«Всякое разумное существо, следующее до конца стремлению к разумности, движется в направлении Голгофы».
Эта фраза звенела бы в ушах. Только я не слышал. И даже не дышал. Стал бесплотной формой жизни, способной лишь наблюдать за происходящим. Причём из разных точек одновременно. Словно был везде.
Фраза раскатывалась серой ажурной лентой в темном с вкраплениями перламутра пространстве. Оно таинственно переливалось, как чёрный снег в свете фонарей. Драпировалось, словно парча. Лилось каскадами и волнами.
Где я?
Мне казалось, секунду назад я различал силуэт. Чёрный на чёрном. Искажённые края, отделяющие один мрак от другого.
Теперь и его не было. Хотелось крикнуть, но этого я сделать не мог.
Темнота подëрнулась, словно гладь нефтяного озера от дуновения сильного ветра. Пошла волнами.
В переливах чëрных волн, как в кривых зеркалах, я увидел улыбающееся лицо мамы. Её белокурые волосы были уложены в изящную причёску.
— Ты чего замер? — с тёплой интонацией спросила она.
В бурлящей поверхности я увидел и себя, словно собранного из миллионов брызг. Мне было четырнадцать. Стоял на пороге входа в здание Звёздной Академии, загляделся на макет космического корабля у входа. Старый, века двадцатого. С массивной первой ступенью, которая отделялась в атмосфере, когда преодолевалась первая космическая скорость. Я чувствовал какую-то общность с теми людьми из прошлого, которых тянуло в неизведанное.
— Иду, — бросил я маме.
— Сегодня твой первый день, попробуем не опаздывать? Ты ещё успеешь всё как следует рассмотреть.
Мне подумалось, что когда я переступил порог Академии, сделал первый шаг к спасению Принс.
Принс. Принс! Я должен вернуть Принс браслет. Должен вернуться сам. Эти мысли ускользнули так же быстро, как и появились.
В волнах мрака я снова видел маму.
— Может, не пойдём? — произнёс я, всё ещё стоявший на пороге Академии.
— Почему?
— Папа же сказал, что нельзя, — с осторожностью ответил четырнадцатилетний я.
— Послушай, не дрейфь, я с папой разберусь, — как-то уже строже сказала мама. — Ты же создан для этого.
От её слов чернота вспенилась, словно начала кипеть. Потом разлетелась брызгами. Я вдруг ощутил, что злюсь. Эти её слова наложились на фразу Гомера: Елена рассчитала всё правильно. Я вспомнил, что случилось. Браслет расплавился. Проник мне под кожу. Елена рассчитала всё правильно. Что она рассчитала? Всю мою жизнь с самого начала? Что это значит?
Я никогда не злился на маму. А сейчас раздражение испепеляло меня. Темнота, вторя моим чувствам, бурлила и обращалась в хаос чёрных капель и пузырей. Где-то далеко звучал звон, будто от трескающегося от ультразвука стекла.
— Шу-шу-шоу-шу, — донеслось откуда-то, словно дуновение ветра, и я почему-то уловил в этом смысл.
«Спокойно. Не шуми», — сказал кто-то.
— Кто здесь?
— Шуууу-Шуо-Шу-Шуо.
«Твой друг. Существо с четырьмя ногами, умноженными на десять».
Эта информация напугала меня. Одно из зеркал вдалеке рухнуло вниз.
— Шу… Шоу…
«Спокойно».
— Конь? — с ужасом спросил я.
— Оуш. Шуа-Шуа…
«Да перестань ты бояться. Твой страх почему-то делает плохо».
Успокоиться? Как успокоиться, если у тебя нет тела. Даже не продышать свой страх. Я по-прежнему боялся. И не понимал, чем я боюсь? Что вообще сейчас я? Просто сплошной страх?
И я представил своё тело, обычно это помогало унять эмоции. Я начал с быстро бьющегося сердца. Представил его, ощутил, что оно у меня есть. Колотится, как бешеное. Представил грудную клетку, сдавленную оцепенением. Сжатое горло. Прилипший к нёбу язык. И вздохнул. Почувствовал, что дышу. Попробовал дышать медленнее, увидел свои дрожащие руки: сначала бледные, прозрачные, а потом обретшие плоть.
