Клетка

Глава 28. Весна пришла

Иногда мне казалось, что я предаю Лиса. Но в то же время я знал, что уйти от Астафьева уже не смогу. Он дал мне многое, хотя и забрал гораздо большее и ценное — мое право на счастье. Ненависть переплелась с благодарностью, уважение с презрением. Я исполнял его прихоти и мстил ему, требуя от него того же. Говорил то. что он жаждал услышать. Думал совершенно другое. Виктор оказался тем еще извращенцем. Его возбуждало дефилирование на высоких каблуках в одних только черных ажурных чулочках. А мне после такого хотелось запереться в ванной и выть в голос. Унизительно, мерзко, отвратительно. Зато потом уговорил Астафьева поменяться ролями. Одно дело — иметь пацанов, а другое — подставить собственный зад. Он не был к такому готов, долго возмущался, потом колебался, но в итоге согласился. Лис не одобрял. А я каждый раз злорадствовал, оставляя на бледной заднице Астафьева красные следы от хлестких ударов ладонью. Но даже в таком положении я все равно оставался жертвой. Так мы и жили до его очередного приступа.

На пятые сутки врач заведующий отделением разрешил проведать Астафьева. Нина перед этим умудрилась отвезти меня к себе домой, где я смог помыться, поесть и поспать несколько часов. Все равно вид у меня был как у восставшего мертвеца. Но даже так я выглядел гораздо лучше Виктора. Черты лица его заострились, глаза запали, кожа приобрела восковой оттенок. Он дышал тяжело, с присвистом. Даже поворот головы 8 нашу с Ниной сторону дался ему неимоверно тяжело.

Нина быстрым шагом подошла к нему и взяла за руку, склонившись над ним.

— Пригласи священника и нотариуса, — еле ворочая языком, выжимая из себя каждое слово, произнес он.

— Но, Витя...

— Ты сама медик. Третий инфаркт... и последний. — выдохнул он и добавил: — Оставь нас.

Нина кивнула, прижала его руку к губам и, непривычно для нее ссутулясь. вышла.

Все это время я стоял у дверей, прислонившись к стене. Отреагировав на его слабый жест, я медленно приблизился к нему. Мне казалось, что во время приступа он понял, что я не собирался ему помогать.

— Спасибо, что спас. Так я хотя бы успею попрощаться с тобой. Держись Нины. Она тебя не оставит.

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

Но нет, Астафьев сумел выкарабкаться и через месяц мы забрали его домой. Ходил он еле-еле. опираясь на трость. Подняться по лестнице для него было невыполнимой задачей, поэтому ему оборудовали комнату в гостиной. Сиделка дежурила круглосуточно, но ее присутствие раздражало его до чертиков. Ему нужен был я. Он просил, чтобы я читал ему книги, газеты или просто сидел рядом, а сам следил за мной, не сводя глаз, ловя каждое движение. Через пару недель ему будто стало лучше. Вернулся аппетит, он стал чаще выходить на улицу подышать. Вроде даже выглядеть стал свежее. Попросил Вронского организовать ему прогулку по городу.

— Куда поедем?

— На Смоленское кладбище, место выбирать, — улыбнулся Астафьев.

Меня он взял с собой. Мы брели по засыпанным листвой дорожкам, будто прогуливаясь по старому парку, зашли в часовню Ксении Петербуржской, где Виктор поставил несколько свечей — одну за упокой и три за здравие. Потом на обратном пути он словно невзначай остановился у одной из могил. Я вздрогнул. С мраморного надгробья на меня смотрел улыбающийся Лис. Виктор стоял и беззвучно шевелил губами, смотря куда-то в сторону, потом произнес:

— Рядом похоронишь. Так сразу обоих навещать будешь.

Я промолчал. В ту же ночь он умер. Тихо и спокойно.

Похороны прошли в тумане. Бесконечная вереница черных людей проносилась мимо меня. Жали руки, обнимали, сочувствовали. Незнакомые и чужие. Соболезнующие, скорее, ради протокола. Отрешенное лицо Нины не выражало никаких эмоций. Казалось, иногда она даже не слышала, что к ней обращаются.

После смерти Астафьева я стал богатым наследником. Дом и движимое имущество Виктор завещал мне. деньги на счетах и акции поделил поровну между мной и Ниной. Правда, по условию завещания я не мог в полной мере распоряжаться наследством до достижения возраста двадцати пяти лет. Была установлена сумма содержания, которая перечислялась мне ежемесячно, ее хватало, чтобы жить, не нуждаясь, но при этом и не шикуя.

В доме, хранящем столько воспоминаний и населенном призраками прошлого, я не мог оставаться, поэтому снял однокомнатную квартиру в неплохом районе Питера, поближе к медицинской академии. И я подумывал продать катер, чтобы не болела голова, как прожить на оставшиеся после уплаты квартплаты деньги.

