Хаски и его учитель белый кот. Том III

Глава 283. Пик Сышэн. Пламя войны[283.1] наконец-то вспыхнуло

Обстановка в Зале Даньсинь накалилась до предела, не хватало только искры, чтобы пламя вражды взметнулось до небес. Люди Пика Сышэн стояли напротив адептов школ Верхнего Царства и никто не собирался уступать.

Тетива была уже так сильно натянута, что дерни чуть сильнее и либо она оборвется, либо полетит стрела.

В этот напряженный момент кто-то из толпы вышел вперед. Это оказалась глава Дворца Тасюэ Минъюэ Лоу.

Ее мелодичный нежный голос нарушил эту напряженную мертвую тишину:

— Милостивые государи, прошу, подождите немного. Текст закона мертв, а люди живые. Поставьте себя на их место. Подумайте, сейчас ведь нет никаких веских доказательств, что на Пике Сышэн создавались эти камни для марионеток Вэйци Чжэньлун, поэтому пытаться уничтожить эту школу из-за недоказанных обвинений будет несколько чересчур. Думаю, следует пока изъять у Пика Сышэн имеющиеся у них свитки с описанием запретных техник и принять окончательное решение только после тщательного расследования.

Настоятель Сюаньцзин покачал головой:

— Глава Дворца Мин и глава Сюэ имеют давние и очень глубокие личные отношения, так что неизбежно, что в этом вопросе ваше суждение несколько предвзято. Пик Сышэн уже нарушил непреложный закон мира совершенствования, так зачем нам еще раз тщательно разбираться в этом деле?

— Настоятель, ваши слова все же содержат долю лукавства, ведь этот закон так или иначе нарушали практически все духовные школы, — хотя голос Минъюэ Лоу был тихим и нежным, но за ним скрывалась железная твердость и решимость. — Должна ли я напомнить о великом мастере Хуайцзуе из вашего Храма, — мягко сказала она.

— Ты!.. — лицо Сюаньцзина потемнело. Раздраженно тряхнув рукавами, он все же смог взять себя в руки и, вернув лицу достойное выражение, сложил руки в молитвенном жесте. — Разве можно ставить в один ряд искусство спасения людей и технику Вэйци Чжэньлун?

— Разве техника Возрождения не считается одной из трех запретных техник, попадающих под Великий Запрет? — этот вопрос задал Сюэ Чжэнъюн. К этому времени стоявшие рядом люди уже заметили, что с ним творится что-то неладное. Дыхание этого обычно исполненного достоинства мужчины сбилось, а губы побледнели до мертвенной белизны.

— Естественно считается, — ответил Сюаньцзин.

Сюэ Чжэнъюн закрыл глаза, сделал глубокий вдох, после чего снова в упор посмотрел на настоятеля Сюаньцзина и хрипло сказал:

— В таком случае, настоятель считает, что следует исключить технику Возрождения из Великих Запретов, потому что она может спасать людей?

Сюаньцзин замялся, не зная, как на это возразить, и в итоге, не найдя правильных слов, сухо ответил:

— Это не одно и то же.

Один из стоявших напротив него учеников Пика Сышэн тут же вспыхнул от гнева и, выступив вперед, потребовал объяснений:

— Почему это не одно и то же? Множество людей в Верхнем Царстве практикуют запретные техники, просто они не преуспели в этом. Если согласно этому закону моя школа будет так сурово наказана, разве не должны быть закрыты и все ваши школы?

Старейшина Таньлан мрачно добавил:

— В Храме Убэй — Хуайцзуй, в Гуюэе — Хуа Биньань, так почему же говорят только про Пик Сышэн? Если уж глава Цзян, следуя закону, собирается закрыть Пик Сышэн, то не лучше ли для начала подать личный пример и объявить о роспуске Гуюэе.

Неожиданно все повернулось так, что после одного каверзного вопроса все духовные школы оказались фактически приперты к стенке, поэтому даже те, кто только что громко выступал и требовал справедливости, вдруг притихли, не желая неосторожным высказыванием привести беду на свой порог.

