Бесконечная дорога к солнцу

Глава 1 Джейсон

— Ты не обязан это делать, — Леви прикоснулся к моему локтю, но я отдернул руку, глядя на тюрьму строгого режима за парковкой.

Толстые серые бетонные стены и заборы с колючей проволокой — это все, что изолировало монстров мира от остальных. Если верить суду, одним из этих монстров был мужчина, которого я всем сердцем любил на протяжении почти двадцати лет.

Моя вторая половинка, как я думал.

Мой муж.

Это казалось нереальным. Ничто из этого не ощущалось реальным.

— Я должен знать.

— Ты уже знаешь.

— Не знаю, — рявкнул я.

Но я знал.

Закрыв глаза, я игнорировал частое ритмичное биение своего сердца, силясь взять себя в руки. Леви не заслуживал моей злости. Это не его вина.

— Пока он не посмотрит мне в глаза и не скажет, что это правда, я не могу знать наверняка.

— А почему ты решил, что он это сделает? — Леви встал рядом со мной и слегка пихнул рукой.

Безмолвная поддержка.

Я не знал, что бы я без него делал. За последние полтора года вся моя жизнь разрушилась, и я едва мог держаться на плаву. Когда СМИ разобрали по кусочкам каждый аспект моей жизни, когда моя семья решила бросить меня, когда моя карьера подорвалась и разрушилась, Леви был единственным, кто выстоял. Он стал неподвижным объектом в моем обрушившемся мире.

— Он скажет мне, — я говорил куда увереннее, чем ощущал себя.

— Мне не удастся отговорить тебя, нет?

— Неа, — приняв решение, я направился к посту охраны, который вел на территорию тюрьмы.

Леви поспешил следом и нагнал меня, матерясь себе под нос.

— Хотя бы дай мне пойти с тобой. Я не хочу, чтобы он думал, будто может...

— Со мной все будет нормально.

Леви схватил меня за руку, заставив остановиться и повернуться к нему лицом. Он был на несколько сантиметров ниже моего роста в 182 см, и в его внешности не было ничего угрожающего. Мы были ровесниками, обоим по сорок три года, вот только Леви выглядел лучше, потому что за последние восемнадцать месяцев жизнь меня знатно потрепала. Из-за травмы я чувствовал себя на десятки лет старше. В такие дни мне хотелось заползти в какую-нибудь дыру и сдохнуть.

Например, вчера. Или, например, в холодное утро 10 апреля, когда гулкий стук в мою входную дверь обозначил начало конца.

Леви был в деловом костюме, его золотисто-каштановые волосы были искусно уложены гелем, и сложно не среагировать на его проницательный гневный взгляд. Он всегда был уравновешенным и спокойным, а у меня не осталось сил спорить с ним.

— Тобой движут эмоции и злость, Джейсон. Я это понимаю. Так было бы с любым на твоем месте, но это не лучшая идея. Это не приведет ни к чему хорошему. Ты мучаешь себя. Отпусти это. Отпусти его. Он сам вырыл себе яму. Поверь в систему. Поверь своей интуиции, потому что ты знаешь, что это правда. Не поступай так с собой. Я умоляю тебя. Я не советую этого делать.

Я изучал каждый дюйм его лица, слышал каждое слово, слетевшее с его губ.

— Ты говоришь это как мой адвокат или как мой друг?

Плечи Леви сгорбились от тяжелого вздоха.

— А есть разница? Какой-то из ответов изменит твое решение и остановит от похода туда?

— Нет.

— Джейсон...

— Я должен знать, — я стиснул грудь над местом, где билось мое сердце. Эти три слова застряли в горле и слетели с губ с большим количеством эмоций, чем мне бы хотелось. Я отвернулся, усиленно заморгав, чтобы прогнать неизбежные слезы. — Мне нужно услышать, как он это скажет. Я не жду, что ты поймешь.

Леви прикоснулся к моей руке и сжал.

— Ладно. Хорошо. Делай то, что считаешь нужным. Я буду здесь, когда ты закончишь.

Я кивнул. Кивок получился отрывистым и напряженным, как и все мышцы в моем теле на протяжении последних полутора лет. Все тело ныло от напряжения, и я так устал, бл*ть.

Ноги понесли меня к посту охраны, где ворчливый мужчина в униформе провел меня внутрь и объяснил, куда надо пойти, чтобы получить право увидеться с моим мужем. С того дня, когда полиция увела его в наручниках, это первый раз, когда я решил увидеться с ним наедине. Водоворот хаоса, которым являлась моя жизнь до этого момента, не давал мне сделать этого.

