Это мгновение

Глава 7

Кайден

— Мммм? Я здесь. Они сказали, что не смогут долго удерживать столик.

Ресторан переполнен, и официант продолжает поглядывать на мой столик, делая еще один круг, прежде чем вернуться, чтобы узнать, готов ли я сделать заказ. Я сижу здесь уже час. Один. Красная скатерть, белые розы, трепещущие свечи и столовое серебро напоминают мне, что это заведение выходит далеко за рамки моего бюджета. Из динамиков тихо звучит инструментальная рождественская музыка, но я отключаю ее вместе с радостными звуками других посетителей.

— О! Кайди. Мне оооочень жаль. — мама растягивает слово ‘очень’, и я уже знаю, что она собирается сказать, еще до того, как слова слетают с ее губ. — Роджер достал билеты на выступление кавер-группы Pink Floyd, и они потрясающие. Я не хочу это пропустить. Давай на следующей неделе, хорошо?

На следующей неделе у меня не будет дня рождения. Я резко встаю из-за стола, бросаю на стол несколько банкнот в качестве чаевых и единственного выпитого напитка, перекидываю пальто через руку и вылетаю из ресторана. Несмотря на холод, я поспешно расстегиваю пуговицы рубашки и сбрасываю ее, чувствуя, что без нее мне легче дышится.

— Почему ты не дала мне знать раньше? Я ждал тебя целый час!

Я стараюсь не показывать свой гнев, стиснув зубы, пока говорю. Мое дыхание уносится облачком тумана, когда моя мать кричит мне на другом конце провода.

— Боже, не надо так язвить, Кайди, это был всего лишь ужин.

Это был ужин в честь моего дня рождения. Это был не просто ужин.

Когда я иду по обсаженной деревьями аллее, которая проходит между рестораном и главной улицей, подходя ко входу в парк, я ударяю себя рукой по голове, мысленно ругая себя за то, что в очередной раз возлагаю столько надежд на свою мать.

— В любом случае, Кайди, - ненавижу это гребаное прозвище. — Мне нужно идти, скоро выступит группа, и Роджер хочет сначала выпить пива.

Она вешает трубку прежде, чем я успеваю что-либо сказать. Самое печальное во всем этом то, что Роджер даже не тот парень, ради которого она бросила меня в прошлый раз, когда мы должны были встретиться.

У меня сводит живот, руки покалывает, и мне хочется рвать волосы на голове, чтобы почувствовать что-то еще, кроме неприятия. Темная яма, которая открывается внутри меня каждый гребаный раз, когда она делает это, урчит, угрожая засосать меня. Я ненавижу себя за то, что не был сильнее, за то, что нуждался в ее одобрении и ее любви. Почему я не могу быть больше похож на Купера? Он отмахнулся от нее много лет назад и счастлив. Я не знаю, когда я в последний раз чувствовал себя счастливым. Меньше чем через пять часов мне исполнится двадцать лет, и я все еще буду жаждать внимания своей матери, как глупый, жалкий маленький ребенок.

Начинает накрапывать мелкий дождик, и от щекотания воды на моем лице я дрожу.

Я останавливаюсь, чтобы надеть пальто, обхватываю себя руками и растираю себя, чтобы согреться. Оглядываясь по сторонам, я как будто иду в оцепенении, потому что понятия не имею, где нахожусь. Но хуже то, что я понятия не имею, куда иду.

Люди будут только разочаровывать тебя, это то, что моя мама говорила мне снова и снова, поэтому я держу всех на расстоянии вытянутой руки, кроме Купера. А это значит, что мне некому позвонить. Нет друзей, на которых я мог бы положиться. У моего брата есть парень, и я знаю, что у них были планы на вечер, а мой отец... Я качаю головой, не желая думать о нем и его идеальной новой семье. Почему он не мог относиться к моей матери так, как он относится к Марии? Тогда ничего этого не произошло бы. Мама не предпочла бы мне какого-то парня, с которым познакомилась в баре, Купер никогда бы не встретил Джейми, а я не гулял бы один по парку, мечтая о чем-нибудь остром, чтобы избавиться от этого чувства.

Я закручиваюсь по спирали, задыхаюсь и тону. Погружаюсь во тьму, из которой, боюсь, однажды я никогда не выберусь. Моя грудь сжимается, а кожа зудит. Если я позволю себе это, хотя бы еще раз, я знаю, что почувствую себя лучше. Я смогу лучше контролировать себя. Меньше похожим на рыбака, заблудившегося в море. Прислоняясь спиной к дереву, я запускаю руку в джинсы, ощупывая бедро в поисках более свежего пореза. Большинство из них покрылись шрамами, но есть несколько, которые зажили не полностью. Найдя одно особенно чувствительное место, я вонзаю в него ноготь и морщусь от боли. Она пронзает меня насквозь, и все мое внимание сосредоточено на ожоге. Несколько слезинок скатываются, ночной воздух охлаждает их дорожку по моей щеке.