Сюэ Чжэнъюн опустил ресницы, потом несколько раз кашлянул в кулак, незаметно прикрыв рукавом следы крови, оставшиеся после этого на его руке, и, натянуто рассмеявшись, произнес:

— Раз уж в каждой школе творятся подобные дела, а утверждение о том, что на Пике Сышэн изготавливают шашки Вэйци Чжэньлун с целью подрыва устоявшегося порядка в мире совершенствования, оказалось недоказуемой пустой болтовней, простите уж этого грубияна Сюэ, но, милостивые господа, я попрошу вас сейчас же удалиться.

— Это…

Все эти люди пришли сюда полные гнева и убийственных намерений, абсолютно уверенные в том, что легко смогут разогнать эту разношерстную школу. Никто из них и подумать не мог, что затеянная ими свара поставит их в столь неловкое положение, так что какое-то время многие лица выглядели весьма неприглядно.

Цзян Си, который с самого начала не имел намерения распускать Пик Сышэн, сейчас оказался в той ситуации, когда он уже оседлал тигра и слезть сейчас было весьма затруднительно для его авторитета. Увидев, что толпа безмолвствует, он прикрыл глаза и просто сказал:

— Мы уходим.

Услышав эту фразу, Сюэ Чжэнъюн почувствовал себя так, словно с его души свалился тяжелый камень. Облегченно выдохнув, он чуть расслабил напряженную спину, однако тут же почувствовал жгучую боль под ребрами. Опустив взгляд, он увидел, что на темно-синей ткани его одежды в районе пояса расплывается пятно крови.

Ранение, полученное им вчера, в самом деле оказалось слишком тяжелым. Когда все закончится, ему нужно будет попросить старейшину Таньлана внимательно осмотреть…

Не успел он закончить эту мысль, как в зал с мечами наперевес ворвались люди из Цитадели Тяньинь. На их холодных лицах застыло грозное выражение:

— Сюэ Чжэнъюн, есть ли у тебя совесть? — прямо с порога громко огласил один из них. — Как ты можешь утверждать, что на Пике Сышэн никогда не практиковали изготовление шашек Вэйци Чжэньлун?!

Никто не ожидал людей из Цитадели Тяньинь, поэтому потрясенные люди один за другим начали поворачивать головы. Присмотревшись, они увидели, что за спинами адептов Цитадели Тяньинь стоит пара десятков бедно одетых простолюдинов. Кроме того, среди них оказалось несколько знакомых лиц, в которых кто-то опознал старост мелких поселений, разбросанных по Сычуани.

— Что случилось?..

Старший ученик из Цитадели Тяньинь мрачно ответил:

— Разве тут не требовали доказательства? Тех, что я привел с собой, будет достаточно?

Кто-то из затерявшихся в толпе младших учеников громко поддержал его:

— Пик Сышэн прогнил до основания, а у его главы волчье сердце! За эти годы они накрыли своей сетью все земли Сычуани, вынуждая простой народ жертвовать своих непорочных детей для изготовления шашек Вэйци Чжэньлун… Это все свидетели их преступлений. Что еще тут выяснять?!

Сюэ Чжэнъюн тут же вскочил на ноги, в глазах его сверкнуло яростное пламя, кровь поднялась к горлу:

— Какая чушь!

— Чушь или нет, решать не вам и не мне. Сам у них спроси.

Эти несколько десятков крестьян были похожи на стайку напуганных уток[283.2], которые боязливо сбились в кучку и, съежившись, смотрели в пол, не осмеливаясь и рта раскрыть.

Остроглазый Сюэ Мэн тут же выхватил из этой кучки знакомое лицо и ошеломленно спросил:

— Староста Лю?

Деревенский староста по фамилии Лю вздрогнул, и, покосившись на него, тут же отвел взгляд, напоминая скользкую рыбу, пытающуюся скрыться в мутной воде.

— Зачем ты пришел? — Сюэ Мэн до сих пор не мог прийти в себя и не сразу понял, что к чему. Его простодушный вопрос в такой момент был настолько наивным, что прозвучал даже немного жалко.

