Я вовсе не сильная ведьма! Взгляни, сестрица! Я ничтожество! Все, что я могу — погоду на завтра предсказать!

Фрида нежно взяла ее за руку. Пальцы Джинджер, горячие, как в лихорадке, дрожали. Имперка погладила тыльную сторону ладони, избегая, впрочем, прикасаться к перстню со светлым, слабо мерцающим изумрудом.

— Я понимаю, девочка, это страшно. Но это вовсе не налагает на тебя ответственность. Ты не обязана, как Елена Птичница пасти драконов. Ты можешь вовсе не пользоваться тем, что дала тебе Мать. Но избавиться от всего этого ты не можешь.

Джинджер посмотрела на кольцо Артемизии. Оно слабо пульсировало, то и дело сдавливая палец. Юная ведьма уже испытывала нечто подобное много лет назад, когда впервые получила свой собственный перстень. Он тогда точно так же подстраивался под новую хозяйку.

Джинджер было страшно.

— Мы ведь ведьмы, сестрица, — шепнула Фрида. — Мы должны уметь пересекать рубежи.

— Я боюсь.

— Чего?

Старшая ведьма обняла девушку и погладила по голове, по коротким, растрепанным волосам.

— Чего тут боятся?

— А что я буду делать с этой силой?

Фрида фыркнула.

— То же, что делает большинство. Игнорируй. Забудь. Все так делают. Поэтому мы и живем в бесовски скучном мире.

Имперка поцеловала девушку в лоб и отошла к очагу, где булькало в котелке какое-то варево. Джинджер без сил повалилась на лавку. Страшно. Коиньольские травы, как же страшно!

Стемнело. ГэльСиньяк выставил на стол менторны, и их огоньки плясали теперь в мертвенной глади зеркала. Именно — мертвенной, мертвой. Его нужно было оживить. Поднявшись, Джинджер пошла навстречу спустившемуся со второго этажа Адмару и протянула руку.

— Заклинание. Вы переписали его?

Фламэ протянул ей лист плотной бумаги. У него был ровный, уверенный почерк человека, больше привыкшего к перу, чем к мечу. Строгий, без лишний закорючек и завитков.

— Просто прочитать?

— Слова сами по себе имеют силу, — ответил за всех ГэльСиньяк. — Так действует молитва.

Джинджер, сжав в руках листок с заклинанием, подошла к столу. Зеркало, загадочно мерцая, лежало на куске черного бархата. Заклинание. Двадцать шесть строк. Отрази меня. Джинджер откашлялась.

— Отрази меня

Отрази меня, преобразуй меня

Сбереги меня…

Фламэ присел возле огня. Пламя, облизывающее котелок, было странного малинового оттенка. Колдовство? Он покосился на Джинджер, стоящую у стола. Руки ее, вцепившиеся в лист с заклинанием, дрожали, а вот голос читающий его, был ровен и тверд.

— Сработает?

Фрида пожала плечами.

— Словами сейчас уже мало кто пользуется. Слишком нестабильная, зыбкая… субстанция. Слишком. В Усмахте полагаются на вещества и формулы, мы — на травы и мысли. Наша общая беда, мастер Фламиан: мы не знаем законов собственного мира. А постигать их боимся.

— Это должна была быть моя реплика, — хмыкнул ГэльСиньяк.

Фрида фыркнула.

— У нее должно получиться. Ей подчиняются недоступные мне силы. В ее руках время и пространство пластичны, как глина, только госпожа Элиза сама пока это не понимает.

Фламэ посмотрел на юную ведьму. Ничего примечательного. Худенькая девчонка с растрепанными пегими волосами. Он отдал этой непримечательной девчонке колдовской перстень своей матери. Его носила леди Эдельхейд. Его носила леди Каролина Адмар, известная также как Акация, спешно покинувшая вместе с мужем Империю в пятьсот девяносто шестом году. Настоящее сокровище, фамильная реликвия. Оно десятилетиями лежало в шкатулке Круга, пока не оказывалось на пальце очередной леди Адмар.

— Что случилось? — с тревогой спросила Фрида. — Вы словно призрака увидели.

