Первый учебный день наступил предательски быстро, словно время нарочно ускорилось, чтобы не дать мне возможности по-настоящему насладиться теми редкими моментами, что у нас с Лео были. С тех пор как мы начали встречаться, удалось увидеться всего пару раз, но эти встречи стали для меня глотком воздуха, источником тишины и света в хаосе новой реальности.
Мы гуляли по городу, без спешки, позволяя себе говорить обо всём: о странностях этого мира, о любимых книгах, о детстве, и даже о страхах, которые прячутся глубоко внутри. Лео признался, что обожает рисовать в тишине и уединении, а еще — стрелять из лука, словно в этом действии он находил покой и сосредоточенность. Я же поделилась своей любовью к чтению и особенно, к историям, в которых герои сами пишут свою судьбу. На следующей встрече он принёс мне в подарок несколько удивительных, старинных книг из своей библиотеки, с зачарованными переплётами, переливающимися на свету, и запахом древности, который я обожала.
Мы пока не заходили далеко, лишь редкие прикосновения, сдержанное держание за руки, лёгкое соприкосновение плеч в толпе. Я ощущала в себе смущение, непривычную робость, возможно, от того, что мне впервые было по-настоящему важно не спугнуть это хрупкое чувство. А Лео… он будто чувствовал мою неуверенность и не торопил. Он был настоящим джентльменом, и в этой выдержанности, в этом молчаливом уважении было больше страсти, чем в любых пылких признаниях.
Когда мы шли по оживлённым улицам, он осторожно придерживал меня за талию, чтобы я не столкнулась с кем-то в толпе. А по вечерам, когда ветер холодил плечи, он молча накидывал на меня свой пиджак и провожал до общежития. В его взгляде не было расчёта или ожидания, только искренняя забота, такая редкая и потому бесценная. Он смотрел на меня, как на нечто хрупкое и прекрасное, что хочется беречь, а не владеть.
И вот, на заре, когда небо только начинало окрашиваться в бледное золото, я шагала к академии, кутаясь в плащ и ощущая тихое тепло от мысли о нём. Я не знала, что ждёт впереди, какие испытания снова подкинет мне этот мир, но теперь внутри меня было то, что прежде отсутствовало: ощущение опоры.
Возле входа в главное здание толпилось множество студентов, всё было как при поступлении, только атмосфера была другой, настороженной. Шёпоты, взгляды, затаённое напряжение. Я почувствовала это сразу, всем телом. В центре этой толпы кто-то стоял, приковывая к себе внимание, и я невольно приблизилась, надеясь просто пройти мимо.
Одна из девушек вдруг заметила меня и смерила взглядом, в котором смешались отвращение и презрение. Её губы скривились в усмешке, и она резко вскинула руку, указывая прямо на меня, как обвинитель на суде.
— Смотрите, вот и явилась разлучница! — выкрикнула она, и её голос разнёсся по двору, как хлёсткая пощёчина.
Я замерла, не понимая, что происходит. Что за разлучница? Кого я разлучила?
Когда толпа немного раздвинулась, я увидела в центре Арию Ивондейл. Её лицо было все в слезах, губы подрагивали — картина чистого горя. Но когда она подняла глаза, они встретились с моими… и я увидела там вовсе не боль. Нет. В них пряталось что-то холодное, злое, удовлетворённое, как у кукловода, чья ловушка сработала.
А потом её подружки, злобные и холёные, будто выращенные в парниках яда, подступили ко мне. Камилла, с такой силой толкнула меня в плечо, что я едва удержалась на ногах. Боль прошла по телу, но я не отпрянула. Я знала, если сейчас покажу слабость — они сожрут меня.
— Как ты смеешь, жалкая выскочка, разрушать великий союз двух древних герцогств⁈ — выкрикнула она с ненавистью, от которой стыло в груди. — Ты околдовала господина Леандра, змея в человеческом облике! Наплела ему в уши лживые сказки, растоптала будущее! Как тебе хватает наглости стоять здесь и не стыдиться⁈
В её глазах бушевала ярость, а руки сжимались, будто она вот-вот вцепится мне в горло. Я почувствовала, как в ней дрожит агрессия, готовая сорваться и обрушиться на меня.
Но я абсолютно не боялась её. Ни громких слов, ни пылающей ярости в глазах. Мой взгляд был ровным, твёрдым, уверенным, и это, кажется, злило её ещё больше.
— Я никого не разлучала. И оправдываться перед вами не собираюсь, — произнесла я холодно, чётко выговаривая каждое слово, словно отсекая ненужное. В моём голосе не было злобы, только усталость и твёрдая решимость больше никогда не позволить себя втоптать в грязь.
Подняв подбородок чуть выше, я расправила плечи, будто носила невидимую корону, и с безупречно прямой спиной двинулась к дверям академии. Мои шаги были неторопливыми, плавными, в каждом движении чувствовалось то самое внутреннее достоинство, которое я терпеливо и упрямо взращивала в себе. Если уж я и попала в их мир, то точно не для того, чтобы склонять голову перед вздорными аристократками, считающими, что весь мир обязан кружиться вокруг них.
Толпа расступалась, не зная, как реагировать — то ли осуждать, то ли восхищаться. Но мне было всё равно. Я знала, кто я. И знала, чего стою.