Друг сына

Глава 40

– Привет! – Лиза, тоже в белом пушистом халате, приветливо поводит ладошкой, приглашая располагаться рядом, на мягком кресле. – Массажисты скоро придут.

Я, чуть тушуясь, потому что не ожидала здесь встретить кого-то из хозяев дома, аккуратно присаживаюсь.

– Пить и есть сейчас нежелательно, можем просто поболтать, ты как? – Лиза улыбается и становится совсем не похожей на саму себя получасом ранее, скандалистку и бунтующего подростка. Сейчас она – невероятно красивая девушка, хрупкая и нежная настолько, что я, тоже не самых серьезных габаритов, ей даже чуть-чуть завидую. Лиза искрится молодостью и свежестью, от нее взгляд сложно отвести.

– С удовольствием.

Я, конечно, по-прежнему в диком напряге от ситуации, но сделать все равно ничего не смогу сейчас, так что…

– Ты где братишку моего потеряла? – улыбается Лиза, – я думала, он от тебя не отлипает.

– Ему потребовалось… вопрос решить срочный, – обтекаемо формулирую я кошмар, происходящий в моей жизни, и Лиза кивает:

– Понятно. Отец, наверно, грузанул. Он это умеет. Но ты не переживай. Ты ему понравилась.

– Кому? Матвею?

– Да нет! Понятно, что ты Мотьке нравишься, иначе бы не привез тебя сюда, – смеется Лиза, – ты вообще первая, кого он с отцом знакомит!

Ого…

– Не знала, что ли? – Лиза пытливо смотрит на меня, – Мотя у нас на редкость переборчивый…

– Эм-м-м… А ты решила расслабиться? – перевожу я спешно тему беседы.

– Да… – машет изящной ладошкой Лиза, я отслеживаю это движение и про себя удивляюсь, насколько она не похожа на девушку, занимающуюся таким агрессивным видом спорта, – хотела прокатиться с другом верхом, а он что-то не в настрое сегодня.

– Да? – я, кажется, начинаю догадываться, про какого друга она говорит, напрягаюсь.

– Ага, – вздыхает Лиза, – приперся на конюшню, злой, как черт, Ветерка заседлал и свалил в далекие дали.

Когда-то давно я водила Димаса на конный спорт, надолго его не хватило, переключился на самбо… И теперь меня, кроме напряжения по поводу того, что увидел Дима, начинает мучить страх, вдруг, что-то случится сним? В таком состоянии ускакал…

– А разве это не опасно? В таком состоянии…

– Да нет, – пожимает плечами Лиза, – Ветерок его любит, сейчас, наоборот, погоняет, успокоится. Непонятно только, какая пчела его куснула…

Знаю я эту пчелу…

Приходят массажистки, разговор прерывается.

Через час мы, совершенно разомлевшие, распаренные и ленивые, лежим в мягкой зоне у закрытого бассейна и пьем чай.

Я смотрю на роскошный вид из спа на открытый бассейн, поле, зеленое и ровное, с одной стороны, конюшню с левадой с другой.

Матвей не проявляется.

Дима тоже.

Надеюсь, они разговаривают. А не дерутся.

Мы с Лизой тоже болтаем о каких-то совершенно незначительных вещах, и я ловлю себя на том, что мне легко с ней. Удивительное дело, эта девочка, по возрасту годящаяся мне в дочери, понимает меня, пожалуй, на том же уровне, что и Вера. По крайней мере, суждения у нее неожиданно взрослые, и сейчас ничего нет от того взрывного подростка, которого она демонстрировала недавно за столом.

– У вас с Мотькой какая разница в возрасте? – спрашивает Лиза.

Вопрос не деликатный, но как-то так она спрашивает, без подвоха и наезда, что хочется ответить.

– Мне тридцать восемь, – говорю я, – скоро тридцать девять.

– Ну офигеть, – присвистывает Лиза, – не зря пиявка так взбудоражилась!

Я никак не комментирую подпольное прозвище ее мачехи, хотя про себя отмечаю, что оно вполне точное. Эти большие губы, близко посаженные глаза, широкие модные скулы… Реально, на пиявку похожа, надо же…

– И… как тебе? – снова задает вопрос Лиза.

– В смысле?

– В смысле… Разница в возрасте чувствуется?

– Нет, – совершенно честно отвечаю я, – вначале я напрягалась… Да и сейчас напрягаюсь… Но Матвей… Он очень взрослый для своих лет. А я, как выяснилось, иногда бываю инфантильной.

– Мотька такой, – кивает Лиза, – любит командовать. И, если что его, то уже фиг отпустит из рук. Так что смирись.

– Да я уже поняла, – смеюсь я, и, в приступе внезапной откровенности добавляю, – хотя, конечно, не представляю, что дальше будет… У нас в обществе, сама знаешь, когда женщина старше, осуждают. Вот несправедливость какая, да? Почему, когда мужчина старше, это нормально воспринимается, а когда женщина, то ужас? Неправильно!