— Мы… — староста Лю тяжело сглотнул. Он уставился на пол, его худые пальцы теребили полы одежды, а ноги тряслись.

Человек Цитадели Тяньинь сурово напомнил:

— Говори правду. Если солжешь, всегда придерживающаяся принципов справедливости Цитадель Тяньинь тебе этого не спустит.

Староста Лю вздрогнул, вдруг бухнулся на колени и, ударившись лбом о землю, отвесил земной поклон:

— Я… мы… я скажу! Все эти годы Пик Сышэн скрывал зло под личиной защитников праведного пути и борцов с нечистью. Они говорят, что не брали с нас ни медяка, а на самом деле вынуждали наши деревни отдавать им невинных мальчиков и девочек…

Сюэ Чжэнъюн пришел в ярость и, стукнув по столу, крикнул:

— Вздор!

Однако голос человека из Цитадели Тяньинь был громче, чем голос Сюэ Чжэнъюна:

— Продолжай. Для чего они хотели получить этих невинных детей?

— Я… я не знаю, — на лбу старосты проступили капли пота, он тяжело сглотнул и его ссутуленные плечи затряслись. — Говорили, что их забрали на гору, чтобы практиковаться в совершенствовании, но после их больше никто не видел. Малыш Хуцзы, малыш Шитоу… эти дети так больше и не вернулись.

Повернувшись к ученикам Пика Сышэн, человек из Цитадели Тяньинь спросил:

— Есть ли среди вас дети, упомянутые старостой?

— …

Естественно, их не было.

От подобного несправедливого обвинения кровь Сюэ Мэна вскипела. Малыш Хуцзы, малыш Шитоу… когда во время обрушившегося на ту маленькую деревушку бедствия он пришел им на помощь, эти дети уже были похоронены в брюхе демона.

— Лжешь! — грудь Сюэ Мэна обожгло пламя ярости, в горле стоял мерзкий сладковатый привкус подступившей крови. — После того, как отплатил за добро черной неблагодарностью, твоя совесть позволит тебе жить спокойно?!

Выражение лица старосты Лю стало еще более подавленным, слезы ручьем текли из его глаз. Непонятно, как Цитадель Тяньинь вынудила его пойти на это, но он продолжил упрямо твердить:

— Пик Сышэн — злая школа... На людях они делают одно… а за спиной другое… Нет числа чудовищным злодеяниям и ужасным вещам, что они творили на землях Сычуани…

Громко рыдая и обливаясь слезами, он все же не осмеливался ни на кого смотреть и, не поднимая головы от земли, провыл:

— Пик Сышэн запугал все Нижнее Царство!

Толпа возмущенно загалдела.

В обычной ситуации речам этих простолюдинов не поверил бы ни один уважающий себя заклинатель, но большинство из них пришло сюда именно для того, чтобы настоять на роспуске Пика Сышэн. Для себя они давно уже вынесли решение по этому делу, поэтому, получив необходимое свидетельство очевидца, тут же безоговорочно приняли его на веру и яростно обрушились на «виновного».

— А я сразу сказал, что никто не будет делать что-то хорошее просто так!

— Сюэ Чжэнъюн, что еще ты можешь сказать в свое оправдание?

Сюэ Чжэнъюн и Сюэ Мэн, все ученики и старейшины Пика Сышэн ошеломленно замерли.

До этого момента, даже когда множество школ Верхнего Царства единым фронтом выступили против них, они могли злиться, размахивать руками и кричать о несправедливых обвинениях, но теперь против них неожиданно оказались несколько старост деревень Нижнего Царства и несколько десятков простолюдинов… Это были те самые люди, которые когда-то приносили куриные яйца и пшеничную муку, со слезами на глазах благодаря бессмертных господ за помощь и спасение их жизни. Те самые люди, которые говорили, что им очень стыдно, что они не могут отблагодарить своих благодетелей.

Хотя это были даже не люди, а несколько десятков горных волков. Своими руками они бесстыдно вонзили нож в беззаветно преданное сердце.