Но теперь все закончилось.

Присяжные вынесли решение. Молоток совершил удар. Морган не вернется домой. Никогда.

Этот кошмар был реальностью. Он совершил немыслимые поступки.

Как я мог жить в таком неведении?

Я позвонил заранее, чтобы спросить, что нужно знать перед посещением заключенного в колонии строгого режима, так что не удивился, когда мне пришлось заполнить несколько бланков, выложить содержимое карманов в корзинку и пройти через металлодетектор.

Офицер в униформе, представившийся как Ленни, обыскал меня прохлопыванием, при этом дружелюбно болтая со мной о погоде. Ничто из этого не отложилось в моем сознании. Его голос был фоновым шумом, неразличимым бла-бла-бла, несильно отличаясь от персонажа школьного учителя из мультика, который я смотрел в детстве.

С таким же успехом я мог видеть сон. Когда я проснусь, все дерьмо последних полутора лет окажется всего лишь фрагментом кошмара, который я вскоре забуду. Я открою глаза. Снова будет десятое апреля. Птички будут петь на гигантском вязе во дворе. Лучи утреннего солнца будут пробиваться сквозь жалюзи, которые мы забыли закрыть перед сном. А Морган будет спать рядом со мной, и его темные изящные ресницы будут контрастировать с молочно-белой кожей. Его рука как всегда будет лежать на моем животе.

За завтраком я расскажу о своем сне, и он улыбнется той особенной улыбкой, которую он бережет только для меня, и скажет, что я милый, и у меня хорошее воображение. Затем он поцелует меня, мы выпьем еще кофе и больше никогда не будем об этом говорить.

— Сюда, — отрывистый голос офицера вернул меня в настоящее, где ждала холодная и суровая реальность моей жизни. — Заключенный прикован к столу. Любое проявление враждебности, и визит завершится. Любые крики или разговоры на повышенных тонах, и визит завершится. Я постоянно буду у двери. Решение о завершении визита принимаю я. Вы понимаете?

— Да.

Он отпер дверь и взмахом руки показал мне заходить первым.

Большую часть восьми месяцев я сидел неподвижно, терпя бесконечные часы на жесткой скамейке в зале суда, пока рассматривалось дело Моргана. Оно попало в национальные новости. Во всей Канаде не осталось ни одного человека, который не слышал бы о Моргане Аткинсоне, которого окрестили Кингстонским Душителем.

За те долгие дни в суде мы несколько раз встречались взглядом, но я в основном смотрел на его затылок, гадая, сплетая всевозможные объяснения того, как и почему власти ошиблись. Если Морган косился в мою сторону, я чаще всего отворачивался. «Ошеломлен» — это еще мягкое описание моего состояния.

Было слишком больно видеть его в цепях, слушать рассмотрение дела. По мере рассмотрения дела неделя за неделей всплывали доказательства, адвокаты боролись друг с другом и вызывали свидетелей на дачу показаний, а я задерживал дыхание и говорил себе, что это одно большое недопонимание. Все скоро закончится.

Не знаю, то ли это самосохранение, то ли тупость, но я убедил себя, что в конце концов Моргана освободят. Он придет домой, они найдут настоящего виновника и посадят его за решетку, а мы продолжим жить как раньше.

Этого не случилось.

Одиннадцать пожизненных сроков. Мужчина, которого я, как мне казалось, любил, больше никогда не выйдет на свободу.

Комната для посещений была суровой и пустой. Четыре бетонные стены, одно маленькое зарешеченное окошко под потолком, выходившее во двор. Морган сидел за массивным стальным столом, прикрученном болтами к полу. На нем был оранжевый комбинезон, его руки и ноги были скованы наручниками, соединявшимися цепью, которая крепилась к ремню на его поясе, а тот, в свою очередь, крепился к крюку на полу.

Темная щетина на его подбородке привлекла мое внимание. Она вызвала на поверхность давние воспоминания о том, как я водил носом, целовал и покусывал резкую линию его подбородка, после чего завладевал его губами. Его грозовые серые глаза, полные глубины, характера и любви, смотрели на меня. Это все было ложью. Его губы изогнулись в намеке на печальную улыбку.

И я ненавидел себя за то, что даже сейчас считал его привлекательным.

