Брачное объявление

Глава 3

Джастин почувствовал, как мисс Рейнолд судорожно сжимала его руку, когда они спускались на пляж. Как бы привлекательно она ни выглядела в своем сером шелковом платье, мода на широкие развевающиеся юбки совсем не подходила для передвижения по узкой тропинке в скалах при сильном ветре. Он еле сдерживался, чтобы не хвататься за нее каждый раз, когда под ее сапогами проскальзывали камешки.

Однажды он уже допустил такую ошибку, к своему большому сожалению. В тот момент, когда его пальцы сомкнулись на ее плече, она вскрикнула, вырвавшись с такой силой, что поскользнулась и чуть не упала.

— Простите! — сказала она, когда восстановила равновесие. — Вы напугали меня.

— Это полностью моя вина, — пробормотал он в ответ.

То, что она съеживалась от его прикосновений, не предвещало ничего хорошего для их будущего. Он был чувственным мужчиной и, хотя не прочь был иногда поиграть в джентльмена, когда он женится — если он женится — он намеревался прикасаться к своей жене в спальне и за ее пределами. Будь он проклят, если в конце концов женится на хрупкой фарфоровой кукле, которая будет отшатываться при виде него. Такое положение вещей могло бы устроить представителей высших классов, но мистер Брэй — кузнец, у которого он в детстве учился, — был откровенно привязан к своей жене. Джастин всегда ожидал, что однажды у него будут такие же отношения со своей собственной невестой.

Хотя делать из Брэйсов пример для подражания было нелепо. Они никогда не относились к нему особенно хорошо. Долгие, одинокие годы его ученичества сопровождались рваной одеждой и вечно пустым желудком. Несмотря на это, мистер и миссис Брей заботились друг о друге и о своих собственных детях. Джастин был завистливым в детстве. Иногда ему хотелось услышать ласковое слово или почувствовать утешающее прикосновение. Но Брэйсы не проявляли особой доброты к приходскому сироте, находившемуся на их попечении.

Были ли родители мисс Рейнольдс добрее? Были ли они более любящими? Джастин не имел ни малейшего представления. Она никогда не писала ни слова о своих матери и отце, да и о других своих родственниках, если уж на то пошло. Он даже не знал, что у нее был брат, пока она не упомянула о нем во время их разговора в «Королевском гербе». Она была невыносимо непроницаема. Хотя он едва ли мог винить ее за это. Его собственные письма тоже были не особо информативными.

Он отпустил ее руку, чтобы спрыгнуть с края тропинки на пляж. Мисс Рейнольдс посмотрела на него сверху вниз с того места, где стояла. Ветер выбил прядь ее волос из-под шляпки. Она убрала ее с лица пальцами.

Он шагнул к ней с поднятыми руками.

— Если вы позволите.

Она кивнула в знак согласия, и он, обняв ее за талию, легко опустил на землю. Она весила не больше перышка, тулья ее шляпки едва доставала ему до плеча, но ее нельзя было спутать ни с чем. Она была теплой, с мягкими округлостями женщиной.

Женщиной, на которой слишком много проклятой одежды.

И все же, подумал Джастин, могло быть и хуже. У многих женщин, которых он видел в последнее время, юбки были не меньше десяти футов в окружности. Огромные юбки с оборками поддерживались проволочными обручами, которые могли задираться вверх при сильном ветре. Юбки мисс Рейнольдс были внушительного размера, но он не смог обнаружить под ними ничего похожего на клетку. И в самом деле, единственной защитой, которая, казалось, была на ней, был туго затянутый корсет из китового уса, жесткость которого он чувствовал пальцами.

— Вы сожалеете, что мы не взяли с собой Бутройда и горничную? — спросил он, все еще обнимая ее.

Ее и без того раскрасневшиеся щеки приобрели более насыщенный розовый оттенок.

— Нет.

— Я тоже. — Джастин сжал пальцы на ее талии, а затем неохотно отпустил. Он сцепил руки за спиной, чтобы не поддаться искушению снова прикоснуться к ней. — Пойдемте?