Боль и холод, сковавшие сердца людей с Пика Сышэн, были беспредельны. Тела заледенели, словно они окунулись в ледяную полынью.

Между тем, эти «свидетели» по одному выходили вперед: первый еще стыдился, второй уже лишь едва заметно дрожал, третий уже мог смотреть людям в глаза, четвертый говорил, расправив плечи и не стесняясь, а пятый начал приукрашать свою ложь... Люди похожи на стаю диких гусей: впереди летит вожак, а за ним покорно следует вся стая.

Как говорится, голос толпы — страшная сила, а ложь, повторенная трижды, становится правдой. Слово за слово, эти люди говорили все более воодушевленно, так что в итоге и сами поверили в правдивость собственных слов.

Слушая их, Сюэ Мэн чувствовал, как кровь стынет в жилах и от холодной ярости сводит челюсть.

Когда-то он полагал, что у каждого человека есть хребет, который не переломить. Однако он и подумать не мог, что в мире есть такие лизоблюды, что ради сохранения своей собачьей жизни могут и навоз глотать.

— Да… именно, какие-то шашки… — дошла очередь до деревенской свахи, которая тоже пришла дать свои «показания». — Они вынуждали отдавать им наших деток в уплату за уничтожение нечисти. Этот Пик Сышэн не брал ни денег, ни драгоценностей, им нужны были лишь маленькие дети. В Нижнем Царстве всем известно это их правило.

Нахмурившись, Цзян Си спросил:

— Понятно, но почему же вы тогда к ним обращались?

Утерев слезы нежно-розовым платочком, сваха ответила:

— Ничего не поделаешь, мы же все очень бедные и не можем позволить себе оплатить работу заклинателя из Верхнего Царства, так что нам только и оставалось, что посылать им наших малышей… Хотя говорили, что их отправляют на Пик Сышэн для совершенствования, в глубине души все мы знали, у-у-у… что, провожая туда этих несчастных деточек, уже не увидим их живыми.

После этих слов, она закрыла лицо руками и, причитая, забилась в истерике.

Был среди свидетелей и бедный ученый, занимающийся переписыванием книг:

— Все так, люди Пика Сышэн не брали деньги, мы же, опасаясь за свои жизни, боялись открыто протестовать. К счастью, Небеса имеют глаза и погрязшие во зле сами обрекают себя на погибель. Наконец с этих оборотней с Пика Сышэн сползла личина, так что их лисий хвост теперь у всех на виду. Господа даосы, вы уж, пожалуйста, примите на себя ответственность за просвещение и улучшение жизни простого народа, живущего в пределах Нижнего Царства!

Кто-то из Палаты Цзяндун тут же выступил вперед:

— Не беспокойтесь, заклинатели Верхнего Царства известны своей праведностью и честностью. Все присутствующие здесь главы и представители благородных семей — люди порядочные и уважаемые, все наши школы имеют столетнюю историю, так что мы можем судить об этом деле беспристрастно и по справедливости.

Растроганные до слез такой поддержкой селяне один за другим начали выходить вперед, чтобы поплакаться и рассказать о злых деяниях Пика Сышэн.

Все эти люди прекрасно понимали, что с того момента, как они согласились лжесвидетельствовать, обратной дороги для них нет, ведь если сегодня не удастся покончить с Пиком Сышэн, рано или поздно с ними сведут счеты.

Казалось, в этот момент в зале не осталось ни одного живого человека, только лишь единый в десятках лиц злой дух, который блуждал по залу, круша все на своем пути. Разинув свою ненасытную пасть[283.3], он вгрызался в старые и изрядно обветшалые деревянные колонны, бил самую простую посуду и срывал карнизы… и, в конце концов, разбил вдребезги давно не ремонтированную из-за нехватки средств табличку «Зал Даньсинь», что висела над дверями.

Свежая кровь пролилась на землю.

Содрогнувшись, Сюэ Мэн закрыл глаза. Слезы катились из-под его смеженых век, когда он хрипло спросил:

— Вы… как не стыдно такое говорить?

