Друг сына

Эпилог

– Слушай, мать, – Верка скептически осматривает меня, вытягивая из пальцев очередной бокал с минералкой, – ты будто первый раз замуж выходишь.

– Считай, что первый… – бормочу я, нервно проходясь ладонью по прическе. Ужас такой на голове сделали, тоже мне, супер-стилисты. Пришлось все разбирать и переделывать… И теперь я все время переживаю, что что-то не так уложила.

– Ну… В принципе, да, – Верка усмехается, – первый раз был так давно, что столько и не живут…

– Спасибо, подруга, про возраст сейчас было очень в тему, – отвечаю я, – дай еще минералки. Или чего покрепче.

– Нет уж, – Верка решительно отбирает бокал, ставит подальше, – мочевой и так полный, наверняка, хороша будешь в загсе, когда в туалет захочешь. А спиртное тебе нельзя сейчас.

– Ой, все!

– Ты прямо как малолеточка, – смеется Верка, – говорить так же начала. Вот что значит, с молодым спать, пропитываешься его гормонами, тупеешь…

– А со старым если? Умнеешь? – скептически осматриваю подругу, – по тебе не заметно.

– Попрошу! – Грозно сводит брови Верка, – Свят – мужик в самом расцвете сил! До него многим молодым на кривой кобыле не доскакать!

– Без подробностей сейчас, – поднимаю руку, останавливая Верку, – стошнит.

– Это тебя от другого тошнит, – фыркает она, – а Свят у меня…

– Ну все, села на свою лошадку…

– На жеребца!

– Пошлячка!

– Сама такая!

Притихнув на полсекунды, мы с подругой начинаем громко смеяться, и я чувствую, как напряжение отпускает.

Выдыхаю, сажусь на табуретку, осматриваю свою кухню, которая за прошедшие несколько месяцев не стала больше в размерах, и Веркины габариты выдерживает с трудом.

– Ты – офигенно выглядишь, подруга, успокойся уже, – неожиданно серьезно говорит Верка, – больше двадцати пяти ни в жизни не дашь.

– Да? – мне так сильно требуется сейчас поддержка, – понимаешь, там будут партнеры его отца, много народу… Вот зачем он вообще это устроил? Предлагала же по-тихому расписаться и все!

– Тпру-у-у… Тормози, – решительно останавливает мою, снова зарождающуюся истерику подруга, – все хорошо. Все. Дыши. На вот, морковку погрызи.

– Да какая морковка может быть? – расстроенно воплю я, а затем беру морковку и ожесточенно ее хрумкаю.

– Вот и молодец… Сейчас жених приедет, заберет тебя, отвезет в загс, вы там поставите подписи, потом погуляете на теплоходе в шикарном ресторане и свалите в свадебное путешествие. Программа-минимум. В твоем состоянии – самое оно. Кстати, Матвей в курсе вообще?

– Нет, – разгрызаю я морковку, – я сама только сегодня узнала.

– И мне первой сказала, – умиляется Верка, – моя ты няша! Я буду крестной!

– Ну а кто ж еще?

– Но твой малолетка настырный такой, надо же, – Верка в восхищении крутит головой, – и тебя до загса дожал, и еще и мелкого в живот посадил! Программа-максимум!

– Ага…

– Бывший-то в курсе про то, что замуж выходишь?

– Вчера звонил… – я кривлюсь, вспоминая разговор с бывшим мужем, полный язвительных намеков и завуалированных оскорблений.

А, главное, дело было при Димасе, и сын, увидев мое расстроенное лицо, не дал завершить беседу, вырвал трубку из рук и ушел с телефоном на балкон.

О чем он говорил с папашей, не знаю, но больше меня никто своими поздравлениями не беспокоил.

– Мы заходить-то в какие-нибудь живописные бухточки будем по пути? – интересуется Верка, – а то я купальник взяла…

– Не знаю, Леванский с Матвеем это обсуждали, – пожимаю я плечами.

Огромный прогулочный теплоход супер-класса, который нам презентовал для проведения свадьбы Леванский на целых три дня, может спокойно ходить по морю, и на борту у него, насколько я помню, имеется очень даже большой бассейн, так что Верка точно сможет блеснуть своим купальником. И не только им.

– Ты смотри, что Свят там никого не пришиб, – предупреждаю я ее.

– Ну не зна-а-аю даже, – она игриво проводит ладонями по выдающейся груди, упакованной в шикарное декольте.

– Вера! – грозно обрываю ее, – ты – моя свидетельница! Помни об этом! И никаких драк на моей свадьбе!

– Ну вот нарушаешь традиции, мать, – смеется Верка, – какая свадьба без драки?

– Спасибо, у меня уже была такая, больше не хочу.

До сих пор передергивает, стоит вспомнить первую свою свадьбу. В хрущевке. С украшенными шариками стенами и столами, наспех сделанными из снятых межкомнатных дверей. Бр-р-р…

Хотя, там понятно было, чего ждать.

А здесь?

А если будут шептаться про меня, что не подхожу Матвею?

А если подружки его мачехи чего-нибудь… Ой-й-й…

– Так все, панику отставить, вон лимузин. – Верка смотрит из окна, – во двор не въедет, Мир, слишком здоровый. Придется выходить. А я так хотела выкуп невесты…

– Боже, заткнись уже…

– Мама! – в квартиру забегает Димка, – понали уже! Или передумала? Если передумала, я сейчас все решу… Ого!

Это он залетает на кухню и видит меня.