— Оуш Тшоу, шоу! — прозвучало ошарашенно, будто внезапный порыв ветра.
«Вот это да, Трой! Ты сам сделал себе тело!».
Я испытал что-то сродни смешанного с ужасом восторга. Что я сделал? Тело?! Я остолбенело стоял, разглядывая свои руки, обнаружил, что на мне надет дорогой пиджак, похожий на тот, что я выбирал для свадьбы с Алисией.
Так ошеломительно после почти полной депривации снова чувствовать твёрдую почву под ногами, осязать, дышать. Та темнота, на которой я стоял, медленно меняла форму, как вода, но я почему-то не терял равновесия, а словно плыл, как бумажный кораблик. Краем глаза я заметил, ко мне по волнообразным ухабам подползло что-то длинное и чёрное. Я отпрянул назад, натолкнулся на преграду, чуть не упал.
— Это я, твой сороконогий скакун, — дуновением ветра сказало существо.
Медленно я опустил на него взгляд. Это было что-то похожее на сороконожку, только крупное, с собаку, и с чёрно-перламутровыми пластинками на спине.
— Ко-к-о-о-нь? — спросил я.
— Не коконь, а Конь, конечно. Хотя какой я конь? — говоря, насекомое шевелило толстыми блестящими отростками на голове, похожими на пластинчатые рожки. — Видел я ваших земных коней… Сходства совершенно нет. Да и седло некуда крепить. Но тебе же хотелось, чтобы я был Конём. И я им был. Правда, изначально меня звали Шоушшотшоу-шуо-оуш.
Я молчал, совершенно не понимая, что происходит и как на это реагировать.
— Конь — это мой робот, — оторопело произнёс я. — Ты на него не похож… Да и он говорил только…
— Да, только запрограммированными фразами. Какие были, такими и говорил. А здесь я свободен. Я помогу тебе освоиться, — шелестящими звуками выдало существо.
— Зачем мне здесь осваиваться? — спросил я, недоверчиво глядя на него.
Не мог быть это мой Конь. Я посмотрел в горящий жёлтый глаз сороконожки, и по спине прошёл холодок. А взгляд похож. Похож, чтоб его!
— Ты получил доступ к раю, странный какой-то доступ… — насекомое недоумённо покачало головой, раздался скрип хитиновых пластин. — Происходит настройка параметров сознания.
Гомер говорил, что никто не сможет войти в пункт управления визитантес, кроме меня. Потом вплавил в мою руку этот чёртов браслет. Я внимательно посмотрел на запястье и увидел, что под кожей будто просвечивает что-то черное. Потрогал рукой и ощутил острые грани звёзд. Как это возможно? Мне даже на мгновение захотелось позвать маму. Чтобы она мне это объяснила. Я выдохнул.
— Зачем мне этот доступ? Чтобы включить защиту сектора? — спросил я.
— Ш… это можно сделать только в главном узле управления на Броссаре, — сороконожка обвила мне ногу и вскарабкалась по ней на руки.
Ну и страшная же она была вблизи. Множество членистых ножек касались моей кожи, вызывая неприятные мурашки. Я вспомнил, что земные сколопендры ещё и часто ядовиты, но вряд ли эта тварь с земли.
Цвет у неё переливался от глубокого чёрного, бескомпромиссного, как чёрная дыра, к таинственному фиолетовому. Противные рожки, огромные челюсти жука. Я замер и скривил лицо.
— Ш… а чего не гладишь? — спросило насекомое. — Мне так нравилось. Погладь.
Хитиновая жуткая морда ткнулась мне в ладонь. Я старался смотреть только в жёлтый глаз, потому что его взгляд по-прежнему отзывался теплом в душе. Осторожно коснулся переливчатых пластин на голове создания, они были на ощупь, как кожура яблока. Я погладил один раз, сороконожка приподняла верхнюю часть тела и снова подлезла под руку мордой, будто прося ещё. Как собака. И тут я даже немного успокоился. Конь всегда так делал, в этом было что-то греюще знакомое. Посреди этого абсолютно чуждого мне мира.
Я думал раньше, что это мама поставила Коню какую-то собачью программу, чтобы меня порадовать. Я же был подростком, когда она мне его подарила.