— Так. Предчувствие нехорошее. Значит, по-вашему, в госпоже Элизе есть что-то… необычное?

— У меня есть теория, — улыбнулась имперка. — Слышали о виттанийских ведьмах?

— Мельком. Они, вроде как, укрощают мифических змеев-оборотней. Как же они называются? На… на…

— Нагендри, — кивнула Фрида. — Однако существуют Змеи, или нет, но сила нагендри этим не ограничивается. Говорят, они могут даже перемещаться во времени. По крайней мере, я знавала женщину, которая утверждала, что может это.

— Ну да, ну да, — иронично покивал Фламэ. — Я, скажем, смело могу сказать, что умею летать.

— Ее звали Регина. В одну жуткую ненастную ночь несколько лет назад она набрела на мою избушку. У ее спутника, звали его, помнится, Рашель, была сломана нога. В общем, они застряли у меня на неделю. У этого мужчины поразительно быстро срослись кости, но тогда меня куда больше заинтересовало другое. Перстень Регины. Очень похожий на колдовской, но… Регина сказала, что этой шайек, символ власти нагендри. Вещица из черного матового металла, похожего немного на стаглар, и с овальным кровавиком вроде того, что у вас в ухе.

— Причем тут Элиза? — поинтересовался Фламэ.

— Регина утверждала, что ее отец — оборотень, аспид, тайпан.

— Пф-ф! — Фламэ небрежно отмахнулся. — Это и я могу утверждать. Или, скажем, что отец мой — Наместник Божий. А то и сам Господь.

Фрида слабо улыбнулась и тихо сказала.

— Все верно. Только глаза у нее были страшные. Иногда вдруг становились, как расплавленное золото.

Расплавленное золото. Фламэ посмотрел на Джинджер, замершую, окаменевшую над столом.

— …Каждый волен проститься с собой

Отрази меня…

Девушка пошатнулась, едва устояла на ногах, и все же повалилась спустя мгновение без сил на лавку. Фламэ кинулся к ней. Руки юной ведьмы были холодны, как лед.

— Ты в порядке?

— Налейте ей вина, — распорядилась Фрида, оттеснив Фламэ в сторону. Ее тонкие пальцы коснулись влажных висков девушки. — Ноэль, взгляни, что с зеркалом.

На лицо девушки вернулись постепенно краски. Джинджер сделала несколько медленных, глубоких вздохов, глотнула вина и поднялась, тяжело опираясь на руку Фламэ.

— Получилось?

Тот мог только пожимать плечами. Зеркало осматривал ГэльСиньяк. Внешне оно не изменилось, по крайней мере Фламэ не видел и не чувствовал в этой жуткой вещи ничего нового. Хорошо, хоть еще жутче оно не стало.

— Давай кое-что проверим… — ГэльСиньяк аккуратно поднял зеркало за рукоять и подошел к очагу.

Леди Шеллоу, в последние дни особенно молчаливая, впадающая в беспамятство, полулежала в кресле. Ее руки, лежащие на полированных подлокотниках, казались лишенными плоти костями. Беатриса была необыкновенно плоха. Ей оставалось совсем немного. Через несколько дней — самое большее, неделю — леди Беатриса превратится в такую же безвольную куклу, как и все фрейлины Мирабель.

ГэльСиньяк поднес зеркало к лицу девушки. Серебристая полированная гладь отразила жуткое лицо древней старухи, уродливое, морщинистое, с выступающими болезненно скулами и запавшими глазами. Оскаленный череп, а не лицо.

— Вот, как Мирабель поддерживает свою юность, — пробормотал имперец. — Выпивает силу из пойманных в ловушку девиц. Нужно поторопиться.

— Выходим завтра, — решил Фламэ, махнув Бенжамину, напряженно прислушивающемуся к разговору. — С рассветом. Нужно все собрать сейчас. И взять теплые темные плащи. Прикинемся опять стражами королевы.

— А женщины? — Бенжамин в кои-то веки снизошел до разговора со злейшим врагом.