Дни проносились как стекляшки 8 калейдоскопе, только получающийся узор был однообразный и блеклый. Учеба, практика у Нины, вечера на пару с Лисом дома, а иногда в компании какой-нибудь однокурсницы. Потом работа в клинике и посиделки за вискарем с Лисом. Наконец Лису надоел мой целибат, он буквально потащил меня в клуб, где мы раньше были. Кивком головы он указал на чувака, у которого можно было разжиться таблетосами. И понеслось... Клубы. Случайные связи. Женщины. Мужчины. Лис оказался на редкость деликатным. Поначалу я боялся, что он станет третьим лишним. Меньше всего мне хотелось бы слышать его комментарии в такие моменты. Но он умел исчезнуть вовремя.

Он заартачился лишь однажды, когда я встретил ее. Не знаю, что в ней было такого. Но казалось, что не она двигается в такт музыке, а музыка рождается от колебаний ее тела, взмахов тонких рук, украшенных широкими черными браслетами. Она двигалась словно в трансе. Огни светомузыки путались в ее растрепанных пышных волосах. Я видел только ее. будто луч несуществующего прожектора выделял ее из толпы. Остальные фигуры двигались безликой серой массовкой.

Я пробирался к ней через хаотично движущиеся тела. Непослушными пальцами расстегнул ворот рубашки. Кислорода не хватало. Лис ухватил меня за рукав, пытаясь удержать.

— Она не для тебя.

Я приблизился к ней вплотную. Она не отстранилась, улыбнулась так. будто ждала именно меня. Осторожное, пробное касание к ткани ее короткого платья, касание к коже. Она молчаливо одобряла и хотела большего. Была в ней какая-та притягательная порочность и в то же время что-то. что делало ее недосягаемой для других. Ведь никто так и не решился к ней подойти.

Рука запуталась 8 ее волосах. Тела соприкасались в танце все теснее. В карих глазах, не медовых и теплых как у Лиса, а обжигающе темных, горели шальное безрассудство и вызов. В ней била ключом энергия, вызывающая болезненную пульсацию в моем паху. Я никого никогда так не хотел. Я смотрел на ее пунцовые губы и представлял, как буду кусать их, как она будет приоткрывать рот, прося поцелуев. Не сдержался и провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Она сама потянулась ко мне, и я почувствовал сладковато-терпкий вкус ее пахнущих алкоголем губ. Руки обвили мою шею.

— Куда? — спросил я.

— К тебе, — хрипловато шепнула она, и от ее дыхания по шее побежали мурашки.

Поцелуи взахлеб в такси и ее рука на моем паху казались бесконечно мучительно, но сладкой пыткой, сумасшествием.

Лифт слишком медленно отсчитывал этажи. Я слишком долго отмыкал дверь, пока она. облокотившись о стену, нетерпеливо отстукивала каблучком и кусала губы.

Она оказалась совершенной: стройные ноги с изящными, узкими стопами, плоский живот, точеная талия, небольшая округлая грудь с розоватыми сосками. Она отзывалась на каждое прикосновение. Ее стоны сводили с ума. Звучали музыкой. Сумасшедшая порочная девчонка!

Утром, не обнаружив ее рядом, я испугался, что она ускользнула. Но нет, я увидел ее на кухне сидящей на широком подоконнике 8 моей рубашке с чашкой в руках. Я бесцеремонно забрал у нее чашку. Она не сопротивлялась. Сделал глоток и поморщился: гадость. Содержимое кружки выплеснул в раковину.

— Я варю мерзкий кофе, — выдохнула она и отвернулась к окну. — Спасти его может только Бейлис или Шеридан, но я их здесь не обнаружила.

— Я приготовлю, — я сполоснул турку и начал готовить кофе. — Тебя как зовут?

— Лекса.

— Странное имя. А как по-настоящему?

— А чем тебя это не устраивает?

Я пожал плечами.

— А я Олег.

— Ну вот и познакомились. Я 8 твоей рубашке.

— Я вижу.

— Ты вчера порвал мое платье.

— Прости. Купить новое?

—Дай нитки, я зашью.

Я разлил свежий кофе по чашкам, одну протянул ей.

— Твой вкуснее. Я останусь у тебя на пару дней. Послезавтра у меня самолет.

Она не спрашивала, а утверждала. Весьма нагло, но я протестовать не стал. Перспектива провести эти дни вместе с ней, не вылезая из постели, была весьма заманчива.