Она кивнула, и, не говоря больше ни слова, они пошли бок о бок по сухому песку.

Несколько минут они шли молча. Не было слышно ничего, кроме криков чаек и плеска волн. Дул сильный ветер, а море было более бурным, чем обычно. Оно с оглушительным грохотом разбивалось о скалы. Не раз он замечал, как мисс Рейнольдс смотрит на него со странным выражением на лице.

— Вам нравится побережье? — спросил он.

— Я никогда раньше там не бывала.

Он бросил на нее острый взгляд.

— Вы никогда не видели моря?

Она покачала головой.

— Нет, пока карета не перевалила через высокий холм по дороге в Кингс-Эббот. Я выглянула в окно и… увидела его.

Джастин не мог себе этого представить. Он родился на побережье и провел большую часть своей юности, карабкаясь по скалам и плавая в открытом море. Пляж за пределами Эббот-Холкомба был его надежным убежищем; туда он убегал всякий раз, когда жизнь с Брэями становилась невыносимой.

— Как вам? — спросил он ее с искренним любопытством.

— Оно огромное, — сказала она. — Безграничное. Оно заставляет меня чувствовать себя очень маленькой.

Она продолжила разглядывать узкую полоску пляжа, пока они шли дальше в молчании, пристально глядя сначала на скалы, а затем на длинную пустынную береговую линию. Джастину стало интересно, что же так привлекло ее внимание. Вокруг не было ничего, кроме голых, одиноких скал и пустынных песчаных полос. Он попытался представить себе все это ее глазами, но это оказалось бесполезным занятием. Он был слишком циничен и в присутствии такой прекрасной леди болезненно осознавал многочисленные недостатки своего дома.

Он почувствовал почти то же самое, когда впервые увидел ее в аббатстве. Это место должно было стать ее домом, если они поженятся, возможно, на всю оставшуюся жизнь. И все же сама королева Виктория не могла бы выглядеть более неуместно, чем Хелена Рейнольдс, так чопорно восседавшая на потертом библиотечном диване.

— Лондону и в подметки не годится, не так ли? — спросил он.

— Разве?

Она продолжала пристально смотреть на скалы.

Он засунул руки в карманы брюк и немного отстал от нее.

— Их нельзя сравнивать. Лондон полон жизни. Полон энергии и промышленности.

— Возможно.

— А еще есть развлечения. Шоппинг на Бонд-стрит. Прогулки верхом в Гайд-парке. Посещение Зоологического сада. Все, чего хочется, можно найти всего в нескольких минутах езды на кебе.

— Да, но… — Она оглянулась на него. — Для тех, кто не любит подобные развлечения, Лондон — это пустая трата времени, вам не кажется?

— Мы говорим гипотетически? — спросил он. — Или мы говорим о вас?

Она не ответила.

Он ускорил шаг, чтобы снова оказаться рядом с ней.

— Я отказываюсь верить, что в Лондоне нет ничего, от чего вам будет жаль отказаться. Возможно, книжный магазин или кондитерская, где вы покупаете свои любимые сладости.

— Я не люблю сладкое.

— Тогда ваши любимые книги. Я полагаю, вы любите книги

Он увидел, как она слегка приподняла губы.

— В Кингс-Эбботе нет книжных магазинов. Как и библиотек. Если кто-то хочет почитать новейшие романы, он должен купить их в Эббот Холкомбе. И поскольку мы оба пришли к выводу, что ненавидим это место…

— У вас в библиотеке есть книги. Я просто почитаю их.

— Руководства по сельскому хозяйству? Журналы по архитектуре?

Она бросила на него косой взгляд.

— Это действительно единственные книги, которые есть в аббатстве? Я уверена, что видела у вас на полке что-то из произведений мистера Диккенса.

Он одарил ее волчьей ухмылкой. От этого короткого движения у него на правой стороне шеи и челюсти натянулись ожоги. Это было отрезвляющим напоминанием о том, что мисс Рейнольдс, как его невесте, придется привыкать к гораздо большему, чем его скудная библиотека.