Я все контролирую. Я все контролирую. Я все контролирую.

Учащенные вдохи срываются с моих губ, превращаясь в отчаянные вздохи, и я зажмуриваю глаза от пронизывающей до костей боли в моем теле. За моими закрытыми веками, в темноте моего разума, вспыхивает воспоминание, нежеланное и непрошеное.

Мне десять лет, и моя мама собирает свои сумки на кровати. Пуховое одеяло в цветочек лежит в изножье, когда она переходит от шкафов обратно к сумкам, бросая туда одежду и туалетные принадлежности. В комнате пахнет дымом, и я морщу нос, удивляясь, почему не чувствую запаха ее духов, как обычно.

— Куда мы идем, мамочка? — спрашиваю я, оглядываясь в поисках маленького синего чемоданчика, которым пользуюсь, когда мы уезжаем, и хмурясь, когда не вижу его.

—Ты никуда не пойдешь. Ты останешься с папой. Мама уезжает.

Ладно, говорю я себе.

Это нормально, потому что она всегда возвращается. Мама уходит на работу, но всегда возвращается домой.

—Ты вернешься вовремя к моему школьному спектаклю на следующей неделе?

Я играю Питера Пэна. Она сказала мне, что это ее любимая книга, поэтому я очень старался получить эту роль, чтобы сделать ее счастливой.

Она смотрит на меня, и я не могу понять выражение ее глаз. Может быть, это счастье? Из-за моей роли в пьесе. Или волнение, потому что она так гордится мной.

Она качает головой и вздыхает так же, как всякий раз, когда Куперу становится плохо или когда собака делает свои дела на ковре.

— Нет, я не думаю, что мама вернется на этот раз, во всяком случае, не в этот дом.

Ее слова сбивают с толку мой маленький мозг. Она моя мама, почему бы ей не вернуться? Слезы выступают у меня на глазах и капают на простыни, когда я переползаю через ее кровать.

— Господи, не плачь. С тобой все будет в порядке. Я как— нибудь отведаю с тобой бургеров, хорошо?

— Пожалуйста, не уходи, мамочка. Мне будет так грустно, если ты будешь скучать по Питеру Пэну.

Я очень стараюсь найти слова, чтобы заставить ее остаться, но мне всего десять, и единственное важное, о чем я могу думать, — это Питер Пэн, и это не работает.

— О, Кайди, люди будут расстраивать тебя всю твою жизнь. Поверь мне. Единственный человек, на которого ты можешь положиться, — это ты сам.

Ничто из того, что я сказал, не заставило ее передумать, и через день она ушла, возвращаясь в случайные моменты моего детства. Иногда, когда вода смыкается у меня над головой, я думаю, что жизнь была бы лучше, если бы она вообще никогда не возвращалась. Что, если бы она не поддерживала со мной контакт последние десять лет, даря мне маленькие проблески надежды, возможно, все было бы проще.

В тот день я впервые почувствовал, что мой мир выходит из-под контроля.

Я контролирую ситуацию. Повторяю я себе снова и снова, когда кровь начинает стекать по моим пальцам. Теплая жидкость, покидающая мое тело, является физическим проявлением моей боли. Напряжение в моей груди спадает, и я задыхаюсь, делая вдох еще раз, пока мои мышцы не перестанут сжиматься и я не почувствую, что снова могу дышать.

Чувство вины, такое же сильное, как боль, терзает мой желудок, когда момент проходит, и в памяти всплывает улыбающееся лицо моего близнеца. Я пообещал ему, что перестану причинять себе боль, и я это сделал. По крайней мере, на какое-то время. Пока мой отец не сказал, что женится. Пока моя мать не посмеялась над этим и не сказала, что надеется, что на этот раз он был лучшим мужем. Пока я снова не почувствовал, что теряю контроль.

Это пиздец, я знаю это, но я не знаю, что еще делать. Иногда мир подавляет меня, и это моя единственная отсрочка. Это или… Я качаю головой, отгоняя эту мысль. Не важно, насколько отстойна моя жизнь, не важно, сколько раз я закрывал глаза и желал, чтобы мир перестал вращаться, я никогда не смогу бросить Купера.

