Хитрая злая лиса

8.44.12 Сегодня сложные щи, завтра тыква всмятку

Они прошли два поворота, когда министр мягко освободил руку, достал платок и вытер пот с лица. Вера начала тихо смеяться, указала глазами на бортик ближайшей клумбы и с комичным участием заглянула министру в глаза:

— Присядем? Водички, может быть?

— Очень смешно, — пробурчал он, она рассмеялась, он возмущённо сказал: — Вера!

Она перестала смеяться, понизила голос и мурлыкнула:

— Боялись, что мы вцепимся друг другу в волосы?

— Была такая мысль.

— Зря. Я понимаю, что вы в ней нашли.

— Она была другой. — Он помолчал, с усмешкой добавил: — Наверное. Мы в общей сложности пару часов виделись за всю жизнь, из них час играли в тактику. Потом она проиграла и я потерял к ней интерес.

«Вы потеряли к ней интерес потому, что она так захотела. А я приобрела, тоже потому, что она так захотела.

Она действительно умеет красиво проигрывать.»

Вера ничего не сказала, но крепко задумалась о том, не было ли это её целью — проиграть. Просто показать Вере, что она это умеет. И как она это умеет.

«Хотя, кто проиграл — это ещё большой вопрос.»

Случившееся не воспринималось борьбой, скорее парным танцем, в котором задача каждого партнёра — показать себя. Эта женщина вызывала внутри что-то неотпускающее.

«Какой же у неё колоссальный опыт и какой талант, что она даже мне умудрилась запасть в душу, так молниеносно и так глубоко.»

Она вспоминала её, прокручивала в голове каждый её жест, взгляд, все движения, пыталась извлечь пользу для себя, но эти полминуты оказались такой многогранной головоломкой тонкостей, что попытки разобрать её поведение на винтики вводили в эстетический транс и Вера ловила себя на том, что уже не анализирует, а просто любуется.

«Удивительная женщина.»

Они прошли через весь парк в обоюдном молчании, оставили позади тот водопад, о котором министр хотел что-то рассказать, опять обошли по дуге сцену со спойлерным спектаклем, прошли через ещё одну арку и вышли на мост через широкую реку, по которому шёл поток людей в обе стороны, и только тогда оба пришли в себя и стали осматриваться осознанно. Вера поймала взгляд министра и спросила:

— Она где-нибудь выступает?

— В смысле?

— Ну, танцует, может быть, или поёт, или, не знаю, чай разливает?

Министр усмехнулся так горько, как будто был старым калекой, у которого наивное дитя спрашивает, где его нога.

— Она ги-син, Вера. Не проститутка и не артистка, она не устраивает представлений, она даже в своём казино за стол не садится, она выходит один раз, чтобы поприветствовать гостей, и уходит. За то, чтобы посмотреть на неё, послушать её голос или просто побыть в её компании, надо платить деньги. Большие деньги. И она за эти деньги абсолютно ничего не должна, она вообще может их не взять и отказаться даже выходить. Чтобы получить от неё простое приглашение на чай, надо сначала сделать так, чтобы она этого захотела — письма, подарки, большие ставки в её казино, встречи с её подопечными, подарки подопечным, просьбы, чтобы они ей нашептали о вас, не бесплатно, разумеется. На это можно потратить долгие годы и горы золота, но так ни разу с ней и не встретиться. Забудьте о ней, вы больше не увидитесь.

— Ага.

«Ждите, карман шире держите.»

Она промолчала, он тоже больше ничего не сказал. Когда они прошли мост и вышли в очередной парк, кто-то обратил внимание на веер в её руке, министр тихо сказал:

— Спрячьте его. Надо было его с моста выкинуть.

«И ещё шире карман держите. Больше ничего не выкинуть?»

Она засунула веер в сумку, посмотрела на своё зеркало, вспомнила, как они лежали рядом — белое и жёлтое золото, рубины и хризопразы, две змеи, нарисованные одной рукой.

— Вам приятно, что она носит ваше зеркало?

Министр нахмурился, потом задумался, как будто действительно хотел сказать правду. Решился и ответил:

— Нет. Тогда было приятно, что она взяла, а сейчас нет. Лучше бы она его переплавила. Прошлое должно оставаться в прошлом.

Она ничего не сказала, он тоже надолго замолчал, наконец повёл её по парку медленно, длинным витым маршрутом, огибающим скульптуры, волшебные камни и причудливые деревья. Здесь было меньше людей и больше знакомых лиц, министр постоянно кому-то кланялся, чаще издалека, некоторые подходили перекинуться парой слов. На Веру старательно не смотрели, пока точно знали, что министр видит, и рассматривали издалека, когда думали, что не видит. Она тоже делала вид, что не замечает.

В какой-то момент её спину обжёг неприятный взгляд, она не стала оборачиваться, но стала прислушиваться, и узнала голос, министр тоже узнал, судя по тому, как резко потянуло напряжением с его стороны. Вера погладила его руку, привлекая внимание, а когда он посмотрел на неё, хитро шепнула:

— Подойдём, поздороваемся?