— Присутствие в отряде ведьм никого не удивит, — решил Фламэ. — А леди Беатрису придется кутать в плащ. Авось примут за еще одну ведьму. Давайте собираться.

Все вещи были сложены до полуночи. Теплые плащи, старомодные береты к ним — зима становилась все лютее. Мелкие приметы говорили о том, что ночью за стенами Фрэйни будет холодно, как в преисподней.

Фрида наполняла пряным вином походные фляги и размачивала в спирту вяленое мясо, заготовленное в замковой кладовой на случай осады. ГэльСиньяк увязывал в бархат и дерюгу зеркало. Бенжамин и Филипп готовили к утреннему отъезду четырех уцелевших лошадей, искали попоны. Джинджер совершенно нечем было заняться. Она проверила набойки своих сапог, повертела перстень на пальце, расчесала волосы. Совершенно нечем было заняться. Подойдя к очагу, пышущему жаром, ведьма села рядом с леди Шеллоу. Крыса-Беатриса была молчалива, но пребывала в сознании. Хотя, изрядная часть ее души была слишком далеко, не достать. Джинджер взяла девушку за руку, нащупывая неровный, сбивающийся пульс. Пожалуйста, сердце, ответь на вопросы. Что ждет нас, сердце?

Удары предвещали успех, к которому, однако, примешивалось что-то дрянное. Что? Смерть? Если смерть, то чья?

Беатриса вырвала руку и посмотрела куда-то поверх головы Джинджер.

— Вы споете?

Ведьма обернулась. Фламэ стоял, держа в одной руке свою гитару, а в другой — кусок плотной серой ткани.

— Спеть, миледи?

— Мне нравятся песни о любви, — сказала Беатриса. Голос ее был монотонен. Ровный и безжизненный. Совершенно мертвый голос.

— Я спел вам все, что хотел, — ответил Фламэ.

— Спойте, — распорядился проходящий мимо Бенжамин. — Раз уж ваши песенки успокаивают мою сестру.

Адмар оперся локтем на спинку кресла и мрачно оглядел лорда-наемника с ног до головы. Потом вдруг подмигнул Джинджер.

— Не знаю, слышали ли вы, юноша, такую поговорку: дорога ложка к обеду.

Опустившись на низкую скамеечку, он пробежал пальцами по струнам, отозвавшимся мелодичным, похожим на вздох звоном.

— Как пожелаете, леди Шеллоу. Как пожелаете…

Так много восходов

Так много закатов

И поутру в путь отправляться крылатой

Не нужно мне злата!

Свободы хочу!

Везет палачу

Везет палачу

На легенды и песни

Наслушался прежде

Наслушался впрок

И вечером в путь отправляется волк

Господь, я усвоил урок

Свободы хочу!

А после пойду мимо райского града

А после пойду мимо адских ворот

Сквозь сотни восходов и сотни закатов

Сквозь крики крылатой

Сквозь вой

"Везет палачу!"

Кричу

Кричу

Свободы хочу

Так много восходов

Так много закатов

Не встретиться вновь

Ни ей, ни ему

Господь, мне не нужно

Ни счастья, ни злата

Мне лишь бы покинуть тюрьму

Господь, погляди, я лечу!

Везет палачу

Везет палачу

На легенды и песни

Наслушался прежде

Наслушался впрок

Не встретятся сокол и волк

Господь, твой отступник усвоил урок

И я на свободу лечу

Воздух звенел от мороза, и мелкое крошево льда похрустывало под копытами лошадей. Небо было нестерпимо синим, как куритские эмали.

— Хорошо бы засветло добраться до жилья, — пробормотал ГэльСиньяк, косясь на яркое, но холодное утреннее солнце.

— Иммари вас устроит? — поинтересовался Фламэ. — Уважаемый Генрих Ластер в прошлый раз устроил нам теплый прием.

— Вполне сойдет, господин Ягаре, — усмехнулся имперец. — Лучше ночевать в разбойничьем логове, чем на улице при таком морозе.

— Теперь надолго, — пообещала Джинджер.

Фламэ натянул перчатки и вскочил в седло, с удовольствием отмечая, что к нему вернулась прежняя ловкость.