— Это правда ты? — дрожащим голосом спросил я.
— Ну да, так я выглядел в своем первозданном виде.
Мне было стыдно, ведь я обращался с ним, как с роботом. Но часто мне действительно казалось, что он живой. А он… реально живой, что ли? Или у меня просто галлюцинации какие-то?
— Что это значит? — я внимательно уставился в жёлтый глаз.
— Я родился сороконожкой на Шоу-Ашоу-Ушоу, по вашему Вега-7, пожил и умер. Мой хозяин хотел взять меня с собой в рай, когда сам умрёт, загрузил моё сознание в кристалл. Но хозяина в рай не взяли. Он просто угас и растворился во Вселенной. А кристалл… Гладь ещё, не останавливайся, — как-то ворчливо зашелестел Конь, и я снова принялся наглаживать хитиновую спину. — Как же приятно…
— Так, что там с кристаллом?
— Кристалл мой так и не доставили в общее хранилище. Его нашла самка с Земли и вставила в робота, похожего на моё прежнее тело, с ним я мог управляться, — ответил Конь и сполз с моих рук.
— Моя мать?
— Ш… да, — ответил Конь.
— Зачем? — у меня сердце забилось чаще, и волны темноты под ногами увеличили амплитуду, вспенивались чёрными брызгами.
— Успокойся. Когда ты волнуешься, здесь происходит что-то плохое. Может, тебе меня снова погладить? Ты так меньше нервничаешь, — Конь поднял на меня обеспокоенный глаз. — У нас немного времени, здесь оно течёт непредсказуемо. Может, пока мы болтаем, тот старый самец скормит твоё тело ушутушу… И пройдет несколько лет.
Точно. Тот старый самец. Гомер.
— Мне нужно вернуться к Принс и отдать ей браслет…
— Никому ты его не отдашь, он уже всё. Стал частью тебя. Твоя душа заполнила его без остатка. Такая большая.
— Я ничего не понял… Мне нужно очнуться или… или я умер? — вдруг с испугом спросил я и услышал, как где-то далеко в этом туманном мире что-то разбилось.
Конь снова заполз мне на руки и ткнулся мордой в ладонь.
— Живо гладь, успокаивайся! Похоже, рай как-то странно реагирует на тебя, — и я снова провёл ладонью по хитину. — Ты не умер, твоё сознание должно адаптироваться. Вписаться в общую программу рая, чтобы когда ты умрешь, здесь было готово место для тебя. Адаптируешься и очнёшься. Если будешь адаптироваться слишком долго, то да… тело умрёт.
Я принялся гладить Коня с остервенением. Потому что волна беспокойства снова нахлынула против моей воли.
— А как мне адаптироваться?
— Ш… Вспомни что-то хорошее и расслабься. Самку сумасшедшую свою вспомни, например. Только не тот момент, как она тебя душила, думаю, он был не особенно хороший… А тот… где вы мило за ручки держались или…
Я перестал его слышать, воскрешая в памяти забавный момент, когда мы с Принс лежали на полу в кладовке, где нас заперли, и она сама взяла меня за руку, а потом ругалась, что это я к ней шары подкатываю. Прикрыл веки, улыбнувшись.
А когда снова открыл, то увидел перед собой плеяду зеркал, и в том, что было ближе всего ко мне, отражались мы с Принс в той самой кладовке.
— Ш… другое дело, — сказал Конь. — Ты почти адаптировался. Сейчас очнёшься.
Я уставился на проявившееся пространство. Кругом коридоры из зеркал, смотрящих друг на друга. Бессчетное количество коридоров. Но подойдя поближе, я понял, что это вовсе не зеркала, а какие-то зазеркалья. В них находились гуманоидные долговязые существа с тёмно-коричневой кожей. С грустными, утомленными лицами. Они безучастно пялились на меня. Бесконечно вдаль вырастали ряды таких зеркал. Сотни тысяч, наверное. Я сделал несколько шагов вдоль одного из рядов и вдруг заметил пустое зеркало. В нём виднелась усыхающая высокая трава, покосившийся модульный город, и, казалось, что вдалеке, рядом с модулем, лежал человек. Землянин.