— Возможно, у меня есть один или два его романа, — признался он.

— Какие именно?

— А какие вам больше всего нравятся?

Она сложила руки на талии и, казалось, при ходьбе придерживала ими пышные юбки.

— На самом деле, выбрать довольно сложно. Я считаю, что Трудные времена была весьма поучительной книгой. И мне очень понравилось читать «Лавку древностей».

Джастин приподнял брови

— Вам понравилась смерть Маленькой Нелл?

— Нет, не ее смерть, но… это такая трогательная история. — Она взглянула на него, ленты ее шляпки развевались на ветру позади нее, как два шелковых транспоранта.

— Вы так не думаете, мистер Торнхилл?

Он лишь думал о том, что в данный момент она выглядела чертовски привлекательно. Не слишком ли рано говорить ей об этом? Если бы их отношения были традиционными — ухаживание и помолвка, он бы не колебался. Но каковы правила, когда человек обручается по объявлению? И действуют ли эти правила вообще сейчас? После того, как он грубо обошелся с ней в «Королевском гербе», ласковое слово или комплимент, скорее всего, ничего для нее не будут значить. Он уже показал себя вульгарным, невоспитанным грубияном.

— Джастин, — хрипло произнес он.

— Прошу прощения?

— Мы помолвлены и собираемся пожениться, не так ли? Я не вижу причин, по которым вы должны продолжать называть меня мистером Торнхиллом. Меня зовут Джастин. Я разрешаю вам использовать мое имя.

— О, — ее голос был слабым.

— А что насчет вас? — настаивал он. — Или мне следует обращаться к вам «мисс Рейнольдс», пока мы не произнесем наши клятвы?

— Если вы этого хотите.

— Я бы этого не хотел. Мне бы это очень не понравилось.

Она тихо вздохнула.

— Что ж, в таком случае, я полагаю, вам лучше называть меня Хеленой.

— Хелена, — повторил он. Он сжал руки за спиной. — Мы действуем быстро.

— Действительно. Все происходит так быстро.

— Разве не в этом весь смысл?

Она подергала пальцами одну из своих перчаток, и это легкое взволнованное движение выразило ее беспокойство красноречивее всяких слов.

— Да, но…

— Но?

— Но ко многому придется привыкнуть, не так ли? Независимо от наших намерений. — Она встретилась с ним взглядом. — Вы должны быть терпеливы со мной.

— Конечно. Всегда.

Его слова, казалось, немного успокоили ее, но Джастин был бы полным дураком, если бы не заметил сомнения, промелькнувшего в ее взгляде. Она не доверяла ему. Еще нет. И он не мог полностью винить ее за это. До сих пор он мало что сделал, чтобы завоевать ее доверие. Совсем наоборот. Он был слишком угрюм. Слишком непостоянен. Все было прекрасно, когда он отдавал приказы Бутройду, но, если он хотел завоевать расположение Хелены Рейнольдс, ему следовало постараться.

Он попытался собраться с мыслями.

— Мы обсуждали мистера Диккенса.

— Так оно и было.

— «Магазин старинных вещей», я полагаю.

— Вы собирались сказать, что вам не понравилось.

— Не то чтобы мне не понравилось.

— Но вам книга не показалась такой трогательной, как мне.

— Что касается этого… — Он рассеянно поднял руку, чтобы потереть подбородок. — Она была сентиментальной, конечно. Если кому-то нравятся подобные вещи.

— А вам, как я понимаю, это не нравится.

— Я не люблю страданий без всякой цели. В конце концов, боль и самопожертвование должны к чему-то привести. В них должен быть смысл.

Хелена медленно кивнула, выражение ее лица было задумчивым.

— Да, это должно быть так. Но я не уверена, что это когда-нибудь происходит именно так. Не совсем.

— У вас мрачный взгляд на вещи.

— Я могу говорить только исходя из своего опыта.

Джастин посмотрел на нее оценивающим взглядом. Не в его характере было сочувствовать или утешать, но, заметив напряжение на лице Хелены, он почувствовал то же необъяснимое желание защитить ее, которое охватило его ранее в гостинице.