Мой Морган. Мой муж. Мужчина, которого я любил всем своим сердцем двадцать бл*дских лет.

«Что с тобой случилось?»

Где-то под этим миражом жил столь темный и опасный монстр, что одна лишь мысль об его существовании вызывала у меня желание отпрянуть и убежать. Я не мог видеть зверя. Морган похоронил ту часть себя глубоко под слоями лукавства и фальшивых фасадов. Так легко было убедить себя, что зла внутри него вовсе не существует.

Именно за этим я и пришел, не так ли? За доказательством. За завершением. Услышать это из его уст. Я не мог и дальше жить с неопределенностью в своем сознании. Это сводило меня с ума. Я настолько сильно слетел с катушек, что с каждым днем все сильнее и сильнее страшился за свое психическое здоровье.

Может, суд ошибся. Может, они посадили за решетку невиновного.

Но в глубине души я знал правду.

Я знал, что они не ошиблись.

Морган виновен.

— Джейсон, — его голос был низким и бархатистым. Когда-то он пронизывал меня подобно языку пламени, распаляя кровь и танцуя по моей коже.

Сегодня этот голос заставил меня задрожать, напоминая скорее нежеланное заражение, нежели ласку. Я сдержал желание обхватить себя руками и сказал себе быть храбрым. Быть сильным. Не давать ему эту власть. Все утро я твердил себе держать голову высоко поднятым, сделать то, что нужно, чтобы потом двинуться дальше. Если я смогу закрыть дверь в прошлое, тогда, возможно, сумею как-то открыть новую дверь в будущее без него.

Я пока что не доверял себе говорить, так что подошел к свободному стулу по другую сторону стола и сел. Он наблюдал за каждым моим движением. Внимательный. Бдительный. Как я до сих пор не заметил змия в саду?

Мы долго смотрели друг на друга, и ни один из нас не произносил ни слова.

Воздух в бетонной комнате был спертым, излишне теплым и застревал в моих легких с каждым прерывистым вдохом. Вентиляция во всем здании была плачевной, кондиционеры в лучшем случае работали неудовлетворительно. Погода в конце лета была влажной, и моя рубашка липла к телу, пот стекал по спине и вискам.

Я всматривался в лицо Моргана, плавал в глубине его глаз и отчаянно пытался увидеть под поверхностью мужчину, который скрывался от меня все эти годы. Я искал монстра. Зверя. Как это было возможно? Этот костюм, этот фасад были слишком правдоподобными.

Я был таким дураком.

Охранник неподвижно и молча стоял у двери — ноги расставлены, большие пальцы просунуты в шлевки на поясе. Наготове. Я осознавал его присутствие и знал, что он может повлиять на желание Моргана ответить мне честно. Но я должен воспользоваться этим шансом.

Морган был таким же внимательным и анализировал меня своим взглядом. Это казалось почти осязаемым, словно его умелые пальцы шарили в моем мозгу и выискивали слабые места.

Он скользнул руками к центру стола, звякнув цепями при этом движении, и оставил их там ладонями вверх. Приглашение.

Я скучал по его прикосновению. По его теплу. Я скучал по Моргану, которого знал когда-то. Размеренное ноющее ощущение в груди стало тем, чему я противился восемнадцать месяцев.

Я посмотрел на его руки. Руки, которые когда-то прикасались к моей коже, ласкали и любили меня. Руки, которые также оборвали одиннадцать жизней.

Встречаться с ним было плохой идеей. Для него это игра. Уловка. Он пытался заманить меня в свои силки лжи.

Проигнорировав его предложение, я чуть выпрямил спину.

Когда ко мне вернулся голос, слова прозвучали хрипло и надломлено, но я совершил над собой усилие и спросил то, что хотел спросить с того дня десятого апреля.

— Ты действительно это сделал?

Морган цокнул языком.

— Джейсон, Джейсон, Джейсон, — это прозвучало снисходительно и покровительственно.

— Нет. Не надо. Никакой брехни. Только правда. Посмотри мне в глаза и скажи правду. Сейчас же, — я ткнул пальцем в стол. — Я заслуживаю хотя бы этого.

Перемена в его поведении была почти неуловимой. Если бы я не жил и не дышал этим мужчиной два десятка лет, я мог бы и не заметить. Для всех остальных он оставался холодным и надменным. Но не для меня.