Не знаю, что на меня нашло, но так хотелось подойти и посмотреть поближе. Тянуло к нему, как к какому-то знакомому, с которым так необходимо поговорить на чужбине. Когда я подошёл ближе, то заметил, что человек будто распадался на облака дыма. Трава возле него выцветала и становилась серой.
Я вгляделся: всё пространство за зеркалом умирало вместе с ним. Рассыпались в прах какие-то люди, жилые коробки. Я отчётливо это почувствовал.
— Куда ты? — спросил Конь, когда я протянул руку к глади зеркала и ощутил жжение, но пальцы прошли сквозь тонко вибрирующую плёнку. — Ты не сможешь очнуться, пока ты в чьей-то ячейке рая.
Я пропустил слова Коня мимо ушей, потому что понял, что это был за человек, пусть он и лежал лицом к земле. Карлос. Брат Принс. Мне чудилось что-то едва уловимо знакомое. Неосязаемое. В этом мире вообще все чувства работали иначе. Перейдя границу, я побежал по рассыпающейся в прах под моими ботинками траве.
Я опустился рядом с ним на колени, перевернул. Карлос был жив, пусть и странно так говорить про человека, чью казнь я видел. Мутные карие глаза смотрели на меня с яростью. С болезненной яростью. Он задёргался, что-то схватил на земле. Ударил в плечо. Камнем. Боль опалила мою ключицу. Карлос занёс руку для второго удара. А я успел взглянуть на камень, желая, чтобы тот исчез. И камень просто растворился в руке Карлоса, будто его и не было.
Он ошарашено уставился на меня, а я морщась от боли, прижал его за плечи к траве.
— Я не враг, — мой голос чуть дрогнул, когда я заметил, что тело Карлоса исчезает под моими ладонями.
Нет. И я вдруг вспомнил тот фокус, с помощью которого создал тело себе.
— Враг… вы снова полу…сво… — бормотал, затихая, Карлос, всё больше утопая в пепельной дымке праха.
Так, Трой, соберись. Я представлял, как уплотняются клубы дыма, на которые он распадался. Как Карлос снова обретает плоть. Но руки словно всё глубже проваливались в кучу золы, что оставалась от него. Нет. Это же брат Принс. Она так любит Карлоса, даже после его смерти она держится на вере в него.
Я восстанавливал в голове человеческую анатомию, воображал сердце, кровеносные сосуды, альвеолы легких.
— Ну давай же, мне нужно с тобой поговорить! — процедил сквозь зубы я, стараясь глубоко не вдыхать, потому что прах окутал облаком и меня.
Ничего не вышло. С моим телом этот фокус прошёл. А с Карлосом нет. Пусть я его совсем не знал, эта смерть второй раз разрывала мне сердце. Мне показалось, что где-то далеко слышен крик Принс. Нет. Я напряг воображение ещё раз, и вдруг почувствовал под ладонями твёрдость плечевых костей.
Потом услышал кашель. Дымное облако быстро рассеивалось, и я начал видеть очертания лица Карлоса.
— Что? — спросил он, резко отпрянув от меня и взглянув ошеломлённо, уже без ярости. — Ты, кха-кха, перезаписал меня?
— Эм… я сам не знаю, что произошло, сэр, — я пожал плечами. — Я… просто не хотел, чтобы вы умирали. Принс будет… переживать…
— Как это мило… — Карлос снова закашлялся, сделал паузу, перевёл дух и заговорил так восторженно, что я почувствовал себя звездой вселенского масштаба. — Ты перезаписал меня! Я трижды нарушил правила, связываясь в материальной вселенной. Была запущена программа стирания. А ты! — он встал на ноги и ткнул мне пальцем в грудь. — Ты обратил её вспять. Как это вообще возможно? Какой у тебя уровень доступа?
Он жестикулировал очень чётко, голос его звучал пугающе твёрдо. Я даже немного опешил. Вот я и столкнулся с ним. С тем самым главарём бунтовщиков, тем самым харизматиком, которого по слухам побаивался сам император. Однажды Гомер мне сказал, что Император бы не решился выступить с ним на одной трибуне. Проиграл бы в обаянии несмотря на весь лоск величия. По этой причине на казни Карлосу даже не дали сказать последнего слова.