Обещала ли им за это Цитадель Тяньинь почет и процветание?

Или все же угрожали их жизни…

Как не стыдно такое говорить? Как же можно такое публично заявлять…

А алая пасть свахи снова и снова открывалась и закрывалась, и обрывки исторгаемой ей лжи, подобно змеиному яду, проникали в уши Сюэ Мэна…

— Пик Сышэн тайно изготавливал шашки Вэйци Чжэньлун… считал, что человеческая жизнь ничтожнее былинки… похищал маленьких детей…

Каждое слово превращалось в самый жуткий кошмар.

— Они запугивали и притесняли все Нижнее Царство.

— Эти праведники на самом деле звери в человеческом обличии!

— А самые мерзкие в этой шайке Чу Ваньнин и Мо Жань. Столько невинных людей пострадало, чтобы они могли создавать свои марионетки Вэйци…

Руки дрожали, ненависть проникла до костей. Здравомыслие было порвано в клочья.

— Ты… что ты сейчас сказала?! Как можно такое говорить?!

Просочившись по проложенным «муравьями» ходам, гнев разрушил последнюю плотину в его сердце. Сюэ Мэн со щелчком стремительно вправил вывихнутый локоть, и в ярости выхватил из ножен свою саблю. Лунчэн взревел, словно разъяренный тигр, и прежде чем кто-то успел среагировать, его лезвие окрасилось свежей кровью.

Сваха, которая в этот момент самозабвенно рассказывала только что придуманную байку «как ученики Пика Сышэн изнасиловали девочку», ошеломленно замерла. Опустив голову, она посмотрела на свою грудь, после чего выплюнула полный рот крови и, не успев больше ничего сказать, с глухим звуком плюхнулась на пол.

Мертвая тишина.

Как ни странно, но стоявшие рядом с ней в толпе люди Цитадели Тяньинь даже не шелохнулись, чтобы блокировать удар… От неожиданности? Или они с самого начала не собирались вмешиваться? Не зная ответа на этот вопрос, никто особо не хотел об этом задумываться.

Взгляды всех людей были прикованы к Сюэ Мэну. Стекая по лезвию Лунчэна, капли крови, словно бусины, падали на пол. Одна, две… постепенно они собрались в большой алый омут.

Омут, в который неотвратимо падал Птенец Феникса.

— А-а! — вдруг кто-то сорвался на звонкий визг, прозвучавший, словно первый удар погребального колокола. — Убили! Человека убили…

— Сюэ Мэн зверски убил свидетеля! Сюэ Мэн обезумел!

Все в зале вдруг пришло в движение. Неважно, кто нанес первый удар, но в одно мгновение долго сдерживаемое пламя гнева вырвалось наружу и взвилось до небес. Натянутая тетива, наконец, лопнула, и люди Пика Сышэн сошлись в битве с заклинателями Верхнего Царства…

Личная неприязнь и вражда, страх, уничтожение тех, кто мыслит иначе. В этой битве сошлось слишком много личных интересов и эгоистичных желаний, так что за считанные минуты ситуация полностью вышла из-под контроля.

Посреди сверкания металла и звона мечей, преодолевая невыносимую боль от открывшейся раны, Сюэ Чжэнъюн взревел:

— Хватит сражаться! Вы все, опустите оружие!

Но даже если люди с Пика Сышэн были готовы послушаться его, то те, что пришли из Верхнего Царства, и не думали опускать оружие, поэтому эту битву невозможно было остановить. Сердце Сюэ Мэна с оглушительным треском разбилось вдребезги, а его осколки попали ему в глаза, так что они вмиг покраснели и наполнились слезами. Захлебываясь рыданиями, он вцепился в свою саблю, продолжая остервенело рубить эту нечисть.

Вероятно только сейчас Птенец Феникса по-настоящему понял, что в детстве чувствовал Мо Жань в тот момент, когда вырезал всех обитателей Терема Цзуйюй. Это было отчаяние, омерзение, взрыв эмоций, а еще отвращение и ненависть к самому себе. Ничего больше не имело значения, пламя гнева сжигало его сердце, и только кровь могла погасить этот пожар.

