Тракторная двадцать пять – длинный мрачный ангар в самом конце порта, с той стороны, где стоят давно уже не работающие грузовые краны и навалены горы мусора.
Шикарное местечко.
Такси туда не едет, тротуар туда тоже не догадались проложить. Честно говоря, если бы пришлось ночью в этот ангар идти, я бы потерялась, сто процентов, потому что фонарей по периметру – один, да и тот не факт, что светит.
Тут и днем-то дико страшно и мрачно, представляю, что по вечерам происходит…
Иду по гравийке, радуясь, что на ногах – внедорожные кроссы. По крайней мере, удобно будет, если что… Убегать.
Сбоку у самого строения номер пять – неприметная дверь, спрятавшаяся в огромных воротах, запертых на навесной мощный замок.
Пару секунд пристально изучаю ее, набираясь смелости.
Матвей орал по телефону, запрещая мне ходить. Я, выведенная до предела его непререкаемым властным тоном и полным нежеланием слушать доводы, почему мне обязательно надо там быть, в итоге, просто бросила трубку, а затем и вовсе отрубила звук телефона.
И остаток пути ехала злая до невозможности. Зато хоть трясти перестало.
Только теперь опять начинается, уже в непосредственной близости от огромного пугающего здания. Когда доходит, наконец, насколько тут никого. Ни души.
И мой крик не услышат… Трясущимися пальцами извлекаю телефон, смотрю на деления сети, стараясь не обращать внимания на количество пропущенных и голосовых. Понятно, что Матвей не успокоился.
Сеть еле ловит.
Запускаю специальную записывающую программу, радуясь своей предусмотрительности. В моей работе иногда крайне полезно бывает иметь под рукой диктофон, учитывая дикий процент неадекватов.
Даже ко мне, уж на что не беру с улицы людей, и то, бывает, залетают… То им цвет не такой, то хотели овал вместо сглаженного квадрата. На таких у нас, людей, давно уже работающих в сфере услуг, глаз наметанный, потому качественная запись, вовремя сунутая скандальной клиентке под нос, очень даже выручает.
Надеюсь, и тут выручит.
А если нет, то, по крайней мере, полиция будет знать, кого искать. Запись-то сразу в облако пересылается, прямо в процессе…
На мгновение становится до жути обидно, что так глупо все, так бездарно…
И почему-то вспоминается Матвей, его слова, злые и командные. И мои ответы, нервные и истеричные. Если я сегодня не выйду из этого ангара, то это будут последние слова, которые он услышал от меня.
Черт…
Хорошо, что Димасику не позвонила!
Плохо, что хотя бы сообщение не наговорила, не сказала ему лишний раз, как люблю! Дура, какая беспросветная дура!
– Ну и долго ты тут мять булки будешь?
Грубый мужской голос поражает в самое сердце, я подпрыгиваю на месте и судорожно сжимаю телефон в вспотевшей ладони.
Дверь передо мной открывается, и в проеме появляется сам обладатель голоса, так напугавшего меня, невысокий, но очень широкоплечий мужик.
Лица его я не вижу, потому что страшно смотреть, лучше на шею и плечи, ей-богу.
– Чего тебе тут надо, девочка? – он оглядывает меня, демонстративно медленно и внимательно.
– Я-а-а… С документами… – в доказательство машу слабо папкой и стараюсь убрать телефон обратно в карман, как можно незаметнее.
– Ты – Мира? – удивленно спрашивает он, затем сторонится, – ну, проходи…
Ох…
Запрещаю себе дрожать и храбро переступаю порог, прижимая злополучную папку к груди.
В помещении, относительно небольшом, но очень и очень высоком, светло и многолюдно, и я не сразу понимаю, куда надо смотреть, где искать Верку.
Судя по всему, тут реально какой-то офис, потому что много столов с компьютерами, и народ сидит за ними. Мужики, одни мужики. И внешности у них, прямо скажем, не карамельные…
Верку нахожу за одним из столов, совершенно спокойную, доброжелательно беседующую с одним из мужиков.
Именно к ним и подталкивает меня тот, который впустил внутрь.
– Свят, глянь, реально притащилась с доками.
Я иду, впиваясь взглядом в Верку, и вижу тень страха на ее лице, впрочем, тут же сменившуюся на спокойную ленивую усмешку.
– А были сомнения? – спрашивает она у сидящего напротив мужчины, того самого Свята, к которому обращается мой сопровождающий.
Я смотрю на этого Свята и пугливо отвожу взгляд, потому что таких страшных жестких глаз я ни у кого никогда не видела.
Это что-то запредельное, словно дьявол в душу посмотрел сейчас!
Я бы рядом с таким мгновенно в обморок грохнулась, а Верка сидит, разговаривает… И давненько, похоже, сидит…
– Ну что вы, Вера Степановна, – спокойно отвечает подруге Свят, – ни одного. Вы же умная женщина, зачем вам меня обманывать?
– Вот именно, мне – незачем, – говорит Верка, особо подчеркивая это “мне”.
– А с теми, кому есть, зачем, мы отдельно поговорим, – кивает Свят, затем переводит взгляд на меня, я вздрагиваю снова от жуткого холода его мертвенных глаз, – это та самая подруга, про которую вы говорили? Молодо выглядит.