— Гомер сказал что-то про высший доступ… — наконец сказал я.
— Тебя этот упырь прислал? — Карлос сказал это с таким презрительным разочарованием, что у меня моментально опустело в груди.
— Нет…
— Ты врёшь, а Принс так и не научилась слушать брата…
Когда Карлос плохо сказал про Принс, его магнетизм для меня уменьшился. Никто не должен оскорблять мою невесту.
— Просто вы были не правы.
— В чём? — его губы тронула горькая усмешка, и я против воли ощутил укол совести. — Гомер-таки выкрал браслет. Имперские отщепенцы займут Вегу, построят там города, заставят Землю с ними считаться, а колонистов бросят там, где они есть.
Возможно в этом действительно состоял план Гомера.
— Но я никогда не охотился за браслетом, я на вашей стороне, — сказал я, обнажая запястье, и смутился тому, что одет в дорогой костюм. — И я бы хотел вернуть его Принс, но не могу…
Я показал Карлосу, как у меня под кожей переливались чёрные звёзды. Он долго рассматривал мою руку.
— Твою мать… Это даже не татуировка. Высший доступ… Это какой-то уровень администратора рая? — спросил он, испытующе заглядывая мне в глаза.
Мне показалось, будто я стал ниже его ростом, хотя мы были одинаковыми.
— Не знаю. Я вообще ничего толком об этом не знаю.
— Тогда ты просто кретин, которого использовали, — он всё ещё смотрел на меня, не отрывая взгляда, но я понял, что он мне поверил.
— Да, — я кивнул, пусть это было обидно, но такова правда. — Но больше не хочу им быть.
— Ты уж постарайся, мне как-то неприятно осознавать, что моя сестра влюблена в кретина, — он сурово глянул на меня. — И как ты собираешься действовать?
От его вопроса мыслительный процесс в моём мозге зашевелился с такой скоростью, что я, сам даже не ожидая, решительно выдал:
— Если у меня есть доступ, то я сбегу от Гомера, найду Принс, мы отправимся на Броссар, войду в этот пункт управления. Включу защиту сектора…. Только я не знаю, где этот пункт…
— Трой, — Карлос крепко схватил меня за руку, — Пока ты просто золотая антилопа. Тупое парнокопытное, что сыпет монетами из-под ног.
Я хотел было возмутиться, но он хитро улыбнулся.
— Надеюсь, ты докажешь мне обратное. Последнее, что я смог узнать, у Гомера есть сотня кораблей его сторонников, они прибудут в сектор через три дня. Если ты окажешься на Броссаре раньше, и закроешь сектор, то мы можем победить. Успеешь? — спросил он, крепче сжимая мою руку.
— Успею, — сказал я, и Карлос отпустил меня.
— Где находится командный пункт, знает только Матео, — он прищурил глаза. — А теперь проваливай быстрее, иначе ты просто здесь умрёшь.
Я вспомнил о том, что говорил Конь. Очнуться в чужом раю нельзя. Не оглядываясь, я ринулся в сторону вибрирующей перепонки выхода, выпрыгнул. Моё тело тут же окутала дикая боль. Горло обожгло. По мышцам прошёл электрический разряд.
Когда я открыл веки, свет опалил мне глаза. Я зажмурился, утопая в головной боли. Где я? Слышался писк датчиков, чьи-то голоса. Слов я не мог разобрать.
Браслет. Чёртов браслет визитантес теперь под моей кожей. Это первая мысль, что врезалась в моё сознание. И первый страх. Главное, чтобы Принс не думала, что я предатель.
Карлос. Мне вспомнилось его фактурное лицо. Как он назвал меня тупым парнокопытным. И бросил эти слова: «Надеюсь, ты мне докажешь, что это не так». Докажу. Я всё смогу объяснить Принс. Особенно, если мы доберёмся до Броссара раньше, чем за три дня. И не дадим людям Гомера оказаться в секторе.
Да. Я унял нахлынувшую панику, головная боль стихла. В чьём-то бубняже я уже различил слова:
— Она пробралась… сэр… убить?
Кто пробрался? Кого убить? Принс? Она здесь? Я распахнул глаза и рывком сел на кровати.
— Не… ме… — попробовал я заговорить пересохшим ртом, но смог только проблеять что-то невнятное. — Не смейте!