Вдруг кто-то блокировал атаку его сабли. Сияющий глубоким голубым светом меч этого человека в какой-то момент показался ему знакомым, но Сюэ Мэн сейчас был просто не в состоянии о чем-то думать, поэтому просто заорал на безобразного человека из Дворца Тасюэ:

— Проваливай! Не пытайся меня остановить!

— Прекрати, ты и правда навлечешь на себя беду, если не угомонишься. Успокойся.

Этот ласкающий слух мелодичный голос звучал слишком уж знакомо.

Кто это был?

Сюэ Мэн не мог вспомнить, да и не хотел думать об этом сейчас.

Страдания и ненависть надломили его душу. У каждого есть свой предел терпения, перейдя который, даже божество становится злым духом, а святой превращается в демона.

Мгновение — сердцем милосердный Будда, мгновение — одержимый ненавистью злой дух.

Его зрачки раскалились докрасна, в них были лишь негодование и бесконечная ненависть. Та ненависть, что вспыхнула в нем еще в Цитадели Тяньинь, наконец, вырвалась из его сердца затмевающим небеса и застилающим землю огненным смерчем и в одно мгновение поглотила его целиком.

— Прочь!

Лунчэн и голубой меч вновь со звоном сошлись в поединке, однако, удивительное дело, уродливый незнакомец ничуть не уступал ему, сражаясь с ним на равных. На протяжении всего поединка этот человек не сводил с Сюэ Мэна своих странных сине-зеленых глаз:

— Если не успокоишься, доставишь Пику Сышэн еще больше проблем.

— Косорукое ничтожество, ты вообще кто такой?! Чего ты лезешь не в свое дело?!

Чем больше ударов он наносил, тем больше свирепел, но неизвестный мечник на удивление легко и непринужденно отражал все его удары.

Да еще эти изумрудные глаза, которые прямо смотрели в черные, были уж слишком знакомы.

Да кто это…

— Цзымин, прекрати драться.

Знакомый мелодичный голос вновь достиг его ушей. Ровный и спокойный, он был почти лишен эмоций, но все же в нем можно было расслышать едва заметное беспокойство и жалость.

В охваченном огнем безумия разуме Сюэ Мэна на мгновение прояснилось. Его яростная атака чуть замедлилась, хотя грудь все еще бурно вздымалась.

К этому времени его лицо было в крови, а узел волос растрепался. Свирепо уставившись на уродливого незнакомца, он зло процедил:

— Ты…

Не успев договорить, он почувствовал порыв ветра за спиной.

Сюэ Мэн тут же повернулся к новой опасности, но было уже поздно. Прежде, чем он успел поднять Лунчэн, его рука была располосована от плеча до кисти, да так глубоко, что показалась кость!

— Мэн-эр!

Увидев, что его любимый сын ранен, Сюэ Чжэнъюн со всех ног бросился к нему на помощь.

В тот же миг более десятка приближенных к Му Яньли лучших бойцов Цитадели Тяньинь переглянулись и все вместе бросились добивать Сюэ Мэна.

Мощь каждого из этих людей не уступала силе старейшины Пика Сышэн, а теперь, объединившись, они набросились на раненого Сюэ Мэна, намереваясь во чтобы то ни стало забрать жизнь у этого Птенца Феникса.

— Мэн-эр... Мэн-эр!

Однако расстояние было слишком велико, чтобы Сюэ Чжэнъюн мог быстро пробиться к нему, к тому же его тут же окружило множество других бойцов, отчего он оказался в ловушке. Сюэ Чжэнъюн так стремился защитить своего сына, что, отбросив осторожность, попытался прорваться любой ценой и в итоге получил новые раны. Свежая кровь пропитала его одежды.

Стиснув зубы, Сюэ Мэн взмахнул мечом, блокируя одним ударом мечи сразу двух нападавших, но его раненая рука истекала кровью и уже начала дрожать.