— Вы носите их? — Джинджер указала на его руки.

Конечно. Это ведь она зачаровала кожу…. Фламэ кивнул.

— Забирайтесь в седло, Элиза.

Он протянул руку. Оказавшись в его объятьях, ведьма плотнее закуталась в плащ и отвернулась. Отрядом владело лихорадочное возбуждение. Оно было знакомо Фламэ. Последний бой. Впереди победа или поражение. Завтра все разрешится. Обманное чувство.

— Нам удастся сладить с Мирабель, госпожа Элиза?

Ведьма обернулась. Взгляд ореховых глаз был спокоен. Тонкая рука скользнула под меховой плащ, за ворот черного дублета и коснулась обнаженной шеи. Фламэ вздрогнул.

— Возможно.

— Возможно?

— Будь будущее предопределено, все наши поступки стали бы полной бессмыслицей, — улыбнулась Джинджер. — Теперь у вас хорошая судьба.

Пятью минутами позже они покинули Фрэйни. Белый замок вновь опустел. Ворота захлопнулись сами собой.

— Магия Артемизии все еще хранит его! — в голосе Фриды прозвучало восхищение.

Фламэ обернулся через плечо. Возможно. Возможно. У него больше не было времени думать о прошлом.

Лошади были нагружены сверх меры, так что двигаться пришлось медленно. Уже стемнело, когда среди снегов показались руины Иммари. За истекшие дни что-то неуловимо изменилось. Приглядевшись, Фламэ понял: стража на стенах. Мужчины, вооруженные арбалетами, а то и чем похуже, усмахтской кровью например. Свет был приглушен. Похоже, разбойники ожидали нападения.

Огненная стрела воткнулась в снег у ног адмаровой лошади, заставив ее подняться на дыбы. Крепче прижав к себе ойкнувшую Джинджер, Фламэ крикнул:

— Эй, хозяева! Не признали?

— Кто идет? — ответили со стен Иммари.

Ярмарочный балаган! Воины сыскались. Бравая дружина!

— Лэне Ягаре и господин Синьяк. Со спутниками. Мы знакомы, верно?

Ворота открылись.

— Заезжайте.

— Не нравится мне это… — пробормотал Фламэ.

Заехав во двор, он спешился и помог слезть на землю ведьме. От донжона к ним уже спешил атаман Ластер, обвешанный оружием, как оруженосец перед турниром.

— Давно ли вы водите дружбу с разбойниками, господин Ягаре? — ядовито спросила Джинджер по счастью шепотом.

— Долгая история. Помалкивайте лучше, и придержите на всякий случай парочку фокусов.

— Фокусов?! Послушайте, я всего лишь Видящая!

— Вся надежда на вас, — Фламэ похлопал девушку по плечу. — Господин Генрих!

Атаман несколько мгновений рассматривал непрошеных гостей, словно желал в чем-то убедиться, а потом заключил Фламэ в медвежьи объятья. Ему бы лес руками валить.

— Мастер Ягаре!

Музыкант к такому проявлению добрых чувств был не готов. Полузадушенный, он выбрался из рук атамана и уцепился за луку седла.

— Вижу, вы сыскали дам, — Генрих окинул внимательным взглядом весь маленький отряд.

— А вы, я вижу, готовитесь к войне…

— Несите вино, ставьте мясо на огонь! — гаркнул атаман. — Идем, мастер Ягаре.

Разбойник дружелюбно похлопал Фламэ по плечу. Разнылась лопатка. Украдкой растирая под плащом пострадавшую от разбойничьего дружелюбия руку, Фламэ пошел за атаманом.

Сегодня комната в полуразрушенном донжоне походила на оружейную. Дрянные мечи, шестоперы, дешевые арбалеты и алебарды были кучей свалены на пол. Генрих сбросил туда же свое оружие и широким жестом указал гостям на стол. Словно по волшебству там появились мясо, соленья, до углей запеченная картошка (ее в это время года по-другому есть было уже невозможно), пиво и вино. На угощение Генрих по-прежнему не скупился.

— Вы начеку. Случилось чего? — спросил Фламэ, опускаясь на стул.

