Хаски и его учитель белый кот. Том III

Глава 303. Пик Сышэн. Сюэ Мэн из прошлой жизни

После того как Чу Ваньнин применил технику Разрывания Трупа, перед Дорогой Мученичества образовалась бездонная пропасть. Словно шумный водопад, дождевая вода стекала в это ущелье.

Над пропастью спиной к ним стоял мужчина в черно-золотом одеянии. Сжимая длинный меч в вытянутой руке, он направлял бьющую из него энергию в небесную высь.

Услышав движение за спиной, мужчина чуть шевельнул пальцами и медленно повернул голову.

Это был Мо Жань!

Под завывания северного ветра сердце Чу Ваньнина словно разрубили топором. Все еще не веря собственным глазам, он уставился на человека перед собой… Как такое возможно?!

Бах!

Сверкнула молния и по небу прокатились мощные раскаты грома.

Бледный свет выхватил из тьмы окровавленное лицо Тасянь-Цзюня. Его вид был настолько ужасен, что Ши Мэй, не удержавшись, сделал шаг назад.

Чу Ваньнин же невольно сделал два шага вперед.

Кровавые пятна везде.

Не только все лицо было в крови, вся не скрытая одеждой кожа была рассечена так, что была видна окровавленная плоть. Он был похож на труп, который хотели расчленить, но из-за того, что лезвие было недостаточно острым, просто покромсали. С ног до головы, все тело Тасянь-Цзюня было в рваных ранах, и только брови и глаза напоминали о том красавце, каким он был когда-то.

— …

Губы Чу Ваньнина побелели до мертвенной синевы. Стоя под проливным дождем, он смотрел на зверски порубленного его божественным оружием живого мертвеца.

Мертвец тоже смотрел на него черными глазами, в которых стояли кровавые слезы.

Сознание Тасянь-Цзюня было затуманено: в нем воспоминания сражались с воспоминаниями, душа сражалась с душой и, возможно потому, что это было слишком больно, он невольно прикрывал половину лица той рукой, в которой не было меча.

Смешиваясь с дождем, черно-красная кровь просачивалась между пальцев и стекала вниз.

Его густые ресницы задрожали, когда с негодованием Тасянь-Цзюня и растерянностью образцового наставника Мо он спросил:

— Зачем ты так со мной?

Чу Ваньнин: — …

— Почему хочешь убить меня? — в глазах этого человека застыло отражение Чу Ваньнина. Постепенно растерянность на его лице сменилась беспомощностью и смирением. — Учитель, я снова сделал что-то не так? — пробормотал он.

— Нет…

— Я опять расстроил тебя?

Стоило Чу Ваньнину услышать этот голос, и мир перед его глазами разлетелся на куски и превратился в хаос.

В итоге осталась лишь одна мысль: «А Тасянь-Цзюнь ли это за завесой дождя? Нет… нет, это ведь Мо Жань!»

Неважно император Тасянь-Цзюнь или образцовый наставник Мо, потому что это все равно Мо Жань.

Истекающий кровью Мо Жань неверной походкой шел к нему. Он видел иссеченное кровавыми полосами мертвенно-белое лицо мертвеца и широко открытые глаза, в которых не было ничего, кроме безбрежной скорби.

— Этот я снова в чем-то подвел тебя? Тебе пришлось сделать это со мной.

Дождевая вода, казалось, проникла даже в кости Чу Ваньнина. Дрожа от сковавшего его холода, он смотрел, как Мо Жань шаг за шагом приближается к нему.

Мо Жань рыдал в голос, алые слезы текли из переполненных кровью глаз:

— Не надо снова стегать меня плетью… я тоже чувствую боль… даже если снова повел себя как дурак, даже если опять сглупил… если ты ударишь меня… мне тоже будет больно… Учитель…

Чу Ваньнин был почти раздавлен. Едва заметная дрожь усилилась и в конце концов стала такой сильной, что он не смог устоять на ногах. Упав на колени, Чу Ваньнин свернулся калачиком под проливным дождем. Казалось, все его нутро было разорвано и раздроблено острыми когтями. Сейчас он больше походил на мертвеца, чем стоявший перед ним Мо Жань.