Вытаскивая руку из джинсов, я вытираю кровь о влажную траву, затем достаю телефон, смирившись с тем фактом, что мне придется либо беспокоить его, либо идти домой, где, я знаю, папа одарит меня своим обычным озабоченным взглядом, когда узнает, что мама меня обманула. Снова. Он будет ждать, когда я разобьюсь, потому что я всегда так делаю. Хотя Купер ничем не отличается, я вижу жалость в его глазах каждый раз, когда он собирает с пола мои осколки. Я вижу это, я ненавижу это, но я бессилен измениться. Я словно белка в колесе. Однако прежде чем у меня появляется возможность кому-либо позвонить, я замечаю, что в групповом чате куча новых сообщений. Просматривая, я вижу, что Элисон Кто-то-Там — не уверен, что мы знакомы — устраивает вечеринку у своих родителей в нескольких минутах езды от университетского городка. Внезапно я понимаю, куда направляюсь.

Это идеальное отвлечение.



Я узнаю нескольких человек, некоторые машут мне рукой, когда видят меня, но я не останавливаюсь поговорить, вместо этого направляюсь прямиком к бару. Он организован на кухне, и, похоже, Элисон или ее родители, которые, должно быть, финансируют эту вечеринку, переборщили. Мой любимый напиток — водка, и я смешиваю ее с небольшим количеством лайма и воды, прежде чем сделать несколько аккуратных глотков. Горькая жидкость обжигает, но я не останавливаюсь, пока не выпью три и в моей крови не появится приятное возбуждение. Некоторое время я размышляю, направляясь в подвал, где несколько детей играют в бутылочку, в то время как другие наблюдают.

У меня только один план на вечер — пить до тех пор, пока яма в животе не ослабнет и нависшая надо мной тьма не отступит. Это простой план, который уже срабатывал раньше.

В конечном итоге тебе просто понадобится помощь Купера, думаю я про себя, но чувство вины недостаточно сильно, чтобы остановить меня, не сейчас.

Несколько парней в футболках с логотипом университета играют в пиво-понг, и я бочком подхожу к одному — он высокий, широкоплечий, с лохматыми грязными светлыми волосами и легкой щетиной. Он замирает, когда чувствует меня рядом с собой, его карие глаза обшаривают мое тело, прежде чем встретиться со мной взглядом.

— Могу я присоединиться к вам? — спрашиваю я, указывая на игру. Он облизывает губы, затем смотрит на других парней, прежде чем кивнуть.

— Конечно, я в команде с Сэмом, — он указывает на темноволосого парня, который в данный момент открывает две бутылки пива, затем указывает на симпатичного брюнета, прислонившегося к стене с косяком в руке. — Но Блейку нужен партнер, так что присоединяйся к нему?

Блейк улыбается, когда я подхожу ближе, и протягивает мне косяк. Я глубоко вдыхаю, позволяя ему обжечь мои легкие, прежде чем выдохнуть. Мое тело кажется легким, и когда я подхожу, чтобы занять свою очередь за столом, я слегка покачиваюсь и смеюсь, представляя себя на облаке. Мой партнер по игре удивленно приподнимает бровь, когда я прицеливаюсь и совершенно не попадаю.

— Упс, — говорю я, опрокидывая одну из наших красных чашек. Блейк не выглядит впечатленным, но блондин наблюдает за мной со своей стороны стола с кривой улыбкой.

Другая команда полностью уничтожает нас, и к тому времени, когда я делаю свой последний бросок и пропускаю все кубки, которые у них еще есть, Блейк вскидывает руки, совершенно раздраженный.

— Чувак, — говорит он. — Ты вообще когда-нибудь играл раньше? Ты был настолько плох, что я даже не... — он качает головой. — Нет, неа, мне нужен новый партнер.

Его слова невнятны, и у меня снова вырывается икота от смеха, потому что, черт возьми, я действительно хреново играю в пинг-понг. Я не говорю ему, что играю всего второй раз или что у меня очень плохая зрительно—моторная координация, особенно после всех выпитых напитков.

Мир наклоняется влево, затем вправо, затем вращается вокруг своей оси, и моим глазам трудно сфокусироваться, поэтому я хватаюсь за стол, чтобы не упасть.

— Ты там в порядке, приятель?

Блондин, которого я видел раньше, хватает меня за руку. От него пахнет травкой и пивом, и он немного потный, но в нем также ощущается стойкий запах кофе или чего-то травяного. Я не могу разобрать, что именно, но наклоняюсь ближе.

— Я в порядке. Ты интересно пахнешь. — мой нос прижат к его шее, и, хотя это, наверное, неуместно, я целую его туда.