Эти электризующие глаза, которые я обожал и в которых так много раз терялся за эти годы, раскололись и утратили глубину. Тепло, которое в них обычно содержалось, превратилось в лед. В мгновение ока Морган, которого я знал и любил, пропал. На его место пришла сущность чистого зла, и впервые в жизни я увидел в нем убийцу так же отчетливо, как видел собственное отражение в зеркале.

Я не узнавал Моргана напротив меня, и это пробирало меня до костей. Кто этот мужчина? Как он мог годами скрывать от меня такой порок?

Он убрал руки со стола и уронил их себе на колени, откинувшись на спинку стула и уже не желая того контакта, который он искал мгновение назад. Его печальная усмешка превратилась в нечто более злобное.

— Ох, Джейсон. Милый, не-такой-уж-невинный Джейсон. Разве ты не понимаешь? Все, что я сделал, я сделал для тебя, любовь моя. Я оберегал тебя. Они искушали тебя, и я не мог терпеть такое. Никто не может получить то, что принадлежит мне, разве ты не понимаешь? Никто. Ты принадлежишь мне.

Я сжал кулаки, все мое тело содрогнулось.

— Ты больной мудак.

Затем он улыбнулся, и это не походило на те улыбки, что я видел прежде. Мой желудок взбунтовался, и я подумал, что меня стошнит.

— Ты убил их, ведь так? Всех их.

Его улыбка не дрогнула ни на секунду. Там не было раскаяния, чувства вины, сожаления.

— В тот или иной момент одиннадцать мужчин стояли перед тобой. Одиннадцать мужчин испытывали твою слабую силу воли. Если бы я не предпринял меры, где бы мы теперь оказались, Джейсон? Хмм? Скажи мне.

Я не мог перестать качать головой. Его лицо размылось, когда выступили слезы.

— О чем ты говоришь? — заорал я.

Охранник прочистил горло. Предупреждение, что я успокоюсь, он немедленно завершит визит.

Не было смысла говорить Моргану, что он ошибается, что его ревнивый мозг извратил факты и превратил добродушные шутки в нечто совершенно иное. Он всегда был излишне опекающим собственником. Когда-то это было очаровательным. Я бы ни за что на свете не подумал, что его проблемы пустили настолько глубокие корни.

Я никогда не мог вообразить себе, что несколько моих простых слов, произнесенных в шутку, приведут к такому ужасу.

Я пришел за ответами, и я их получил. Леви был прав. Я должен был довериться своей интуиции. Не было никаких причин делать это.

Я оттолкнулся от стола и встал. Холодный взгляд Моргана скользнул вверх. Его расслабленная манера держаться сама по себе была зловещей.

— Я не жду, что ты поймешь. Твое сердце всегда было мягким. Я люблю тебя, Джейсон. Это не изменилось. И никогда не изменится. Со временем ты поймешь. Ты увидишь дар, который я тебе преподнес.

Я уставился на незнакомца в оранжевом, позволяя каждому его слову пронестись через меня. Я мог быть спорить, возражать и сказать все те вещи, что полтора года пылали и бушевали в моем нутре, но оно того не стоило.

Я ушел. Холодный лязг металлической двери, захлопнувшейся за мной, отразился финальным эхо.

Леви прислонился к своему внедорожнику на парковке и печатал что-то в телефоне. Услышав мое приближение, он тут же поднял голову. Когда наши взгляды встретились, вся решительность, которую я умудрялся поддерживать, пока выходил из тюрьмы, рассеялась. Мои ноги превратились в жидкость. Пошатываясь, я шагнул вперед и споткнулся.

Леви бросился навстречу и подхватил меня, когда я повалился на его грудь, содрогаясь и не в силах перевести дыхание. Потеря, вина, стыд, ужас, неверие, все это разом всплыло на поверхность, ошеломив меня и сбив с ног.

Я цеплялся за рубашку Леви, рыдая ему в шею и дрожа от вновь пробудившегося страха.

Леви крепко стиснул меня и вздохнул.

— Ты идиот. Я знал, что это случится.

Я ненавидел это отсутствие контроля, и Леви это знал.

Взяв себя в руки, я отстранился и повернулся спиной, вытирая глаза.

— Меня тошнит.

— Я знаю.

— Я чувствую себя таким дураком.

— Ты не дурак.

— Это все моя вина.

Леви развернул меня и в упор посмотрел мне в лицо.

— Это не твоя вина. Не допускай этого даже ни на секунду. Не позволяй ему пробраться в твою голову. Ты меня слышишь? Это на его совести. Морган убил этих мужчин, а не ты.