— Прости… — горестно прохрипел Чу Ваньнин, — …прости меня…

«Твои шрамы также глубоки, как моя боль.

Твоя мертвая кровь в итоге пала на меня и терзает мое тело».

Сгорбившись и сжавшись, он встал на колени перед Мо Жанем. Собрав почти все мужество, что у него осталось в этой жизни, Чу Ваньнин поднял голову, но стоило ему вновь увидеть тело, что он сам подверг линчеванию, и он захлебнулся рыданиями:

— Да, я виноват перед тобой…

Он не знал, что пошло не так. Возможно потому, что сохранивший частицу души живой мертвец все еще не мог считаться настоящим трупом, Разрывание Трупа не сработало в полную силу.

Мо Жань не умер, но стремительно сходил с ума. Воспоминания о боли, безумии, неясности и горестях двух его жизней захлестывали его разум.

Он был и Мо Вэйюем, и образцовым наставником Мо, и императором Тасянь-Цзюнем, и малышом Жанем.

Бесчисленные осколки его личности на глазах Чу Ваньнина складывались в этого невероятно изломанного человека.

— Мо Жань…

При звуке его голоса зрачки Мо Жаня едва заметно двинулись. Он остановился как вкопанный. Дождевая вода под его ногами была алой, земля вся в крови.

После секундной паузы этот мужчина с расщепленным божественным сознанием вдруг вспылил. Казалось, в этот момент его тело заняла другая личность. Он начал расхаживать взад-вперед, выражение его искаженного злобой лица становилось все более свирепым и страшным.

— Чу Ваньнин! Так ненавидишь этого достопочтенного, что любой ценой хочешь отнять его жизнь, не так ли? Достопочтенный тоже ненавидит тебя! Не могу дождаться, когда смогу разорвать твое тело на тысячи кусочков, выдрать твои кишки и сожрать твои потроха, чтобы погребенный со мной ты во веки веков не смог обрести покоя в посмертии! Ты не можешь винить достопочтенного, ведь это ты убил меня!..

Рукава черных одежд трепетали на ветру, глаза округлились от гнева.

Тасянь-Цзюнь был вне себя от ярости и напряжен, как до предела натянутая струна. Казалось, еще мгновение и он безжалостно вцепится в горло Чу Ваньнина и разорвет его на куски.

Дальнейшее было похоже на то, когда лук ломается, прежде чем из него была выпущена стрела, или на переломленный в ножнах меч.

С громким хлопком луч голубого света проник в грудь Тасянь-Цзюня. Он тут же замолк, и его глаза потускнели. Через несколько мгновений мертвец медленно выпрямился и с равнодушным лицом встал на обочине Дороги Мученичества.

Чу Ваньнин обернулся и увидел Ши Мэя, который, с трудом стоял, опираясь на скалу в той же позе, в которой метнул заклинание. Его переполненные злым огнем и ядом ненависти персиковые глаза ярко сияли.

— Вспомнили старую дружбу и хватит, — процедил Ши Мэй и поднял два пальца, рисуя в воздухе печать. После этого он уставился на истекающего кровью Тасянь-Цзюня. — Ты ведь знаешь, что самое важное. Раз уж не сдох, то поторапливайся: собери для меня эти последние тридцать марионеток! Быстрее, — переведя дух, он с трудом закончил, — больше нельзя медлить!

Под воздействием его заклинания изначально растерянное лицо императора, на котором переплелись добродетель и порок, постепенно стало таким же спокойным, как стоячая вода, и холодным как лед.

Будь то безумие или ненависть, все эмоции исчезли из его глаз.

Без лишних слов Тасянь-Цзюнь кивнул Ши Мэю, и длинный меч в его руке ярко вспыхнул.