Он усмехнулся, смерил её взглядом от сумки с веером до бессовестных глаз, и впечатлённо качнул головой, шёпотом отвечая:

— Какая же ты крепкая, Вера. Я начинаю тебя бояться.

— Только начинаете? Мне казалось, у вас чутьё на такие вещи.

— В вашем присутствии оно барахлит.

Она молчала, продолжая гладить его руку и улыбаться как кобра, он глянул в сторону голосов, потом Вере в глаза, тоже улыбнулся с намёком на зубы и сказал:

— Пойдём, поздороваемся.

Они дошли до поворота в том же темпе, потом пошли медленнее, приближаясь к широкому мосту-беседке, у перил которого стояли наследницы Хань с первой по четвёртую, но без второй. Мост был немного на возвышении, и с него было хорошо видно все ворота и ключевые перекрёстки парка, поэтому на нём стояли те, кто кого-то ждал или искал, а ещё кумушки, высматривающие новости.

«Сейчас я вам устрою прямое включение.»

Наследницы Хань заметили их издалека, но долго делали вид, что вовсе и не смотрели, а Вера смотрела на них в упор, на каждую по очереди. Йори делала вид, что она на мосту одна, хотя её трясло от злобы, остальные не совсем понимали, что происходит, но мордочки высокомерные состроили — видимо, из солидарности.

Они были очень похожи между собой, но практически не похожи на министра, кроме одной, одетой скромнее всех. Вера даже заподозрила, что у неё волосы настоящие, в отличие от накладных причёсок сестёр. И, обратив внимание на их причёски, она поняла ещё кое-что, но пока не спешила себе верить, а просто сделала зарубку на память, чтобы потом спросить министра.

— Привет, — она подошла к Йори с широкой улыбкой, изобразила предельно раздражающую позу «я богиня, а ты — нет», окинула взглядом остальных сестёр и улыбнулась ещё шире: — Как жизнь, как здоровье Йоко? Представь мне сестёр, а то придут, а я даже не знаю, как обратиться. Йори? Ну чего ты, как я не знаю... Мы же почти подружки.

— Ты грязная кухарка, — прошипела Йори, глядя мимо неё, Вера медленно кивнула с жизнерадостным видом:

— Люблю готовить, каждый день новое блюдо. Сегодня сложные щи, завтра тыква всмятку. Будь вежливой, это всегда приятнее, чем еда в волосах. Да? У меня, кстати, с собой. Хочешь?

У Йори начал дёргаться глазик, но на Веру она так и не посмотрела, Вера перевела взгляд на следующую девушку, одетую самую малость поскромнее, но тоже с нарисованной на лице стрелкой-веткой и выражением аристократической брезгливости во всей позе. Вера протянула ей руку и сказала:

— Зорина Вероника Владимировна, из бездонных рудников. Пришла наполнить этот мир чайком и черепно-мозговыми травмами. Красивые ногти у тебя.

Девушка презрительно дёрнула щекой, задрала подбородок и с силой сжала Верину ладонь, заявляя:

— Хань Мико, третья наследница Хань. Я тебя, тварь, ненавижу. И со мной у тебя так, как с бедной Йоко, не получится — я изучаю боевые искусства.

— Изучай, это облагораживает душу и успокаивает разум.

Мико попыталась забрать руку, но Вера не отпустила. Сжала чуть сильнее и улыбнулась чуть менее доброжелательно:

— А разум — это такая полезная штука, которая помогает думать перед тем, как что-то делать или говорить. Например, он помог тебе очень мудро отказаться выйти на дуэль вместо своей глупой сестры. Это ты очень верно рассудила, потому что быть калекой — удовольствие сильно ниже среднего, никакие победы в мире этого не стоят. И если вдруг однажды, из-за помутнения рассудка, или, может быть, по какой-то другой ужасающей причине, ты вдруг на минуточку допустишь, что можно вести себя неуважительно по отношению к своему любимому единственному брату...

— Он мне не брат.

Вера сжала её руку сильнее и чуть повернула, заставляя опустить плечо — она знала, как это работает, у неё был огромный опыт. Перестала улыбаться и сказала чуть тише:

— Неправильный ответ. Попробуй ещё раз.

— Пусти, — прошипела Мико, Вера усмехнулась:

— Ты правда думаешь, что если ты попросишь, я это сделаю? Это так не работает.

— Пусти, я сказала, или я тебя сейчас ударю. Ты же не хочешь драки?

— О, что ты, я обожаю драки. Начинай.

