Клетка

Глава 2. Прощай, дурка!

— Бить будете? — осмелев, прервал господина Астафьева. На секунду между его бровями углубилась складка. Он смотрел снизу вверх, сидя передо мной на корточках, ловил мой взгляд и, судя по выражению лица, ему совсем не нравилось то, что он в нём читал.

— Неужели я похож на садиста?

Откуда мне знать? На лбу у него маркером не написано. А я уже понял, что лица могут врать. Внутреннее содержание не всегда соответствует красивому фасаду. Поэтому молчу. Не дождавшись ответа, он убеждает, уговаривает:

— Обещаю, я никогда тебя не обижу. Я позабочусь о тебе, — широкая ладонь мягко накрыла моё колено. И тут же мои пальцы вцепились за край койки, и кажется, ещё немного, и раздастся хруст суставов. Он заметил, как напряглись мои руки, как побелели костяшки, с печальным вздохом поднялся и сел на койку у противоположной стены:

— Я не причиню тебе зла. Никогда.

Он придирчиво осмотрел палату. Уголки его губ брезгливо поджались.

— Раньше я не встречал живых ангелов. Я мало, что знаю об ангелах, но точно уверен — им не место в дурдоме. Олежек, тебе будет гораздо удобнее в нормальном жилье, со всеми необходимыми удобствами. Эти стены, зеленые стены! Они сведут с ума кого угодно. Представь: красивая, уютная комната, светлая, чистая, без въевшегося запаха хлорки, цветочки, компьютер, телевизор, полный холодильник еды.

Смотрю в окно. Начинает накрапывать мелкий дождик, оседая на стекле прозрачными кляксами. Астафьев что-то говорил, говорил. Бессвязно. Или это я не могу всё связать воедино. Похоже, он боится замолчать, боится услышать мой ответ.

— А сад? У вас есть сад? — слишком резко повернул голову в его сторону.

Он растерялся.

— Ну, сад это громко сказано. Пара вишен, слив. А еще скамейка есть, старая такая, деревянная под черёмухой.

— И мне можно будет гулять?

— Не то что можно, даже нужно. Ты хочешь поехать со мной? — он подошёл и протянул руку.

Хочу ли? Точно знаю, что не хочу извиваться под ударами санитаров. Мокрые простыни, скрученные жгутом, с чем-то твёрдым внутри, за любую провинность, за истерику, за слёзы, за крики. Нет следов — значит, не было. Кто тебе, дурачку, поверит? Не хочу, не хочу больше терпеть боль. Не хочу, чтобы привязывали к койке ремнями. Не хочу пугаться бормотания и гримас психов, с которыми сталкиваюсь в узких коридорах и столовой.

Медленно протянул пальцы к его ладони и неожиданно для себя вцепился в неё мёртвой хваткой. Вдруг он передумает и оставит меня здесь? Может, я его не так понял и это не приглашение? Так и вышли за дверь, вдвоём за руку. Он не делал попыток отстраниться, даже успокаивал, когда невольно шарахнулся в сторону от «шкафа» в тёмном костюме, переминающегося с ноги на ногу возле дверного проёма. По молчаливому знаку Астафьева этот здоровенный мужчина бережно набросил на мои плечи лёгкую ветровку. Она немного великовата, хранила древесные ноты парфюма, пахла теплом и домашним уютом.

На улице дождь моросил неприятными холодными каплями, довольно прохладно, но я не хотел отцепляться от спасительной руки, даже для того, чтобы надеть куртку, как нужно. Оглянулся на серое, угрюмое здание лечебницы. В одном из окон маячил Родя. Жаль нельзя показать ему «фак», иначе не застегнутая куртка упадёт в грязь.

То, что господин Астафьев не бедствовал стало понятно исходя из факта наличия у него личной охраны. А когда чёрный «range rover» свернул на мост через Малую Невку в сторону Крестовского острова, я предположил, что на утренний бутерброд с маслом и красной, а может, и чёрной, икрой он зарабатывает. Однако дом меня разочаровал. На фоне соседних зданий элитного закрытого посёлка он смотрелся слишком просто. Не вычурно, не помпезно, без малейшего намека на шик. Обычный двухэтажный дом из тёмно-коричневого кирпича, таращащий круглые окна мансарды на выложенный серой плиткой двор. То, что хозяин не так уж прост, подтверждал только пост охраны у глухого высокого забора. Внутри убранство дома не претендовало на роскошь. Всё слишком просто. Астафьев подтолкнул меня вверх по деревянной лестнице. На втором этаже располагалась комната, которую он так красочно расписывал мне в палате. Светлая, даже в такую пасмурную погоду, с пушистым бежевым ковром на полу, прежде чем наступить на который я старательно потёр носками по половицам. На окнах горшки с разноцветными фиалками. Полутораспальная кровать застелена бельем в мелкий цветочек. На неё он меня и усадил. А сам исчез, чтобы через несколько минут появиться с темноволосой женщиной, прячущей смешливые глаза за толстыми линзами очков.

— Маша, просто Маша, никаких теть-моть, — представилась она и тут же начинаела экзекуцию. Продрав свалявшиеся волосы гребнем, потащила в ванную, помогла раздеться, нисколько не церемонясь с больничной робой, и запихнула меня под душ. Потом абсолютно голого, успевшего кое-как обмотать бедра махровым полотенцем, вернула на то же место, откуда взяла под внимательный взгляд господина Астафьева.

Он смотрел так же, как в первый раз в клинике пластической хирургии, медленно скользя взглядом по плечам, рукам, исхудавшему торсу, разглядывал шрамы на теле. Подошёл, взял мою руку, нахмурился:

— Откуда они? Откуда эти шрамы на запястье, кто тебя кусал?

Почувствовал, как клубами тьмы, накатила дурнота, тело начало бить ознобом, вырвался и зашипел на него:

— Не трогай их. Не трогай. Это мои, мои воспоминания. Не отдам их тебе. Ничего не отдам.

Он потянулся ко мне. Зачем? Он не похож на доброго дядю, он похож на них. Он такой же, как они. Теперь я его разозлил и последует неотвратимое наказание. Соскользнул с кровати, упал на ковер, закрыл голову руками, сжался в комок, пытаясь защититься и, давясь слезами, умолял его не бить меня:

— Простите, я больше так не буду. Я сделаю всё, что вы захотите, только не бейте меня.

Астафьев наклонился ко мне. Он недоволен. Я зажмурился, готовясь к боли. Но он прижал меня к себе, погладил рукой по мокрым волосам, нашёптывая что-то, не различимое сквозь мои всхлипывания. Ощутил укол в плечо. Наверное, Маша. Тело обмякло, и Астафьев подхватил меня и уложил на кровать. Укрыл пледом, подтыкая его по бокам, совсем как бабушка в детстве. Смотрел, на меня, решая, можно ли уйти.

— Не уходите, пока я не усну, пожалуйста.

Тогда я считал его добрым спасителем. Затуманенным лекарствами и болезнью разумом даже не пытался понять, зачем незнакомому человеку облагодетельствовать сироту. Долгие уговоры в палате больницы были не более чем фарсом. Ему не требовалось моё согласие, чтобы увезти меня. Господин Астафьев уже давно всё решил. Моя выписка и документы на опеку уже лежали в его папке. Ему нужно было, чтобы я воспринимал его как старшего друга, а не как врага и тирана. Так было проще для него. Отказался бы я, зная, что меня ждёт? Нет. Потому что именно там я встретил человека, который навсегда останется в моём сердце. Каждое мгновение с которым я буду бережно хранить в памяти, как лучшее, что могло случиться со мной.