Вторая попытка стала удачной. Я не просто сказал, агрессивно прокричал. Страх за Принс и ярость клокотали в моей душе. Я вскочил, схватил за горло Гомера, стоявшего рядом. Толкнул к стене. Заметил испуг в его вечно светящихся благодушием глазах.
— Успокойся, Трой, — просипел он сквозь сжатую глотку, но голос его был ровным.
— Если хоть волос упадёт с её головы, я убью вас, — я непросто был готов его убить, готов был задушить голыми руками, и это хорошо виднелось в моих глазах, потому что Гомер побеждённо поднял руки вверх.
— Ладно, никто пленницу трогать не будет, — произнес он, а я попытался нащупать в портупее пистолет, но кобура была пуста. — Отпусти меня.
Я разжал ладонь, сделал шаг назад. Гнев всё ещё кипел во мне. Только я знал, что им ничего не решить. Где я сам вообще? Сзади ко мне подскочили двое вооруженных людей. Сколько времени я был в отключке? Пистолет ткнулся мне в бок.
Гомер покачал головой, приказывая своим людям отойти.
«Конь, местоположение», — запросил я.
В ответ тишина. Значит, я был слишком далеко, чтобы он ответил.
— Где я?
— На моëм корабле, летим на встречу с друзьями.
— Я не хочу никуда с вами лететь.
— Понимаю. Ты молод, горяч, жутко влюблён… в потасканную разбойницу. Всем нам иногда хочется экзотики, но нужно и честь знать… — он улыбнулся.
Я замахнулся, чтобы ударить Гомера, но один из его охранников кинулся на меня, и я, резко развернувшись, схватил его руку на болевой и выхватил оружие. Сантьяго всё же успел меня научить кое-чему.
Гомер, глядя, как на него устремляется дуло пистолета, улыбнулся ещё шире.
— Никуда я с вами не полечу, — прошипел я.
— Да брось, ты сделаешь всё, что нужно. Всё, что я скажу, — учительским тоном сказал Гомер.
— Неужели…
— Помнишь, рядом со станцией Линдроуз висит корабль «Деспот»?
— Помню… — ошалело пробормотал я, уже понимая, куда клонит Гомер.
— Так вот… опусти пушку и будь хорошим мальчиком, иначе Деспот всего одним залпом превратит станцию в решето…
— Там десятки тысяч людей. А как же Кант, разумность, категорический императив, совесть? — кровь шумела в висках от нахлынувшего бешенства. — То, что было основой твоей Ложи? Или никакая она не Ложа, а самая настоящая лажа?
— Так я верю в твою разумность Трой, в твою совесть… Ты не станешь подвергать опасности жизни десятков тысяч людей, опустишь пушку, и мы спокойно обсудим наши дела.
— Вы просто… моральный урод, — сказал я, медленно опуская пистолет.
— Я твой лучший друг, Трой, — его глаза тепло сверкнули, он поправил ворот своего дорогого костюма. — Сейчас мы приступим к первому важному делу.
— Сэр, а что с пленницей делать? — спросил один из охранников.
— Кто она? — с надеждой спросил я.
— Не Принс. Солдатка из отряда Альдо, — ответил Гомер и обратился к своему охраннику. — Заприте в капсуле.
Наверное, это Кали. Не Принс. Черт, как Принс была нужна мне рядом. Как мне хотелось сказать ей, что всё будет хорошо, что я найду способ всё исправить. А ещё лучше, чтобы мы с ней придумали вместе этот способ.
— Запереть в капсуле, — охранник передал подчинённым по связи.
— Ты не предавайся грусти, — сказал мне Гомер. — У меня для тебя есть приятный сюрприз.
Он кивнул одному из охранников, и тот открыл гермодверь. Медленным шагом в неё вошла идеально красивая женщина, с нежными сине-зелеными глазами и светлыми волосами. С тихой ласковой улыбкой на губах. На ней было надето длинное синее платье до пола. Закрытое, позволяющее видеть только шею, но хорошо подчеркивающее фигуру кружевным корсетом.
Увидев её, я даже задержал дыхание. Не от изящной красоты, а от неожиданности.
— Алисия… — только и смог пробормотать я.