— Но я...

— Нет. Остановись немедленно, — он схватил меня за плечи и встряхнул. — Не вини себя ни в чем. Ты тоже жертва. Ты. Тоже. Жертва.

Он мог твердить это хоть до посинения. Я не думал, что когда-нибудь поверю ему. Ничего из этого не случилось бы, если бы не я и не мое дурацкое чувство юмора или мои бездумные слова, брошенные в шутку. Откуда я должен был знать?

Леви снова тряхнул меня.

— Джейсон. Джейсон, прекрати, — он похлопал меня по щеке, и только тогда я осознал, что уплываю куда-то, отрешаюсь, как это часто случалось в последнее время. Доктор Москони как-то это назвала. Я не мог вспомнить. Что-то про самосохранение или бегство.

Я моргнул, прогоняя дымку и всматриваясь в обеспокоенное лицо Леви.

— Я так устал.

— Я знаю. Давай я отвезу тебя домой?

Домой. Это слово ранило и жалило. Я закрыл глаза. Одна неделя, и потом мне не придется находиться в этом окружении. Одна неделя, и я смогу сесть в машину и оставить все это позади. Я молился, чтобы это не последовало за мной.

— Дерьмо.

Резкий тон Леви выдернул меня из приятных мечтаний о бегстве. Я распахнул глаза и проследил за его взглядом. На парковку завернул белый фургон со спутниковой тарелкой на крыше и словами СТВ-Ньюз на боку. Два других фургона от менее крупных новостных каналов ехали следом.

— Да твою ж мать, — как они всегда меня находят?

— В машину. Сейчас же, — Леви толкнул меня к своему автомобилю, выхватив ключи из кармана и несколько раз нажав на брелок, чтобы открыть дверцы.

Я завалился внутрь, а Леви побежал к своей дверце.

— Слава богу за тонированные окна, — сказал я, когда три человека выскочили из белого фургона; одна из них быстро побежала в нашу сторону, а второй, оператор, спешил за ней.

Леви завел двигатель внедорожника и надавил на газ, увозя нас от тюрьмы прежде, чем кто-то из них оказался достаточно близко, чтобы выкрикнуть вопросы.

Я стиснул свою переносицу и запрокинул голову. Леви долго ничего не говорил. Тюрьма находилась в Бате, провинция Онтарио, в двадцати километрах от Кингстона, где жили мы оба — во всяком случае, где пока что жил я.

— Одна неделя, — пробормотал я вслух, нарушив молчание. — Если они последуют за мной, я не знаю, что тогда делать.

— Сомневаюсь, что последуют, — Леви похлопал меня по ноге, затем убрал руку. — В тебе заинтересованы местные каналы. Долбанные протестующие и фрики. Сомневаюсь, что за пределами города тебе будут уделять так много внимания, поскольку ты избавился от бороды. Я регулярно смотрел национальные новости, и они уже несколько месяцев не упоминали тебя и не показывали твое лицо. Ты местная сенсация, но не более. Главным образом их интересует Морган. С тобой все будет хорошо. Ты предпринял меры предосторожности. Им придется знатно исхитриться.

— Знаю, но это не невозможно.

— Я это понимаю. Виндзорский университет готов пойти тебе навстречу?

Я приоткрыл глаза и несколько минут смотрел на дорогу.

— Ага. Они понимают последствия, которые возникнут, если я буду использовать свое настоящее имя. Они знают, что случилось здесь. Любого, кому сообщалось мое настоящее имя, попросили подписать соглашение о неразглашении. Все остальные профессора не будут знать, кто я. Сообщили лишь верхушке.

— Я рад, что они тебя приняли.

И я тоже. Пробыв в центре внимания почти восемнадцать месяцев и получив репутацию мужа Кингстонского Душителя, я не держал обиды на Университет Квин за их желание уволить меня. Кампус кишел новостными фургонами и протестующими с тех пор, как эта история просочилась в эфир. Большинство людей сочувствовало моей ситуации, но многие были убеждены, что я прекрасно знал о преступлениях Моргана и являлся его сообщником. Они меня боялись.

Из-за этого преподавание стало невозможным.

Виндзорский Университет предложил мне условный контракт, который прекратит действие, если там возникнут такие же проблемы. Они согласились на мою просьбу о преподавании под псевдонимом из целей приватности и безопасности, и я изо всех сил постарался изменить свою внешность, сбрив бороду и изменив стрижку. Этого могло хватить или не хватить.