— Вы читаете не те романы.

Она улыбнулась.

— Думаете?

— Да. Так не пойдет. Если не будете осторожны, то впадете в черную меланхолию.

— Боже милостивый. Надеюсь, вы не из тех джентльменов, которые считают, что женщина должна ограничиваться легким чтивом.

— Ни в малейшей степени.

— Что же вы тогда порекомендуете? — спросила она. — Руководства по сельскому хозяйству? Журналы по архитектуре?

— И то, и другое было бы лучше, чем сентиментальные истории о невинных существах, умирающих без причины, но нет. Что вам нужно, так это постоянная диета из приключенческих историй и сюжетов о мести. В таких книгах страдание всегда имеет смысл.

— Это то, что вы читаете, сэр?

— Когда позволяет время. Это не значит, что у меня нет пары романов Диккенса. В моей библиотеке есть «Дэвид Копперфильд» и еще несколько его романов. Вы можете читать их, когда пожелаете, и пополнять коллекцию, когда вам заблагорассудится.

Искорки веселья погасли в ее глазах.

— Это очень великодушно. Спасибо.

Он ответил на ее благодарность наклоном головы. Она была так близко к нему, что он чувствовал, как ее юбки касаются его брюк, чувствовал слабый аромат ее духов, смешивающийся с соленым морским воздухом.

Осознавала ли Хелена его присутствие так же, как и он ее? Почему-то он сомневался в этом. Она снова смотрела на вершины скал, ее мысли явно были где-то далеко.

— Здесь нет других домов? — спросила она через некоторое время.

— Есть несколько. В основном коттеджи. Отсюда вы их не увидите. Единственное здание, которое вы можете разглядеть, хотя и не очень хорошо, находится вон там.

Он указал на неясные очертания вдалеке.

Она прикрыла глаза рукой.

— Что это?

— Шпиль церкви в Эббот-Холкомбе.

— Но это так близко! — воскликнула она. — Я думала, вы сказали, что это в тринадцати милях отсюда

— Если ехать по дороге. С вершины утеса, а потом на лодке — это совсем недалеко.

Озабоченная складка легла на ее лоб, когда ее взгляд скользнул по склону скалы, а затем к воде внизу. Скалы в Эббот-Холкомбе были одними из самых опасных в округе, и лишь несколько скалистых выступов перекрывали то, что в противном случае было бы отвесным обрывом в море.

— Там есть тропинка вниз, к пляжу? — спросила она. — Вроде той, что здесь?

— Ничего настолько цивилизованного. Если кто-то хочет добраться до пляжа со скал в Эббот-Холкомбе, ему придется спуститься вниз.

— По скалам? Но никто, конечно, не смог бы совершить такой подвиг. Подъем слишком крутой.

Он пожал одним плечом.

— Я делал это.

— Вы?

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, ее губы приоткрылись от удивления.

Если бы они разговаривали на любую другую тему, Джастина, возможно, позабавила бы ее реакция. Но сейчас он даже не смог выдавить из себя улыбку.

— Когда я был мальчишкой, — сказал он, — не старше девяти-десяти лет, мы с друзьями, должно быть, карабкались по скалам минимум раз в неделю.

— Ради всего святого, зачем?

Джастин посмотрел на вершины скал, на его лице застыла маска тщательно культивируемого безразличия. В своих планах, направленных на покупку аббатства, он ни разу не подумал о том, каково это — видеть скалы Эббот-Холкомба каждый день до конца своей жизни. Он никогда не задумывался о том, что почувствует, когда нахлынут воспоминания. Нет. Он был слишком поглощен мыслями о справедливости. Слишком жаждал мести.

Он повернулся к Хелене.

— Мальчики часто совершают глупости. Когда кому-нибудь из них нужна была причина?

Она покачала головой.

— Не могу поверить, что ваши родители позволили это.

— У нас не было родителей.

— Не было родителей? — Она нахмурила лоб. — Вы хотите сказать, что вы… что вы и ваши друзья…

— Мы были приходскими сиротами, — сказал Джастин с жестокой откровенностью.