Он хихикает, но вместо того, чтобы оттолкнуть меня от себя, я чувствую, как мои ноги двигаются, когда он тянет меня за собой, вверх по лестнице и по коридору, останавливаясь на кухне.

— Шот? — спрашивает он, затем протягивает мне стакан с ореховой жидкостью. В голове у меня туман, но я достаточно в сознании, чтобы понимать, что мне, вероятно, хватит. Я беру шот. Затем следующий, а потом еще один.

Покачиваясь на ногах, я хватаюсь за кухонную стойку и опускаю голову, желая, чтобы мир просто остановился. Блондин берет меня за руку и без слов начинает тащить обратно по полутемному коридору. Все проходит как в тумане, музыка громкая, и от нее болит голова. Мой желудок переворачивается, и я чувствую, как в нем бурлит алкоголь, напоминая мне, что я так и не поел по-настоящему.

— Я отведу тебя в уединенное место, хорошо? — спрашивает парень, поддерживающий меня, и я киваю. Он кладет руку мне на поясницу, затем скользит ею вниз и сжимает мою задницу. Мой член подергивается, привлекая его внимание, хотя это мимолетный всплеск возбуждения, заглушаемый болью в животе. Мы доходим до маленькой, аккуратно убранной спальни, и парень заталкивает меня внутрь, затем поворачивается и запирает дверь.

Смех подкатывает к моему горлу, хотя в этом нет ничего смешного, и я протягиваю руку, чтобы опереться о стену. Комната тускло освещена, а кровать в центре выглядит такой привлекательной.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я. Мои слова заплетаются, а ноги угрожают подогнуться, но парень ловит меня и прижимает к своей твердой груди.

— Ты можешь называть меня Кайлом, — говорит он, затем прижимается своими губами к моим, и моя голова с треском ударяется о стену.

Поцелуй Кайла небрежный, его язык борется за проникновение в мой рот, пока его руки торопливо расстегивают мои джинсы. У него во рту вкус сигарет и прокисшего пива, и мне это совсем не нравится. Он расстегивает молнию. Мой член не твердый, и я не хочу этого. Я хочу уйти.

— Пожалуйста, прекрати, — умоляю я.

Он как будто не слышит меня, вытаскивая мой мягкий член из боксеров. Я двигаю руками, чтобы оттолкнуть его, и он грубо сжимает их, а затем держит одной из своих над моей головой.

— Не будь таким, ты пришел сюда со мной. Ты хотел меня.

Свободной рукой он расстегивает джинсы и вытаскивает свой твердый член. Он касается моего, и я съеживаюсь. Мне не нравится, когда парни трогают мой член. Мне не нравится, когда они сосут меня или приближаются к моим бедрам. Если я позволяю им трахать себя, то всегда сзади и никогда при свете дня, чтобы они не могли видеть мою кожу. И я не хочу этого сейчас.

Слезы выступили у меня на глазах, когда Кайл взял оба наших члена в руку и начал дрочить их вместе. Ощущение его тепла там, где я этого не хочу, заставляет меня дернуться, мои руки и мышцы живота напрягаются, умоляя меня свернуться калачиком. Но его хватка на моих руках слишком крепка, мое тело прижато к стене. Он начинает целовать мою шею и грубо трется своей щетиной о мою кожу, прежде чем укусить меня, как хищник, которым он и является.

— Пожалуйста, не делай этого.

Слезы текут по моим щекам, но он не останавливается. Он двигает нашими членами сильнее и быстрее, и это причиняет боль, сухое трение о мой мягкий член причиняет боль.

— Прекрати, пожалуйста, пожалуйста, — прошу я, умоляю, но все, что я делаю, это злю его. Его хватка на мне не становится такой болезненной, что я чувствую это всем своим телом.

Кайл отпускает наши члены и мои руки, и я испускаю короткий вздох облегчения, прежде чем он грубо обхватывает меня за шею.

—Ты хотел этого, ты подошел ко мне, а затем добровольно последовал за мной сюда.

Его ноздри раздуваются, когда он говорит, и он сжимает горло крепче. Мое зрение начинает затуманиваться, черные точки танцуют по периферии. Я ахаю и царапаю его руки, чувствуя, как кожа прогибается под моими ногтями, но он даже не вздрагивает.

Я хочу домой. Мой рот открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной из воды, когда я умоляю его глотнуть воздуха и остановиться.

— Вот и все, поплачь. Никто тебя не услышит, а от твоих слез у меня чертовски встает.

Никто меня не услышит и никто меня не спасет.

Кайл разворачивает меня и прижимает лицом к стене, удерживая там, пока стягивает джинсы с моей задницы. Он плюется, горячая жидкость попадает на мою кожу, а затем я чувствую, как его член упирается в мою складку.

