Друг сына

Глава 17

– Вот не умеешь ты, Мирка, легко, – Вера щурится в ночное небо, подтягивает плед, упавший с плеч. Вздыхает.

И как-то этот ее вздох противоречит сказанному.

– А ты, можно подумать, умеешь, – не удерживаюсь я, проезжаясь по больному.

Это так странно: после ее непутевого и, будем откровенными, совершенно никчемного мужика, прошло уже довольно много времени.

И постель подруги не пустовала.

Верка – яркая, шумная, красивая. Раскрепощенная. Мужчины к таким липнут постоянно.

И, вроде бы, давно пора уже забыть того, дурного, проблемного, не самого лучшего в постели, не самого первого даже!

Но вот не забывается.

Как у меня бывший муж, несмотря ни на что, постоянно вспоминался… До недавних пор.

Теперь, вот, Матвей царапает.

За уже одну эту смену векторов его можно благодарить. Лучше пусть такой офигенный мужик царапает, чем то непонятное, подставившее меня по полной программе, броосившее в самый тяжелый момент существо, которое я. по молодости и дурости, считала своим мужем.

Верка замолкает, отворачивается, и мне тут же становится стыдно.

Вот не могла сдержать язык свой колкий!

– Вер… – я глажу ее по плечу, потом прижимаюсь щекой, обнимаю, – Вер… Пофиг на них всех. Прорвемся. Главное, что мы с тобой есть друг у друга.

– Угу… – подруга вздыхает и тоже обнимает меня.

Мы сидим с ней на мерно покачивающихся садовых качелях, на ее балконе, широченном, больше похожем не на балкон даже, а на террасу, укутанные в пледы.

Пьем и смотрим на город.

Еще холодно, весна, конечно, вовсю шагает по земле, но ночи зябкие.

Темнота скрадывает вид, совершенно шикарный, кстати, из-за которого, да еще и из-за этой террасы и была когда-то куплена квартира.

Мы смотрим на огоньки города, движущиеся в разных направлениях фары, уходящую вдаль цепочку моста, хаотичные мерцания частного сектора вправа.

И молчим.

А что тут скажешь?

Все уже сказано, все уже много-много раз рассмотрено со всех возможных сторон.

И выход, кроме того, что уже имеется, не найден.

– Как у тебя-то дела? – нарушаю я уютную тишину между нами, внезапно подумав, что прямо с порога сегодня загрузила Верку своими переживаниями, а про ее дела и не спросила.

А мы ведь больше месяца не виделись.

Проект у нее какой-то масштабный там, на работе. Верней, не у нее, а у ее босса.

А она, как обычно, рулит бухгалтерией.

– Да как тебе сказать, чтоб без мата… – морщится подруга, – хреново.

– А что так? – удивляюсь я, – вроде, он такой воодушевленный был… Ты мне говорила.

– Ага, – усмехается Верка, – его воодушевления на неделю хватило. А потом все. Бабки кончились. А я предупреждала! Говорила, что все нестабильно! И сомнительно! Так нет, кто же бухгалтершу слушать будет! Мы же умные! А теперь, вот, мечется по всему городу, бабки ищет!

– Даже так?

– Да… Только никто ему не даст. Потому что дурак. А я предупреждала.

– А тебя это никак не коснется?

– Мир… – мощная грудь Верки поднимается в тяжком вздохе, – ну как не коснется? Все может быть… Но я не дура, в отличие от него, хвосты чищу. Лишнего не подписываю… Если влетит, то сам, все сам. А мне грозит только спешное увольнение. И потеря нормально оплачиваемой работы. Пропасть, я не пропаду, конечно, у меня и без того заказов от ипешек полно, бухгалтер, если он хороший, всегда на кусок хлеба заработает… Но обидно, блин! Я с этим придурком с самого начала его бизнеса! Все ему налаживала, поднимала… Сколько проверок мы прошли! А сколько раз на нас наезжали! И теперь вот так, все поломать просто из-за амбиций глупых? Зачем ему эта столица нужна была? Там такие сидят мамонты, что просто не пустят в свою нишу никого пришлого! Потопчут! Да, похоже, уже потоптали…

Верка волнуется, говорит все громче, и я успокаивающе глажу ее по плечу.