Он не собирался говорить ей об этом. Не сейчас. Но теперь уже ничего нельзя было изменить. Да и с какой стати ему этого хотеть? Он был таким, каким был. Сиротой. Незаконнорожденным. Если бы Хелена Рейнольдс была простой старой девой из рабочего класса, какой он ее себе представлял, он бы без колебаний признался в этом.

Но она была леди. Очаровательной леди с безупречными манерами. И, несмотря на заверения Финчли, что обстоятельства его рождения не будут иметь для нее значения, Джастин прекрасно понимал, что не так уж много леди обрадуются возможности выйти замуж за человека сомнительного происхождения. Нет, если только этот человек не обладал соответствующим состоянием, которого у него, несомненно, не было.

Он наблюдал за лицом Хелены, ожидая, что на нем неизбежно промелькнет первая вспышка отвращения.

— В Эбботс-Холкомбе? — спросила она.

Он кивнул, все еще ожидая ответа.

Она посмотрела на него долгим испытующим взглядом.

— Так мы поэтому ненавидим это место?

Мы.

Грудь Джастина расширилась от почти болезненного прилива эмоций. Он не мог сказать, было ли это облегчением или, что еще хуже, благодарностью. Все, что она сказала, было «мы». Вряд ли это можно было назвать признанием в вечной любви, но для него в тот момент это было всем.

— Да. Причина в этом.

Хелена снова обратила свое внимание на скалу.

— Я удивлена, что никто не пострадал.

Он проследил за ее взглядом и нахмурился.

— Кто-то пострадал. Другой мальчик — мой друг детства — поскользнулся на камнях и упал в море. Он ударился головой, когда летел вниз.

— Какой ужас.

Ее глаза наполнились искренним сочувствием.

— Он был сильно ранен?

— Да. Довольно сильно. С тех пор он сам на себя не похож.

Джастин прочистил горло.

— На самом деле, это моя вина. Все всегда говорили, что он последует за мной куда угодно. И это я настоял на том, чтобы совершить восхождение.

— О, мой милый боже, — пробормотала она.

Его сердце отчаянно и трогательно сжалось, когда он на мгновение поверил, что она назвала его «мой милый». Что ее мягкий, ласкающий тон предназначался ему. Но она просто оплакивала несчастливую судьбу какого-то неизвестного мальчика.

Или, возможно, не такого уж и неизвестного.

— Это был Невилл? — спросила она.

Он натянуто кивнул.

Хелена отвернулась от него, снова обратив лицо к морю. Вдалеке вздымались волны с белыми гребнями, разбиваясь о воду, и на песке не оставалось ничего, кроме пены. Она чуть не намочила ее ботинки.

Джастин потянулся к ее руке, чтобы вывести на сухую землю, но в этом не было необходимости. Она обошла воду без его помощи. Его рука безвольно опустилась.

— Вы очень добры, — сказала она.

Он вздрогнул. Это был второй раз, когда она назвала его добрым.

— За то, что нанял Невилла? Едва ли. На самом деле он даже не слуга. Он предпочитает работать. Фактически, настаивает на этом.

— Он не хочет бездельничать.

— Невилл упрям. Он всегда был таким. Но я не буду жаловаться. Мне повезло, что он у меня есть. Любому бы повезло. Он делает работу за пятерых, и все без жалоб.

— Я заметила. — Она оглянулась на него, на ее лице было подобие улыбки. — Он часто подает чай вашим гостям?

Джастин поморщился.

— Нет, слава богу.

Их чаем был безвкусный, водянистый осадок из листьев, которые заварили в четвертый раз. Почему Невилл не использовал свежий чай, он не знал. У него, конечно, были свои подозрения. Подозрения, которые полностью легли на плечи Бутройда.

— Невилл предпочитает бывать на свежем воздухе.

— Он действительно чувствовал себя неуютно в аббатстве. Я подумала, что это из-за меня.

— Он не привык видеть женщин.

— Ваш повар женщина.