Ненасытная, предпочитающая болтовне поцелуи, она была идеальной женщина. Была, пока идеально не разворошила начавшую было заживать рану. Я проснулся ночью. Лексы не было. Из-под закрытой Д8ери проглядывала тусклая полоска света. Значит, она в гостиной. Я тихонько приоткрыл дверь. Лекса расположилась в кресле и что-то читала в неярком свете торшера. Ее лицо было сосредоточено. Между бровей залегла складка. Я, улыбаясь, стал тихо подбираться к ней, чтобы увлечь ее снова в постель. Но улыбка сошла с губ, как только я понял, что она читает мой дневник, который я держал на полке, там же где и книги сгоей небольшой библиотеки.

— Отдай! — голос прозвучал резко.

Но она только сильнее вцепилась в записную книжку.

— Скажи, это все правда? Это действительно было с тобой?

— Тебе какое дело? Пожалеть хочешь?

— Нет. Если ты действительно думаешь, как там написано, то ты идиот.

— Ах, еще и так! Кто тебе давал право рыться 8 моих личных вещах? Кто давал тебе право копаться в моей личной жизни? Она игнорировала мои слова и продолжала свою мысль:

— Почему это случилось именно со мной? За какие грехи? За что? — она закатила глаза. — Ни за что! Просто случилось и случилось! Это не кара. Тебе просто не повезло. И хватит тащить на себе вериги и изображать из себя страдальца. Хватит баюкать свою боль. Пора отпустить ее и призраков отпусти.

Ее былое очарование развеивалось как дым. В сердце закипала жгучая ненависть. Я бы с радостью сомкнул руки на ее длинной тонкой шее, лишь бы она заткнулась

— Тебе какое дело до моих призраков? Жалость бьет больно, а ты делаешь еще больнее, зрорадствуя. Ты не была 8 том подвале! Ты не теряла любимого! Не была живой игрушкой! Тебе легко судить. Всегда легко судить, когда сам не был на том же месте.

— Откуда тебе знать, что я пережила? Я не раскидываю свои откровения, где попало, — усмехнулась она. — Но я точно знаю, что твоя клетка — 8 твоей голове. Только ты можешь отодвинуть ее границы или вовсе снести их и лететь на волю.

— Сейчас полетишь ты. — я вырвал у нее из рук дневник и отшвырнул на журнальный столик. — Выметайся из моего дома.

Я рывком поднял упирающуюся Лексу из кресла и стал подталкивать к выходу.

— Постой, я не зашила платье.

— В рубашке доберешься. Это не кара. Тебе просто не повезло, — усмехнулся я.

— Постой, я хотя бы платье заберу, — почти взмолилась она.

Я великодушно позволил.

— Оно 8 спальне.

Через минуту она вернулась, жалко прижимая к себе платье с выдранной молнией. Посмотрела долгим взглядом, будто надеясь, что я передумаю, потом покачала головой, надела туфли и скрылась за дверью. Ничего как-нибудь доберется. На миг я почувствовал угрызения совести, что не дал ей денег на такси и выгнал девчонку в одной своей рубашке в ночь. Но это чувство сменилось злобой, когда я увидел, что дневник исчез.

Эпилог

После исчезновения дневника исчез и Лис. Я сосредоточился на карьере. Личная жизнь замкнулась в вечный круг дом-работа. После Лексы никаких отношений не хотелось. Год целибата, как сказал бы Лис. Остались только дружеские посиделки с коллегами и с Ниной.

В пятницу 8 клинику позвонили и попросили меня к телефону. Голос был мужской, незнакомый, с легким акцентом.

— Олег, добрый день. Меня зовут Михаил Коре. Я не знаком с вами лично, но знаю вас очень хорошо. Это странно звучит, но. может, вы поймете, если скажу, что я дядя Александры Тимохиной. Я должен вернуть кое-что принадлежащее вам. Давайте встретимся завтра в ресторане «Соленый пес». Там неплохая кухня и он недалеко от вашей клиники.

— Я могу в четыре, — мне показалось, я понял, что мне вернут.

— Окей. Я думаю, что предложение, которое я вам сделаю, поможет хоть частично загладить вину Александры.

Снова 8 мою устаканившуюся жизнь врывалось нечто непонятное. Да еще и связанное с этой сумасшедшей.

В ресторане было тихо, практически безлюдно. Как только я вошел, незнакомый мужчина, сидящий в одиночестве за дальним столиком, махнул рукой. Я предположил, что это и есть Коре. Странно, что он так уверенно решил, что я тот, кого он ждет.

Когда я приблизился к столику, Коре улыбнулся такой улыбкой, какой улыбаются американцы каждому встречному, чтобы показать дружелюбие. Я сдержанно кивнул. Коре выглядел лет на пятьдесят. Его начавшие седеть волосы были зачесаны назад так. чтоб скрыть залысину. На переносице поблескивали очки в дорогой оправе. Перед ним стояла чашечка кофе. Я тоже заказал кофе, кухня этого ресторана меня не интересовала. Мне хотелось быстрей забрать дневник и уйти.