– Все образуется… – бормочу я, понимая, что слова вообще не значат ничего сейчас. Но вот тепло от близкого человека – очень даже. Мне ли не знать? Сколько раз она меня так грела?

– Да… – вздыхает Верка, – конечно, образуется. Как иначе? Но просто… Обидно.

Мы снова сидим с ней, думая каждая о своем, обнимаемся, смотрим на никогда не засыпающий город под ногами.

И радуемся, что мы есть друг у друга.

Это самое важное в жизни.

И пусть не ладится в личном, в рабочем, еще в чем-то. Все можно пережить. Но с поддержкой – куда легче.

– Ладно, Верунь, – прихожу я, наконец, в себя, ощущая, что уже вполне отогрелась в солнечном тепле подруги, – поеду я домой…

– Такси?

– Нет, Димасик должен приехать.

– О! Крестничку привет. Скажи, крестная скучает, он даже не звонит ведь, засранец мелкий!

– Да он и мне нечасто звонит, Вер. Взрослый парень, своя жизнь… Раз в два дня сообщение кинет, что все окей, раз в неделю наберет… Я иногда думаю, что может надо было еще одного завести? А то этот вырос… И все.

– Не дури, мать, – усмехается Верка, – дети – не котята, чтоб просто так их от одиночества заводить! Надо мужика, от которого захочется ребенка. А просто так…

– Ну вот был у меня мужик, от которого хотелось… И что?

– И все! Крестничек какой получился офигенный! Красавчик, девчонки слюнями мне весь стол закапали, когда он в позапрошлом месяце заглянул на работу, посылочку от тебя передал с пряниками! Офигели, когда сказала, что крестник. Просили познакомить! Все! Даже замужняя Варька!

– Нет, – хмурюсь я, – замужних нам не надо…

– Это точно, – кивает Верка, – я к тому, что парень-то получился – огонь! Хоть и похож на твоего бывшего, конечно… Но зато самое лучшее взял. Сразу видно, в любви делался.

– Ну да… – уныло киваю я, вспоминая, как сходила с ума по Валерке. Это было нечто. Голову снесло так, что в себя пришла уже чуть ли не в роддоме. Или даже позже? Хорошо это? Плохо? Кто его знает… Главное, что это было. И я ни о чем не жалею. Но вот повторять такое… Упаси, Господь.

Потому и не надо мне Матвея.

С ним крыша отъезжает шустрее, чем в бывшим мужем! И где гарантия, что все не закончится так же? И это еще не считая совершенно непреодолимых обстоятельств в виде Димасика, их общей работы и нашей разницы в возрасте!

А я, так-то, не молодая, чтоб снова на те же грабли!

Это в первый раз они больно лупят. А во второй и башку проломить могут так, что не оправлюсь.

Так что мысли о возможном будущем с Матвеем, как обычно, разбиваются о реальность.

А наш сын мог бы быть похожим на него…

Так, стоп!

Все!

Проехали!

– Вот и я о чем… – вздыхает Верка, наблюдая за изменениями в моем лице.

Я ничего не отвечаю, смотрю на загоревшийся экран смартфона.

Димасик приехал.

Прощаюсь с подругой и спускаюсь вниз, на шикарном сверкающем лифте, в холл элитного жк-комплекса. Верка за эту квартиру до сих пор расплачивается.

И ни о чем не жалеет.

И я бы, наверно, не жалела.

Жить в таком месте, постоянно ходить по этим коридорам… Это насколько можно качественно повысить свой уровень жизни… Да… Но мне, даже с моими хорошими, по меркам средней зарплаты в городе, заработками, ничего подобного не светит.

А вот Матвей, в свои двадцать пять, заработал… Хотя, он и до этого не бедствовал. Димасик говорил, у его друга и начальника связи серьезные. Верней, у его отца и дядьев. Они весь бизнес в городе держат. Потому и летит вперед паровоза доход фирмы, где Матвей является соучредителем. Ничего в этом мире не бывает просто так, к сожалению.

Димасик, ожидая меня, нетерпеливо барабанит по рулю пальцами и расплывается в улыбке, наблюдая, как я сажусь в машину.