— Миссис Уитлок — шестидесятилетняя женщина с седыми волосами и склонностью к дешевому джину. Рядом с вами она может с таким же успехом принадлежать к другому виду.

— И я не сомневаюсь, что она счастлива быть такой, — сказала Хелена. — В том, чтобы быть шестидесятилетней женщиной, есть свои преимущества.

— Ну, разумеется.

— Конечно.

Она принялась перечислять их с непринужденностью человека, который много думал над этим вопросом.

— Свобода. Независимость. Возможность ходить туда, куда ей хочется, и делать то, что ей нравится. Возможность быть настолько эксцентричной, насколько она пожелает.

Слушая ее, Джастин не переставал задаваться вопросом, как высоко Хелена ценит свою независимость. Он подозревал, что очень высоко. Она упоминала что-то на этот счет в своем первом письме, которое написала ему. Он до сих пор помнил ее слова, ее мелкий ровный почерк, бегущий по странице, такой безошибочно женственный:

Я никогда не собиралась выходить замуж, но превратности судьбы не позволили мне оставаться независимой.

Брак, похоже, был для нее последним выходом. И к тому же не совсем приятным.

— Единственный тип женщин, обладающих большей независимостью, чем пожилые, — продолжила она, — это вдовы.

— Совершенно верно, — согласился он. — Хотя, если вы стремитесь овдоветь, не лучше ли вам выйти замуж за мужчину старше тридцати двух лет?

Она бросила на него укоризненный взгляд.

— Я ни к чему подобному не стремлюсь. Я просто констатирую факт. Я говорю о вашей поварихе.

— И о вашей тоже, в самом ближайшем будущем.

Она покраснела еще сильнее.

— Да.

Они продолжали идти бок о бок вдоль кромки воды. Через несколько минут им предстояло вернуться в дом. Ему придется усадить ее в карету вместе с ее временной горничной и отправить обратно в «Королевский герб». И затем…

А затем ему придется ждать.

Но как долго? Несколько дней? Несколько недель, пока не объявят о помолвке? Перспектива была мрачной, но Хелена не могла оставаться в аббатстве. Не с учетом того, что половина жителей деревни и так считали его безжалостным, склонным к авантюрам монстром. Предполагалось, что женитьба поможет его репутации, а не еще больше запятнает ее.

— Вы все еще не ответили на мой вопрос, — сказал он.

Хелена озадаченно посмотрела на него.

— Какой вопрос?

— О том, чего из Лондона вам будет не хватать.

— Ах, это. — Она помолчала несколько секунд, казалось, размышляя об этом с необычной серьезностью. — Когда-то мне очень нравилось одно место. Хотя я едва ли могу тосковать по нему. Его больше нет.

Она убрала с губ выбившуюся ленточку и объяснила:

— Летом перед тем, как мой брат впервые отправился в свой полк, он взял меня с собой в Хрустальный дворец.

— Хрустальный дворец?

Великолепное сооружение из чугуна и зеркального стекла было возведено в Гайд-парке в 1851 году для проведения Великой выставки. Для Великобритании это был шанс продемонстрировать себя как лидера в области промышленных технологий и дизайна, а также продемонстрировать искусство и изобретения других стран.

— Великая выставка состоялась восемь лет назад.

— Да, я знаю это, но… это единственное счастливое воспоминание, которое у меня осталось о Лондоне.

Джастин обдумал это, слегка нахмурив брови. Он не мог сформулировать, что именно в ее заявлении так расстроило его. В ее голосе не было грусти или жалости к себе, просто констатация факта, как будто она говорила о погоде.

— Расскажите мне, — попросил он.

Ей не потребовалось особых уговоров.

— Мы бродили часами. Сначала посетили Индийский двор, а затем посмотрели экспонаты из Турции и Китая. Мой брат настоял на том, чтобы осмотреть все. Мы были как двое детей. Все это было… — Она подыскивала нужные слова. — О, я не могу это описать. Все это было так чудесно. Там был слон с травой в хоботе. И индийская палатка, устланная малиновыми и золотыми коврами. А потом мы выстроились в очередь из сотни людей, чтобы увидеть самый большой бриллиант в мире.