Вдруг перед ним вспыхнул красный свет…

— Берегись!

В мгновение ока тот самый мужчина с зелеными глазами, с которым они совсем недавно сражались, отразил направленный на него смертельный удар.

Человек из Цитадели Тяньинь прищурился, взглянув на него повнимательнее:

— Во Дворце Тасюэ предатель? Хочешь принять сторону Пика Сышэн?

Зеленоглазый мужчина не ответил. Его взгляд был таким же ледяным, как его сияющий словно иней меч. Повернув свое бледное лицо к Сюэ Мэну, он свирепо взглянул на него:

— Иди к дяде. Быстро.

— Ты… — Сюэ Мэн схватился за руку, пытаясь зажать свою рану, но это было невозможно: плоть разошлась так, что оголилась кость, вся рука была влажной от горячей крови.

Его губы дрогнули, словно он собирался что-то сказать, но в итоге все-таки промолчал и обратил взгляд в сторону Сюэ Чжэнъюна.

Одного этого взгляда хватило, чтобы кровь отхлынула от лица Сюэ Мэна.

С трудом сдержав вопль ужаса, не обращая внимания на опасность, спотыкаясь и пошатываясь, он бросился к Сюэ Чжэнъюну с криком:

— Отец!

Сюэ Чжэнъюн дрогнул, его глаза опасно сузились. Он резко вскинул руку, чтобы с помощью стального наруча блокировать атаку нападавшего со спины человека, тут же контратаковать и одним броском повалить его на землю. Увидев это, Сюэ Мэн сначала облегченно перевел дух, после чего еще отчаяннее начал пробиваться к отцу.

Разрываясь между счастьем и страданием, он схватил Сюэ Чжэнъюна за руку:

— Как хорошо, папа, что с тобой все хорошо… ты цел…

В последней схватке Сюэ Чжэнъюн еще сильнее растревожил свою рану. Кровавое пятно на поясе стало еще больше, но из-за того, что он был одет в темные одежды, Сюэ Мэн ничего не заметил и, крепко ухватив отца за руку, продолжил:

— Отец, я хочу отомстить. Сегодня я хочу забрать жизни всех этих незваных гостей. Никого не пощажу, я…

— Кхэ-кхэ…

Его пламенная речь резко оборвалась.

У него на глазах Сюэ Чжэнъюн упал на колени и его вырвало кровью.

— Папа? — Птенец Феникса ошеломленно замер. Он никогда не видел, чтобы отец был так тяжело ранен. В один миг, казалось, вся кровь прилила к его голове, в ушах загудело. — Папа, что с тобой? Ты…

Окровавленные губы Сюэ Чжэнъюна открылись и закрылись, он крепко перехватил Сюэ Мэна за руку и хрипло сказал:

— Отступи.

— Что...

Какое-то время Сюэ Чжэнъюн не сводил глаз с лица Сюэ Мэна, потом его взгляд скользнул по залитой лучами закатного солнца картине кровопролития.

Разве этот ожесточенный бой — это то, чего он хотел?

Повсюду слышались крики умирающих, везде была алая кровь с белыми вкраплениями мозгов. Закулисный злодей еще не разоблачен, а великие школы уже начали истреблять друг друга…

— Прикажи людям Пика Сышэн отступить, — сказал Сюэ Чжэнъюн.

— Но ведь они…

— Чего мы этим добьемся? — бледное лицо Сюэ Чжэнъюна стало еще более мрачным. — Можно ли получить все, что желаешь? Что хуже, боль от того, что мы распустим нашу школу или боль от того, что в итоге погибнут все великие школы?

Сюэ Мэн не проронил ни слова, лишь глаза его еще сильнее покраснели и задрожали пальцы.

— Давай… — Сюэ Чжэнъюн мягко подтолкнул его. Слезы полились из глаз Сюэ Мэна, но все же, спотыкаясь и покачиваясь, он поднялся. Встав перед отцом, он громко крикнул, срывая голос:

— Перемирие! Всем прекратить сражаться!