— Стражники ведьмы, — атаман сплюнул. — Черные доспехи, прости Господь. Ищут кого-то.

Фламэ обменялся взглядом с ГэльСиньяком. Имперец выглядел встревоженным. Путь до Столицы усложнялся. Что будете делать теперь, мэтр? Отправитесь тихонько по своим делам?

— Много их? — спросил имперец.

— Хватает, — атаман поморщился. — И во главе этот смазливый щенок Альберих. Не так силен, как бесов Палач, но на наш век пакости хватит.

— Чудесно! — Бенжамин саданул кулаком по столу. — Теперь, чтобы добраться до Каэлэда…

— Нам понадобится армия, — вздохнул ГэльСиньяк.

— Зачем вам в столицу? — спросил с подозрением Генрих.

Фламэ спрятал лицо в ладонях. Он всегда знал — однажды этот щенок все испортит. Бенжамин заозирался в поисках поддержки и впервые за все время посмотрел Фламэ, выпрямившемуся, в глаза. Вот всегда так: юнцы, пышущие ненавистью, становятся шелковыми, когда попадают в передрягу.

— Мы… — Фламэ облизнул губы. — Мы едем в столицу, чтобы убить Мирабель.

Послышался грохот упавшего стула, а затем — тишина, не нарушаемая даже биением сердец. Генрих неуклюже поднялся на ноги и тихо сказал:

— Поговаривают, эта ведьма бессмертна.

— Это верно, — кивнул Фламэ. — По крайней мере, это очень близко к истине. Мирабель могущественна, она знает секрет вечной юности. Но она уже совершила ошибку: похитила душу сестры милорда Бенжамина

Генрих покосился на сидящую у огня Беатрису. Девушка была безучастна, словно искусно сделанная статуя.

— Ради спасения миледи, — весьма фальшиво сказал Фламэ, — мы пойдем на все.

Генрих оглядел внимательно своих гостей и ударил по столу, так что подпрыгнули кружки.

— Я вот что скажу: у меня две дюжины молодцов. Этого мало, чтобы взять штурмом столицу, но отбиться от проклятых ублюдков в черных доспехах мы уж как-нибудь сумеем.

Фламэ посмотрел в пол. К счастью, ему не пришлось ничего говорить: положение спас ГэльСиньяк. Подняв кружку, в которой плескалось вино, он отсалютовал всем присутствующим.

— Что ж, мы благодарим за помощь, господин Генрих. А армию мы как-нибудь соберем по дороге.

Спала Джинджер беспокойно. Ее мучили кошмары, и она могла только молить Мать, что не вещие. Ей снились пожары, кровь и мертвецы. И над всем этим — красавчик Альберих в черных, как ночь, доспехах и с серьгой в ухе. Все бы ничего, да ухо, отрубленное Адмаром в той схватке, новый любимец Мирабель держал в зубах.

Поднявшись с постели, устроенной в глубоком алькове, Джинджер вышла во двор и растерла лицо снегом.

Разбойники собирались в дорогу. Они седлали лошадей, цепляли к седлам кистени и палицы, проверяли механизм арбалетов и тетивы коротких луков. В толпе девушка разглядела и Фламэ: он выбирал легкий арбалет себе по руке.

— Глядите-ка, усмахтский самострел! Пробивает цель насквозь с двухсот шагов.

— Чудесно… — пробормотала Джинджер. Всякое оружие было ей неприятно.

— Возьмете мою гитару? — Фламэ склонил голову к плечу.

Джинджер посмотрела на завернутый в плащ инструмент.

— Генрих дает нам еще пару лошадей. Если придется удирать, дело пойдет быстрее.

— Как скажете, — кивнула Джинджер.

Адмар подошел почти вплотную. У ведьмы аж дыхание перехватило.

— Вы владеете оружием, Элиза?

— Нет, — качнула та головой.

— Тогда держитесь поближе к Фриде и будьте осторожны.

— Все настолько серьезно? — спросила Джинджер.

Фламэ усмехнулся.

— Вы предсказательница, так что это вас мы должны спрашивать.