– Повезло с генами, – пожимает плечами Верка, Свят на пару секунд зависает на ее декольте, потом кивает моему сопровождающему, и тот отбирает у меня папку, кладет ее на стол перед Святом.
Я снова ловлю внимательный острый взгляд Верки, легкую гримасу страха, едва заметную, да и то лишь тому, кто хорошо знаком с Веркиной мимикой. Для всех остальных она – просто образец благодушия и вальяжного спокойствия.
Свят открывает папку, погружается в изучение документов.
Верка тянется к пачке, и Свят, не отрываясь от чтения, протягивает ей зажженную зажигалку.
Огонек вспыхивает, на мгновение преображая черты лица подруги, и я понимаю, что она невероятно, просто чудовищно напряжена.
А еще понимаю, что люди вокруг нас, якобы занятые каждый своим делом, в реальности тоже напряжены. И атмосфера в этом небольшом помещении наэлектризована до жути.
Черт…
А я так и не наговорила голосовое сыну.
И не сказала ничего Матвею… Ничего из того, что стоило бы сказать, на самом деле.
Мы наблюдаем за тем, как Свят, не торопясь, спокойно, перелистывает документы, изучает их, и, кажется, даже не дышим.
Верка курит, и пальцы ее не дрожат.
А я стою, превратившись в соляной столб, и про себя молюсь, чтоб все закончилось хорошо. Чтоб нас отпустили. Мы же ничего плохого…
– Вы, Вера Степановна, – момент, когда Свят отрывается от чтения и пронзает мою подругу жестким взглядом, становится полной неожиданностью для нас. Это странно: умом понимаешь, что должно произойти, а вот в реальности как-то… Жутко все. – Совсем меня не уважаете…
Верка молчит. Смотрит на Свята. И сигарета в пальцах тлеет. Огонек чуть подрагивает.
Свят, не дождавшись никаких наводящих вопросов, дергает зло углом рта и продолжает:
– Такая откровенная липа. Не стыдно вам? Мало того, что сами подставились, так еще и подругу подставляете? Вы же понимаете, что мы… Спросим со всех участников событий?
– Она не при делах, – отвечает Верка спокойно, – не трогайте ее.
– Ну как же ее не трогать? – искренне удивляется Свят, – она уже увязла. Я же предлагал отправить к вам домой моего человека, согласились бы, все бы и обошлось. Для нее.
Я ловлю Веркин сожалеющий взгляд и буквально каменею от догадки: она не хотела, чтоб я приезжала! Намекала мне всеми путями, чтоб привела помощь! Полицию! А я… Господи, а я – дура редкая! Даже Матвею ничего толком объяснить не смогла, только выслушала предупреждения никуда не лезть!
А ведь он был прав!
Надо было подождать, он же, судя по звукам во время нашего короткого телефонного разговора, с места сорвался и бежал куда-то!
Может, добежит?
Или полицию вызовет?
Хотя бы…
Какого черта я поперлась?
– Она никого не знает, ничего не понимает… – пожимает плечами Верка, щурясь сквозь дым на Свята, уже отложившего документы в сторону и теперь пристально изучавшего ее. Боже, я под таким крокодилловым взглядом сто процентов онемела бы, а она ничего, держится. И даже улыбается слегка. Снисходительно так. – Молодая дурочка, ни образования, ни опыта… Зачем она вам? Она ничего не может.
– А вы, Вера Степановна? – голос Свята становится ниже и, клянусь, в нем проскальзывают вполне однозначные ноты! От осознания, что это за тон и что это за взгляды, меня бросает в дрожь.
– А я – могу, – отвечает ему Верка и смотрит прямо в глаза. Не моргая.
Между ними двумя словно диалог идет безмолвный, и паника моя усиливается от понимания, о чем они могут “говорить” подобным образом!
Моя подруга попала в переделку, попыталась выкрутиться с моей помощью. Я, овечка, подвела ее. И теперь она пытается сделать так, чтоб отпустили… Хотя бы меня. И предлагает…
– Я позвонила в полицию! – прерываю я этот ужасный молчаливый диалог, результатом которого может стать… Не хочу даже думать! Не хочу, чтоб моя Верка такое делала для моего спасения! В конце концов, это я, дура дурацкая, ее неправильно поняла! И сама должна отвечать! И выбираться тоже! – Они уже знают, где я. И скоро будут здесь.
– Вот как? – глаза Свята загораются весельем, он откидывается на спинку стула и изучает меня, словно диковинную зверюшку в зоопарке, – и что же ты им сказала, девочка?
– Что вы похитили мою подругу! – говорю я, понимая, что терять нечего уже, – и где держите!
– Ну… Тогда нам есть смысл ускориться, так ведь? – Свят, нисколько не напуганный моими словами, поворачивается к Верке, и та бледнеет.
Я понимаю, что своими угрозами сделала еще хуже, чем до этого, не отдвая отчета в своих действиях, шагаю к подруге, но мужик, который сопровождает меня, тут же удерживает на месте, жестко рванув за плечо.
– Девочку отпусти, – слышу я еще один голос, низкий и невыносимо угрожающий.
Поворачиваюсь на звук, машинально смаргивая слезы и удивляясь им. Не заметила, как заплакала, надо же!
Фигура еще одного мужчины, внезапно оказавшегося с помещении, расплывается и двоится в свете ламп, и я понимаю только, что это кто-то очень высокий и крепкий.
А еще понимаю, что он – один.