— Да, хозяин, — почти бездумно ответил он.

Подняв руку, он сотворил магический барьер для защиты Ши Мэя, после повернулся в сторону дворца. Его черное одеяние взметнулось, словно крылья коршуна, но не успел он подняться в воздух, дорогу ему преградила чья-то тень.

Чу Ваньнин не дал ему пройти.

Все его тело промокло от дождя, сердце было раздавлено и втоптано в грязь. Он и сам жаждал превратиться в пыль, чтобы эта буря разбила его кости вдребезги и развеяла прах.

Но прежде ему все же нужно было это остановить.

«Было бы так хорошо, если бы как можно больше людей смогли жить немного лучше...»

Именно эти слова сказал ему Мо Жань, когда еще был в ясном сознании, так что пусть ему снова придется испытать эту невыносимую боль, пусть силы его на исходе, он тоже будет держаться до последнего.

— Призываю Хуайша, — хрипло сказал Чу Ваньнин.

Тасянь-Цзюнь слегка нахмурился, когда увидел хорошо знакомый золотой свет в его ладони.

Хуайша.

Проливной дождь.

Разрушающийся мир и безбрежное море крови.

Много лет назад у них уже был похожий день. В тот день они отдали друг другу весь свой праведный пыл, всю свою кровь и все силы. Поставив на кон свои жизни, они бились до тех пор, пока небо и земля не поменяли цвет, и золотой ворон не утонул в западном море[303.1].

Кто мог подумать, что годы спустя битва между учителем и учеником из прошлой жизни может повториться вновь в этом бренном мире.

Может и правда в жизни человека все предопределено, и точно также, как Наньгун Сы было суждено умереть в расцвете юности, Е Ванси стать человеком чести, а Пик Сышэн не мог избежать своего падения, так и Тасянь-Цзюню с Чу Ваньнином было предопределено вновь скрестить мечи в битве не на жизнь, а на смерть.

Будь то ненависть или любовь.

От судьбы не сбежать.

— Призываю Бугуй.

Голос был глубоким и густым, низким и плавным. Изумрудный свет ярко вспыхнул в тусклых глазах Тасянь-Цзюня. Теперь, когда он находился под полным контролем Ши Мэя, в его глазах не было ни капли эмоций. Словно в адском зеркале, в них отражался лишь одиноко стоящий под дождем безучастный ко всему Чу Ваньнин.

Блеск мечей прорвался сквозь облака, наперекор дождю скрестились клинки!

В эпицентре бури две фигуры, белая и черная, сплелись в смертельной схватке. Столкнулись духовные потоки!

Посреди проливного дождя и ураганного ветра они стремительно атаковали друг друга. В одно мгновение земля и песок взметнулись вокруг них, превратившись в смерч. Капли воды разлетелись во все стороны, словно белоснежные брызги морской пены или поднятое взмахом копья облако пыли. На всем пути от горы Хоу до Пагоды Тунтянь они сражались с друг другом, бросив на это все свои силы, и никто не дал слабины.

Этот бой потряс затянутые облаками небеса и заставил дрожать земную твердь. Люди у подножья горы были поражены и напуганы. Один за другим они в изумлении поднимали головы и переглядывались…

— Это ведь Чу Ваньнин?

— Он… почему он бьется с Мо Жанем? Разве они не заодно?

Перестук капель дождя казался топотом тысяч лошадей, несущихся по вершине Пика Сышэн. Золотое сияние в руке Чу Ваньнина затмило солнце и нацелилось на грудь Тасянь-Цзюня! Однако прежде чем его атака достигла цели, послышался грохот, и похожий на лаву, излившуюся из жерла огнедышащего вулкана, невероятно мощный пылающий поток вырвался из ладони Тасянь-Цзюня и в один миг поглотил золотой свет!

Бах!

Обломки кирпича и черепицы разлетелись во все стороны, все окрестные деревья оказались вырваны с корнем.