Машинально ведьма окинула двор взглядом. Дар упрямо молчал.

Выехали почти сразу же, едва успев перехватить скудный завтрак. Разбойники атамана Генриха знали в болотах тайные тропы, и избрали удобную дорогу, по которой можно было ехать по двое, а то и по трое в ряд. Во главе отряда расположились Адмар и сам Генрих Ластер, и на полкорпуса отставал от них ГэльСиньяк. Джинджер и Фрида предпочли место где-то в середине, что давало иллюзию защищенности. У фридиного седла висел короткий имперский арбалет, а юная предсказательница была совершенно безоружна и беспомощна.

— Как обстановка? — поинтересовалась имперка.

Джинджер поймала на перчатку несколько снежинок из числа кружащихся в морозном воздухе. Колючие. С острыми лучиками.

— Непонятно.

Будущее было пугающе-туманным, и Джинджер предпочла думать о благополучном исходе дела. Лучше уж так.

Отряд мирабелевых стражников показался из-за холмов около полудня. Впереди уже виднелась ивовая роща, отмечающая берег реки Сегиль, но между рекой и отрядом путешественников было непреодолимое препятствие. Пусть их также было не более двух — двух с половиной дюжин, однако стражники Мирабель выгодно отличались своими крепкими чернеными доспехами и лучшим вооружением. Мужчину, возглавляющего черный отряд, Джинджер однажды уже видела. Он командовал «переписчиками», которые встретились ведьме и ее спутникам по дороге из Шеллоу-Тона в столицу. Опасный человек. Рука Фриды упала на арбалет.

— Плохо дело.

Джинджер была с ней полностью согласна. Каруса два вглубь болот, и бравая шайка Генриха оказалась бы в выгодном положении. Они знали там каждую кочку. Завести непрошеных гостей в трясину было для разбойников Озерного края минутным, пустяшным делом. Здесь же под ногами была относительно твердая почва. Никаких преимуществ. И три беспомощные женщины сильно усложняли ситуацию. Ну, две, поскольку Фрида мастерски управлялась со своим арбалетом. Джинджер почувствовала себя совершенно беспомощной.

— Защищайте женщин! — скомандовал Фламэ и разрядил свой арбалет. Отсюда видно не было, попал ли.

— В хвост! — Фрида развернула коня и помчалась назад. Джинджер последовала за ней.

На этот раз она даже не пыталась следить за боем. Ей было слишком страшно. Ведьмы и уши бы закрыла, чтобы не слышать лязга оружия и отчаянных криков раненых. Взобравшись на холм, женщины спешились. Их защищали трое арбалетчиков, в том числе Филипп. Бенжамин давно уже был в гуще схватки. То и дело мелькал черный наряд ГэльСиньяка, выделяющийся своей добротной тканью и строгим покроем, и белые волосы Адмара. Взведя арбалет, Фрида боялась отвести глаза, потерять мужа из виду. А вот Джинджер зажмурилась. Беспомощна, совершенно беспомощна! Вот тебе и необыкновенная ведьма!

Джинджер повалилась на снег.

В прошлый раз при помощи перстня Артемизии юной ведьме удалось воззвать к духам болот. Здесь же и обратиться было не к кому. Можно было, конечно, устроить землетрясение, но едва ли оно сумело бы уничтожить стражей Мирабель и пощадить при этом отряд разбойников. Землетрясения не слишком избирательны.

— Господи, — услышала Джинджер. Фрида, сложив молитвенно руки, косилась на небо. — Спаси его, Господи! Он ведь так в тебя верит!

Верно. Оставалось еще небо.

Джинджер крутанула на пальце перстень, ловя его силу. Ветры, дующие в вышине. Ветры, разгоняющие облака. Одной сумасшедшей ведьме нужна ваша помощь. Летите, ветры, сгоняйте сюда грозовые тучи. Сюда, ветры, сюда!