— Кох-и-Нур.

Она подняла на него глаза.

— Вы видели его, мистер Торнхилл?

— Джастин, — поправил он. — И да, видел. Тем летом я также посетил Хрустальный дворец.

Входной билет стоил всего шиллинг, что показалось ему небольшой платой за возможность полюбоваться экспонатами со всего мира. Он вспомнил, что провел много времени в машинном зале, разглядывая ткацкий станок Harrison Power и хлопкопрядильное оборудование фирмы Хибберт, Платт и сыновья. Однако ни одно посещение Хрустального дворца не было бы полным без осмотра его самой известной выставки.

— Когда я увидела его, — сказала Хелена, — он был внутри позолоченной птичьей клетки, подсвеченной кольцом из маленьких газовых рожков. Люди жаловались, что он не сверкает.

— Они делали то же самое, когда видел его я. — Он криво улыбнулся ей. — Возможно, мы были там в одно и то же время?

Казалось, ее очень поразила эта мысль.

— Возможно, так оно и было. Возможно, нам было суждено встретиться снова.

— Вы верите в судьбу?

— Я не знаю. — Ее ресницы опустились. — Я бы хотела в нее верить.

— Это, безусловно, более романтичное объяснение всему происходящему, чем то, что вы откликнулись на мое брачное объявление.

Он сказал это не для того, чтобы смутить ее, но, судя по тому, как покраснело ее лицо, он, похоже, так и сделал. Он обругал себя за бесчувственность. В любом случае, было слишком рано говорить о романтических отношениях. Хотя, какого черта он вообще об этом упомянул, у него не было ни малейшего представления. Главная цель брачного объявления — познакомиться и пожениться, не обременяя себя ухаживаниями. Это не должно измениться только из-за того, что женщина, откликнувшаяся на его объявление, была милой, мягкотелой и симпатичной.

— Вы верите, что романтика необходима для такого соглашения, как наше? — спросила она.

— Необходимо? Нет. Я бы сказал, что нет. — Он провел рукой по затылку. — С другой стороны, я не эксперт.

Хелена наклонила голову, и поля шляпки на мгновение скрыли ее лицо от его взгляда.

— А как насчет дружбы?

Ему показалось, что он уловил нотку надежды в ее голосе, но не был уверен в этом.

— Ах. Дружба, я думаю, это совсем другое дело.

— Значит, вы считаете это необходимым?

— Нет, в ней нет необходимости, но без определенной степени дружбы брак был бы не очень комфортным, не так ли?

— Нет, я полагаю, что нет, — сказала она. — И все же многие джентльмены считают своих жен не друзьями, а подчиненными. Они относятся к ним как к детям.

— Они хотят защитить их.

Она скрестила руки на талии.

— Я бы хотела, чтобы женщины могли защитить себя сами.

— Как и я. Но это не тот мир, в котором мы живем.

Джастин сказал бы больше на эту тему, но, когда они подошли ближе к кромке воды, его внимание привлек блеск стекла, искрящегося на мокром песке. Он наклонился, чтобы поднять его.

Хелена с любопытством подошла к нему

— Что это?

Он быстро протер стекло рукавом своего сюртука. Оно засияло янтарным блеском.

— Морское стекло, — сказал он, вставая.

— Вот. Разожмите ладонь.

Когда она подчинилась, он положил стекло в центр ее ладони.

— Похоже, это от разбитой бутылки. Вероятно, французский бренди, ввезенный контрабандой во время войны с Наполеоном.

Она провела по закругленному краю стекла кончиком пальца в перчатке.

— Он прекрасен, — прошептала она — Как драгоценный камень.

Он отряхнул песок с ладоней.

— Боюсь, это не совсем бриллиант Кох-и-Нур.

— Да, вы правы, — признала она, все еще глядя на осколок морского стекла в своей руке. — Но это самая прекрасная вещь, которую кто-либо… — Она замолчала, явно потеряв самообладание.

Он инстинктивно шагнул к ней.

— Хелена, — сказал он хриплым от волнения голосом.