– Да и когда мужик старше, тоже не особо хорошо принимают, – странным голосом отвечает Лиза, и я перестаю улыбаться, чувствуя за этой странностью какую-то историю.

– Случалось испытывать? – осторожно уточняю я.

– Бывало.

Лиза отворачивается, пьет чай, я смотрю, как чуть подрагивают тонкие пальчики.

Эта девочка… У нее что-то с моим Димасом?

И что-то уже было с кем-то, гораздо старше нее?

– Если что, я умею молчать, – говорю я спокойно. – Матвей не даст соврать.

– Да… – Лиза ставит чашку на стол, – говорить особо не о чем… Знаешь, первая любовь, несчастливая, все такое… Он на меня даже не смотрел никогда с таким подтекстом. Я всегда для него была дочерью друга… Ой…

Она осекается, понимая, что уже сболтнула очень много, делает страшные глаза, и я улыбаюсь и жестом показываю, что рот на замке.

– Не говори, ладно? Это все в прошлом уже.

Я киваю, хотя по глазам Лизы вижу, что все далеко не в прошлом. А очень даже в настоящем.

Я хочу спросить, пока у нас минутка откровенности, что у нее с Димкой, придумываю формулировку для вопроса, более-менее обтекаемую, и в то же время четкую, но в этот момент вижу, как вдалеке, со стороны поля приближаются к конюшне два всадника.

Вскакиваю в волнении, запахиваю халат и до рези в глазах всматриваюсь в прибижающихся.

– Ты чего? – удивленно поднимается тоже Лиза, смотрит в том же направлении, что и я, – это Димас с Мотькой. Странно, – хмурится она, – а чего это Мотька с ним делает? И морды, вроде, битые… Подрались, что ли?

Последнего предположения я не выдерживаю, подхватываю полы халата и, теряя полотенце с волос, бегу в сторону конюшен.

Босиком, потому что тапки тоже посеялись.

Из крытого бассейна есть прямой выход к открытому и оттуда уже – к полю и леваде.

И я бегу, едва успевая сжать на груди полы халата, а следом за мной бежит Лиза, успевая на бегу задавать удивленные вопросы.

Всадники, заметив нас, спешиваются, и я с ужасом подмечаю, что Лиза оказалась права: у обоих синяки и ссадины на лицах! У Димки – подбит глаз, у Матвея – кровоподтек на скуле! Ужас какой! Подрались все же!

Они останавливаются и смотрят, как я бегу к ним. И переглядываются довольно агрессивно, того и гляди, опять сцепятся.

Я, без раздумий, поворачиваю к сыну.

Димас подхватывает меня, придерживает, и я, смаргивая слезы с глаз, начинаю осматривать его лицо, причитая:

– Больно? Подрался? Димка… Сильно больно?

Сын, чуть морщась, но очень даже довольно улыбается, позволяя мне трогать себя, а затем, не выдержав, тихо рычит в сторону:

– Понял теперь? Мама – моя.

Я замираю на мгновение, понимая, что происходит. И ощущая, как спину мне жжет настойчивый взгляд Матвея.

– Дима, – стараясь придать дрожащему голосу строгость, говорю я, – я с тобой дома все обсужу.

– Так ты – мать Димаса? – раздается рядом полный удивления голос Лизы, – них… В смысле, нифига себе!

А я уже поворачиваюсь к Матвею, делаю к нему шаг, тревожно всматриваясь в его лицо и глаза, полные ревнивого напряжения. Кажется, ему не понравилось, что я в первую очередь кинулась к сыну.

Мне хочется разгладить эту строгую складку между бровей, заверить, что я его люблю, что он для меня так же важен, просто сын… Это сын. К нему – всегда в первую очередь. И этого ничто не изменит.

Я много чего хочу сказать своему мужчине, но не успеваю.

Он делает шаг ко мне, легко подхватывает на руки, под ягодицы, и жадно прижимается губами, даря грубоватый, страстный поцелуй.

Только ахаю слабо и растерянно обнимаю его за крепкую шею. Отвечаю.

Как я могу не ответить?

Мир останавливается, а мы – в центре. В коконе, где времени нет. И звуков нет. Ничего нет. Только мы вдвоем.

Я не знаю, сколько это длится, но Матвей отрывается от моих губ, мягко гладит по щекам, стирая слезы, смотрит тревожно и нежно одновременно.

И звуки начинают возвращаться.

– Мам… – недовольный Димаса, – хватит. Я еще не все с этим уродом разъяснил.

– А ты не говорил, что у тебя такая мама клевая, – это Лиза, – отвали уже от них, дай поцеловаться.

– Нехрен мою маму целовать!

– Она не только твоя, она теперь его.

– Нифига, посмотрим еще!

– Ох, и дурак ты, Димас.

– Ты сильно умная.

– Да уж поумнее…

– Это ты Лазарю скажи.

– А ну заткнись, мелкий гад!

– Сама такая…

Мы слушаем перепалку Димаса и Лизы и улыбаемся, едва касаясь друг друга губами.

Никто и не обещал, что будет легко.

Но мы согласны на сложно.

Главное, чтоб вот так, вместе.