Камень в перстне раскалился и начал пульсировать. Небо потемнело. Как и в прошлый раз, колдовство сработало неожиданно для самой ведьмы. Ветер дул сильнейший, взметая снег и мелкую ледяную крошку; жестокий, необузданный шквал. И все же в нем было что-то неуловимо родное, какой-то тихий, заманчивый шепоток слышался в диком вое. Джинджер поднялась на ноги, позволяя порывам ветра трепать ее волосы. Берет унесло при первом же шквале. Ветер бесновался. Ударила молния, потом еще одна. Сражающиеся бросились врассыпную. Не утративший самообладание Адмар парировал удар нападающего на него капитана мирабелевых стражей, а потом вогнал ему меч в живот по самую рукоять.

В следующее мгновение, смиряя всеобщую панику, прозвучал красивый, звучный голос ГэльСиньяка:

— Чудо! Нам явлено чудо! Ветер на нашей стороне!

Он явно хотел добавить еще что-то вроде «с нами Бог», но природная щепетильность не позволила. Этого и не требовалось. Разбойники атамана Генриха и без того бросились в атаку.

Суррэль был отличным фехтовальщиком, и Фламэ мог в лучшем случае защищаться. Поднявшийся ветер кидал ему в лицо снег, но, казалось, еще больше он мешал противнику. Потом в землю совсем рядом ударила молния раз-другой, и разразилась самая настоящая гроза. Суррэль сбился с ритма. Люди, всполошенные явленным чудом, бросились врассыпную. Фламэ отбил удар противника, изловчился и загнал Суррэлю меч в живот. Над полем битвы разнесся крик имперца, нелепый, пафосный, изрядно воодушевивший людей. Фламэ рубанул одного из стражников, потом еще одного. Лицо и руки у него были в крови, и во рту был отвратительный вкус железа. А потом, совершенно внезапно все кончилось. Топот копыт стих в отдалении. Ветер унялся. Фламэ обессилено упал на снег и принялся счищать кровь. Рядом опустился на колени ГэльСиньяк. Он со своим арбалетом держался с краю, на расстоянии выстрела, и сумел сохранить одежду чистой.

— Молитву читать не будешь? — хрипло поинтересовался Фламэ.

— Над этим? — имперец кивнул в сторону распростертого на земле Суррэля. — Над этим не буду. Ему все равно не поможет, а в Преисподней у Насмешника в брюхе от моей молитвы будет мало толку.

Фламэ поднялся и вытащил из снега меч. Посмотрел на него озадаченно. Иртар? Рука была цела. На тонкой коже перчатки появилось белесое выжженное пятно. Ай да Джинджер! Фламэ поискал ведьму в толпе, не обнаружил и повернулся к имперцу.

— Какие у нас потери?

— Двенадцать убитых. Еще человек семь ранены, ими занялась Фрида. Даже Бенжамин мечем поперек лба схлопотал.

— Шрамы украшают мужчины, — фыркнул Фламэ.

— Генрих убит….

Имперец кивнул в сторону невысокого холма. Фламэ убрал меч в ножны и направился к собирающейся вокруг мертвого атамана кучке разбойников. Генрих Ластер лежал, весь перемазанный кровью, своей и чужой, и все еще сжимал в руках меч и кистень. Тело его было перерублено наискось от плеча к животу, и это выглядело как-то…. Непристойно. Сняв плащ, Фламэ накрыл им атамана и опустился возле тела на колени.

— Нужно похоронить усопших достойно, — распорядился ГэльСиньяк.

— Как достойно-то? — разбойники развели руками. — Разве что костер….

— Готовьте. Я отпою их.

Разбойники, вооружившись короткими мечами и тесаками, отправились обдирать ивняк, не особенно пригодный для погребального костра. Имперец опустился с другой стороны от тела и пробормотал:

— Не стоит, наверное, говорить, что я отлучен…

— А это имеет значение? — тихо хмыкнул Фламэ.

— Для них? — ГэльСиньяк покачал головой.

Фламэ вновь посмотрел на лицо покойного Генриха. Он, как не глупо это было, испытывал чувство вины. Не за жителей Пьенро, не за семью Ластера, а за гибель лежащего здесь разбойника Генриха, которую не сумел предотвратить.

— Меня зовут Фламиан Адмар, мастер Генрих, — тихо шепнул Фламэ.

