Друг сына

Глава 14

– А ты ему сказала, кто я такая? – уточняю я, стараясь, чтоб голос звучал ровно и не особенно эмоционально.

– Нет… – Алина пожимает плечами, задумывается, – знаешь… Не помню. Я в тот момент была немного… Э-э-э… Не в себе. А потом как-то все повода не было, то одно, то другое… Да и Матвей не спрашивал ничего…

– Не говори, пожалуйста, – прошу я и, опережая возможный вопрос, добавляю, – я потом объясню. Ладно?

– Конечно, – кивает Алина, – но знаешь… Матвей – не тот парень, от которого можно скрыть что-то… Если он захочет тебя найти, узнать, где ты работаешь, то он это и без моей помощи сделает… А вообще, если не хочешь, чтоб тебя увидели с улицы, переставь рабочий стол вглубь кабинета. Тебя очень видно через витрину салона.

Я оглядываюсь беспомощно на свое рабочее место, потом снова на Алину смотрю.

И понимаю, насколько глупо сейчас вела себя.

– Черт… Ладно, ты права, – выдыхаю я, – просто… Как-то я не готова была к тому, что город настолько маленький…

Алина смотрит на загоревшийся экран телефона, прощается со мной и выходит.

А я, не обращая внимания на заинтересованные взгляды коллег, слышавших, конечно, не весь наш разговор, но многое, скрываюсь в туалете, делая вид, что страшно занята.

Сижу там какое-то время, стыдясь сама себя, затем выхожу.

И, сделав лицо кирпичом, иду убирать свое рабочее место.

Не удержавшись, бросаю опасливые взгляды в окно, пугаясь того, что могу там увидеть черный здоровенный внедорожник. Такой знакомый. Слишком знакомый.

Матвей, конечно, в курсе, кто я и где работаю, но конкретного адреса я ему не давала никогда. И не собираюсь.

И сейчас новость, что у нас с ним имеются общие знакомые, выводит из колеи.

Следующая клиентка, слава богу, не требует постоянной поддержки диалога, она сама с собой разговаривает, задает вопросы, сама же отвечает, рассказывая долго и эмоционально про своего бывшего, козла, разумеется, кинувшего ее с двумя детьми и свалившего к другой женщине. История, старая, как мир, и от меня требуется лишь поддерживать видимость беседы, кивая, поддакивая и возмущенно высказываясь: “Вот козлина, а!”

Короче говоря, нормальный рабочий процесс, вообще не мешающий лихорадочной работе мозга.

Узнает ли Матвей, что я тут работаю?

Что сделает?

Он, вообще, помнит меня?

Хоть бы нет! Ох, это было бы замечательно…

Вот только что так на душе-то плохо? Не должно быть так…

– А потом он ко мне заявился, представляешь? – доносится до меня через сумбур в голове возмущенный голос клиентки.

– Ничего себе! – тут же на рефлексе удивляюсь я, – под лампу! Другую руку!

– И прямо с порога начал лапать! – с видимым удовольствием делится клиентка.

– Ого!

– А я его по физиономии!

– И правильно!

Накладываю второй слой геля, строя возмущенное лицо, а сама вспоминаю, как Матвей ко мне пришел…

Буквально через день после того, как мы… В первый раз…

И, наверно, надо было мне, как этой женщине, выгнать снова и по физиономии, да…

Но не смогла.

Я ведь в глазок посмотрела тогда.

Знала, кто с той стороны двери стоит! И все равно впустила.

Матвей стоял, подпирая крепким плечом косяк, смотрел на меня исподлобья. Вообще без улыбки. Жестко так, внимательно.

И ни просьбы не было в его взгляде, ни растерянности.

Словно знал, что я открою. Не сомневался, что впущу.

Уверенный в себе, слишком уж самоуверенный… Хам и наглец.

Но самый шикарный мужик в моей жизни.

Он сделал шаг вперед, не сводя с меня пристального жадного взгляда.

Я синхронно отступила назад.

Не смогла сдержать лицо, отвернулась… Словно слабость свою признавая. Поражение.

А Матвей не из тех, кто благородно отступает перед поверженным противником.

Он из тех, кто добивает.

Меня подхватили горячие жесткие руки, коридор, кухонный проем, дверь спальни – все пронеслось перед затуманенным взглядом сумасшедшим хороводом.

Кровать показалась жесткой и холодной.

Особенно на контрасте с горячим мужчиной, так бесцеремонно опрокинувшем меня на спину и нависшем сверху.

Я лежала, не отводя взгляда от него, привставшего на колени надо мной и нарочито медленно стягивавшего куртку, а затем и футболку с мощной груди.

И снова, как и в первый наш раз, теряя способность мыслить и сопротивляться этому бесцеремонному, дикому, чисто животному напору.

Он был так хорош, боже мой!

Эта смуглая кожа с татуировками, эти мышцы, выпуклые, красивые такие, рельефные.

Руки, тяжелые, мощные, с широкими запястьями и предплечьями, со змеящимися вверх по ним венами.

Он невероятно пах, мускусом, свежестью, чем-то терпким, животным совершенно. Слюноотделительным.

Он невероятно смотрел на меня. Жестко и одновременно нежно. Подчиняя и одновременно упрашивая. Уверенно и в то же время с надеждой. Контрастность происходящего, огонь и холод – зашкаливали.

И я молча протянула руки к нему тогда.

Сама.

Первая.

Позволяя урагану вновь закружить, смести, растоптать. Свести с ума.

Я понимала, что это ничего не решает, что это просто моя слабость, обычная, женская слабость перед молодым и сильным парнем…

Я все понимала.

Но в тот момент не была способна противостоять.

Ему.

И себе тоже.

– Я ему говорю: а не пошел бы ты! Я себя не на помойке нашла! – доносится до меня голос клиентки, и я машинально киваю, соглашаясь.

Да, не на помойке… А я? Хотя, какая теперь разница? Больше этого не повторится уже. У всего есть срок годности. И у мужской настойчивости – тоже.

Матвей не появлялся все эти дни, и все к тому идет, что и не появится. И это благо, да…

– Бо-о-оже… – снова щебечет клиентка, – какой мужчина… Ты только глянь! Вот такому бы я не стала по морде бить, даже если бы завалился ко мне без спроса… Ох… Ничего себе…

Я поднимаю взгляд от ногтей и смотрю в окно, интересуясь, кто же это там так сильно впечатлил женщину.

И замираю, понимая, что не одна она не стала бы… Я вот тоже не стала…

А еще понимаю, что, похоже, ошиблась я в определении сроков годности настойчивости одного, конкретно взятого мужчины.

У него она, похоже, не имеет точной даты окончания…