Цзян Си, возглавлявший сражавшихся перед Горными Воротами заклинателей, отреагировал мгновенно:

— Берегитесь! — закричал он и тут же накрыл людей защитным барьером, который блокировал прилетевшие следом камни, песок и вырванные с корнем деревья.

Но удержать защитный барьер оказалось нелегко. В следующий миг изо рта Цзян Си хлынула кровь, и он опустился на одно колено.

— Быстрее создавайте барьеры! Второго удара я не выдержу!

Многие совершенствующиеся были в таком замешательстве, что только после этого окрика немного опомнились и один за другим в спешке начали создавать защитные куполы. До этого все они, запрокинув головы и забыв обо всем, ошеломленно смотрели в направлении Пагоды Тунтянь, пораженные невероятной мощью Мо Вэйюя и Чу Ваньнина…

Чем ближе была пагода, тем ожесточеннее сражались учитель и ученик. Стиснув зубы, Чу Ваньнин бросил все силы, чтобы противостоять каждому приему и боевому стилю, что использовал против него Тасянь-Цзюнь. Кроме него вряд ли в этом мире был человек, способный выдержать столько атак императора.

Только Чу Ваньнин был способен на это.

Этот мужчина перед ним, атаки его меча и то, как он уклонялся от ударов, все это слишком похоже на то, что было прежде, и всему этому научил его сам Чу Ваньнин.

Именно здесь, на Пике Сышэн, и несколько раз именно на этом месте, под сенью Пагоды Тунтянь, он своими руками поправлял боевую стойку Мо Жаня, усердно передавая ему секреты своего боевого мастерства. Пройден путь от того невежественного юноши до этого момента, когда скрестились их мечи.

Это было второе сражение на пике мастерства между уважаемым Бессмертным Бэйдоу Чу Ваньнином и его учеником Наступающим на бессмертных Императором Мо Вэйюем.

В прошлый раз, когда Чу Ваньнин пришел к нему с мечом, в его сердце все еще теплилась надежда. Он думал, что сможет спасти сбившегося с праведного пути ученика, и ради этого приложил все силы.

Но на этот раз Чу Ваньнин знал, что назад пути нет, и неважно, выиграет он или проиграет, ведь человек, вину перед которым он больше всего хотел искупить, никогда не вернется.

Тасянь-Цзюнь крикнул:

— Тот, кто посмеет мешать мне, умрет!

Перед глазами короткой вспышкой промелькнуло воспоминание: юный Мо Жань усердно тренируется с мечом, лоб незрелого отрока покрывают капельки пота. В лучах восходящего солнца, наступив на высокий бамбук, он вознесся ввысь и, сделав три изящных выпада мечом, плавно опустился на землю.

Повернув голову, он широко улыбнулся Чу Ваньнину, так что на щеках появились очаровательные глубокие ямочки:

— Учитель, а, Учитель, как думаете, у меня хорошо получилось?

Вспыхнувшее в ладони бушующее пламя нацелилось прямо на его грудь.

Чу Ваньнин увернулся, и окровавленная ладонь Тасянь-Цзюня лишь чиркнула по отвороту его одежды.

В прошлом, когда Мо Жань обменялся с ним ударами в Павильоне Алого Лотоса, в качестве главного козыря он применил тот же прием. Тогда ладонь этого молодого человека была узкая и гладкая, без ран и шрамов. Искоса взглянув на него, тот красавец с нежным профилем и ласковым взглядом улыбнулся и взял его за руки:

— Остановись, хватит сражаться, а то это никогда не закончится.

Под свист рассекаемого воздуха и пение мечей Чу Ваньнин вдруг вспомнил, как в деревне Юйлян Мо Жань горел желанием взять его с собой, чтобы вместе посмотреть представление на берегу озера. Вразнобой звенели медные колокола, стучали в барабаны и пели струны, а певец на сцене громко стенал:

— Князь изнемогает…

Он вспомнил ярко разрисованые маслянной краской маски актеров, и как, стоя перед сценой, Мо Жань смотрел на них во все глаза. Когда Чу Ваньнин запрокинул голову, Мо Жань тут же отбросил печаль, и, оторвавшись от того, что было заветным желанием его детства, с улыбкой спросил у него:

— Нравится?