— Ты разобрался все-таки, зачем это делаешь? — темные глаза ГэльСиньяка были внимательны, и внушали некоторый страх.

— Я жить хочу, Ноэль, — тихо сказал Фламэ. — Иногда меня даже посещают глупые мечты. Я думаю о доме, жене, детях. Этакие грезы на грани яви и сна. Но больше всего, по-настоящему я хочу жить.

Имперец похлопал его по плечу и поднялся.

— Приготовлюсь к погребальной церемонии.

Закрыв лицо платком от смрадного дыма, Джинджер смотрела на погребальный костер. Тринадцать разбойников и примерно столько же стражников Мирабель. Фламэ среди них не было, и это главное. ГэльСиньяк прочитал заупокойную молитву, пускай на лицах усопших и живых было маловато благочестия. Его чужая набожность вообще волновала мало. Молитва закончилась. Все посмотрели на музыканта. Имперец даже толкнул его локтем в бок.

— Вы же бард, господин. Это ж благое дело, спеть-то, — высказал неуклюже общее мнение один из разбойников. Фрида успела перевязать ему голову, и, несмотря на бледность, он ловко командовал оставшимися в живых товарищами.

Ветер пригнул черный дым к земле. Джинджер захотелось оказаться далеко-далеко отсюда.

— Дайте гитару, — тихо велел Фламэ. — Мастер Генрих заслуживает лучшего.

Джинджер отцепила от своего седла инструмент и протянула его музыканту. Тот избавил гитару от ткани и бережно тронул струны. Мелодии была тиха и печальна.

— Пусть воет ветер, треплет пламя в очаге

Пускай кричит кулик в болотах вдалеке

Пусть путник с драной туфлей на ноге

Бредет дорогой жизни налегке

Пусть плачут женщины, прижав к глазам платки

Пускай кружат над лампой мотыльки

Пусть над трясиной пляшут огоньки

Их жизни мимолетны и легки

Пусть все закончится сегодня — навсегда

В реке забвения холодная вода

Пусть все забудется, и больше никогда

Не тронет нас беда

Пусть воет ветер, стонет ветер в очаге

Пускай кричит сова средь сосен вдалеке

И я сижу с пушистой туфлей на ноге

И думаю о жизненной реке

Песня закончилась, все разошлись. Дела в свои руки взял ГэльСиньяк, ловко оттеснивший не особенно сопротивляющегося, впрочем, лорда-бастарда.

— Если кто и дальше едет с нами, выдвигаемся через десять минут.

Один Фламэ остался стоять, не сводя глаз с погребального костра. Пламя плясало в его зрачках. Быстро, не давая себе передумать, Джинджер подошла, обняла его и уткнулась лицом в спину. Фламэ даже не вздрогнул.

— Ты ведь не винишь себя во всем этом?

— Пусть все закончится сегодня навсегда

В колодцах города отравлена вода

На все забудется, и больше никогда

Не упомянется беда

Разбойники, утратившие своего атамана, единодушно решили отправиться в столицу. То ли жаждали мести, то ли податься им было некуда, то ли сработали увещевания ГэльСиньяка. Он мог быть бесовски убедителен, когда это требовалось. Фламэ это не волновало. Он ехал вдоль берега Сегиля, высматривая на горизонте дым. К Мартину такой гурьбой заявляться на стали. Переправились через реку по льду и решили переночевать в одной из деревень графства Кэр. Увы, оно было не самым густонаселенным. Вместо дыма на горизонте появилась плотная темная масса. Всадники. Фламэ опустил руку на рукоять Иртара. Предводитель темных всадников — черный силуэт на фоне белесого ночного неба — помахал. В руке у него была странная вещица, маленький жезл, увенчанный тремя то ли рогами, то ли ушами. Морозный воздух донес задорный звон бубенцов. Только у одного человека на многие карусы отсюда могла быть подобная игрушка.

— Маротта… — пробормотал Фламэ.

— Что? — ГэльСиньяк взвел арбалет и настороженно сощурился.

— Вот она, мэтр, — улыбнулся Фламэ. — Ваша армия.