Она подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Какая я глупая. Прошу прощения.

Джастин почувствовал внезапный прилив нежности к ней. Если бы она однажды уже не оттолкнула его, у него возникло бы сильное искушение заключить ее в объятия. Но он не смог удержаться от того, чтобы протянуть руку и очень нежно коснуться ее щеки костяшками пальцев. Он услышал, как она прерывисто вздохнула.

— Я не нищий, Хелена. Я смогу дать вам нечто большее, чем морское стекло. Но я хочу, чтобы у вас не было иллюзий. Я не богатый человек. И меня не воспитывали джентльменом. Тем, что я повидал мир и знаю, как вести себя в обществе, я обязан армии Ее Величества, а не какому-то случайному происхождению.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Потому что я хочу, чтобы вы знали, что я за человек.

— Я уже знаю, что вы за человек. Мистер Финчли сказал мне. Если бы у меня были какие-то возражения, я бы никогда вам не написала.

Джастин нахмурился. В самое ближайшее время он намеревался перекинуться парой слов с Томом Финчли.

— Он наверняка не все вам рассказал. Он оставил возможность рассказать худшее мне.

Он увидел вопрос в ее глазах, явную вспышку неуверенности, но она не стала просить его объяснить. Она ни о чем его не спрашивала. Отсутствие любопытства в ее глазах чрезвычайно озадачило его.

— Хелена, — сказал он, — вы должны понять.

— Это не имеет значения.

— Нет, имеет. Обстоятельства моего рождения, то, как я приобрел аббатство, даже то, как меня схватили в Индии. Ходили разговоры, по большей части довольно неприятные. Сплетники от здешних мест до Эббот-Холкомба приложат все усилия, чтобы сообщить вам все неприятные подробности.

Она немного побледнела, но не отстранилась от него. И не стала молчать. Вместо этого она задала ему вопрос. Тот же вопрос, который он задал ей ранее в «Королевском гербе».

— Вы нарушили закон?

— Нет.

И это была правдой, что бы ни говорили деревенские сплетники о том, как он приобрел аббатство.

Хелена заметно сглотнула.

— И вы… Вы когда-нибудь причиняли боль женщине?

Выражение его лица стало жестче при этом предположении, ответ был быстрым и яростным.

— Нет, — поклялся он ей. — Клянусь честью.

— Тогда остальное меня не волнует.

Она начала отворачиваться, но он нежно обхватил ладонью ее лицо, заставляя выдержать его взгляд.

— А что будет потом? — спросил он. — Через неделю. Через месяц. Что произойдет, когда вы поймете, что вам здесь не нравится? Что произойдет, когда вы поймете, что ненавидите меня? Как только мы поженимся, будет слишком поздно менять свое мнение. Вы будете привязаны ко мне на всю оставшуюся жизнь.

— Я знаю это. И я не изменю своего решения. Только…

Она прижала осколок морского стекла к груди.

— Пожалуйста, давайте поженимся поскорее.

Сердце Джастина заколотилось с головокружительной силой.

— Как быстро?

— Как можно скорее, — сказала она. — Я не хочу возвращаться в Лондон. Я хочу остаться здесь. В аббатстве. Я хочу, чтобы мы поженились и начали нашу совместную жизнь

Какое-то время он молча смотрел на нее, его большая рука в перчатке все еще с изысканной заботой касалась ее щеки. Она дрожала от его прикосновений, легкая дрожь, которую он чувствовал на своей ладони, слышал в каждом ее вздохе.

— Пожалуйста, Джастин, — прошептала она.

Тогда он понял, что Бутройд был прав, беспокоясь о его душевном состоянии — и о состоянии его банковского счета тоже, — потому что, когда он посмотрел на Хелену Рейнольдс, Джастин преисполнился решимости свернуть горы ради нее. Он был готов сделать все на свете, чтобы сделать ее счастливой, лишь бы она согласилась принадлежать ему и только ему одному.

— Очень хорошо, — сказал он. — Если это то, чего вы действительно хотите, кто я такой, чтобы стоять у вас на пути?