Мико посмотрела на Йори, но Йори дрожала от злости и смотрела в пространство, Вера тихо рассмеялась и прошептала:

— Не надейся, она тебе не поможет. У неё мозгов больше, чем у тебя и у Йоко, она уже полностью разобралась в ситуации. А ты, если не разобралась, я объясню. Веди себя прилично, это безопасно. Потому что, если ты не будешь вести себя прилично, ты полетишь с моста в воду вот прям щас. А если ты вдруг, не приведи боги, тронешь своей тоненькой рученькой своего дорогого любимого брата, я тебе эту рученьку сломаю, над локтем сломаю и под локтем, узлом завяжу и буду торчащие наружу кости по кусочку отламывать и в глотку заталкивать. И даже если ты после этого выживешь и сохранишь желание что-то из себя строить, и даже если у тебя будут самые лучшие врачи в мире, у тебя на всю жизнь одна рука останется короче другой, это неизбежно, поверь, я знаю, я этих переломов столько насмотрелась. Тебя будут звать Мико-полтора-рукава. Посмотри на свою пока ещё здоровую и невредимую рученьку, и подумай хорошо, стоит ли оно того. Да? Вот Йори, например, очень хорошо умеет думать головой. Да, Йори?

— Ты умрёшь, — прошипела Йори сквозь сжатые зубы, Вера улыбнулась:

— И тогда мне поставят памятник на Аллее Духов дома Кан, и ты мне будешь кланяться на каждом празднике. А если не будешь, я буду являться тебе во сне и втирать в волосы персиковое варенье, каждую ночь.

— Ты умрёшь.

— Ну что ты заладила, а? Скукота. Все умрут. Но что после нас останется? После меня, например, стихи. Ты пишешь стихи? Я могу про тебя написать. Плачет Йори в коридоре, у неё большое горе — раздавила Вера Йори персик в головном уборе. Красиво? Тебе нравится? Йори, ну возьми себя в руки.

Йори стояла такая бледная, как будто сейчас она либо бросится на Веру, либо её стошнит от невозможности это сделать. Вера почти поверила, что она правда бросится, и даже отпустила руку Мико и локоть министра, чтобы иметь две свободные руки, но Йори это заметила и резко взяла себя в руки.

Вера осмотрела все лица на мосту, некоторые даже не скрывали, что пялятся, она улыбнулась им персонально. Посмотрела на бледную Йори, красную Мико и растерянно-удивлённую третью сестру, потёрла ладони и сказала:

— Ну что, девочки, будем закреплять пройденный материал? Давайте сейчас всё с самого начала, вместе, дружно. Вспоминаем, где находится дорогой любимый брат, и кланяемся как положено. Давайте, не мне вас учить, вы тут местные, всё знаете, всё умеете, делайте как надо. Считаю до трёх и начинаю выкидывать непонятливых в воду. Раз. Два. Йори, ты полетишь первая. Три.

Йори поклонилась.

Мико раскрыла рот, растерянно посмотрела на третью сестру, третья посмотрела на Веру и тоже поклонилась министру. Вера сказала шёпотом:

— Надеюсь, ты умеешь плавать, — и потянулась к руке Мико. Та отдёрнула руку, резко развернулась к министру и тоже поклонилась. Вера стояла неподвижно, ощущая, как разошлась волна тотального охреневания от этого моста и на весь парк. Замерли даже те, кто делал вид, что не смотрит — теперь смотрели все. Три наследницы Хань стояли в идеально правильном поклоне, а перед ними стоял министр и смотрел на Веру. Она улыбнулась с лёгким смущением и сказала театральным шёпотом, чтобы слышал весь парк:

— И что теперь надо делать?

— Два варианта, — тихо сказал министр, — либо я кланяюсь в ответ и они выпрямляются, либо я не кланяюсь, и они так стоят, пока я не уйду.

— И что вы выберете?

— Я должен хорошо подумать. Решить, насколько я сегодня великодушен. С кем-нибудь посоветоваться, может быть.

— Матушку позвать? — Министр молчал и задумчиво смотрел на склонённую голову Йори, Вера предложила: — Двейна, может быть? Эйнис? Барта?

— Барта точно не надо, — усмехнулся министр, поднял глаза на Веру и чуть улыбнулся: — Я посоветуюсь с вами. Я сегодня великодушен?

— Вы всегда великодушны. Если бы это было не так, они бы все уже давно были... хорошо воспитаны. Вы слишком добры, поэтому на вас все ездят. Но не волнуйтесь, я это поправлю. Теперь ездить на вашей доброте буду только я.

— Мне нравится, — кивнул министр, развернулся к сёстрам и шёпотом позвал: — Йори? Запомни этот день.

Йори не пошевелилась.

Министр обозначил короткий поклон и смотрел в глаза Йори, когда она выпрямлялась. Она сделала вид, что никого не видит, развернулась и быстро ушла, Мико пошла за ней, последняя сестра испуганно посмотрела им вслед, потом на министра, на Веру, опять вслед Йори. Быстро поклонилась Вере и пошла за сёстрами, не поднимая глаз.

Вера взяла министра под локоть и повела в противоположную сторону, шутливым тоном наставляя:

— Нельзя быть слишком добрым. Но по праздникам — можно.

— Можно? — с наигранной надеждой уточнил он, она строго подняла палец:

— Не слишком часто. Изредка.

— Изредка, я понял. Хорошо. А как понять, когда?

Вера остановилась, изобразила одержимость духом Диснея, и низким голосом протянула:

— Нужно слушать своё сердце.

Министр рассмеялся, жестом подозвал её ближе и телепортировал.

***