У Матвея горячие требовательные губы, жесткие объятия и совершенная бесцеремонность во всем, что касается телесного, плотского. То есть, ему вообще плевать, кто на нас смотрит, кто что подумает и чем это все грозит. Мне.
И меня этим он заражает, да так, что никакие прививки в виде гудящих машин, проезжающих мимо, с водителями, прекрасно видящими весь наш практически эро-ролик в прямом эфире, чуть ли не выпадающих из окон и стеклянных дверей салона моих коллег и клиентов, звенящих на разные лады телефонов, его и моего… Ничего из этого не помогает и не заставляет оторваться друг от друга.
Я полностью покоряюсь грубой силе и животному самцовому магнетизму Матвея, покорно вишу в его лапах слабо трепыхающейся на ветру тряпочкой и проявляю инициативу лишь тем, что цепляюсь за его широченные плечи до судорог в пальцах.
Мне так хорошо в его руках, боже мой! Так сладко!
И хочется, чтоб этот безумный поцелуй длился и длился… Но все когда-то заканчивается.
Матвей отрывается от меня, позволяя глотнуть, наконец-то, воздуха, смотрит в лицо затуманенным жадным взглядом, держит по-прежнему крепко и жестко.
И молчит.
А я…
Я смотрю, запрокинув голову, в его лицо, такое красивое сейчас, такое мужественное. И думаю лишь о том, что хочу быть с ним. Несмотря ни на что.
Просто хочу.
Это так эгоистично, так неправильно, так недальновидно, в конце концов!
И Димка… Он не поймет. Будут проблемы. Столько проблем! Но бог мой… До чего же хорошо мне сейчас!
– Поехали ко мне, – хрипит Матвей и сжимает меня еще крепче за талию, словно удав в своих кольцах. Все туже и туже. Не вырваться…
Да и не хочется. Слишком я скучала, оказывается.
И слишком устала без него.
– Я работаю… – слабо возражаю я.
И в доказательство кошусь на окно салона, к которому с той стороны прилипла, в числе прочих любопытствующих, и моя клиентка, с непросушенным до конца гелем на ногтях.
– Пофиг, – как обычно, совершенно не церемонясь и не думая о будущем, заявляет Матвей, – поехали. Я соскучился до… Короче, очень соскучился.
Он все никак не отпускает меня, прижимается, делая вполне однозначное движение бедрами и давая понять, насколько сильно соскучился.
У меня мурашки по коже бегут, словно у девочки восемнадцатилетней. Боже мой… Да что происходит-то? Какое-то ненормальное гормональное расстройство, не иначе…
И я бы, пожалуй, подчинилась этому невероятному, такому горячему давлению, поехала бы, совершенно забыв про все на свете, к Матвею, в его стильную стометровую студию в одном из элитных жк города. И там бы… Ох, даже думать горячо о том, что там было бы! Я у него дома была один раз всего, и, кроме кровати, огромной, невероятно удобной для всякого рода страстных пошлостей, которыми можно на ней заниматься, ничего и не видела… Ну, еще из окна на город и излучину реки посмотрела, да…
Матвей, уловив мое сомнение, делает все, чтоб его развеять. Дышит тяжело, сжимает крепко, кусает в основание шеи сладко и больно.
А я, уже в счастливом полуобморочном состоянии, смотрю на стекла салона… И вижу лица своих коллег. И клиенток.
И одинаковый в них интерес, жадный такой, завистливый.
Это приводит в чувство, напоминает, кто рядом со мной. И сколько женщин сейчас меня проклинают, наверняка.
Матвею-то плевать. А мне тут работать. И без того с ума сошла, позволила себя лапать на глазах у всех!
Если еще и уеду с ним сейчас, прямо посреди рабочего дня, это будет верх глупости!
Да и вообще…
Какого черта я расплылась, словно девочка-малолеточка в лапах своего первого прыщавого парня?
Матвей признаков жизни два месяца не подавал, я от него отвыкла, наконец-то! Отвыкла, отвыкла, именно так!
И теперь, стоило ему приехать и повелительно, по-хамски, если быть откровенной, мотнуть головой на выход… И я сразу понеслась, волосы назад, под ногами только щебень в разные стороны летит!
Ужас какой!
Глупость и полное неуважение в себе самой, в первую очередь!
Я барахтаюсь в его руках, резко придя в себя и став жесткой и угловатой.