– Мамкин! Ты, я смотрю, веселая?

– Не груби маме, – улыбаюсь я в ответ и тянусь поцеловать своего такого взрослого, бородатого сына. – Опять отрастил? Лохматый такой…

– Это не спецом, мамкин, – оправдывается он, проводя по отросшей шевелюре ладонью и еще больше взлохмачивая. Я тут же принимаюсь укладывать длинные волосы в легкое подобие прически и с удовольствием и гордостью думаю, что даже такая небрежность моему мальчику на пользу. Хорош, засранец, права Верка. И не дурак. И работящий. И добрый. И веселый. Хороший сын у меня получился, несмотря ни на что.

Пробирает на слезу, и я тянусь к Димасику, целую его в колючую щеку.

Он замирает, словно норовистый рысак под ладонями хозяйки. И глазами, наверно, так же напряженно ведет.

– Мамкин… Ты чего? – хрипит он, неловко обнимая меня в ответ, – что-то случилось? Тебя обидели?

Ладони его на моих плечах каменеют, а голос грубеет.

Димке сама мысль о том, что меня кто-то может расстроить или обидеть, ненавистна. Еще с маленького самого возраста, когда этот кнопик бестрашно заступался за меня на детской площадке, вовсю размахивая игрушечным совочком…

Перед глазами встает эта картинка из прошлого: мой мелкий, с насупленными бровями и зажатым в кулачке совочком, его звонкий гневный голосок:

– Это моя мама! Не подходи!

Мне тогда, кажется, соседский мальчик песком в лицо угодил… Случайно. И Димасик так разозлился, что мальчику пришлось бы несладко, если б я вовремя не увела своего ревнивого господина с площадки.

И с тех пор ничего не поменялось, кстати…

– Да нет, что ты… – вздыхаю я, – просто захотелось тебя поцеловать… Может мама поцеловать сына просто так, а?

– Может… – неуверенно кивает он, но смотрит все равно настороженно, – точно все окей, мамкин?

– Да конечно! – стараясь придать голосу как можно больше уверенности, говорю я, – поехали уже? Я что-то устала…

– Ну да, мам Вера, наверно, наливкой угощала…

– И не только…

– Ну все, поехали.

Мы выезжаем из двора, напрявляясь к моему дому. Разговариваем по пути, смеемся, и к тому моменту, когда машина подруливает к подъезду, я уже вполне прихожу в себя, становясь прежней, ироничной и с оптимизмом смотрящей вперед.

В конце концов, чего разнюнилась-то? У меня такой сын офигенный! У меня лучшая подруга – бомба просто! Своя квартира, свое дело, постоянный доход! Я молодая еще, красивая даже. Да многие о таком комбо только мечтают! А у меня это все есть!

– Ну слава богу, – улыбается Димасик, – моя мамкин вернулась! А то какая-то расстроенная девушка в машину ко мне села! Точно тебя никто не рассторил?

– Нет, – настаиваю я на своем, – просто настроение такое было… Лиричное.

– Ты с лирикой давай завязывай, – заявляет мне Димас, – ну ее нафиг.

Его телефон вибрирует, и сын берет турбку:

– Да, Серый!

Я замолкаю и с какой-то болезненной жадностью смотрю на сына, разговаривающего с Матвеем.

– Ага… Да сейчас, да. А девчонки уже подошли? Ты давай, чтоб не как в прошлый раз, мне оставь!

Димас прощается с Матвеем, затем со мной.

Выхожу из машины, машинально машу ему рукой, смотрю, как он выезжает из двора, направляясь на встречу с Матвеем.

И девчонками.

И переживает, чтоб ему осталось.

Девчонок.

А не как в прошлый раз.

Провожу ладонью по щеке, удивленно смотрю на влагу на пальцах.

Затем разворачиваюсь и бреду к двери подъезда.

Молча.

Старательно не думая ни о чем.

В голове пустота и гулкость.

И странное состояние полного не умиротворения, нет… А тишины и спокойствия.

Какие на кладбище бывают.

Сама этого хотела же.

Вот и получила.

И как, Мира, довольна?