Я просто был благодарен за возможность убраться от всего этого. Благодарен за то, что они дали мне шанс.

— Джексон Палмер, верно?

— Ага, — раньше я носил фамилию Палмер. Я взял фамилию Моргана, когда мы поженились, а теперь решительно намеревался изменить ее обратно. — Я подумал, что лучше выбрать фамилию, на которую я легко буду отзываться. Студенты не будут называть меня по имени, так что, если я запутаюсь с именем, ничего страшного.

Я перестал быть Палмером с 2003 года, когда легализовали однополые браки, и мы с Морганом поспешили в городскую администрацию, чтобы скрепить себя узами брака.

— Уверен, у моего отца случилась бы истерика, если бы он узнал, что я снова ношу нашу фамилию.

— Нахер его. Нахер их всех. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.

Я знал. И это ранило сильнее, чем я могу описать. Моя семья встала на сторону масс, верящих, что я годами прикрывал Моргана и знал, что он делает. Они отреклись от меня с самого первого дня, и ради своего психического здоровья мне пришлось оборвать связи с ними.

Я прислонился головой к окну с пассажирской стороны, пока мимо проносился мир — леса, фермерские поля с созревшим урожаем, иногда здание. Леви ехал по окольным дорогам вместо главного шоссе.

Вскоре мы въехали в Кингстон, и Леви направился к моему району.

— Ты собрал вещи?

— По большей части да, — я не говорил ему, что на протяжении всего суда над Морганом я жил в двух комнатах, не в силах натыкаться на напоминания о мужчине, которого я, как мне казалось, знал. Вместо того чтобы спать в хозяйской спальне, я перебрался в гостевую, отказываясь проводить ночь в постели, где мы когда-то занимались любовью.

Леви побарабанил пальцами по рулю, и я знал, что он пытается подступиться к вопросу, которого я избегал со времени ареста Моргана. Он время от времени поднимал эту тему, но до сего момента я обрывал его и отказывался это обсуждать.

Он свернул на подъездную дорожку, встав за моим гибридным Хендаем (прим. гибридный автомобиль — автомобиль, использующий для привода ведущих колёс более одного источника энергии), и заглушил двигатель. У дороги были припаркованы машины, принадлежавшие репортерам и протестующим. Как только мы остановились, люди высыпали на газон перед домом, приготовившись к очередному раунду. Полиция несколько раз прогоняла их, но они всегда возвращались. Я стиснул зубы и игнорировал их.

Перед нами возвышался классический колониальный двухэтажный дом, который я купил со своим мужем пятнадцать лет назад. Красный кирпич и белые ставни казались уже не такими симпатичными, как раньше. Дом находился на тихой улочке в уважаемом квартале.

«Хорошее место, чтобы воспитывать детей в будущем», — сказал мне как-то раз Морган.

Я задрожал от этого воспоминания, не в силах избавиться от жгучей ненависти, которую я теперь питал к этому месту.

Леви повернулся ко мне лицом, игнорируя кучу людей, которые стояли снаружи и ждали, когда я выйду.

— Пожалуйста, дай мне теперь зеленый свет.

Я посмотрел в окно своей старой спальни. Шторы оставались задернутыми. В горле встал ком, но я его проглотил.

— Пора, да?

— Давно пора. Просто скажи мне.

Я глянул на своего лучшего друга.

— Ладно. Пожалуйста, подготовь документы для развода. Пожалуйста, помоги мне разобраться с этим бардаком.

Он прикоснулся к моей ноге, задержавшись.

— Принято.

Леви не был адвокатом по разводам. Он изучал уголовное право и практиковал уголовное право, что пригодилось для понимания процесса суда над Морганом. И тем не менее, Леви не раз говорил, что поможет мне, когда я буду готов.

— Приезжай поужинать с нами перед отъездом из города. Отэм и девочки хотят увидеться с тобой.

Я был не в том состоянии, чтобы составить хорошую компанию, но не мог ему отказать. Леви, его жена Отэм и их девочки, двухлетняя Клэр и четырехлетняя Джессика, были единственной семьей, которая у меня осталась.

Я посмотрел на свои руки, после чего натянул улыбку на лицо. Она казалась слабой и хрупкой.

— Ладно. Хорошо.

Леви без раздумий положил руку мне на затылок и притянул в очередное объятье.

— Я люблю тебя, дружище. Мы с этим справимся.