— Я не собираюсь трахать тебя. Я не знаю, где была твоя грязная задница, — шепчет он мне на ухо.

Это не нежный шепот влюбленного — не то чтобы я знал, на что это похоже, — скорее голос зла. Кайл снова плюет и, все еще держа одной рукой мое лицо, трется о мои ягодицы, пока не проливает свою сперму мне на поясницу.

В какой-то момент во время всего этого испытания мои слезы высохли, и я позволил своему мозгу увести меня куда-нибудь еще, подальше отсюда. В моих мыслях я с Купером, и мы плывем, смеясь и окуная друг друга в волны.

Кайл разворачивает меня, и я вынужден вернуться в комнату. Разочарование от того, что я здесь и не в безопасности со своим братом, скручивает мне живот, и жгучий привкус стыда обволакивает мое горло, пока я тщетно пытаюсь проглотить новую волну слез.

Мои джинсы спущены до лодыжек, сперма Кайла остывает у меня на спине, а ноги превратились в желе. Он хватает меня за футболку и рявкает:

— Никому не говори об этом, я не такой, как ты. Я не гей.

Неуместный смех срывается с моих губ, когда капает еще больше слез, звук истеричный, и я падаю на бок, моя рубашка рвется, когда он пытается меня удержать.

Он сдается, роняя меня, так что я кучей падаю на пол. Затем он поправляет джинсы и выходит из комнаты. Мой желудок скручивает, я наклоняюсь и вываливаю печальное содержимое прямо на ковер.

Я не знаю, что делать, поэтому просто лежу лицом вниз, пока мое сердце пытается вырваться из груди. Некоторое время послушав приглушенные звуки вечеринки, я сажусь обратно и смотрю на кровать. Чувство спокойствия — нет, не спокойствия — онемение охватывает меня. Я отстраняюсь от того, что только что произошло, когда встаю и направляюсь обратно на вечеринку, опираясь на стены, чтобы направлять свои нетвердые шаги.

Бродя вокруг, я знаю, что должен уйти. Я должен смыть с себя этого мужчину, но это чувство пустоты, потерянности снова переполняет меня, поэтому вместо этого я натягиваю фальшивую улыбку и остаюсь. Внутренний голос говорит мне, что я должен сообщить о том, что он сделал, но это слишком утомительно, и я предпочел бы просто забыть.

Кто-то предлагает мне выпить, и я беру, осушая залпом. Затем я фотографируюсь с людьми, которых не знаю. Когда Кайл присоединяется к группе, я настороженно смотрю на него, но ничего не говорю, и он не обращает на меня внимания.

Я пробираюсь между толпой тел, когда мягкая, теплая ладонь ложится на мою руку.

Я вздрагиваю, оборачиваюсь и свирепо смотрю на темноволосую девушку, стоящую передо мной. Я знаю эту девушку, она мне знакома. Сара. Я качаю головой, нет, это не так. Имбирь. Сейдж. Ее зовут Сейдж.

— Кайден? Ты в порядке?

Почему люди всегда спрашивают меня об этом? Я уже очень давно не чувствовал себя в порядке. Я все равно киваю, потому что лгать намного легче. Иногда мне кажется, что ложь намного добрее правды.

Сейдж подходит ближе, чтобы я мог слышать ее сквозь музыку.

— Ты неважно выглядишь, что случилось с твоей рубашкой? И с твоей шеей?

Она тянется, чтобы прикоснуться к нежной плоти, но я отталкиваю ее. Зная, что мой голос звучит раздраженно, когда я говорю ей оставить меня в покое.

— Послушай, я понимаю, что тебе не нужна моя помощь. — она ошибается. Я хочу ее помощи, я хочу чьей-то помощи. Я не хочу чувствовать себя таким разбитым. — Но я знаю, что завтра у тебя день рождения, и твой брат рад провести этот день с тобой. Джейми рассказал мне обо всех твоих планах, ты действительно хочешь разрушить их из-за сильного похмелья?

Чувство вины, мой дорогой друг, которое всегда угрожает захлестнуть меня, когда я думаю о своем близнеце и о том, как часто я его подводил, захлестывает меня, и моя голова опускается.

— Хорошо, — шепчу я и позволяю ей и парню, с которым она пришла, увести меня с вечеринки. Я не знаю, куда мы направляемся, но это не имеет значения, потому что в течение этого короткого промежутка времени я буду верить, что она не причинит мне вреда, и даже если она это сделает, она не будет первым человеком, который сделает это сегодня вечером. Она даже не была бы второй.