– Пусти меня немедленно! – шиплю, пытаясь разомкнуть железные лапы Матвея.
Он, сначала явно не осознав, что ситуация поменялась, держит, не реагируя на мои слова вообще никак. Наоборот, пытается опять вернуть утраченные позиции, тянет к себе, желая поцеловать, затискать снова до полуобморока, отключить мозг и утащить в берлогу дезориентированную добычу.
Но я, уже распалившись до боевой ярости, только сильнее упираюсь в каменные плечи и, стараясь делать это все же незаметней, бью Матвея по груди.
– Пусти меня, я сказала! Слышишь? А то кричать буду!
Он замирает в изумлении, моргает, осматривая меня на предмет сдвинувшейся крыши.
– Зачем кричать? – с недоумением спрашивает он.
– Потому что ты не отпускаешь! – рявкаю я.
– А ты чего вырываешься? – все с тем же, даже возрастающим, недоумением говорит Матвей, – тебе только что все нравилось.
– Не нравилось! – уязвленная тем, что он прав, чертовски прав в своих словах, я начинаю изо всех сил выкручиваться из его лап.
Матвей, помедлив немного, размыкает ладони и аккуратно ставит меня на землю.
Тут же отпрыгиваю от него, фыркая, словно злобный еж, и пытаясь привести разворошенную одежду в порядок.
Шапочка потерялась, аккуратная гулька на волосах растрепалась, пуговицы на халатике расстегнуты! Когда успел?
Матвей наблюдает за моими лихорадочными телодвижениями с язвительной усмешкой. Высокомерной даже, я бы сказала.
Словно показывает, что все-то он обо мне знает, и все мои попытки в сопротивление и разумность считает смешными и глупыми.
Это дополнительно бесит.
Да что он себе позволяет?
Выставил меня опять посмешищем! Перед коллегами! Перед клиентами!
– Знаешь, что? – шиплю я, желая оставить последнее слово за собой во всем этом бреде.
– Что? Опять в правильную дамочку играть будешь? – с легкой иронией интересуется Матвей, – не надоело самой? А? – он делает шаг ко мне и понижает голос до шепота, пристально глядя в глаза, – ты же в моих руках плавишься, малыш… Ты же хочешь меня… Нафига это все? А? Нафига этот бред? Почему нельзя просто быть вместе? Если хочется?
Я смотрю в его лицо, словно загипнотизированная. Его взгляд обещает… Ох, сколько всего он обещает… И так хочется, на долю секунды, самую маленькую, самую крохотную, хочется подчиниться. И в самом деле, все бросить, на все плюнуть, все забыть… Это так легко сделать… Это такой соблазн…
И, наверно, будь я подурнее, помоложе и без взрослого сына, за которого я, несмотря на всю его взрослость, отвечаю все еще, я бы, может… И даже наверняка…
Но у меня – багаж. И вбитое за двадцать лет понимание, что от меня зависит жизнь самого дорогого для меня человека.
И позволить себе подвергнуть его спокойствие опасности я не могу. И не хочу.
А потому отступаю на шаг, с трудом разрывая наш с Матвеем зрительный контакт, разворачиваюсь и иду к салону.
– И это все? – бросает он мне вслед, зло и обиженно, – точно все? Ты уверена?
– Уверена, – я не поворачиваюсь, моргаю яростно, чтоб не заплакать, натягиваю на лицо маску, скрывая дрожащие губы.
– Я больше не приеду, Мира, – говорит Матвей, – хватит уже.
– Да, хватит.
Я захожу в салон, старательно игнорируя возбужденные любопытные взгляды, иду к своему месту. Сажусь, протираю руки антисептиком, натягиваю свежие перчатки.
И, словно в коматозе, смотрю на клиентку, усевшуюся напротив.
– Могли бы и сказать, что это – ваш мужчина, – с обидой и завистью говорит она.
– Это не мой мужчина, – сухо отвечаю я ей, – давайте продолжим.
Клиентка открывает рот, чтоб еще что-то сказать, явно недовольная таким ответом, но напарывается на мой предупреждающий холодный взгляд и замолкает, обиженно поджав губы.
Но мне плевать.
Я машинально продолжаю свою работу, даже в мыслях запрещая себе перекатывать скользкие камешки воспоминаний нашей с Матвеем встречи. Последней.
Теперь точно последней.