Он помнил его глаза: темные как ночь, очень теплые, влажные и нежные.

Чу Ваньнин подумал тогда, что это театральное представление слишком нудное и затянутое, пение больше похоже на бормотание, где одно слово разбивается на три. В то время он решительно не понимал, что в этом такого хорошего, но сейчас ему ничего не хотелось так сильно, как вернуться в деревню Юйлян и вновь оказаться перед сценой, где показывали то представление.

Сосновое масло раздуло бушующее пламя, когда под бой барабанов молодой герой повернулся к воде. Столб огня вырвался из его рта, и река заискрилась. Как было бы прекрасно, если бы та опера длилась всю жизнь.

Дон!

Стоило ему на миг потерять бдительность, и Бугуй выбил Хуайша из его рук!

Так же было и в прошлый раз. Как только божественный меч был отброшен, он тут же отступил и призвал Тяньвэнь для защиты. Однако на сей раз мощь Тасянь-Цзюня была на порядок выше, чем прежде, поэтому, прежде чем Чу Ваньнин успел уйти из-под удара, черный клинок нацелился на его грудь.

Тасянь-Цзюнь прищурил глаза. Перед его глазами все плыло. Он смутно видел, что острие его клинка направлено на кого-то, но не мог сказать, на кого именно. Он только чувствовал, что перед ним достойный противник, но дух его уже угас, словно он был их тех, кто, скрывшись ночью от погони в горах Ляншань, всю ночь слышал победные песни врагов[303.2].

Загнанному в тупик человеку оставалось лишь отчаянно сопротивляться неизбежному.

— Докучливая тварь.

Бескровные губы чуть открылись и закрылись, прежде чем клинок нанес один рубящий удар!

В этот роковой момент между жизнью и смертью складной веер из черного железа пролетел по диагонали, нацелившись прямо в лоб Тасянь-Цзюню! Скорость и мощь этого веера были так велики, что Тасянь-Цзюню пришлось изменить направление удара, чтобы блокировать его Бугуем. И даже так, столкнувшись с таинственным железным веером, он был вынужден отступить на шаг назад.

В следующий момент, подобно грому среди ясного неба, с небес упали сразу три тесно переплетенных красно-синих световых массива. Удивительное дело, но Тасянь-Цзюнь в самом деле оказался пойман в ловушку внутри этой магической формации!

— Кто?! — не в силах пошевелиться, прорычал император сквозь стиснутые зубы. — Давайте, выкатывайтесь сюда!

Чернильные тучи плеснули чернил[303.3], три неясные тени появились на вершине Пагоды Тунтянь. Под проливным дождем они легко спланировали вниз и уверенно приземлились перед ступенями длинной лестницы. В этот момент наконец появилась возможность ясно рассмотреть их лица. Эти трое...

У одного на голову накинут капюшон подбитой лисьим мехом теплой мантии и вольный ветер в глазах.

У другого светлые волосы завязаны лентой и ледяной взгляд.

А впереди стоял одетый в серебристо-голубые легкие доспехи мужчина лет тридцати-сорока, с острым взглядом и невозмутимым выражением лица. Слева наискось его лоб пересекал шрам от удара мечом. В этом человеке не было ни капли легкомысленности, только лишь холодное спокойствие и еще очень напоминающая Сюэ Чжэнъюна добродетельность истинно благородного мужа[303.4].

Мужчина поднял руку и, поймав на лету вернувшийся черный веер, поднял них пару глаз, что уже давно утратили блеск юности.

Это были братья Мэй из прошлой жизни… а еще…

Раскат грома сотряс небо.

Чу Ваньнин внимательнее присмотрелся к этому мужчине.

Это ведь Сюэ Мэн из другого мира!