— Я так вас и представлял, — улыбнулся Коре. — Начать я хочу с извинений за поведение моей племянницы Александры. Она немного взбалмошна и импульсивна. Девочка росла без матери, поэтому некому было привить ей свойственные любой воспитанной женщине качества. Она очень сожалеет о своем поступке. Но попросить прощения лично не решилась.

— Год прошел. Почему сейчас?

—Дело в том, что я узнал о вас совершенно недавно. После того, как у нас стали активно обсуждать вашу судьбу.

— Я не понимаю, о чем вы. Где у вас?

— В Штатах. Вы заочно стали героем многих телевизионных шоу. В вас влюблены все домохозяйки, пишут вам письма поддержки. Не верите, я захватил с собой с десяток, — он полез в свой чемоданчик, стоящий на соседнем стуле, и вытащил пачку конвертов. — Вот смотрите.

— Я все равно ничего не понимаю.

— Моя шумоголовая Алекса издала книгу с вашими откровениями. История, как ни странно, обрела популярность. Видимо, вариация сказки про золушку 8 современной интерпретации пришлась по душе простым людям. Вот экземпляр для вас. с автографом автора, разумеется, — он вытащил из портфеля книгу и протянул мне.

На темном фоне была изображена птичья клетка с распахнутой дверцей, из которой вылетал голубь. Серебристым тиснением простым шрифтом сверху значилось имя автора «Алекса Коре», а под ним название «Сломанный ангел», если я верно перевел с английского.

— Она мне не нужна. Я плохо знаю язык.

— Как раз. читая, подучите. Если вы примете мое предложение, вам он может понадобиться.

— Предложение?

— Именно. Но сначала мне бы хотелось убедиться, что все написанное в дневнике правда. Если это так, то я просто восхищен вашей силой духа. Пережить столько потерь, но не сломаться. Вы могли стать обычным прожигателем жизни, имея такое наследство, но нет, вы развиваетесь, самосовершенствуетесь, освоили прекрасную профессию.

Может, его сомнения в правдивости моих записей, а может, и столь грубая лесть побудили меня закатать рукава тонкого пуловера и снять кожаный напульсник с запястья, показав собеседнику тонкие полумесяцы шрамов.

— Я поражен вами. Знаете, 8 наше время очень мало таких героев как вы. Честных, сильных духом, делающих свое дело во благо страны. О таких людях должны знать. И у таких людей есть особая миссия.

— Миссия?

—Да. Приносить пользу своей Родине.

— А какое вам дело до моей Родины?

— О, это и моя Родина тоже. Правда, много лет назад мне пришлось покинуть ее. Но я радею за нее всем сердцем, и оно обливается кровью, когда я читаю о том, что здесь любого среди бела дня могут запихнуть в машину, изнасиловать, убить, продать как вещь. В цивилизованных странах это нонсенс. Ваш режим позволяет творить такие беззакония. Нужно показать, что так нельзя.

— Кому показать?

— Миру. Общественности. Надо бороться со злом. Устанавливать законность и демократию. О, как бы вы помогли, если бы совершили небольшой тур по Штатам. От вас ничего не потребуется, только встречаться с людьми и рассказывать им свою историю. Вам будут рады. Вас уже у нас любят. Разумеется, вы получите достойную компенсацию, за то время, что не сможете работать. А потом, может, вас заинтересует возможность открыть свою клинику. Мы осуществим всю необходимую поддержку, выделим грант, проведем рекламную компанию, — он замолчал и испытующе уставился на меня.

— Заманчивое предложение. Клиника в Штатах.

— Я 8 вас не ошибся. Вы видите новые перспективы. Мы сможем обсудить детали?

— Конечно, но сначала я хотел бы получить свой дневник назад. А то мы встретились именно для этого, но уже разговариваем битый час о другом.

— Разумеется.

Я с недоверием пролистал свою записную книжку. За год в чужих руках она изрядно потрепалась, кое-где на полях были пометки, должно быть сделанные рукой Лексы. Я отставил остывший кофе, к которому так и не притронулся, и поднялся. Коре устремил на меня удивленный взгляд:

— А детали? Мы же их еще не обсудили.

— Да идите вы 8 жопу со своими деталями и своей демократией, — весело ответил ему. — Меня уже раз покупали. И мне это не очень понравилось.

Насвистывая какую-то дурацкую песенку, я оставил разочарованного Корса собирать его письма.

В воздухе пахло весной, на деревьях набухли почки, и Питер, казалось, радовался вместе со мной. Нева уже освободилась от крошева льда и поблескивала в лучах заходящего солнца. Я подошел к парапету. Когда-то давно воды реки поглотили воплощение моих самых жутких страхов. Теперь пришла очередь расстаться с прошлым. Я достал из-за пазухи дневник и зашвырнул его как можно дальше. Воды Невы жадно сомкнулись над ним. Прошлому прошлое.

КОНЕЦ

Конец