Тормозит на полном ходу, цепляясь за дверь, смотрит на меня блестящими глазами.

Я растерянно встаю, неловко поправляю платье, самое простое, кремового оттенка, футляр, чуть ниже колен. И аккуратную россыпь мелких цветов в забранных в небрежный пучок волосах.

– Мама… – Димка делает шаг вперед, – мамочка…

Я слышу в голосе его слезы, и сама чувствую ком в горле. Сейчас очень отчетливо становится понятно, что мир вокруг нас, прежней маленькой ячейки, меняется. И становится больше. Раньше мы были только вдвоем против всего мира. Сначала я – его защита и опора. Только я, больше никого. И сын – самый близкий мне человек. Затем он вырос, и теперь уже я на него могла спокойно опереться. И сейчас… Сейчас тоже.

Всегда.

– Дим, у тебя сестренка будет, – говорю я, может, и неуместно, и, наверно, надо бы первому Матвею сказать, но Дима, моя кровь, плоть, разум, все мысли всегда о нем… Как ему не сказать? – Или братик…

Димка тормозит на полсекунды, глаза расширяются в удивлении, затем он делает шаг вперед и обхватывает меня своими ручищами.

– Мама…

А я, утопая в его объятиях, опять чувствую, насколько он большой стал, огромный просто. Мой маленький мальчик. Самый маленький. Самый любимый.

– Так, все, не реветь! – Верка, смахивая слезу с угла глаза, решительно прекращает эту сцену, – пора уже.

– Пора, да… – бормочу я.

– Мам… Я рад очень, – Димка, отрываясь от меня, смотрит серьезно, глаза блестят, и в этот момент я понимаю, что не похож он на отца своего. Нет, внешне, может, и похож, но мы – это не только внешность. А внутри он – это я. Копия. Моя жизнь.

И зря я ему не доверяла, зря так долго не рассказывала о том, что происходит между мной и его другом. Дима не мог не понять. Потому что только он меня понимает до конца. Надо же, я сама это счастье себе родила. И еще одно рожу. И замуж выхожу за счастье. Боже…

Я – втройне счастливая сейчас!

– Мира! – голос Матвея заставляет чуть вздрогнуть, оторваться от родного лица сына и перевести взгляд на взволнованное лицо будущего мужа, – ну что вы тут? Димас? – Матвей хмурится, смотрит то на меня, то на него, подозревая, что меня сейчас отговаривают от свадьбы.

Я знаю, что после того знаменательного первого разговора, между Матвеем и Димой случились еще беседы, и не все из них были спокойными. Но, в итоге, двум моим главным мужчинам удалось прийти к какому-то соглашению. Деталей мне не рассказали, да я и не настаивала.

Это – между ними. Сами решат, не маленькие. И решили.

И я, в очередной раз, порадовалась, что позволила своему мужчине разбираться с проблемами, не стала влезать, не стала изображать из себя супервумен, способную решить любые вопросы.

Конечно, я могла бы это сделать.

Я это и делала столько лет!

Но, черт, как это было сладко: просто довериться. Позволить себе эту роскошь.

Я позволила.

И рада этому.

Пока я смотрю на своего будущего мужа, ослепительного в строгом костюме, Димас оживает и, сделав шаг вперед, загораживает меня от восхищенно-встревоженного взгляда Матвея.

– Не рычи тут, – холодно предупреждает он, – маме нельзя волноваться. И, – делает внушительную паузу, – если хоть словом, намеком обидишь…

– Мы это обсуждали уже, – нетерпеливо говорит Матвей, легко отстраняя Димаса в сторону, – все, дай мне забрать свою жену.

– Еще не жену, – ревниво поправляет Димас, но не мешает.

– Крестник, угомонись, – смеется Верка, обнимая Димаса и ероша ему макушку, – дай маме кайфануть. У нее впереди пара месяцев веселья беспросветного…

– Это о чем еще? – спрашивает Димас, – опять пошлишь, мамВера?

– Эх, Димасик… Ничерта ты не понял… Знал бы ты, сколько крови маме попил в первом триместре…

– Че?

Матвей огибает Веру и Димаса, шагает ко мне ближе, осматривает с ног до головы горящим взглядом:

– Малыш… Офигенно… – шепчет он, и я таю. Умеет он самыми простыми грубоватыми словами вселить в меня такую уверенность, что буквально летать хочется.

– А че такое триместр? – доносится голос Димаса, и Матвей замирает.

Выражение лица его меняется.

Да…

Судя по всему, он в курсе, что такое триместр у женщин…

– Малыш? – вопросительно и с надеждой спрашивает он. И кладет свою огромную ладонь мне на живот.

Я не говорю ничего, киваю только.

И Матвей, снова оглядев меня блестящими жадными глазами, прижимается к моим губам в поцелуе.

Полностью игнорируя вопли Веры про смазанный макияж, ревнивое ворчание Димаса и прочие мелочи, которые сейчас никак не способны прорваться в наш мир.

Я отвечаю.

А затем взлетаю в воздух, потому что моему мужчине очень нравится носить меня на руках.

– Осторожней! – недовольно порыкивает Димас, но Матвей смотрит только на меня.

Он идет к выходу, вынося меня из моей маленькой квартиры, где я, бесспорно, была счастлива, очень счастлива.

Из моего устоявшегося мира, маленького, камерного настолько, что впускать в него кого-либо казалось кощунством и сломом вселенной.

Но, оказывается, вселенные иногда надо ломать.

Для того, чтоб был взрыв.

И из этого взрыва рождалась новая жизнь.